Нидерландцы и сражение при гинегате1 7 Августа 1479 Г.

Первое сражение, в котором был применен швейцарский метод ведения боя нешвейцарцами, было сражение при Гинегате, в котором через 2,5 года после битвы под Нанси эрцгерцог Максимилиан, зять Карла Смелого, одержал победу над французскими войсками; следовательно, как раз те самые бургундцы, которые на себе так сильно испытали превосходство швейцарских методов, первые с успехом попытались сами применить это тактическое искусство.

Максимилиан осаждал небольшую пограничную крепость Теруан, на выручку которой подходила с юга под начальством де Корда французская армия. С целью отбросить последнюю Максимилиан выступил ей навстречу. Французское войско состояло, по тогдашнему обыкновению, из рыцарей и стрелков; наряду со стрелками ордонансовых рот, распределенными по отдельным рыцарям, имелись также многочисленные стрелки-ополченцы (francs archers). В обоих этих родах войск Максимилиан значительно уступал своему противнику; зато у него было не менее 11 000 пехотинцев, вооруженных холодным оружием - пиками и алебардами, которых ему привел Жан Дадизеел, гентский бальи и генерал-капитан Фландрии. Максимилиану было всего лишь 20 лет, и к тому же ему недоставало опытности и авторитета в стране, принадлежавшей его жене, а они были необходимы, чтобы создать здесь новую военную организацию. Но у него в войске был граф де Ромон, владения которого были расположены на берегу Невшательского озера, в ближайшем соседстве с Берном и Фрайбургом. Состоя на службе у бургундского герцога, граф де Ромон принимал участие в битвах против швейцарцев. Весьма неохотно выступал он против них в качестве врага. Никто лучше его не знал швейцарцев и в мирное время, и на войне. Вот этот-то швейцарский граф, согласно источникам, и построил фламандских солдат по швейцарской системе. Надо полагать, что он же и посоветовал своему новому государю собрать возможно большее количество таких пехотинцев. Надо сказать, что нигде в мире нельзя было найти лучшего материала для такого нового творчества, как именно в бургундских Нидерландах. Ведь именно здесь уже раньше обнаружилась военная организация, совершенно однородная с швейцарской, - когда возмутившиеся фландрийские города разбили французское рыцарство в битве при Куртре (1302 г.). Под Розебеком (1382 г.) это воинство было снова разгромлено, ибо на фландрийской равнине в бою в рыцарством у него недоставало тех местных опорных пунктов, какие швейцарцам предоставляли их горы. Все же в этой стране сохранились в значительной мере и человеческий материал для военного строительства, и военный дух; ведь и войска Карла Смелого в значительной мере состояли из нидерландцев, а швейцарский пример дал ту форму, в которой с новым успехом мог проявиться этот воинственный дух.

В общем, бургундское войско превосходило французское на несколько тысяч человек, даже если причислить к последнему гарнизон Теруана в 4 000 человек, который во время сражения угрожал тылу бургундцев.

Оба войска построили свою кавалерию на флангах, а в центре - пехоту, которая состояла на одной стороне из стрелков и преимущественно из пикинеров на другой. Бургундские пикинеры были разделены на две крупные, глубокие колонны, одной из которых командовал граф Энгельберт Нассауский, сражавшийся под начальством Карла Смелого под Нанси, а другой - граф де Ромон, а в ряды последней колонны стал вместе с группой дворян2 сам Максимилиан с пикой в руках, вместо того чтобы по рыцарской традиции сражаться в строю рыцарей.

Максимилиан в своих мемуарах рассказывает, что прибыв молодым человеком в Нидерланды, он велел изготовить длинные пики и обучал владению этим оружием. Пехота, следовательно, вырабатывалась, так сказать, систематически: длинные пики, вступление в ее ряды дворян и учения. Стремление придать устойчивость и прочность колонне пехоты посредством включения в нее дворян, сражавшихся, конечно, в первых рядах, представляет прием, с которым мы не раз встречаемся в конце средних веков. Однако различие, и притом весьма существенное, заключается в том, что теперь дворяне сами берутся за длинную пику - оружие пехотного солдата, и не только сражаются в первых рядах пехоты, но сливаются с нею в одну целостную, тактическую единицу. "Самые благородные люди, - сообщает нам "Преславная хроника", - граф де Ромон и сам герцог (Максимилиан) стояли среди простых солдат и сражались пиками".

