Изобретение пороха и стрельбы

Лишь здесь я вставляю главу об огнестрельном оружии: хотя им к этому времени уже пользовались в течение полутораста лет и я неоднократно об этом упоминал, однако существенное значение оно приобрело лишь в ту эпоху, рассмотрением которой мы сейчас занимаемся.21

Во взглядах на вопрос об изобретении пороха еще недавно наблюдались значительные колебания, и исследования относительно места и времени его изобретения еще не завершены окончательно.

Несколько лет тому назад считалось бесспорно установленным, что греческий огонь, первые сведения о котором относятся к VII веку (при осаде Кизика в 678 г. н. э.), ничего общего не имеет с порохом - взрывчатым веществом, составленным из селитры, угля и серы, а представляет горючее вещество, заключающее в себе главным образом негашеную известь или какие-либо поджигающие вещества. А теперь найден, опять-таки в византийских рукописях, рисунок, который надо отнести к X веку и который трудно иначе истолковать, как изображение взрыва пороха; произведенные в связи с этим многочисленные исследования описаний греческого огня снова приводят нас к заключению, что наиболее удачное и естественное истолкование - действие пороха22. Если толкование это правильно, то вот и старейшее, исторически доказанное применение пороха. Тем не менее имеются некоторые указания на то, что изобретение его имело место не здесь, а в Китае. Взрывчатое вещество - порох - получается, если в измельченном виде смешать приблизительно шесть частей селитры, одну часть угля и одну часть серы. Эта смесь представляет массу наподобие муки, очень быстро сгорающую, продукты горения которой в большей своей части газообразны и требуют для своего вмещения приблизительно в тысячу раз большее пространство, чем то, какое занимал порох. Следовательно, главная составная часть пороха - селитра. Однако последнюю редко можно найти в естественном виде в наших старых, культурных странах. Между тем в Монголии и в Китае она встречается весьма часто. Там, вероятно, давно уже заметили, насколько она повышает энергию всякого горения, и легко могли прийти к изобретению пороха, подмешивая селитру к ранее известным поджигающим веществам. Далее, арабы называли селитру китайским снегом, а это также наводит на мысль, что правильное смешение трех составных элементов пороха впервые было открыто в Китае и оттуда уже перешло к арабам и восточным римлянам.

В Китае также дошли до применения пороха для военных целей, но не ранее как в XIII веке, следовательно, значительно позднее, чем греки начали его употреблять, и незадолго перед тем, как впервые упоминается на Западе об изготовлении пороха и огнестрельного оружия.

При обороне осажденного города Пиен-Кинга в 1232 г. пускали ракеты, метали железные ручные гранаты и закладывали мины. В 1259 г. пользовались порохом для того, чтобы метать из бамбуковых стволов зажигательные хлопья. Китайцы называли этот инструмент "пиками неистового огня"; в современной пиротехнике это приспособление известно под названием "римской свечи". Эта процедура приближается уже к стрельбе, ибо в данном случае мы имеем трубку, из которой силой взрыва выбрасываются снаряды на расстояние около 100 футов. Но так как задача ограничивается лишь зажиганием воспламеняющихся предметов, то "пику неистового огня" нельзя назвать огнестрельным оружием; дальше этого китайцы не пошли в своем изобретении.

Первый правильно составленный рецепт пороха с тремя составными элементами в пропорции 6:1:1 находится в одной латинской рукописи, приписываемой некоему Марку Греку, которую надлежит отнести к середине XIII века. Несомненно, это - латинский перевод с греческого сочинения, трактующего о всевозможных пиротехнических устройствах. Прямо или косвенно из этого сочинения были почерпнуты и рецепты пороха, которые можно найти у Альберта Великого (1280 г.) и у Роджера Бэкона (1204 г.).

Однако все, что содержат эти сочинения о применении пороха, указывает на то, что тогда им еще не пользовались для стрельбы; это подтверждает и само заглавие книги Марка Грека - "Liber ignium ad comburendos hostes"23.

То же мы находим и в несколько более поздних арабских сочинениях из Испании - Гасана Альрама (около 1290 г.), Юсуфа и Шемаэддин-Магомета, содержащих рецепты пороха и указания способов пользования им; согласно им, силой пороха надо пользоваться для сжигания неприятеля, а не для стрельбы по нему.

Особенно это относится к одному инструменту, называемому мадфаа, который, как то уже делали китайцы, силой пороха метал в неприятеля зажигательные вещества (а не снаряд или пулю)24.

