Сражение при розебеке 27 ноября 1382 Г.

Фламандцы и шотландцы победили французских и английских рыцарей, - так же как греческие горожане и крестьяне победили персидских рыцарей, - благодаря мастерскому использованию местности. Но греки пошли вслед за тем дальше и не побоялись дать персам бой в открытом поле; в отношении Баннокбурна мы только что видели, что он не был отправным пунктом для развития превосходства шотландцев, а после Куртрэ не только не последовало дальнейшей такой же победы, но сражение при Розебеке 80 годами позже показало, что как только городская милиция утрачивала преимущество позиции, превосходство, как и всегда, оказывалось на стороне рыцарства.

Политическая основа и характер этой борьбы отличаются от Куртрэ в том отношении, что на этот раз граф Фландрский находится не на стороне горожан, а на стороне короля. Гент под предводительством Филиппа Артефельде восстал против правителя страны графа Людвига. На его сторону стали - частью добровольно, частью склоненные силой - другое города Фландрии. Общими усилиями этих городов граф был изгнан. Но он успел позвать себе на помощь юного короля Франции Карла VI, который и отправился для подавления мятежников. Посредником в этом союзе был герцог Филипп Бургундский, зять и впоследствие наследник графа Фландрского, между тем как Филипп Артефельде искал союза с королем Англии. Это политическое развитие между событиями 1382 г. и 1302 г. отразилось и на стратегии.

Артефельде осадил город Уденард на Шельде, в 25 км выше Гента. Этот город упорно защищал один французский рыцарь, стоявший на стороне графа Фландрского. Французский король сумел собрать армию для деблокады города только через 6 месяцев и в середине ноября 1382 г. привел ее со стороны Арраса.

Хотя в источниках сообщается, что Артефельде имел огромные пушки, все же он, собственно говоря, город не осаждал, а старался взять его измором, защитив свою армию от нападения извне укреплениями.

Военный совет французов, собравшийся в Секлене 17 ноября (конетабль Оливье Клиссон и трое дядей короля), должен был, таким образом, решить - повести ли наступление против Артефельде и его войска вдоль Шельды, дабы освободить Уденард, или же путем диверсии заставить неприятеля отказаться от осады, выманить его из сильной позиции и, быть может, принудить или побудить его к решительному сражению в каком-либо другом месте. Памятуя, видимо, печальный опыт Куртрэ, совет решил, как ни тяжело было положение осажденных в Уденарде, отказаться от непосредственной атаки и вместо этого вторгнуться в западную Фландрию.

Если Артефельде смог бы вполне положиться на фландрские города, то он мог бы и не оставлять своей позиции при Уденарде.

Если бы города заперли свои ворота, и французы, вместо того чтобы двинуться на восставшие города и освободить осажденных соотечественников, стали бы опустошать лишь местность близ границы, то моральный перевес был бы, несомненно, на стороне Артефельде. Но ведь в лагере короля находился граф, законный наследственный правитель Фландрии. Старая приверженность и страх перед сильной французской армией, соперничество с Гентом и опасение усиления самого Филиппа Артефельде, - все это способствовало неуверенности настроения городов. Артефельде, как нам кажется, намеревался защищать р. Ли, прикрывавшую фламандцев с этой стороны, но французам удалось форсировать реку у г. Комина, выше Куртрэ, и тотчас же королевской армии сдался Ипр и ряд селений.

Если бы теперь Артефельде продолжал стоять под Уденардом, то французская армия двинулась бы на Брюгге, симпатии граждан которого разделились, овладела бы им, и армия Артефельде просто-напросто разбежалась бы. Теперь ему не оставалось ничего другого, как или отойти к Генту в надежде удержаться там, оставив на произвол судьбы остальную Фландрию, или же повести свою армию из Уденарда навстречу французам и положиться на бога войны, т.е. вступить в открытое сражение там, где придется. В самом деле, даже если бы народный вождь фламандцев искал где-нибудь между Ипром и Брюгге такую же укрепленную позицию, какую его предшественники имели при Куртрэ и какую он без сомнения воздвиг перед Уденардом, то, во-первых, найти такую позицию было не так-то легко, а если бы даже случайно и нашлась такая позиция, то ничто не помешало бы французам не атаковать, а обойти ее, заставив фламандцев атаковать их в более подходящем месте. Недостаточно было глаза полководца, который нашел и избрал бы позицию, как это было с Мильтиадом при Марафоне и с фламандцами при Куртрэ, - нужна была целая политико-стратегическая комбинация, которая вынуждала бы противника атаковать именно эту позицию. Французы, вторгшиеся в 1382 г. во Фландрию, отказавшись от непосредственной деблокады Уденарда, были свободны в выборе пути для прохода через страну и могли не атаковать позиции, на их взгляд слишком сильной. Таким образом, обороняющийся не имел возможности расположиться в каком-либо определенном, выгодном месте и поставить врага перед дилеммой - или атаковать именно здесь, или отправляться домой. На этот раз речь шла скорее об обычном сражении, которое разыгрывается лишь в том случае, если ни одна из сторон не имеет в местности слишком сильного союзника. Горожане и крестьяне, победившие при Куртрэ с помощью этого союзника, должны были теперь - дабы не быть разбитыми без битвы - показать, что они в состоянии померяться силами с рыцарями и при равных с ними условиях.

Филипп Артефельде, руварт Фландрии, как он себя называл, был достаточно смел, чтобы решиться на такое сражение, а горожане последовали за ним.

Фламандская пехота, копейщики и воины с годендагом образовали тесно сомкнутую фалангу, которая в отличие от Куртрэ не стала ждать атаки, а смело сама пошла навстречу врагу. Нужно подчеркнуть, что это была единственная возможность выиграть сражение. Ждать наступления французов, не имея возможности упереть свои фланги, как при Куртрэ, и без конницы для прикрытия их, - значило заранее идти на верную гибель. Таким образом, Артефельде проявил себя бравым и храбрым солдатом, сделав из создавшегося положения решительный вывод и сам начав наступление. В ночь с 26 на 27 ноября обе армии расположились невдалеке друг против друга, в 2 милях северо-западнее Ипра; на следующее утро они произвели взаимную рекогносцировку и, наконец, в полном развернутом боевом порядке столкнулись у деревни Вест-Розебеке.

Конетабль сосредоточил всю свою пехоту в центре и, чтобы в ожидании удара фламандцев придать ей большую устойчивость, приказал спешиться всем поставленным в центре рыцарям за исключением малолетнего короля и его ближайшей свиты2.

Но задачей этого центра было затягивать сражение, решительный же удар должны были нанести - одновременно с обоих флангов - рыцари, оставшиеся на конях3.

При таком расположении победа была французам обеспечена. Они в наших руках. Наши кнехты смогли бы их одолеть, - заявил, якобы, конетабль, возвратившись с разведки и докладывая королю о предстоящем сражении.

Сперва, правда, фламандской фаланге, спустившейся сомкнутыми рядами после залпа из пушек с холма вниз, удалось немного потеснить французов. "Приближавшаяся с копьями и колами масса походила на лес, - говорит Фруассар, - и, как вепрь, кинулась на врага". Монах из Сен-Дени также признается, что французы отступили на 1 S шага.

Но французы не были опрокинуты окончательно и не обратились в бегство, благодаря чему и выиграли сражение: в этот момент на фламандскую фалангу с обоих флангов устремились конные, что остановило также и натиск на фронте. Это поневоле напоминает сражение при Каннах. Много фламадцев было изрублено. Из-за того, что толпа в страхе сжалась, многие задохнулись, среди них и сам Филипп Артефельде (его труп нашли затем, видимо, без ран, среди убитых на поле битвы).

Относительно численности обеих армий, сражавшихся при Розебеке, нет ни надежных указаний, ни достаточных данных для вычисления.

Для европейской истории это сражение имело большое, но скорее отрицательное, чем положительное значение. Если бы победителями при Розебеке оказались фламандцы, то французские города вышли бы из повиновения королю, а прецедент победы гражданской милиции в открытом бою над рыцарской армией вызвал бы и другие подобные события. Все это придало бы совсем другое направление социальному развитию германо-романских народов.

Источники относительно Розебека буквально погребены под мусорной кучей вымыслов и искажений и выведены на свет только берлинской диссертацией Фридриха Мора (Friedrich МоИг, изд. Georg Nauck, 1906). Этот труд покончил со всеми фантастическими реконструкциями сражения, предпринятыми современными историками.

Для характеристики источников очень интересны сообщения Фруассара по поводу военного совета в Секлене 17 ноября. По словам Фруассара, один из участников этого совета, сеньор де Куси, предложил отправиться вдоль Шельды, где можно было иметь продовольствие и настичь неприятеля у Уденарда. Конетабль, якобы, возразил, что слишком велика честь для врага - сделать крюк; как смелые воины, они должны пойти прямо на противника и потому напасть на западную Фландрию.

В действительности же как раз сеньор де Куси предложил направиться прямо против главных сил противника, но конетабль поступил стратегически более правильно, - диверсией у Коми на он, прежде всего, извлек неприятеля из его крепкой позиции и увлек его в западную Фландрию.

Таким образом, здесь мы имеем случай, когда рассказчик - наш источник - слышал нечто совершенно правильное, но затем при записи, будучи сам мало в курсе дела, перепутал обоих оппонентов и их мотивы. Достаточно посмотреть на карту, чтобы убедиться в этом. Генерал же Келер в своем подробном изложении сражения (Kriegsw. d. Ritterzeit, т. II, стр. 574 и след.) просто повторил эту нелепицу.