Де Корду удалось опрокинуть на своем правом фланге бургундских рыцарей, прикрывавших отряд пехоты, и захватить поставленные там бургундские пушки. О бургундских довольно многочисленных стрелках вовсе не упоминается в описании битвы; по всей вероятности, уступая превосходству французских стрелков, они либо бежали, либо втиснулись в ряды колонн пикинеров.

Победа французских рыцарей дала возможность де Корду атаковать с фланга левую колонну бургундских пикинеров, предводимую герцогом Нассауским. Этим он заставил ее остановиться; эта колонна, будучи подвергнута обстрелу со стороны французских стрелков как с фронта, так и с фланга, при поддержке огня отнятой у бургундцев артиллерии, оказалась в крайне тяжелом положении, хотя большинство победоносных французских рыцарей бросилось преследовать бегущую бургундскую кавалерию, не приняв тем самым участия в завязавшемся бою пехоты.

Если бы ход сражения принял такой же оборот и на другом фланге, то бургундцы были бы разбиты. Однако здесь было сосредоточено большинство бургундского рыцарства; оно выдержало натиск французов и не допустило их до фланга своих пикинеров. Таким образом, колонна де Ромона продолжала движение вперед и обратила в бегство французских стрелков, что разгрузило и освободило другую колонну от наседавших на нее французов; Это и решило исход сражения.

Мы не располагаем таким описанием этой битвы современниками, в котором дословно было бы сказано, что гинегатские пехотные колонны представляли воспроизведение швейцарской тактики. В частности, об этом не упоминается ни в одной из четырех реляций этого сражения, или составленных самим Максимилианом, или могущих быть ему приписанными. Как "то ни странно на первый взгляд, однако ведь нередко бывает, что современники не отдают себе отчета в моменте принципиального переворота, и лишь потомство познает все значение этого момента. Ведь в военной истории древности, например, мы видим, что о такой существенной реформе, как о введении линейного боевого порядка во время второй Пунической войны, в современных источниках мы вовсе не встречаем прямого упоминания. Тем не менее как там, так и здесь факт не подлежит ни малейшему сомнению. И Дадизеел, и Молине, и де Бют, и Базен сходятся на том, что фламандская пехота решила исход сражения. "Dux Maximilianus, - пишет де Бют, - cum picariis fortiter instabat, ut equitatus Francorum qui ab utraque parte cum aliis suis obpugnare quaerebat eundem non posset in eum praevalere".3 Еще более наглядную картину рисует Базен, говоря, что фламандская пехота своими длинными пиками отражала натиск неприятельской конницы. "Nam ipsi Flamingi pedites cum suis longis contis praeacutis ferramentis communitis, quos vulgo piken appellant, hostium equites, ne intra se se immitterent viriliter arcebant".4

Однако в этом случае не надо забывать, что победе способствовало то обстоятельство, что фланг по крайней мере одной из колонн копейщиков прикрывало рыцарство. Без этого фламандская пехота легко могла проиграть сражение, как то некогда и произошло в битве под Розебеком.

Доныне остается невыясненным, почему эта победа не повлекла за собою падения Теруана и почему Максимилиан отказался продолжать поход и распустил свое войско. Не будь победа подтверждена столькими надежными свидетельствами, пришлось бы в ней усомниться, судя по таким результатам сражения. Говорят, что фламандцы не хотели больше служить; по всей вероятности, здесь сыграл свою роль старый антагонизм между государем и сословиями; нидерландцы боялись собственного властителя Максимилиана не менее чем французов и не хотели, чтобы он, пожав плоды своей победы, сделался слишком могущественным. Может быть, и казна Максимилиана была настолько пуста, что он не мог собрать необходимой суммы для выплаты жалования даже такому небольшому войску, какое было еще нужно для продолжения осады.