Таким образом, секрет изготовления пороха проник в западные страны из восточной Римской империи при посредстве переведенного на латинский язык греческого сочинения. Само название "римская свеча", обозначавшее инструмент, который китайцы называли "копьем неистового огня", дает основание предполагать, что вместе с рецептом пороха из восточной Римской империи к нам проникли и указания о способе применения этого нового вещества.

Мощное действие пороха алхимики объясняли жаром серы и холодом селитры, которые не могут друг с другом уживаться.

Заслуживает внимания то, что мы находим у Альрама описание инструмента, который можно назвать хотя и первобытной, но, по существу, совершенно разработанной самодвижущейся торпедой25.

Следовательно, фактически торпеда была изобретена ранее, чем орудие или ружье, и это нам может служить иллюстрацией того, насколько трудно было дойти до изобретения огнестрельного оружия даже после того, как уже имели порох26.

Первый с исторической достоверностью установленный случай применения огнестрельного оружия в европейской войне имел место в 1331 г. в царствование императора Людовика Баварского на итальяно-немецкой границе в Фриули, во время нападения на город Чивидале двух рыцарей Крусперго и Шпилимберго. Мы читаем в хронике: "ponentes vasa", что по-немецки означает Bьchsen27, "versus civitatem" и "extrinseci balistabant cum sclopo versus Terram et nihil nocuit"28. Sclopus, или sclopetum, по-итальянски schioppo (хлопающее, гремящее орудие, самопал), впоследствии означало ручное огнестрельное оружие в противоположность артиллерийскому орудию.

Через три года после этого боя под Чивидале хроника д'Эсте за 1334 г. сообщает, что маркграф (Феррарский) велел изготовить огромное количество различного рода орудий (praeparari fecit maximam quantitatem balistarum, sdopetorum, spingardarum). Означали ли спрингарды огнестрельное оружие того времени - установить нельзя, vasa и sclopeta, несомненно, означали таковые.

Третье по времени свидетельство об огнестрельном оружии мы встречаем в счетах папского двора, которые стали известны лишь недавно29.

Из них мы узнаем, что в 1340 г. при осаде Терни папские войска применяли в виде опыта гремящие трубы (Edificium de ferro quod vocatur "tromba marina", "tubarum marinarum seu bombardarum de ferro")30, метавшие болты, а в 1350 г. во время осады замка Салуэроло - бомбарды, стрелявшие железными ядрами весом около 300 г.

Таким образом, при первых же упоминаниях о новом оружии мы находим в хрониках различные обозначения, из чего, по-видимому, можно заключить, что уже тогда употреблялись разные виды его, а следовательно, само изобретение его надлежит отнести к несколько более раннему времени.

Так как ни Альберт Великий, ни Роджер Бэкон, ни Альрама о нем еще ничего не знали, то изобретение это было, вероятно, сделано около 1300 г. или немногим позже.

Мы не имеем ни описания, ни изображения этого старейшего огнестрельного оружия. Правда, в одной роскошной английской рукописи31, составленной приблизительно между 1325 и 1327 гг., имеется иллюстрация, несомненно долженствующая изображать заряжаемое порохом орудие, следовательно несколько более раннее, чем то, которое применено было при осаде Чивидале. Сосуд, формой напоминающий большую пузатую бутыль, лежит на деревянной скамье, в горло бутыли воткнут чурбан, к которому прикреплена тяжелая стрела; человек, стоящий на почтительном расстоянии, подносит фитиль к затравке, которая виднеется на бутыли; инструмент направлен на запертые ворота замка. Как ни интересна эта картинка, все же нельзя допустить, чтобы она изображала когда-либо существовавшее огнестрельное орудие. Если бы бутыль была заряжена количеством пороха, соответствующим тяжести вложенного в качестве снаряда чурбана и дрота или даже крепости подлежащих разрушению ворот, а сама бутыль сделана была бы из достаточно прочного металла, то не только отдача разнесла бы вдребезги легкую деревянную скамью, на которой покоится бутыль, но и сам стрелок, как бы предусмотрительно он ни держался на известном расстоянии, едва ли уцелел бы. Поэтому нельзя не предполагать, что сам художник никогда не видал такого орудия, а лишь слыхал об удивительном новом изобретении и сконструировал свой рисунок по неясным описаниям. Как бы то ни было, рисунок представляет интересное свидетельство о том, что и в ученых кругах говорили о применении силы пороха, с которой тогда ознакомились в западных странах. Однако мы не должны себе представлять действительную форму старейших орудий по этому изображению, но постараться произвести реконструкцию их по позднейшим, реалистическим изображениям32 и по сохранившимся подлинным экземплярам.

Из них можно заключить с несомненностью, что древнейшее огнестрельное оружие было довольно мало и чрезвычайно коротко. Весьма рано появляются две основные формы: одна - в которой к стволу прикреплен довольно длинный стержень, который стрелок держит под мышкой или упирает в землю; другая - несколько более крупного калибра, где ствол прикреплен к балке, положенной на землю или вкопанной задним концом в землю.

Которая из этих двух известных нам древнейших форм является первичной, решительно высказаться нельзя. Однако, по-видимому, мы имеем возможность провести отсюда связующую линию к первоначальному применению пороха как огня для военных целей. Стержень, прикрепленный к стволу, напоминает стержень, который мы видим у мадфаа; а как на прототип более хрупкого калибра можно предположительно указать на византийское военное орудие, изображение которого можно проследить до середины X века. Этот инструмент размером и формой напоминает большую пивную кружку с ручкой и затравкой наверху; из этого инструмента должны были пускать в лицо противнику струю огня в ту минуту, как его атаковали. И здесь, правда, можно сомневаться, имеем ли мы дело с оружием, когда-либо действительно применявшимся на практике, или с фантастически измышленным сооружением; в самом деле, так как огненная струя бьет на расстояние не более одного метра, то вооруженный этим инструментом подвергается сильной опасности, что его противник раньше до него доберется холодным оружием - мечом или копьем, чем он успеет дохнуть на него своим огнем, который к тому же в лучшем случае может внушить страх, особенного же вреда причинить не может33.

Особенно затрудняло применение пороха то, что в селитре нередко бывает примесь других солей или же пыль. Такое ее засорение притягивает влагу, так что порох вскоре после его изготовления становится негодным. Для производства пригодного пороха необходимо было знание действительного способа очистки или кристаллизации селитры, чего добивались еще в XIII веке, но окончательно достигли лишь впоследствии.

Как было показано выше, изобретение пороха еще не было равнозначно изобретению огнестрельного оружия, т. е., выражаясь общими понятиями, перевода взрывчатой силы пороха в силу ударную. Много столетий прошло с тех пор, как порох был известен; его даже в военном деле применяли раньше, чем появилось огнестрельное оружие. Каким же образом оно наконец было изобретено? В Византии существовала огнеметная кружка с затравкой, а у арабов в Испании - мадфаа; для того чтобы перейти от этих инструментов к огнестрельному оружию, недостаточно было наложить на заряд пороха металлический или каменный шар. Старейший вид пороха, подобный муке, загорается не сразу всей своей массой, для воспламенения его требуется несколько мгновений. Следовательно, снаряд, просто положенный на заряд пороха, не был бы выброшен полной силой взрыва, а медленно выкатился бы из орудия, а главная сила взрыва развилась бы в стволе лишь вслед за тем. Поэтому сущность изобретения, ведущего от пороха к стрельбе, заключается в изобретении способа заряжания. Снаряд должен быть так плотно вдвинут в ствол, или, еще лучше, между снарядом и порохом должен быть помещен пыж, который так плотно закупоривал бы ствол, чтобы и пыж и снаряд могли быть выброшены из ствола лишь тогда, когда весь заряд пороха воспламенится и разовьет полную силу взрыва. Наибольший эффект получался тогда, когда между зарядом пороха и пыжом еще оставалось пустое пространство. Накопление силы, достигаемое посредством пыжа, создает и сильный грохот. А так как еще у византийцев упоминается о громе, производимом их греческим огнем, то надо полагать, что они уже давно открыли метод накладывания пыжа на заряд пороха34.

Но и отсюда до огнестрельного оружия, обладающего пробивным действием, еще большое расстояние. Ведь сила взрыва действует не только вперед - на снаряд, но и во все стороны. Поэтому ствол должен был быть очень крепким и тяжелым, и, следовательно, его нельзя было держать непосредственно одной рукой, но, как было сказано выше, приходилось его прикреплять либо к стержню, дававшему возможность противодействовать отдаче силою всего своего тела, либо если калибр, а следовательно и заряд, были слишком велики - прикреплять его каким-нибудь способом к земле. Поэтому ни византийская огневая кружка, ни арабская мадфаа не могли быть непосредственными предшественницами огнестрельного оружия - если вообще между ними существует какая-то преемственность. Из-за скудости источников здесь еще открыт широкий простор воображению. Возможно, например, что византийскую огневую кружку превратили в огнестрельное оружие тем, что вместо того чтобы держать ее в руках, ее прочно устанавливали на землю, забивая в нее пыж, и что из нее опять-таки сделали огнестрельное оружие, взяв за образец внешнюю форму мадфаа со стержнем. За эту гипотезу до некоторой степени говорит и то, что впервые с огнестрельным оружием мы встречаемся в Италии, которая поддерживала отношения как с Византией, так и с Испанией.

Где и кем было сконструировано первое огнестрельное оружие - покрыто мраком неизвестности; можно лишь примерно определить, что это произошло около 1300 г.; местом этого изобретения надлежит считать Верхнюю Италию; далее можно утвердительно сказать, что для изобретения огнестрельного оружия не только требовалось наличие пороха, но и умение очищать селитру, прочный ствол с затравкой, заряжание пыжом и устройство ложа.

Несколькими годами позже, чем в Италии, появились первые известия о гремящих самопалах во Франции в 1339 г., в Англии - в 1338 г.35, а в Испании - в 1342 г.; спустя еще несколько лет мы встречаем в Германии сведения о них: ранее всего в счетах города Аахена - в 1346 г., в Девентере в 1348 г., в Арнгейме - в 1354 г, в Голландии - в 1355 г., в Нюрнберге - в 1356 г., в Везеле - в 1361 г., в Эрфурте - в 1362 г., в Кёльне - в 1370 г., в Мейссене36 - приблизительно в 1370 г., в Трире - в 1373 г. Древнейшее упоминание о самопале в Швейцарии мы имеем из Базеля в 1371 г.; пушкарское дело пришло "из-за Рейна"37. Первые военачальники, о которых источники гласят, что они применяли на войне огнестрельное оружие, были, как выше сказано, рыцари фон Крейцберг и фон Шпангенберг (1331 г.); хотя оба они были немцами, однако сравнительно позднее появление нового оружия в Германии опровергает легенду, что изобретение его принадлежит нашему отечеству. Не удалось также установить факта какого-либо существенного усовершенствования, которое подало бы повод образованию этой легенды38.

Как мала была дистанция обстрела старейшего огнестрельного оружия усматривается из инструкции относительно пользования им. Замок Биуль рыцаря Гуго де Кондильяка был вооружен в 1347 г. 22 самопалами; прислуги к ним полагалось по одному человеку на две штуки; видимо, они не были рассчитаны на то, чтобы во время боя их снова заряжали. Стрелок должен был лишь последовательно выстрелить из них. Но сперва полагалось стрелять из больших арбалетов, затем пускались в ход пращи и под конец стреляли из самопалов, которые, следовательно, били на наименьшее расстояние39.

Предание, будто впервые орудия были применены в битве под Креси (1346 г.), представляет вымысел. Фруассар передает, что гентцы в сражении с брюггенцами пользовались 200 "рибодекенами", неясно описанными как какие-то тележки с небольшими пушками, из которых спереди торчала пика40. Вопрос - какова была сила их действия - остается открытым.

Чтобы иметь годный к употреблению порох, надо было, как мы с самого начала отметили, научиться очищать селитру. В этом деле постепенно совершенствовались и научились отличать хорошую селитру от плохой. Решающее же значение имело то, что научились изготовлять зернистый порох. Порох подмачивали и делали из него небольшие катышки, которые затем сушили. Это давало то преимущество, что благодаря небольшим промежуткам между отдельными катышками воспламенение происходило гораздо быстрее. Кроме того, при перевозке пороха в виде мякоти нередко бывало, что от тряски отдельные его составные элементы частично снова разъединялись, в то время как в катышках они были связаны крепко. От катышков перешли к изготовлению зернистого пороха, продавливая сквозь сито порох, превращенный во влажную кашицу. Улучшением качества пороха путем изготовления зернистого пороха надлежит, вероятно, объяснить то, что промежуток между пыжом и снарядом исчезает и что начиная с XV столетия снаряд с пыжом или без него непосредственно накладывается на порох41.

К этому времени как раз относятся поиски наилучшей пропорции смеси. В Германии в XIX столетии наилучшей почиталась смесь из 74 частей селитры, 10 частей серы и 16 частей угля (или также 74: 12: 13).

В XV столетии мы встречаем подобные же рецепты. Но наряду с ними и другие, с гораздо меньшим содержанием селитры, что опять-таки объясняется тем, что за слишком сильным порохом не гнались из-за слабости орудий, которые в случае взрыва представляли серьезную опасность для прислуги.

При несовершенной очистке селитры суждения о действенности того или иного состава пороха были далеко не достоверны и действие пороха было неодинаково.

Первое литературное упоминание о новом оружии мы находим в произведении Петрарки, озаглавленном "De remediis utriusque fortunae" ("О средствах против превратностей судьбы"), которое он посвятил своему другу Аццо да Корреджио, но закончил лишь после смерти последнего. После того как Аццо продал д'Эсте свой город Парму, его постигли разные несчастья: болезнь, изгнание, смерть близких, измена и предательство друзей - сочинение это ищет источников утешения в несчастиях этого мира. В диалоге, в котором один из собеседников хвалится своими машинами и баллистами, его спрашивают с насмешкой, не обладает ли он и теми инструментами, которые с громом и пламенем метают медные желуди; еще недавно эта чума представляла такую редкость, что на нее глядели с величайшим изумлением; теперь же она так же распространена, как всякое другое оружие.

Келер, Иэнс, Фельдгаус и другие помещают это сочинение Петрарки между 1340 - 1347 гг.

Будь это так - пришлось бы признать, что Италия в отношении применения огнестрельного оружия опередила прочие страны еще гораздо больше, чем то можно заключить из других данных. Фактически, однако, сочинение это было закончено лишь в 1366 г.42, когда огнестрельное оружие уже достаточно было распространено во всей Европе. Следовательно, рассуждения Петрарки не могут служить свидетельством об успехах, достигнутых огнестрельным оружием; тем не менее некоторые обороты речи у него заслуживают внимания, и нам небесполезно будет ознакомиться целиком с этим местом. Приводим подлинный текст:43

"Mirum nisi et glandes aeneas, quae flammis injectis horrisono tonitru iaciuntur. Non erat satis de coelo tonantis ira Dei immortalis, nisi homuncio (o crudelitas juncta superbiae) de terra etiam tonuisset: non imitabile fulmen (ut Maro ait) humana rabies imitata est, quod e nubibus mitti solet, ligneo quidem, sed tartareo mittitur instrumento, quod ab Archimede inventum quidam j putant... Erat haec pestis nuper rara, ut cum ingenti miraculo cerneretur; nunc ut rerum pessimarum dociles sunt animi; ita communis est, ut unum quodlibet genus armorum"44.

Изобретение огнестрельного оружия, вероятно, было сделано около времени рождения Петрарки или когда он подрос; однако об изобретателе его он ничего не знает и приписывает изобретение Архимеду. Из этого мы, можем заключить, что уже тогда его имя не было известно. Далее Петрарка называет этот инструмент "хотя и деревянным, но адским". Трудно понять, в каком смысле это сказано. Деревянным было только ложе, которое с его длинным, крайне массивным стержнем было, пожалуй, гораздо более громоздким, чем короткий железный ствол; однако на него нельзя было смотреть как на существенную часть инструмента. Мы стоим перед дилеммой: либо предположить, что Петрарка и не видал нового оружия и не имел о нем правильного представления, либо сказать, что он, будучи соблазнен антитезой "деревянного" и "адского", охарактеризовал его столь несоответствующим образом45.

Третье, заслуживающее внимания выражение Петрарки, это - "адский". Этим задается как бы тон, который звучит далее через столетия, которым говорят Ариост и Лютер, осуждая жестокие орудия войны, и который слышится и доныне в речах пацифистов, сетующих на изобретение все новых смертоносных машин.

В наши дни в изобретении пороха видят один из важнейших технических успехов, достигнутых человечеством, и даже тот, кто признает неверным и отвергает взгляд, что огнестрельное оружие победило рыцарство и феодализм и таким путем создало современную гражданственность и социальное равенство, не может не отвести последующему развитию техники огнестрельного оружия существенную роль в деле развития человечества; мы приобрели в силе пороха и примыкающих к нему в новейшее время взрывчатых веществ власть над природой и варварством, которая исключает возможность повторения такого разгрома, какому античный мир подвергся во время переселения народов. Однако современники мыслили об этом иначе.

В 1467 г. флорентийские изгнанники сражались недалеко от Имолы под предводительством Коллеони против Флоренции, войсками которой командовал Федерико Урбинский. Ввиду того что Коллеони пустил в ход полевые орудия в необычном количестве, Федерико запретил давать пощаду неприятелю. Паоло Вителли, который сам пользовался тяжелыми орудиями, велел отрубить руки и выколоть глаза пленным аркебузирам, ибо, как говорит Иовий, казалось недопустимым, чтобы благородные рыцари были безнаказанно повержены в прах худородными пехотинцами46.

В том же смысле высказывается и Фрёнсбергер: "Так не понадобится больше ни настоящего человека, ни храбрости, раз всевозможная хитрость, обман, предательство вместе с этими омерзительными орудиями получили такой перевес, что ни умение фехтовать, бороться, драться, ни оружие, ни вооружение, ни сила, ни искусство и храбрость уже ничего не могут, ничего не значат. Ибо часто случается, что храбрый герой бывает убит из пушки никуда не годным, отовсюду выгнанным малым, который не несмел бы в другое время с ним заговорить или даже взглянуть на него".

И Лютер заявил, что самопал и пушка - творения дьявола и ада. Того же взгляда держался и Себастьян Мюнстер. Фуггер, наоборот, говорит, что огнестрельное оружие подобно воде и огню, которые могут быть и полезны, и вредны.

Нередко передают, что пленных мастеров, изготовлявших огнестрельное оружие, сажали в жерла их собственных пушек и выстреливали ими.

КРУПНЫЕ ОРУДИЯ

Хотя и установлено с полной достоверностью, что первоначально были лишь маленькие огнестрельные орудия47, однако дифференциация началась довольно скоро; различалось изготовление ручных самопалов - предшественников ружей и более крупных орудий - предшественников пушек; последние очень быстро стали увеличиваться в размере.

Около 1370 г., опять-таки впервые на романской почве, соорудили гигантские бомбарды, предназначенные для пробивания брешей в стенах при помощи огромных каменных ядер.

Для этого недостаточно было просто увеличить размеры орудия, ибо при стволе в полметра диаметром нельзя было достигнуть столь необходимой, как мы видели, закупорки заряда пороха. Поэтому разделили орудие на две части: камеру с умеренным диаметром, которая прочно забивалась и закупоривалась чурбаном из мягкого дерева, и переднюю часть (Vorhaus), или ствол (Flug), в котором помещалось исполинское ядро, по возможности закреплявшееся паклей и глиной. Колоссальный размер каменных ядер обусловливался самим их материалом; они должны были действовать своею тяжестью, даже если им дана была умеренная начальная скорость; ядрам меньшего размера пришлось бы придать большую скорость - но в таком случае они легко сами разбивались бы вдребезги, ударяясь о стены, которые они должны были разрушить.

Камера представляла собой отдельную от ствола часть и соединялась с ним лишь для выстрела; пригонка их друг к другу производилась или при помощи лафета, или каким-либо затвором; такую камеру легче было заряжать, а орудие - перевозить; к тому же можно было заготовить несколько камер на одно дуло и тем достигнуть ускорения стрельбы. Однако такие орудия нельзя еще считать заряжающимися с казны.

В старейших орудиях этого рода для каменных снарядов передняя часть была еще так коротка, что ядро только-только в него входило и даже, пожалуй, несколько торчало из него вперед. Понемногу стали понимать, какие преимущества доставляет длинный ствол, и, сообразно с этим, его стали удлинять.

Когда такое орудие ставилось перед стенами города или замка, то для ограждения его и его прислуги от выстрелов осажденных перед орудием сооружался деревянный щит с амбразурой, замыкающейся ставней.

В 1388 г. город Нюрнберг отправил свое большое орудие, "Кримгильду", разрушить один замок; она весила приблизительно 56 центнеров, стреляла ядрами весом в 5,5 центнера и перевозилась 12-ю лошадьми. В лафет-"люльку" (Die Wiege) орудия было впряжено 16 лошадей. Вместе с пушкой везли и щит на трех пароконных телегах. Четыре телеги, запряженные четверкой каждая, были нагружены 11-ю каменными ядрами. Для перевозки прочих принадлежностей, подъемных приспособлений, веревок, багажа пушечного мастера потребовались еще две четырехконные подводы. Прислуга из 8 человек в панцирях и железных шлемах ехала на подводе. Пушечный мастер, Грунвальд, ехал верхом. Поразительно малым может показаться запас пороха, который повезли для этого чудовищного орудия, - не более 1 S центнеров. Но так как предполагалось сделать только 11 выстрелов, то этого было достаточно - по 14 фунтов на выстрел. Для того чтобы выпустить эти 11 снарядов, наверно, потребовалось несколько дней.

Сохранившаяся до настоящего времени в Вене большая бомбарда - более 2 S м в длину; ее каменное ядро 80 см в диаметре весило около 12 центнеров. Сама бомбарда весом значительно превышает 200 центнеров; сооружена была она, вероятно, между 1430 и 1440 гг.

Еще немногим больше было орудие города Франкфурта, примененное в 1399 г. для бомбардировки замка Танненберга в Гессене.

