Эрик XIV. Стефен ван дер Мейлен
Трудно сказать, какие соображения сыграли бó льшую роль в рискованном решении Грозного затеять войну с новым противником, не победив старого, – политические или личные. С одной стороны, царь видел, что Швеция ослаблена; с другой – был возмущен свержением законного монарха, с которым произошло то самое, чего Иван всегда боялся. Кроме того, у него имелась и частная причина ненавидеть нового короля. Десятью годами ранее Юхан женился на польской принцессе Екатерине Ягеллон, к которой тогда сватался овдовевший Иван. Я уже рассказывал, что он никак не желал смириться с этой обидой и продолжал упорно добиваться руки уже замужней женщины, под конец потребовав ее даже у самого Юхана, которому царь писал оскорбительные письма. Это вряд ли улучшило русско-шведские отношения. Однако не следует считать, что Иван IV действовал необдуманно, в запальчивости. Во-первых, шведское войско было занято войной с Данией, а кроме того у Грозного возник интересный стратегический план, который при успехе мог бы изменить всю ситуацию на Балтике. Ливонцы упорно не желали состоять в московском подданстве, поскольку русские были для них чужими по вере и культуре, поэтому Иван решил использовать на западе прием, который его предки успешно применяли на востоке: назначить инородцам инородного же царька, целиком зависящего от Москвы. Царь решил сделать Ливонию новым «касимовским ханством». Эту мысль ему подали двое ливонских дворян, Иоганн Таубе и Элерт Крузе. Сначала они предложили на роль марионеточного короля бывшего орденского ландмейстера Иоганна фон Фюрстенберга, находившегося в русском плену, но тот был стар и вскоре умер. Отправили предложение последнему ландмейстеру Готхарду Кетлеру, тоже уже бывшему и превратившемуся в герцога Курляндского, – Кетлер ненавидел русских и ответил отказом. Тогда возникла кандидатура еще более перспективная – брат датского короля принц Магнус.
Магнус (род. в 1540 г. ) владел островом Эзель, перешедшим к Дании от Ордена. Местная знать к чужаку относилась неприязненно, отношения с братом, Фредериком Датским, у принца тоже были неважными, и предложение Москвы оказалось кстати. Должно быть, Магнус рассудил, что лучше быть вассалом любезного Ивана и владеть целым королевством, чем служить враждебному брату и оставаться жалким герцогом Эзельским. Летом 1570 года датчанина торжественно приняли в Москве, он присягнул Ивану IV на верность, получил титул короля ливонского и должен был обвенчаться с «принцессой» Евфимией, дочерью недавно убитого Владимира Старицкого. Девушка, правда, внезапно скончалась, но дело скоро поправили – у Евфимии имелась младшая сестра Мария, которую по достижении тринадцати лет выдали за «короля». При всем своем истовом православии Иван не стал понуждать Магнуса к перемене конфессии, отлично понимая, что это отвратит ливонцев от нового монарха. В этом царь тоже последовал примеру прежних московских государей, не заставлявших татарских царевичей отказываться от Ислама.
Сразу же после визита в Москву новоиспеченный король повел войско на шведский Ревель. Почти вся армия состояла из русских воинов, собственный отряд Магнуса был невелик. Простояли у стен крепости всю зиму, но взять ее не смогли, потому что шведы подвозили морем припасы и подкрепления. Тем временем Юхан III поспешно, на невыгодных для себя условиях, заключил мир с Данией и смог повернуть против Магнуса и русских все свои силы. Быстрой, победоносной войны опять не получилось. Боясь русского царя, на обычаи которого он нагляделся во время московской поездки, Магнус бросил войско и скрылся к себе на Эзель. Но Иван, когда нужно, умел быть сдержанным. Он успокоил вассала, со шведами заключил перемирие и стал готовиться к новому наступлению.