Поэтому с политической точки зрения битва при Гинегате не имела никакого значения; с военной же точки зрения она представляет собою поворотный пункт. Банды нидерландской пехоты, которые в следующем поколении играли такую значительную роль, по-видимому, имели своими родоначальниками победителей при Гинегате, а для французов их поражение послужило толчком для реформы их военной организации, реформы, отразившейся, пожалуй, и на Испании. Но прежде всего эта нидерландская пехота явилась предтечей ландскнехтов.

ЛАНДСКНЕХТЫ5

Победитель не пожал никаких плодов от победы при Гинегате, ибо он не сохранил своего войска после победы; и вскоре Максимилиан, правивший страной сначала как супруг законной государыни, а после ее смерти - как опекун ее сына Филиппа оказался в открытой борьбе с сословиями. Чтобы устоять в ней, ему пришлось вместо городской милиции обзавестись другим войском.

Он стал набирать пехотинцев из всевозможных стран, даже из тех же Нидерландов, - с Рейна, из Верхней Германии, из Швейцарии. Вот этих-то солдат между 1482 и 1486 гг. и назвали ландскнехтами.

Почему именно их назвали ландскнехтами (provinciae servi, patriae ministri, compagnons du pays)?6 Почему их не назвали пехотинцами (Fussknechte), наемниками (Soldknechte), солдатами (Kriegsknechte) или другим каким-либо комбинированным наименованием? Это название сохранялось приблизительно целое столетие, вплоть до Тридцатилетней войны; затем оно исчезло, ибо свободный, меняющий поле своей деятельности наемный солдат начинает вступать в более длительные, прочные отношения с каким-либо государством или полководцем, и по нему и стал получать свое наименование.

Много толкований было предложено для объяснения этого названия, которые все, однако, не выдерживают критики. Оно не означает "воинов собственной страны", в противоположность швейцарцам, ибо они служили вместе с последними под одними знаменами и в одних и тех же отрядах. Оно не означает и "воинов равнины", в противоположность швейцарцам - воинам горной страны. Не означает оно и "солдат для защиты страны", "солдат, служащих стране". Оно не означает "солдат, выставленных не сословиями, а вербуемых по всей стране". Не означает оно и "солдат из одной и той же земли", т.е. "земляков". Слово это не является производным от немецкого слова Lanze, ибо оружие, которое носили ландскнехты, называлось Spiess или Pike (пикой).7

Слово Landknecht встречается в XV столетии как в верхнегерманском, так и в нижнегерманском наречии и означает полицейского, судебного пристава, судебного рассыльного, конного или пешего жандарма, выполняющего также военные функции.

Так, Иоганн фон Посилге рассказывает в своей хронике, написанной в 1417 г., что прусский замок Бассингайен был изменнически сдан польскому королю "несколькими ландскнехтами". Года, в которые это название получило в Нидерландах свое специфическое значение, это - 1482 г. по 1486 г., когда Максимилиан был в мире с Францией, а воевал со своими сословиями, стремившимися отнять у него опеку над его малолетним сыном Филиппом. Сословия именно и хотели добиться роспуска наемных солдат, которых Максимилиан набирал все в возрастающем количестве и которые, желая получить свою плату, притесняли страну. К чему эти наемные солдаты? Ведь был мир! Вот поэтому-то Максимилиан и дал им, вероятно, это безобидное название "ландскнехтов", обозначавшее до тех пор не столько солдата, сколько полицейского.

Процесс развития привел Максимилиана к тому, что он дал своей пестрой ватаге наемников военное воспитание в тактических формах, созданных швейцарцами, следуя примеру коих, городские милиции Нидерландов уже одержали победу при Гинегате. Лучшим воспитательным средством было не то, или, по крайней мере, не главным образом то, что в наемные отряды было включено известное число швейцарцев, а то, что сам герцог взял в руки пику и побудил своих дворян войти в ряды пехотных солдат, дабы таким братанием поднять самосознание солдат и вдохнуть в них сохраненную рыцарской традицией воинственность.