Дула древнейших пушек изготовлялись преимущественно из железа, которое выковывалось вокруг шипа; однако уже в XIV веке отливка из бронзы взяла верх. Старались достигнуть достаточной прочности при не слишком большом весе, для чего стенки ствола суживались к дулу. Внутренней поверхности дула придавали возможную гладкость и правильность при помощи последующего сверления и выглаживания напильником. Однако в конце XV века еще не могли добиться вполне цилиндрической формы ствола48.

С ростом калибра орудий особенное значение получала задача - дать им прочную установку, парализовать отдачу и сделать их легко подвижными при перевозке и наводке. За одной попыткой следовала другая, за одним изобретением - новое, до тех пор, пока не выработали тип пригодного во всех отношениях лафета.

Уже лафеты Карла Смелого пользовались большой славой, но балансирующие цапфы появились лишь к моменту похода Карла VII в Италию в 1494 г., а шайбы для цапф, устранившие зазор в гнездах для цапф, мы встречаем лишь в орудиях Максимилиана. Вплоть до XVIII столетия еще не всюду умели придавать цапфам надлежащую форму, необходимую для правильной и надежной установки дула на лафете49. Еще в 1540 г. инженер Бирингучио жаловался на то, что лафеты построены так неуклюже, что едва удается передвигать орудия, замедляющие благодаря этому движение войск.

Из крупных орудий стреляли не только ядрами, но и кучей небольших пуль и щебнем - прообразом картечи, а к концу XV столетия появились и бомбы50.

Но важнейшее усовершенствование, которое надо было сделать, - это изготовить пригодный снаряд. Каменные ядра были недостаточно прочны; надетые на них крестообразно железные обручи, конечно, помогали мало. Но вот в XV столетии стало развиваться литье чугуна вследствие использования водяной силы, которая давала возможность устроить мехи достаточной мощности, чтобы расплавить железо до жидкого состояния. Говорят, что применение силы падения воды, которую лишь тогда человечество научилось использовать, имело для успехов техники не меньшее значение, чем паровая сила 300 лет спустя. Литье чугуна дало чугунные пушечные ядра. Когда именно они впервые были применены, остается невыясненным; достоверно известно лишь то, что ими пользовались французы во время их первого, итальянского похода в 1494 г., особенно быстро разнося при их помощи в прах стены неприятельских городов51.

Так как чугунные ядра не должны были быть особенно крупного калибра, то французы без труда могли перевозить с собою свои осадные орудия и в короткое время брать город за городом. Таким образом, лишь в это время, через пять поколений после первого появления огнестрельного оружия, благодаря побочному открытию - отливке чугунных ядер - мы видим действительно пригодные орудия52.

Пушкарного дела мастера составляли своего рода цех и смотрели на свое искусство как на профессиональную тайну, передававшуюся либо в семье по наследству, либо через учеников. Поэтому, когда около 1420 г., следовательно, приблизительно через сто лет после нового изобретения, неизвестный мастер написал "Книгу огневого дела", содержавшую в себе изложение всей техники изготовления пороха, отливки орудий, заряжания их, наводки и стрельбы из них; эта книга, правда, была распространена в рукописи и переведена на французский язык, однако хранилась она в такой тайне, что лишь в 1529 г. была перепечатана. Больше полутора столетий эта книга, в дополненных по мере усовершенствования этого искусства копиях, оставалась основным руководством для артиллеристов, и, пожалуй, ее славой можно объяснить распространение легенды, будто порох был изобретен в Германии.

Охрана артиллерии почиталась в рассматриваемое нами время за особо почетную службу, но на самих артиллеристов еще смотрели не как на солдат, а как на техников53.

Де Ля Ну (1568 г.) называет патроном этого цеха св. Антония54; впоследствии же место его заняла св. Варвара, которую призывали во время грозы.

Трудно сказать, как велика была сила действия старейших осадных орудий, т.е. больших, заряжавшихся каменными ядрами пушек, в последнем десятилетии XIV века и в начале XV столетия. В 1388 г. архиепископ Фридрих Кёльнский осаждал город Дортмунд и довел силу огня до того, что в один день он выпустил 33 снаряда, а за 14 дней всего выпустил их 283.

Передают, что при помощи бомбардировки были взяты Блаубейрен в 1390 г. и замок Элькерсгаузен в 1395 г.

Когда аппенцельцы, восставшие против своего сюзерена, сент-галленского аббата, в 1401 г. осаждали замок Кланкс, они, говорят, взяли его, наконец, с помощью граждан Сент-галлена, подвезших артиллерию.

Когда в 1414 г. Фридрих Бранденбургский выступил в поход вместе со своими союзниками против Квицовов, последние уже успели тоже обзавестись орудиями. Фридрих, согласно данным его завещания, велел отлить для себя пушки из колоколов Мариинской церкви в Берлине; однако вопрос о том, сделал ли он это для вышеупомянутой экспедиции, или же позднее для войны с гуситами, остается открытым55.

Он занял у ландграфа Тюрингенского его исполинскую пушку, которая, по легенде, называлась "ленивой Гретой". Это орудие было пущено в дело лишь против Фризака под Ратенау, а затем - против Плауэ под Бранденбургом; их защищали Дитрих и Ганс фон Квицовы; однако оба бежали раньше, чем дело дошло до крайности, после чего оба замка капитулировали. Нельзя предполагать, чтобы орудие при этом сыграло решающую роль, ибо для взятия замков достаточно было превосходства сил бургграфа, который действовал совместно со своими союзниками - архиепископом Магдебургским и герцогом Саксонским. Еще в 1437 г. курфюрст в своем артиллерийском парке имел кроме пушек и баллисты.

В 1422 г. гуситы за 5 месяцев выпустили против богемской крепости Карлштейн почти 11 000 снарядов и все же были вынуждены отступить, не добившись своей цели.

В 1428 г. англичане бомбардировали Орлеан каменными ядрами весом от 120 до 164 фунтов, не повредив стен; при этом были разрушены только отдельные здания внутри города, а раненых и убитых не оказалось и 50-и человек.

В 1453 г. турки взяли Константинополь штурмом; при этом они пользовались техническими средствами, бывшими в ходу еще до изобретения огнестрельного оружия. Артиллерия нисколько не способствовала их успеху, хотя по городу и стреляла исполинская пушка каменными ядрами весом в 1 200 фунтов56.

Рудольф Шнейдер установил, что система орудия, которым в древности достигали наибольшего действия, была утрачена во время великого переселения народов57. Это орудие было построено на силе скручивания, т.е. натяжения скрученных жил и волос животных. Эта сила очень велика, но конструкция орудия, действующего при его помощи, чрезвычайно сложна, и когда варварство охватило военное дело, уже утратилась способность применять эту технику. Средневековье знало лишь арбалеты увеличенного размера и приводимые в действие рычагом орудия-баллисты. Шнейдер считает возможным утверждать, что если бы сохранились орудия, действующие при помощи скручивания, орудия, действующие порохом, может быть, никогда не появились бы, ибо ранние типы огнестрельных орудий, вплоть до 1600 г., по силе действия не могли бы состязаться с первыми.

Как ни логичным кажется такой ход мышления, он все же был недавно опровергнут открытием того факта, что одновременно с изобретением огнестрельных орудий вновь были изобретены и появились на свет античные орудия, действующие при помощи скручивания. Такое орудие применялось в 1324 г. во время обороны Меца, а в 1346 г. и позднее Иоганн Гюи из Меца строил такие инструменты58 за чрезвычайно высокую плату для папы в Авиньоне. Как странно, однако, может заблуждаться дух изобретателя! Иоганн Гюи или его учитель из Меца, изучавший древних писателей, почерпнувший у них идею своей машины и воссоздавший ее, был, несомненно, гениальным человеком: он вновь изобрел орудие, которое, конечно, значительно превосходило существовавшие в то время огнестрельные орудия. Но в то время как последние носили в себе зачатки будущего развития, первое, безусловно, этого не имело. Иоганн Гюи достиг бы практически гораздо большего, если бы он сумел научить своих современников отливать чугунные ядра.

Однако еще в 1740 г. Дюлак в своей "Новой теории механизма артиллерии" предлагал заменить орудия навесного огня (мортиры) метательными машинами древних, так как действие первых чрезвычайно ненадежно и неравномерно.

Как бы низко мы ни расценивали действие больших каменных ядер, все же его нельзя считать абсолютно ничтожным, ибо, в противном случае, не стали бы то и дело отливать все новые и новые гигантские пушки и не пользовались бы ими на войне. Если считать за действительное мерило соответственные изменения в методе обороны, в расположении и конструкции укреплений, то надо заметить, что такие изменения начинают наблюдаться со второй половины XV столетия59.

Чрезвычайно разнообразны названия, которые давали разного рода орудиям без того, чтобы было возможно провести какую-либо определенную границу между значениями этих названий. Кулеврина, означавшая во времена Карла Смелого ручное оружие, в XVI столетии о

⇐ Предыдущая148149150151152153154155156157Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: