 |
Глава V. Отдельные сражения.
|
|
|
|
СРАЖЕНИЕ ПРИ ЧЕРИНЬОЛЕ 28 апреля 1503 г.
Этот бой, происшедший между испанцами и французами в Нижней Италии, можно рассматривать как первый законченный образчик нового военного искусства со времени создания европейской пехоты. Я не намерен давать здесь подробного анализа этого сражения, отмечу лишь, что Фабрицио Колонна, принимавший в нем участие, сказал Иовию, что победу одержали не храбрость войск и не доблесть (valore) полководца (Гонсало), а небольшой вал и ров, который испанцы соорудили перед своим фронтом и заняли стрелками. Из этой-то позиции пехота и перешла позднее в наступление.
Препятствие на фронте - действие огня стрелков, атака или отказ от атаки этого прикрытия, оборона прикрытия или выход из него в контратаку - таковы основные черты, характеризующие отныне картину любого сражения. Гонсало ди Кордова был творцом первичной формы; полководцы, впоследствии применявшие ее, все вышли из его школы117.
СРАЖЕНИЕ ПРИ РАВЕННЕ118
На одной стороне стоит папа Юлий II в союзе с Венецией и Испанией, на другой - Людовик XII, король французский, который владел тогда Миланом. Испанцы продвигались из Неаполя с вице-королем Кардоною во главе; с севера со своих гор спускались швейцарцы, предоставившие себя в распоряжение папы (осень 1511 г.). Но так как нелегко было организовать совместные действия, особенно в плохую зимнюю погоду, то швейцарцы, может быть, не без участия французского золота, повернули вспять. При таких условиях перевес оказался на стороне французов. Они заставили союзников снять осаду с Болоньи, снова захватили Бресчию, попавшую было в руки венецианцев; с прибытием новых подкреплений, состоявших из французской пехоты, главнокомандующий Гастон де Фуа во исполнение приказания своего короля решил перейти в широко задуманное наступление, с тем чтобы при благоприятных обстоятельствах продвинуться до самого Рима.
|
|
|
Испанский полководец, напротив, стремился оттянуть решение, ибо император, английский король и швейцарцы, по-видимому, были близки к тому, чтобы выступить на стороне испанцев. Когда французская армия, сопровождаемая продовольственным транспортом (Гюичиардини), в конце марта стала приближаться, Кардона занял позицию на восточном склоне Апеннин, которую противник не решился атаковать, несмотря на имевшийся у него перевес.
В то время как испанцы без труда добывали себе продовольствие из городов Эмилии, французы стали терпеть его недостаток. Тогда Гастон де Фуа направился к Равенне. В самую последнюю минуту испанцам удалось усилить ее гарнизон, и штурм, предпринятый французами, был отбит. Однако долго этот город не мог бы устоять против французской артиллерии; полевой армии надо было что-нибудь предпринять для его выручки. Испанцы продвинулись ближе и нашли на юго-востоке от Равенны позицию, которая, по мнению Фабрицио Колонны, начальника испанской кавалерии, отвечала всем требованиям; ее трудно было атаковать, доставлять продовольствие было легко и из нее можно было серьезно угрожать противнику, если бы он продолжал осаду, и в то же время препятствовать подвозу ему провианта.
Наварро, начальник испанской пехоты, считал другую позицию, на одну итальянскую милю ближе к неприятелю, более удачной, и Кардона приказал ее занять, несмотря на протесты Колонны и его заявления, что это неизбежно приведет к сражению119.
Левый фланг опирался на реку Ронко, протекавшую по глубокой ложбине, по ту сторону которой стояли французы. Таким образом, до их подхода у испанцев оставалось время обеспечить фронт возведением укреплений. Наварро уже прославился устройством таких укреплений. Позади рва120 был расставлен ряд повозок, из которых каждая была снабжена пикой, торчавшей в направлении неприятеля; между повозками были расставлены стрелки и полевые кулеврины (орудия). Позади этого укрепления построилась пехота с испанцами в первой линии; вторая линия образовывалась двумя квадратными колоннами итальянцев; влево от пехоты, близ крутого берега Ронко, поместилась тяжелая кавалерия, перед фронтом которой не было непрерывного искусственного препятствия; по всей вероятности, не хватило времени протянуть ров до берега реки; расстояние от берега реки и до конца рва определяют в 20 саженей.
|
|
|
На правом фланге стояла легкая кавалерия под начальством молодого Пескары, мужа Виттории Колонны.
Источники не указывают на то, чтобы этот фланг также был бы примкнут к какому-либо местному препятствию. Однако итальянский топографический план показывает, что на расстоянии несколько больше километра от Ронко начинаются сырые, топкие луга, пересеченные канавами, следовательно почти непригодные для передвижения войск. Поэтому-то, вероятно, легкую конницу отделили от тяжелой и поставили на этот фланг. А так как к тому же линия фронта направлялась перпендикулярно к течению Ронко, с некоторым уклоном назад, то обход с этой стороны был тем более затруднен.
Численность французов достигала приблизительно 23 000 человек121, в их числе был сильный отряд немецких ландскнехтов, 5 000-6 000 человек, под начальством Якоба фон Эмса. Испанцев было 16 000 человек, следовательно, они были почти наполовину слабее. Кроме того, французы почти вдвое превосходили их артиллерией: около 50 орудий против 24.
Вследствие естественной силы позиции испанцев, наращенной к тому же укреплениями, на французском военном совете обнаружилось колебание, отважиться ли на атаку. Но так как при ином решении ничего другого не оставалось, как снять осаду и бесславно отступить, то юношески пылкий Гастон де Фуа решился в конце концов атаковать неприятеля и сумел изыскать средства вырвать у него все преимущества, которые ему доставляла его позиция.
Едва забрезжило утро, французское войско переправилось через Ронко, частью по мосту, частью вброд, и развернулось перед неприятельским фронтом.
|
|
|
Колонна предлагал вице-королю, ввиду близости неприятеля, выступить еще до рассвета и атаковать его во время переправы через реку. Мост был удален от испанских позиций на расстояние всего полкилометра. Однако испанский главнокомандующий решил держаться плана Наварро и ожидать неприятеля на неприступной оборонительной позиции.
Итак, французы развернулись прямо перед фронтом испанцев: справа - тяжелая кавалерия, слева - легкая, в центре - пехота. Центр, говорят, был несколько отодвинут назад, так что построение имело форму полумесяца; однако какая цель этим преследовалась, усмотреть нельзя, да и на ход боя это не оказало никакого влияния.
Ни с той, ни с другой стороны мы не наблюдаем никаких следов трехколонной швейцарской тактики. Эта трехколонная тактика рассчитана на бурное наступление, по крайней мере, одной или двух, если не всех трех колонн. Испанцы же занимали чисто оборонительную позицию, да и французы после развертывания не двинулись сразу в атаку.
Произошло нечто совершенно новое. Правда, атакующая армия приблизилась на известное расстояние к неприятельскому фронту, но тут она пустила в ход свою артиллерию, а остальные войска действовали только прикрывая артиллерию.
Испанская артиллерия успешно отвечала французской, ибо хотя численно она и была гораздо слабее, но имела на своей стороне преимущество позиции. Однако на стороне французов был герцог Альфонс д'Эсте (Феррарский), который поставил своей особой задачей развитие нового оружия - артиллерии. Его цейхгаузы были полны орудий; благодаря присланному им контингенту, французы и были так сильны в этом роде войск, а прислуга была обучена превосходно. Герцог понял невыгоды позиции, а потому вывел часть орудий из-за фронта пехоты и поставил их на таком месте, вероятно на небольшом возвышении, откуда они могли поражать испанцев с фланга122. Наварро приказал своей пехоте лечь на землю, чтобы избежать действия огня. Зато испанское рыцарство жестоко пострадало от перекрестного огня с фронта и с фланга. Современная кавалерия, несомненно, уклонилась бы от сильнейшего действия неприятельского огня, переменив место, использовав какую-нибудь неровность почвы. Но испанское рыцарство не было до такой степени в руках своих вождей, чтобы правильно выполнить подобного рода передвижения. Напротив того, как только орудийные снаряды начали попадать в их ряды, они стали требовать от своего начальника Колонны, чтобы последний вел их в атаку.
|
|
|
Потери, понесенные при этом, вероятно, численно вовсе не были так уж велики, ибо наиболее опытная артиллерийская прислуга могла тогда стрелять лишь крайне медленно и далеко не метко. Однако даже те немногие тяжелые ядра, которые пролетали через массу или ударяли в нее, разрывая на части и поражая отдельных всадников и коней, создавали впечатление невыносимости положения. Колонна послал Наварро и Пескаре предложение начать одновременное наступление по всему фронту. Естественно, что Наварро отклонил такое предложение, ибо через это испанцы отказались бы от всех преимуществ столь тщательно выбранной оборонительной позиции. Это так ясно, что едва ли сам Колонна мог в этом отношении заблуждаться. Но вести оборонительный бой - дело нелегкое; для этого нужно, чтобы войска были всецело в руках полководца. Колонна же не был полным хозяином своих рыцарей. Они бросились в атаку на стоявших против них французских рыцарей, чтобы уйти от пушечных ядер. В бою, который развернулся, они были разбиты, тем более что французы могли привлечь еще резерв в 400 копий, который они оставили на мосту через Ронко, и направили его испанцам во фланг. На другом крыле, где стояла легкая кавалерия, разыгрались совершенно тождественные события; итало- испанская кавалерия Пескары атаковала неприятельские орудия и была разгромлена превосходящими силами противника. В центре Наварро сдержал свою пехоту; при безусловно рациональном командовании французская пехота тоже должна была бы удержаться от наступления до тех пор, пока кавалерия не одержала бы полную победу на флангах, чтобы затем совместно с нею пойти на штурм.
Но, по-видимому, испанская артиллерия начала поражать неприятельскую пехоту на большем расстоянии, чем последняя того ожидала; тогда и ее уже нельзя было удержать, и она устремилась в атаку. Наварро велел своим солдатам подняться, задние колонны примкнули к первой линии, и все бросились на неприятеля, когда последний, уже расстроенный предшествовавшим залпом аркебуз, пытался перебраться через ров. Пикардийцы и гасконцы отступили под напором испанцев, но ландскнехты устояли, хотя испанцы, лучше вооруженные коротким оружием, наносили им тяжкий урон там, где им удавалось втиснуться между длинными пиками.
|
|
|
К решительному исходу привело то, что французская кавалерия тем временем одержала победу на обоих флангах и ударила в оба фланга итало-испанской пехоте. Отхлынувшие было пикардийцы и гасконцы снова перешли в наступление, атакованные со всех сторон значительно превосходящими силами войска Наварро были вынуждены в конце концов отступать. Однако, несмотря на все понесенные потери, они не дали себя рассеять и отошли в числе 3 000 сомкнутым строем по плотине вдоль Ронко. Их предводитель Наварро был взят в плен так же, как и Фабрицио Колонна и Пескара, оба предводителя кавалерии. Но и Гастон де Фуа был убит, когда с отрядом рыцарей он попытался рассеять отступающую колонну главных сил испанских пикинеров.
Интересная сторона равеннского сражения заключается в той роли, которую сыграла артиллерия на стороне наступающего. Гастон де Фуа вполне сознательно пустил ее в ход сначала совершенно одну не только для того, чтобы разрыхлить к предстоящей атаке ряды рыцарей и пехотинцев, но и для того, чтобы при помощи огня выманить неприятеля из его прекрасной оборонительной позиции и побудить его перейти в наступление. О том, что это не было лишь случайным последствием, но сознательно намеченной целью, свидетельствует Гюичиардини, который вкладывает заявление об этом в уста Гастона в его обращении к войскам; особенно же это подтверждает флорентийский посол Пандолфини, который присутствовал в сражении с французской стороны. Макиавелли в своих Discorsi (Речи) (I, 206) говорит: "Неприятельский огонь выгнал испанцев из их окопов и заставил их дать бой". Принуждение имело место исключительно в отношении испанской конницы левого фланга.
Поэтому легко возникает вопрос, почему же ее не отвели и не поручили прикрытие стоявших позади орудий отряду пехоты, которая, ложась на землю, могла бы до известной степени оградить себя от действия огня, как то сделало ядро испанской пехоты. Ответ на этот вопрос таков: дело в том, что рыцарство не так-то легко было увести назад с того места, где оно построилось.
Противоречащая намеченному плану атака испанского рыцарства загубила сначала атакующего, а затем - благодаря фланговой атаке французского рыцарства - сгубила пехоту, которая тем временем чуть было не одержала победы. Если бы испанская кавалерия выждала на своей позиции атаку французской кавалерии, то она смогла бы, вероятно, ее отразить, ибо промежуток между рвом, тянувшимся вдоль фронта, и берегом Ронко, по которому должна была пройти атакующая кавалерия, был лишь в 20 саженей (braccia) ширины (Пандолфини), а у Наварро был наготове отряд из 500 пикинеров на подмогу там, где это потребовалось бы, в данном случае - рыцарству, как только у них завязалась бы рукопашная с неприятельской конницей.
Как ни блестяща была победа под Равенной, французы не извлекли из нее никакой выгоды. Немецкие ландскнехты, принявшие столь существенное участие в одержании победы, были отозваны из французского лагеря императорским мандатом и последовали этому повелению, за исключением каких-нибудь 800 человек, которые ни во что не ставили авторитет императора. Между тем швейцарцы, которые своим уходом в предшествующую зиму развязали руки французам для борьбы с испанцами, снова появились на театре войны. В качестве союзников папы и Венецианской республики и с согласия императора Максимилиана они в числе 18 000 человек прошли через Тироль и присоединились к венецианцам, благодаря чему образовалась такая могучая армия, что французы, не отважившись на новое сражение, покинули Италию. Прошло лишь два месяца после сражения при Равенне, как они отошли во Францию через Монт-Сенис, удержав за собой в Миланской области лишь несколько укрепленных замков. Правда, мы читаем у современников, что смерть их полководца, Гастона де Фуа, лишила французов всех плодов их победы.
Правильнее было бы сказать наоборот: что рыцарская смерть на поле брани оградила молодого французского принца от того, чтобы непосредственно за тем последовавшее стратегическое поражение оказалось бы связанным с его именем.
Я не представляю себе, чтобы он смог поступить существенно иначе и лучше, чем заместивший его Ла Палис. Перед абсолютным превосходством сил даже стратегический гений должен оказаться бессильным.
|
|
|