Впоследствии летописцы рассказывали, будто император Максимилиан учредил орден ландскнехтов; это означает, что на ландскнехтов в новых боевых строях, имевших определенную внешность, уже стали смотреть не как на вспомогательный род войска и что в них развился особый цеховой или корпоративный дух, который придал им характер чего-то нового, существенным образом отличного от прежних наемников.

Из первых, наиболее знаменитых предводителей ландскнехтов укажем на Мартина Шварца, который, будучи по происхождению нюрнбергским сапожником, был посвящен в рыцари за свою храбрость и объединил под своим начальством швабов и швейцарцев; его "веннером", или прапорщиком, был известный Ганс Кутлер, швейцарец из Берна.

Первое достоверное упоминание об этом новом явлении под этим новым наименованием, примененным в этом смысле, мы встречаем в протоколе заседания представителей швейцарской федерации в Цюрихе 1 октября 1486 г., на котором раздавались сетования на приемы вербовки одного швабского рыцаря, состоявшего на службе у Максимилиана, некоего Конрада Гэшуффа, который произносил обидные речи, похваляясь, что он так обучит и снарядит швабских и других ландскнехтов, что любой из них будет стоить двух швейцарцев.

Из этого документа мы можем заключить, что осенью 1486 г. термин "ландскнехт" представлял уже определенно установившееся понятие, что ландскнехт подготовлялся обучением к своей профессии и что ландскнехт и швейцарец представлялись как нечто отличное друг от друга и даже друг другу противопоставлялись.

Еще 10 лет тому назад немецкого наемного солдата ни во что не ставили. Когда Рене Лотарингский захотел в 1476 г. снова завоевать свое герцогство при помощи верхнерейнских наемников, они не оправдали его расчетов и бежали при Понт-а-Мусоне от бургундцев. Пришлось обратиться к швейцарцам, и колонны под Нанси были составлены из швейцарцев и швабов вперемежку. Но швейцарцы настолько сознавали свое превосходство, что презрительно обходились с немцами и требовали во время этих походов почти всю добычу для себя одних.

Когда ландскнехты систематическим обучением были доведены до ступени боеспособности, внушавшей им уже известную уверенность в себе, швейцарцы отделились от их корпорации; с этой минуты учителя и ученики начинают ревниво глядеть друг на друга, и между ними возникает антагонизм. Швейцарцы, гордясь традициями славных побед своего прошлого, хотят сохранить за собою первенство ни с кем не сравнимых воинов; а ландскнехтам их вожди говорят, что они могут сравняться с швейцарцами, и они сами начинают проникаться этим убеждением. Из Нидерландов сомкнутые банды отправляются в Англию, в Савойю. Под знаменами герцога Сигизмунда Тирольского, с Фридрихом Капеллером во главе, они одерживают победу над венецианскими кондотьерами в битве под Каллиано (10 августа 1487 г.). Сначала у Сигизмунда были и швейцарские наемники, но вместо того чтобы, как это прежде бывало, с пренебрежением глядеть на своих соратников, швейцарские командиры теперь сообщают на родину, что ландскнехты им грозят и что они даже боятся за свою жизнь.

Когда в 1488 г. имперское войско выступило против Нидерландов, чтобы помочь Максимилиану в его борьбе с сословиями, одно время захватившими его в плен, на сбор к Кёльну явился и отряд швейцарцев, однако их не захотели принять из-за ландскнехтов во избежание раздоров, и швейцарцы возвратились восвояси.

Два года спустя, в 1490 г., мы снова встречаем швейцарцев и ландскнехтов под одними знаменами во время похода Максимилиана против венгерцев. Сент-галленский летописец Ватт сообщает: "В этом отряде среди ландскнехтов было много швейцарцев, между прочим, некоторые из наших сент-галленцев". Таким образом, им не раз пришлось служить вместе. Лишь после этого похода, во время которого был взят штурмом Штулвейссенбург, это новое явление, по-видимому, привлекло всеобщее внимание, так что летописец нашел нужным присоединить к термину "ландскнехт" несколько слов пояснения или истолкования.

В народной песне с определенной датой слово "ландскнехт" встречается в первый раз в 1495 г.: "В стране - не один ландскнехт..." 8

Ландскнехты - это наемные солдаты, с какими мы познакомились еще в XI столетии. В XV веке мы встречаемся с различными для них наименованиями, как, например, "козлы" и "драбанты". Вся разница в том, что они уже не представляют индивидуальных воинов, но образуют сомкнутые тактические единицы и уже приучены к тому, чтобы обретать и осознавать свою силу именно в этой сомкнутости, в этой сплоченности. Внешней сплоченности соответствует и внутренняя - новый корпоративный профессиональный дух. Тем, чем были для швейцарцев, служивших образцом, землячества и их военные традиции, тем для этих вольных наемных банд являлось военное воспитание, передававшееся от одного солдата к другому в самих бандах, раз они уже были сформированы.

В первый раз в мировой военной истории мы встречаем тактическую единицу в лице спартанской фаланги, по поводу которой, противопоставляя ее индивидуальному бойцу, Демарат говорит с похвалою царю Ксерксу, что спартанцы не храбрее других людей, но что сила их, собственно, заключается в том, что закон им повелевает, сохраняя свое место в ряду и шеренге, или победить, или умереть.

Хотя банды в Нижней Германии и организовывались постоянно, однако название ландскнехтов прочно установилось за верхнегерманцами, швабами и баварцами, видимо, по той причине, что, с одной стороны, близкая Швейцария представляла соблазнительный пример и влекла к военной профессии, а с другой - что именно здесь находились наследственные владения

Максимилиана, а потому отсюда особенно охотно стекались под его знамена рекруты. Земляческие подразделения и группировки были естественны, особенно вначале, и наиболее мощная группа - швабская - наложила на все свою характерную печать. Lanczknechti et Hollandrini - говорит в одном месте своей автобиографии Максимилиан и приравнивает в другом месте Lanczknechti к alti alimany (верхнегерманцам). И "голандрини" продолжали существовать; в 1494 г. они появляются в итальянских походах Карла VIII под названием "гельденерцев" наряду с швейцарцами и, по всей вероятности, погибли в битве при Павии в 1525 г. под названием "черной банды".

Из сетований швейцарцев на Конрада Гэшуффа мы могли заключить, что происходило форменное обучение ландскнехтов. Мы находим этому подтверждение в описании военного учения, организованного на рынке города Брюгге 30 января 1488 г. графом Фридрихом Цоллерном. Мы располагаем несколькими описаниями этого события, которые не вполне совпадают друг с другом, а именно относительно того, кого именно обучали. По одной версии, это были немецкие дворяне из свиты Максимилиана, по другой - немецкие пехотные солдаты, по третьей - нидерландцы, которых обучали немцы. Как бы то ни было, оружием этого отряда была длинная пика: "Вот раздается команда построить "улитку" (faisons le limacon а la mode (d'Allemagne))9, затем следует команда "Пики на перевес" ("Chacun avalle sa pique!"), причем раздается боевой клич "ста, ста!" Собравшимся на площади гражданам показалось, что кричат "сла, сла", и они в перепуге разбежались, ожидая нечаянного нападения".

Под "улиткой", несомненно, надо понимать какой-то правильный маневр, при помощи которого из походной колонны перестраивались в боевую колонну, и наоборот. Это, конечно, само собою не делается, и этому надо обучиться, что можно сделать различным образом10. Этот маневр ничего общего не имеет с более поздним маневром стрелков, тоже называемым "улиткой" (limacon, caracole).

Применение длинной пики не так просто, как это может казаться11. Швейцарец Мюллер-Гиклер, который упражнялся с пикой, пишет по этому поводу следующее: "...Самое неудобное было то, что древко при этом вибрирует. Сам я при фехтовании длинной пикой испытал, что попасть ею в намеченную цель невозможно вследствие того, что острие при сильном ударе очень дрожит и колеблется; особенно наблюдается это при сильном выпаде, когда используют всю длину пики и наносят удар вытянутой вперед правой рукой. Для того чтобы нанести излюбленный удар - в шею или в живот - одетому в латы наемнику так, чтобы удар пришелся в промежуток между латами, требуется верный, наносимый после выжидания удобного случая, относительно медленный удар"12.