Оно началось в 1572 году взятием крепости Пайда (где пал Малюта Скуратов) и в дальнейшем тоже состояло главным образом из осады многочисленных ливонских замков. Некоторые из них сдавались добровольно, признавая власть Магнуса. Самым большим приобретением для русских стал морской город Пернов (Пярну), занятый в 1575 году. Затем опять последовало перемирие – Ивану нужно было найти средства для продолжения войны (тогда-то в Москве, кажется, и произошла конфискация церковного имущества, ответственность за которую возложили на декоративного Симеона Бекбулатовича). На собранные деньги царь снарядил новую армию – это было последнее масштабное военное усилие Москвы в Ливонской войне, и далось оно очень нелегко. Трудности были не только с казной, но и с сильно истощившимися людскими ресурсами. Дворяне обнищали, многие не могли экипироваться в поход, другие предпочли вовсе не явиться по призыву или дезертировать. Известны цифры: в кампании 1577 года участвовали 7 279 детей боярских, 7 905 стрельцов и казаков, 4 227 татар. Всего, вместе с боевыми холопами, набралось вряд ли более 30 000 воинов. В кампании принимал участие король Магнус, но у него войск было совсем мало. В начале 1577 года русская рать вторглась на шведскую территорию и подошла к Ревелю, однако взять город не хватило сил. Иван Шереметев-Меньшой, руководивший осадой, был смертельно ранен шведским ядром. Пришлось отступить. Тогда русские отряды разделились, двигаясь в разных направлениях, и заняли много крепостей, самой значительной из которых был Венден (современный латвийский Цесис). Здесь между царем и ливонским королем произошел конфликт. Иван, видимо, пребывавший в раздражении из-за незначительности военных успехов, разозлился на Магнуса за то, что тот забрал себе слишком много замков. Марионеточный монарх был схвачен, помещен под стражу и пять дней трепетал в ожидании казни. Затем царь, остыв, отпустил арестованного, но Магнус решил, что с него хватит. Вскоре после этого инцидента он порвал с Москвой и в дальнейшем участвовал в войне на стороне Польши. Так бездарно – из-за вспыльчивости Грозного – закончился эксперимент с учреждением в Ливонии русского протектората.
В это же время Иван совершил еще одну тяжелую ошибку, имевшую роковые последствия. Не добившись победы над шведами, он решил занять южную Ливонию, оккупированную поляками. Там стояли слабые гарнизоны, не способные оказать сопротивление, и в военном отношении дело оказалось нетрудным. Однако в результате этого демарша возобновился русско-польский конфликт, и теперь Москве пришлось иметь дело с двумя противниками. Царь совершил невозможное: заставил вечно враждовавших друг с другом Польшу и Швецию объединиться. Осенью 1578 года союзное польско-шведское войско под Венденом нанесло русским тяжелое поражение, после чего наступательные действия Грозного окончательно прекратились. В дальнейшем приходилось только обороняться.
Польша усиливается
Пока Русь изнуряла себя Опричниной, борьбой с Крымским ханством и шведскими походами, в соседнем польско-литовском государстве произошла очень опасная для Москвы метаморфоза – оно стало государством не только по названию, но и фактически. До сих пор Польша и Литва были объединены лишь монархом, во всем остальном, включая финансовые и военные дела, сохраняя полную автономность. В войнах с Русью участвовало главным образом великое княжество Литовское, Польша же – в очень малой степени. Но летом 1569 года состоялось историческое событие: обе части королевства соединились, образовав Речь Посполитую (буквально «Общее Дело») – своего рода аристократическую республику, суверен которой избирался польской и литовской шляхтой, лишаясь права передавать корону по наследству. Отныне государство вело единую внешнюю политику и командовало вооруженными силами как Короны (собственно Польши), так и Великого Княжества (то есть Литвы). Это последнее обстоятельство было особенно важно для военных действий в Ливонии, которая отныне объявлялась совместным владением Унии.
Последствия этого акта, не сулившего Москве ничего хорошего, проявились не сразу, поскольку еще несколько лет в Речи Посполитой фактически не было монарха. Сигизмунд Август, слабовольный и рано состарившийся, в 1572 году умер. С ним пресеклась династия Ягеллонов, но по новой конституции короля все равно следовало избирать. Начались склоки и интриги, столкновения интересов и борьба политических фракций. Двумя основными претендентами считались брат французского короля Генрих Анжуйский и эрцгерцог Эрнст Габсбург, сын германского императора Максимилиана. В этой ситуации неожиданно возникла и кандидатура русского короля, каким мог бы стать царевич Федор, младший сын Ивана Грозного. Авторы этой на первый взгляд странной идеи, литовские дворяне, надеялись таким способом прекратить разорительную войну и вернуть в состав Литвы утраченные Смоленск с Псковом. В Москву отправились послы. Однако Иван заявил, что хочет быть польским королем сам, притом на своих условиях: с правом наследования, да еще заберет в состав Руси всю Ливонию и Киев. Подобная позиция лишала переговоры всякого смысла, и затея не получила дальнейшего развития. В 1573 году королем стал Генрих Анжуйский, но выбор оказался неудачным. Как только освободился французский престол (бездетный Карл IX умер в мае 1574 года), Генрих сбежал из Польши в Париж, бросив свою краковскую резиденцию. Опять началась эпопея с выборами нового короля, растянувшаяся на полтора года. Соперничали две партии: германского императора и трансильванского князя Стефана Батория. Первого в основном поддерживали магнаты, второго – средняя и мелкая шляхта. У Ивана Грозного, как двумя годами ранее, тоже нашлись сторонники, и на этот раз царь был покладистее, даже соглашался на выборность. Однако похоже, что кандидатуру русского царя все же рассматривали не всерьез, а использовали для отвлекающего маневра или для раскола в литовском лагере. Во всяком случае, на решающем этапе выборов об Иване все забыли. Одна часть сейма провозгласила королем Максимилиана, другая – Батория. Антиавстрийская партия, которую возглавлял выдающийся политический деятель Ян Замойский (1542–1605) оказалась решительнее и активнее. Весной 1576 года Стефан Баторий стал польским королем, а через несколько месяцев, преодолев сопротивление литовской шляхты, и великим князем. У объединенного польско-литовского государства наконец появился сильный правитель.
Стефан Баторий (Батори Иштван) родился в 1533 году в знатной, но не венценосной венгерской семье. Польские паны признали его королем лишь после того, как претендент сочетался браком со старой девой Анной Ягеллонкой, сестрой покойного Сигизмунда Августа. Надменному и обиженному тем, что его обошли на выборах, Ивану Грозному этого показалось недостаточно. Он держался с новым польским монархом презрительно, считая его себе не ровней и даже отказывался называть «братом», чего требовал дипломатический этикет.
В юности Баторий много путешествовал по Европе, даже поучился в Падуанском университете, то есть был для солдата человеком образованным. Молодость Батория прошла в сражениях. Военную карьеру он начинал в войсках германского императора Фердинанда I и бился с турками. Попал к ним в плен и, когда император отказался заплатить выкуп, перешел на другую сторону – под знамена османского вассала, трансильванского князя. В конце концов Баторий стал государем этого восточно-венгерского княжества. Он был искусным дипломатом, опытным администратором и выдающимся полководцем.
Накануне выборов Стефан пообещал будущим подданным, что вернет все земли, захваченные у Литвы, и для этой цели приведет из Трансильвании свое закаленное в боях войско. В первое время королю было не до войны с Москвой, требовалось укрепиться на престоле и решать более насущные политические задачи. Баторий начал с того, что осадил и взял торговый город Гданьск, отложившийся от польской короны. Благодаря этой победе поддержка короля среди шляхетства возросла, и в начале 1578 года на Варшавском сейме он заручился согласием панов на русский поход. Как раз перед тем Иван Грозный предпринял наступление против Речи Посполитой, оккупировав южную Ливонию. Царь полагал, что этой демонстрацией он побудит Батория наконец заключить прочный мир на выгодных для Руси условиях. Грозный снисходительно писал польскому королю, чтобы тот «досаду отложил и с нами нежитья не хотел, занеже то не при тебе делалось» – то есть Баторию не должно быть дела до проблем, возникших при его предшественниках. Расчет Ивана был ошибочен. Вторжение русских войск лишь усилило в Польше партию войны и оказалось на руку Баторию.
Новая война с Польшей
Соотношение сил перед последним этапом долгого противостояния складывалось совсем не в пользу Москвы. Казна Ивана IV была пуста, войско немногочисленно, все лучшие военачальники казнены. Фон Штаден, хорошо знавший ситуацию изнутри, в 1578 году писал:
Великий князь не может теперь устоять в открытом поле ни перед кем из государей, и как только он убеждается, что войско польского короля сильнее его войска, он приказывает тотчас же выжечь все на несколько миль пути, дабы королевское войско не могло получить ни провианта, ни фуража. То же делается и против войска шведского короля… Я твердо знаю, что кровопролитие будет излишне: войско великого князя не в состоянии более выдержать битву в открытом поле.
Кроме того, русские войска продолжали воевать по старинке, главной ударной силой у них оставалась дворянская конница, не обученная согласованным действиям. Баторий же был полководцем новой европейской школы. Он использовал вымуштрованную наемную пехоту, немецкую и венгерскую, искусно маневрировал закованной в доспехи регулярной кавалерией и содержал в идеальном порядке артиллерию. Рейтарами командовал ливонец Георг фон Фаренсбах, до того служивший в русской армии и отлично изучивший все ее сильные и слабые стороны. К лету 1579 года Баторий был готов к большой войне, в которой проявил не только полководческие, но стратегические таланты. Первая кампания была направлена против Полоцка, уже шестнадцать лет находившегося в русских руках. Польша давно не собирала такого войска – больше сорока тысяч воинов, почти треть которых были профессиональными солдатами. Царь недооценивал силу противника. Ивану докладывали, что у Батория людей немного и на войну они идут неохотно – должно быть, произошла история, обычная для страны, которой управляет страх: лазутчики боялись сообщать неприятные известия. В результате Грозный повернул главные силы не против поляков, а против шведов, которые в это же время напали на важную для торговли Нарву. Сказывались пагубные последствия войны на два фронта. Нарву от шведов спасли, зато Полоцк остался без поддержки. В начале августа Баторий приступил к правильной осаде. Стены крепости были высокие, но не каменные, а бревенчатые. Поляки обстреливали город и укрепления калеными ядрами, надеясь вызвать пожар. Какое-то время спасали затяжные дожди, но, когда они закончились, Полоцк запылал. В последний день лета, несмотря на стойкое сопротивление, пехота Батория захватила все опорные пункты, и гарнизону пришлось капитулировать. Андрей Курбский, находившийся в польской армии, отправил своему врагу злорадное письмо, в котором назвал потерю Полоцка «срамотой срамотнейшей». Затем поляки взяли еще несколько крепостей, не только полностью освободив литовскую территорию, потерянную в начале войны, но и опустошив близлежащие русские области. На следующее лето Баторий мобилизовал еще более крупные силы – до пятидесяти тысяч воинов, приведя из Трансильвании дополнительные силы и обучив новую пехоту. Место сбора было выбрано так, чтобы русские ждали наступления на Смоленск, главный пункт всей русской пограничной обороны. Но вместо этого, обманув противника, король нанес удар по крепости Великие Луки, не особенно мощной, но по своему расположению являвшейся ключом как к Ливонии, так и к внутрирусским областям. В данном случае успех кампании был обеспечен самим стратегическим расчетом. Полки без труда заняли несколько крепостей, а за ними и город, взятый 5 сентября 1580 года. Затем пали Холм, Старая Русса и новгородская крепость Корела. Военные успехи Батория, а более всего его обстоятельность и последовательность устрашили Грозного. Следовало ожидать, что третья кампания будет нацелена непосредственно на Русь и приведет к катастрофе. Царь заговорил с королем уже по-другому. В Польшу один за другим помчались московские послы, прося мира и соглашаясь на всё большие уступки: сначала Иван отдавал часть Ливонии, потом уже всю Ливонию, прося оставить ему одну лишь Нарву. Грозный даже шел на особенно болезненную для него жертву – поступался своим царским титулом:
А если государь ваш не велел нашего государя царем писать, то и государь наш для покоя христианского не велит себя царем писать; все равно, как его ни напиши, во всех землях ведают, какой он государь.
Однако Баторий, уверенный в своем превосходстве, не был склонен к компромиссам. Он требовал отдать и Нарву, да еще выплатить огромную контрибуцию в 400 тысяч золотых. Пойти на такие условия было невозможно. Оставалось только готовиться к отражению нашествия. Его цель на сей раз была очевидна: Псков, исконно русский город, никогда не бывавший литовским. Взяв эту твердыню, Баторий не только отрезал бы Русь от Ливонии, но и одержал бы полную, окончательную победу в войне. Положение русского государства было воистину отчаянным. Для псковского похода Баторий взял ссуду у нескольких иностранных государств и вновь вывел в поле без малого пятидесятитысячную армию. Перед выступлением он отправил Грозному оскорбительное письмо, вызывая царя на поединок и обвиняя в трусости. Москве снаряжать войско было не на что и не из кого. Фактически Псков был брошен на произвол судьбы. Правда, стены были каменные, крепкие, гарнизон силен (около 20 тысяч человек), а воеводы, двое князей Шуйских, Иван Петрович и Василий Федорович, полны решимости биться до последнего.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|