 |
Казанские походы.
|
|
|
|
Алексей Адашев посадил на престол Шигалея, но объявил, что отныне все казанские земли, находящиеся к западу от Свияжска, принадлежат Москве. К хану была приставлена охрана из русских стрельцов.
Казалось бы, одержана полная победа, но это было не так. Татарские князья роптали из-за потери засвияжских земель, ненадежен был и сам Шигалей, вынужденный считаться с настроениями своих подданных. Адашев вновь съездил в Казань и пришел к выводу, что вместо марионеточного правителя нужно поставить туда прямого русского наместника. Шигалей покинул город – то ли своей волей, то ли под конвоем приставленных к нему стрельцов, однако московский наместник, князь Семен Микулинский, войти в Казань не смог. Там началось восстание. Слуг и сторонников русского царя перебили, а на ханство позвали астраханского царевича Едигер-Магмета (Ядыгар-Мухаммеда), который явился с собственным войском. Волжские племена переметнулись на сторону более сильного; Свияжск оказался в осаде. Крымское ханство заключило с Казанью союз и стало готовиться к походу на Русь.
В Москве пришли к выводу, что существует только один способ раз и навсегда решить казанскую проблему: не сажать туда своих ставленников, что неоднократно уже делалось, а вовсе упразднить ханство, присоединив его к русскому государству.
Весной 1552 года князь Александр Шуйский-Горбатый, лучший из русских воевод и участник «Избранной рады», пошел с передовой ратью вызволять Свияжск. В июне из Москвы двинулись основные силы под командованием самого царя Ивана. Шли они не к Казани, блокированной Горбатым, а на юг – навстречу крымскому вторжению. Видя перед собой такую силу, крымцы биться не захотели и повернули назад. Тогда Иван повел свои полки степью на Казань, под стенами которой к середине августа собралась вся русская армия. Летописи сообщают, что в ней было 150 000 людей (вероятно, преувеличение) и полторы сотни осадных орудий. На сей раз Москва приготовилась к завоеванию Казани всерьез.
|
|
|
Первые же схватки продемонстрировали результат военной реформы. Русские бились не «кучей», как в прежние времена, а организованно. Полки вступали в бой не по собственному хотению, но в определенном порядке, следуя приказам из ставки – это казалось удивительным. Осаждающие обложили Казань со всех сторон, готовясь к обстоятельной осаде и действуя по заранее разработанному плану. Перебоев со снабжением не возникало – в Свияжске имелось достаточно припасов, а по Волге подвозили всё новые и новые.
У татар было меньше воинов (если верить летописям, раз в пять), к тому же не все они находились в крепости – конница под командованием князя Япанчи располагалась в стороне от Казани.
Тем не менее задача была очень трудной. Русские не имели опыта штурма больших крепостей – раньше их брали измором. Казанская цитадель была обнесена высокими и толстыми дубовыми стенами, окружена рвами. Сдаваться осажденные не собирались. Казанские воины хорошо понимали, что на сей раз речь идет о судьбе всего татарского народа, и бились отчаянно, до последнего.
Однако русская армия, сильно переменившаяся со времен предыдущих кампаний, действовала не только числом, но и умением.
Сначала князь Горбатый дал войску Япанчи бой в поле и одержал решительную победу. Теперь, избавившись от угрозы с тыла, русские могли беспрепятственно приступить к правильной осаде – и оказалось, что они неплохо подготовились.
Осада Казанской крепости – первый в нашей военной истории пример масштабного использования инженерно-саперной науки и потому заслуживает более подробного рассказа.
|
|
|
В том, что город по всему периметру окружили сплошным тыном или земляной насыпью, ничего нового не было – так поступали еще воины Батыя, когда хотели лишить противника возможности бегства. Но московские воеводы расположили в траншеях стрелков, а на закрытых позициях пушки, и держали стены под постоянным обстрелом, не давая осажденным высунуть голову.
Напротив главных ворот построили вежу – 12-метровую трехъярусную башню, которую можно было перекатывать. Оттуда, с господствующей высоты (стены крепости были чуть ниже) вели огонь десять больших орудий и множество малых.
Решающую роль во взятии Казани сыграли «тихие сапы» – скрытные подкопы. Впервые с этим техническим новшеством русские столкнулись в 1535 году, когда литовцы подкопались под стены крепости Стародуб, гарнизон которой «того лукавства не познал». Рыть подземные галереи, рассчитывать мощность и направление взрыва было делом сложным, и занимался им какой-то немецкий «размысл, привычный градскому разорению» (военный инженер).
Подкопов было несколько. Один из них, в который заложили 11 бочек пороха, 4 сентября завалил источник питьевой воды, снабжавший город. Другая мина, более мощная, 30 сентября подорвала тарасы (укрепления, возведенные казанцами для дополнительной защиты). Взрыв был такой силы, что в воздух взлетели бревна и мертвые тела. Это позволило осаждающим придвинуть турусы (передвижные башни на колесах) вплотную к стенам. Начался штурм.
Бой был долгим и кровопролитным. В этот день и назавтра татары пытались отбить стены; русские проламывали бреши и засыпали рвы. Только 2 октября подготовка к решающему штурму закончилась.
Иван отправил парламентера с предложением сдаться – дальнейшее сопротивление не имело смысла, город был обречен, но казанцы ответили: «Все помрем или отсидимся». Вышло первое.
Сначала осаждающие расширили брешь посредством взрыва, потом ворвались в крепость, но очень долго, несколько часов не могли продвинуться вперед – защитники сражались героически. Когда они наконец стали отступать на улицы, приключилась новая напасть: часть русских ратников увлеклась грабежом домов. Штурм замедлился, но прибыли подкрепления. Обороняющиеся сначала засели в ханском дворце, были выбиты оттуда, стали прорываться прочь из города, но снова попали в окружение. Тут опять произошли короткие переговоры. Казанцы сказали, что не хотят губить своего царя и отдают его в плен, сами же предпочитают погибнуть с оружием в руках. Едигер-Магмет с семьей действительно вышли к русским, а все остальные пошли на прорыв и полегли почти до последнего человека.
|
|
|
Когда Иван IV торжественно въезжал в захваченный город, улицу пришлось расчищать от мертвых тел, валявшихся грудами. Летопись пишет, что в городе погибли все мужчины, в плен попали только женщины и дети.
Древний грозный враг был наконец уничтожен, но великой кровью.
Триумфатор был великодушен и щедр. Едигера он помиловал, и тот, приняв христианство, получил во владение Звенигород. Все трофеи Иван отдал своим храбрым воинам, да еще раздал даров на огромную сумму в 48 000 рублей. В честь великой победы на Красной площади был заложен собор невиданного на Руси великолепия – знаменитый Покровский храм, названный так, потому что Казань пала в день Покрова Пресвятой Богородицы.
Царю было что праздновать. Отныне ничто не угрожало стране с востока, ничто не мешало движению Руси в сторону Урала и Сибири, то есть была подготовлена почва к расширению России до ее нынешних рубежей.
С городом Казанью поступили по традиционному рецепту, как в свое время с мятежным Новгородом: вывели коренных жителей на новые места, взамен разместили русских переселенцев. Учредили Казанское архиепископство, однако царь велел никого насильно не крестить и обходиться с иноверцами «ласково». Тем не менее еще несколько лет край был неспокоен, приходилось подавлять мятежи татарских родов и многочисленных племен, долго привыкавших к новой власти и новым порядкам.
Покорение Казани сделало возможным то, что раньше казалось недостижимым: взять под контроль все течение Волги до самого Каспийского моря.
На пути были кочевые ногайские орды и Астраханское ханство, но ногайцы враждовали между собой, а ханство находилось в упадке.
|
|
|
Осенью 1553 года после взятия Казани к Ивану явились посланцы от одного из ногайских вождей, мурзы Измаила, и предложили помощь против Астрахани. Такой возможностью было грех не воспользоваться.
Следующей весной воевода князь Юрий Пронский-Шемякин с 30000 войска поплыл в стругах вниз по Волге. Передовой полк встретился с астраханским отрядом и нанес ему такое сокрушительное поражение, что хан Ямгурчей (Ямгурчи) отказался от сопротивления и бежал из города. В июле 1554 года Астрахань досталась русским без боя.
Сначала с Астраханью хотели поступить так же, как делали с вассальными татарскими царствами: посадили туда московского ставленника Дербыш-Алея, установили дань (1200 рублей и 3000 осетров в год), взяли с астраханцев обязательство впредь принимать ханов только по назначению русского царя.
Но вскоре Дербыш-Алей, пользуясь удаленностью, начал держаться независимо и, что еще хуже, завязал отношения с Крымом.
Тогда к Астрахани применили метод, опробованный в Казани. В 1556 году хватило совсем небольшого отряда, нескольких сотен воинов, чтобы с помощью ногайских союзников прогнать строптивого Дербыша, и нового хана назначать уже не стали, а присоединили область к русскому государству.
Восточные победы 1552–1556 годов стали важнейшей вехой в формировании российского государства.
Ивана IV, конечно, в первую очередь интересовали непосредственные результаты, и они были значительны: локализация татарской угрозы (теперь следовало опасаться только южного, крымского направления), присоединение волжских и приуральских народов, возможность сельскохозяйственного использования новых замиренных земель, торговые выгоды. Однако владение волжским бассейном имело и другое, дальнее значение. Через Казань – довольно скоро – будет перекинут мостик в Сибирь, через Астрахань – еще очень нескоро – на Кавказ и в Среднюю Азию.
Начало самостоятельного правления молодого царя было поистине блистательным, но Иван вынашивал еще более величественные планы.
Движение на Запад
Логика действий Ивана IV была в точности такой же, как в свое время у его деда: начав с решения «татарской проблемы» на Востоке, царь затем обратил свой взгляд (а вернее, меч) на Запад. (Правда, в отличие от деда, царь предварительно не озаботился безопасностью южных рубежей, где таилась крымская угроза, – за это впоследствии пришлось заплатить дорогую цену. )
Нетерпение молодого Ивана, видевшего будущее страны в движении на запад, было понятно. В середине XVI века наибольшие коммерческие выгоды и самые передовые технологии Русь могла получить, только заняв сильные позиции в европейском мире. После разорения Новгорода прежние связи были разрушены, центр балтийской торговли переместился в порты соседней Ливонии. Русские не могли беспрепятственно экспортировать свою продукцию; возникали помехи с импортом необходимых западных товаров, а также с приглашением европейских мастеров.
|
|
|
С 1553 года, правда, неожиданно наладился новый торговый маршрут. В далеком Лондоне составилось купеческое товарищество, отправившее три корабля исследовать северные моря – как делалось в эпоху географических открытий, более или менее наугад. Эта экспедиция, огибая Скандинавию, попала в большой шторм, и в конце концов только одно судно капитана Ричарда Ченслера добралось до неведомого залива, где встретило русских рыбаков и узнало, что эти земли и воды принадлежат какому-то королю Ivan Vasiliwich. У Ченслера на всякий случай была с собой грамота от Эдуарда VI ко всем восточным и северным владыкам, какие могут встретиться на пути. С этим документом капитан отправился в Москву, был милостиво принят и с хорошими вестями вернулся в Лондон, где немедленно составилась Московская компания, начавшая успешно торговать с Русью через Белое море.
Однако северного товарообмена, долгого, окольного и зависимого от навигационных условий, конечно, не хватало. Будущее большого государства было связано с Балтикой. К экономической необходимости прибавлялась память о том, что в давние времена часть балтийского побережья была русской – теперь там властвовал недружественный Ливонский орден. От него зависело, продолжается или прекращается торговля, без которой московскому государству обходиться было невозможно.
В 1547 году, едва взяв в руки кормило власти, Иван хотел призвать из Германии всяких нужных мастеров и отрядил за ними специального посланника, который выполнил поручение, но Ливония завербованных немцев на Русь не пустила, решив, что незачем помогать опасному соседу развиваться и укрепляться.
Долгая череда боярских переворотов, приведшая к снижению внешнеполитической активности московского государства, поощряла орден к дерзости, а между тем внутреннее состояние Ливонии было довольно жалким. Области небольшой страны не ладили между собой, протестанты враждовали с католиками, светские власти – с церковными, немцы – с коренным населением. Всё это делало Ливонию легкой добычей для Москвы, войско которой после татарских походов приобрело выучку и боевой опыт.
Главным препятствием для захвата ослабевшего Ордена была не его малочисленная армия и не каменные замки, в которых не хватало гарнизонов, а то, что, вторгшись в этот стратегически важный край, Москва нарушала зыбкий баланс между основными балтийскими державами: Польшей, Швецией и Данией. Если бы какая-то из этих стран заступилась за Орден, война могла получиться слишком тяжелой.
Однако ситуация складывалась для Руси удачно.
Главный соперник, польско-литовское государство, переживало затяжной кризис. Там правил вздорный и себялюбивый Сигизмунд-Август (1548–1571), занимавшийся только личными делами, вечно ссорившийся с магнатами и транжиривший свою небогатую казну на фавориток и развлечения. К тому же король славился нерешительностью и медлительностью. Можно было надеяться, что, если военная кампания в Ливонии пройдет быстро, Польша в события вмешиваться не станет.
Датский король Кристиан III, по выражению С. Соловьева, «был старик, приближавшийся к гробу» (вскоре он действительно умер) и избегал любых военных конфликтов – с этой стороны тоже опасаться было нечего.
Несколько бó льшее беспокойство вызывала Швеция. Король Густав I Ваза в молодости отличался энергичностью и воинственностью, но и он был уже на седьмом десятке, а его наследник принц Эрик страдал психическим расстройством. В 1554 году между Швецией и Москвой началась пограничная война, не слишком активная и не особенно масштабная, но она продемонстрировала шведам, что Русь окрепла и ссориться с ней не нужно. В 1557 году этот конфликт завершился подписанием мира на условиях, выгодных для русских. Эта победа, довольно скромная, но одержанная в борьбе с непоследней европейской страной, должна была придать Ивану еще больше уверенности в успехе затеваемого предприятия.
Теперь война с Ливонией стала неизбежной.
За предлогом дело не стало. Пятидесятилетнее перемирие, заключенное еще при Иване III, в 1553 году закончилось. Согласно условиям этого давнего соглашения город Дерпт обязывался выплачивать Москве дань, но уже очень много лет этого не делал, пользуясь русскими неурядицами. Царь потребовал выплатить задолженность, копившуюся десятилетиями. У Ордена таких денег не было. Таким образом, формально Ливония являлась неисправным плательщиком, с которого Москва имела право взыскать долг.
В начале 1558 года большая русская армия вторглась на орденскую территорию. Главной целью первого наступления был морской порт Нарва, взятый в мае князем Петром Шуйским. Город был ключом к самостоятельной балтийской торговле и, сделавшись русским, стал давать Москве до 70 тысяч рублей годовой прибыли.
В июне после долгой упорной осады Шуйский взял крепость Нейгауз и отпустил защитников в знак уважения к их храбрости.
В этот период русские вообще вели себя рыцарственно – совсем не так, как впоследствии, когда война дошла до крайнего ожесточения. Иван IV собирался присоединить ливонский край к своей державе и надеялся расположить его жителей великодушием. Нужно было показать ливонцам, что власти русского царя можно не бояться.
Эта тактика себя оправдывала. В июле князю Шуйскому на почетную капитуляцию сдался важный город Дерпт (современный Тарту). Всех, кто хотел уйти, задерживать не стали; в занятом городе поддерживался идеальный порядок, специальные патрули хватали пьяных и дебоширов, чтобы те не чинили жителям никаких обид.
К осени Москве покорились два десятка городов и крепостей. Оставив в них гарнизоны, русские завершили кампанию. Основные силы армии отошли к границе, на зимние квартиры.
В январе 1559 года Готхард Кетлер, ландмейстер Ордена, предпринял единственную попытку активного сопротивления: воспользовавшись уходом русских войск, отбил замок Ринген (современный Рынгу), но потерял при штурме так много людей, что был вынужден отказаться от дальнейшего наступления.
|
|
|