Вместо длинной пики многие ландскнехты были вооружены огромными мечами, которые в бою приходилось держать обеими руками. Однако это оружие существенной роли не играло. По этому поводу Бегейм справедливо замечает13, что этими мечами были вооружены единичные солдаты, обладавшие исключительной силой, предназначенные специально для охраны знамени, а впоследствии - командира полка.

Бой с применением этого оружия был систематически разработан; в действительности же парадеры-голиафы, носившие это оружие, имели не больше значения, чем исполины-тамбурмажоры наполеоновской армии.

Мы постоянно встречаем в источниках похвальные отзывы о порядке, в каком маршировали солдаты. Упоминают роты, построенные в 4, 5 и 8 рядов в ширину. Ни о чем подобном мы не находим упоминания в средневековых источниках.

Осенью 1495 г. 10 000 немцев выступили на помощь миланскому герцогу Лодовико Моро, осаждавшему в Новаре герцога Орлеанского. Врач Алессандро Бенедетти оставил подробное описание одного парада, принятого герцогом близ Новары в присутствии его супруги. "Все взоры, - пишет он, - были устремлены при этом на фалангу немцев, представлявших квадратную колонну из 6 000 человек, под предводительством Георга Эберштейна (Волкенштейна), ехавшего на великолепном коне. По немецкому обычаю, из рядов этого отряда раздавался оглушительный бой множества барабанов, от которого готова была лопнуть барабанная перепонка в ушах. С одним лишь нагрудным панцирем шли они с небольшими промежутками между шеренгами. Передние ряды имели длинные пики, опущенные острием вперед, следующие несли пики острием вверх, за ними следовали воины, вооруженные алебардами и двуручными мечами; с ними шли знаменосцы, по знаку которых весь отряд двигался вправо, влево, назад, словно его везли на плоту. Далее шли аркебузиры, а справа и слева - вооруженные арбалетами. Поравнявшись с герцогиней Беатрисой, колонна по знаку перестроилась в клин (т.е. широкое построение превратилось в узкое или пространственный квадрат в квадрат людской), затем она разбилась на крылья; наконец, вся масса сделала захождение, причем часть двигалась медленно, а часть - чрезвычайно быстро, так что один фланг обернулся вокруг другого, который оставался на месте, словно все они составляли одно тело"14.

Наряду с обучением военному строю особое значение имело для подготовки ландскнехтов участие дворян. То и дело мы читаем в хрониках, что они с пикою в руке становятся в ряды пехоты. В одной стычке, под Бетюном, немцы потерпели поражение от французов (1486 г.). Герцог Адольф Гельдернский и граф Энгельберт Нассауский стали в ряды пехоты, говоря, что они хотят с нею жить и умереть; по словам летописца, "они пролили свою кровь, защищая пехотинцев" (pour la protection des prntons).

Случай поясняет нам значение этого.

Когда император Максимилиан осаждал в 1509 г. Падую и ландскнехты должны были идти на штурм, они потребовали, чтобы в нем приняли участие и дворяне. Но на это Баярд сказал: "Неужели мы станем в ряды и пойдем навстречу опасности с сапожниками и портными?" А немецкие рыцари заявили, что они выступили в поход, чтобы сражаться в конном строю, а не для штурма. Это заставило императора снять осаду.

Первое крупное столкновение в бою между швейцарцами и ландскнехтами произошло во время швабской войны в 1499 г. На этот раз победа еще осталась за старейшим швейцарским воинством, крепким воспоминаниями о старых успехах и долголетним опытом. Швабы терпят поражение под Гардом, под Брудергольцем, под Швадерловом, под Фрастенцом, на Кальвене, под Дорнохом. Несмотря на это, во время мирных переговоров Максимилиан выставляет самые притязательные условия, и по мирному договору швейцарцы почти никаких положительных выгод не получили и даже кое-что уступили. Правда, заключение мира ускорило то, что тем временем Людовик XII занял Милан.

⇐ Предыдущая146147148149150151152153154155Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: