 |
Великое княжество Литовское во второй половине XV века.
|
|
|
|
Это отличие проявлялось в самых разных сферах, в том числе в государственном устройстве.
Во второй половине XV века, когда в Московии всё больше укреплялся «ордынский» принцип управления, основанный на сильной власти государя, Литва окончательно превращается в ограниченную монархию, где великий князь не может принять ни одного решения без согласия «панской рады» (совета знати). Только так устанавливаются налоги, объявляются мобилизации, провозглашаются законы, которые монарх своей волей изменить не имеет права. К концу столетия, следуя польскому образцу, отвоевала себе существенные права и литовская шляхта – среднее и мелкое дворянство. Великий князь теперь не мог наказать дворянина без соответствующего судебного разбирательства – концепция, с точки зрения московского государства, совершенно абсурдная. В 1492 году шляхта впервые приняла участие в выборах нового монарха на общелитовском съезде – и в дальнейшем так делалось всегда.
Каждая область Литвы обладала значительной автономией; большие города существовали по Магдебургскому праву, то есть жили по собственным законам, в которые великий князь вмешиваться не смел.
И все же, несмотря на все эти признаки европейского жизнеустроения, в описываемый период Литва была страной по преимуществу русской. Ее монархи называли себя великими князьями литовскими, русскими и жмудскими – и это было не просто титулование.
По расчетам Г. Вернадского, в начале XVI века из четырех миллионов населения Литвы русские составляли три четверти, а ведь к этому времени почти все великороссийские земли уже отошли к Москве – то есть во времена Ивана III пропорция этнических литовцев была еще меньше.
|
|
|
Русославянский язык еще не разделился на три ветви; на нем вплоть до XVI века велась литовская казенная переписка и вершился суд; крупнейшие литовские магнаты были русскими по крови и православными по вере, да и некоторые Гедиминовичи исповедовали «греческую» религию – христианство пришло в Литву поздно и не столько с Запада, сколько с Востока.
Нет ничего удивительного в том, что литовские властители – точно так же, как московские – стремились взять под свою руку все русские земли. Долгое время оставалось неясным, кто объединит Русь – Москва или Вильна.
Хронологические рамки этого противостояния намного шире периода, охватываемого данным томом; здесь будут описаны лишь несколько эпизодов «древнего спора славян между собою».
На предшествующем этапе первенствовала литовская Русь. Она была и больше, и сильнее, а главное – она была независимой, в то время как восточнорусские земли выплачивали дань Орде и зависели от прихоти татарских ханов.
В начале пятнадцатого века Литва была по территории самым большим государством Европы, простиравшимся от Балтийского до Черного морей.
При Витовте Великом (правил в 1392–1430 гг. ) княжество достигло пика своего могущества. Литва чуть было не подчинила себе самое Золотую Орду.
Во времена Василия Васильевича, отца Ивана III, казалось несомненным, что русские земли воедино соберет Литва, а не Москва. Витовт был одним из регентов при малолетнем московском внуке Василии. Великие княжества Рязанское и Тверское признавали литовского монарха своим государем.
Однако, при видимом преобладании Литвы, уже в то время ее претензии на создание всерусского государства были бесперспективны.
Исторический выбор был сделан в 1385 году, когда литовский великий князь Ягайло ради титула польского короля перешел из православия в католичество. С этого момента латинская вера становится официальной религией государства, литовская знать начинает тяготеть к польским обычаям, а внутри общества, сверху донизу, возникает разрыв между двумя лагерями – польско-католическим и русско-православным. Вот причина, по которой русская, то есть бó льшая половина Литвы неминуемо должна была рано или поздно оказаться в сфере московского влияния.
|
|
|
Королевский двор часто вел себя неосторожно, обижая и антагонизируя русских магнатов, которые вместе с челядью, а то и прямо со всем своим владением уходили в московское подданство.
Во второй половине XV века Москва укрепляется, а ее соседка, наоборот, слабеет. Меняется баланс сил, и Литва превращается из хищника в добычу.
«Вторая» Русь переживала кризис по нескольким причинам.
Во-первых, выгоды династической унии оказались сомнительными. Единым государством Литва и Польша станут только в 1569 году, пока же каждая из стран решала свои проблемы в одиночку. Вернее, королевство часто требовало от великого княжества военной помощи, но само в литовских войнах почти никогда не участвовало.
После смерти Витовта на целое десятилетие растянулся спор о престолонаследии. Наконец победил Казимир, младший сын покойного Ягайло, который в 1447 году стал и польским королем, но это не привело к объединению сил двух государств. В случае войны Литва по-прежнему могла полагаться лишь на собственные средства, к тому же короля постоянно отвлекали от московской угрозы польские проблемы.
Второй причиной была слабость центральной власти, вынужденной постоянно идти на уступки аристократии. Литва представляла собой федерацию полуавтономных княжеств, областей и городов. У великого князя не было собственной армии – за исключением нескольких тысяч наемных «жолнеров», сидевших по крепостям. Во время войны он всецело зависел от того, соберутся ли под его стяг панские полки и шляхетские хоругви. Правда, границу с Крымом охраняли казаки, но мы еще увидим, насколько ненадежной и рискованной была эта сила. Даже при всеобщей мобилизации литовское войско редко насчитывало больше двадцати тысяч человек и почти всегда уступало в численности московскому.
В-третьих, русское население Литвы, подвергавшееся дискриминации и религиозным преследованиям, симпатизировало единоплеменникам и единоверцам по ту сторону границы. Православные князья – Воротынские, Одоевские, Белевские, Мосальские, Мезецкие – один за другим переходили на сторону Москвы.
|
|
|
Казимир не мог силой пресечь эту постепенную «эрозию» своих восточных областей, потому что был все время занят европейскими конфликтами. В 1470-е годы он враждовал с Венгрией, сражаясь за чешское наследство – и из-за этого дал Ивану III беспрепятственно аннексировать Новгород. Единственное, что мог Казимир, – интриговать против Москвы и натравливать на нее Большую Орду, но Иван Васильевич в ответ насылал на Литву крымских татар.
Такая необъявленная война чужими руками продолжалась до тех пор, пока к концу 1480-х годов московский государь не покончил со своими татарскими врагами.
Теперь он был готов взяться за большое дело объединения «всея Руси», над которой до сей поры властвовал лишь по титулу.
Литовские войны
Как обычно, Иван не спешил. Несколько лет он ждал удобного момента – и дождался. В 1492 году старый Казимир умер. Один его сын, Ян Альбрехт, стал королем Польши; другой, Александр, был избран великим князем литовским. Иначе говоря династическая уния распалась.
И тут уж Иван медлить не стал.
За поводом дело не стало – его давали непрекращающиеся приграничные стычки и религиозные притеснения русского населения. Московский государь объявил себя защитником Руси и православия, собрал большое войско, в очередной раз натравил на литовские земли своего союзника крымского хана Менгли-Гирея – и война получилась такой, как любил Иван Васильевич, то есть с гарантированной победой.
Сам великий князь воевать не пошел, отправил опытных полководцев. Они брали литовские города один за другим, не встречая серьезного сопротивления. Князь Федор Телепень-Оболенский взял Любутск и Мценск; воеводы Василий Лапин и Андрей Истома захватили Хлепень и Рогачев; князь Иван Воротынский оккупировал Мосальскую волость. Еще хуже для Литвы было то, что на Русь потянулись новые перебежчики.
|
|
|
Александру Литовскому, не имевшему сил для войны, пришла в голову идея, которая, должно быть, показалась ему очень ловкой. Он посватался к дочери Ивана III, надеясь, что при помощи этого брачного союза наконец обеспечит себе мир на востоке, и тогда сможет спокойно заняться своими внутренними и европейскими проблемами. Ради такой перспективы Александр даже согласился признать за Иваном титул «государя всея Руси» и отказаться от прав на области, к началу войны фактически перешедшие к Москве. Первая уступка была огромным политическим успехом Ивана III; вторая – тем более, ибо создавала удобный прецедент.
Взамен государь отказался от претензий на Смоленск и Брянск, которые ему все равно не принадлежали, вернул только что занятые и еще не успевшие прирасти к Руси территории – и, конечно, отдал дочь Елену. Правда, планы Ивана Васильевича на этот брак были совсем иные, чем у зятя.
Историю с замужеством Елены Ивановны можно было бы назвать «Использованием Елены Прекрасной в качестве Троянского коня». Брак был оговорен множеством условий: невесту не могли принуждать к перемене веры; ей должны были выстроить собственную православную церковь. Александр, которому очень хотелось побыстрее замириться, легко подписал эти кондиции, вероятно, полагая, что уж как-нибудь договорится с собственной женой без далекого тестя и вообще стерпится-слюбится.
Однако не тут-то было. Иван и издали продолжал дотошно и придирчиво следить за тем, как содержат его дочь. Мелочная опека простиралась даже на то, какие прислужницы будут окружать великую княгиню – местные или присланные из Москвы, да в каком платье ходит Елена – упаси боже, не в «польском» ли.
Совершенно очевидно, что Иван III рассматривал женитьбу не как прелюдию к добрососедству, а как предлог для нового обострения отношений.
Елена привыкла повиноваться строгому отцу, она была хорошей дочерью. Однако женой она оказалась тоже хорошей. Судя по всему, этот сугубо политический брак получился вполне удачным. По переписке Елены с отцом видно, что она «из великие беды своея и жалости сердечные» всячески защищает Александра от нападок. Она пишет (цитирую перевод Н. Костомарова): «Ведаешь государь, отец мой, что ты за мною дал и что я ему принесла; [46] однако, государь и муж мой король и великий князь Александр, ничего того не жалуючи, взял меня с доброю волею и держал в чести и в жаловании и в той любви, какая прилична мужу к своей подруге».
Всё это, впрочем, не имело никакого значения. Вряд ли Ивана интересовало, любит зять его дочь или нет. Требовался предлог для новой войны, как только Москва к ней подготовится. И такой предлог сыскался. К переходу в католичество Елену не принуждали, но никакой православной церкви при дворе, конечно, не построили – католическое духовенство и литовская знать никогда бы такого не стерпели. «Троянский конь» свою роль выполнил.
|
|
|
