 |
Неизвестный художник. XVIII в.
|
|
|
|
Надир
Неизвестный художник. XVIII в.
Прежний шах Солтан Хусейн, свергнутый кандагарским эмиром Мир-Махмудом, сидел в заточении. Мир-Махмуда убил другой военный вождь, Мир-Ашраф, который заодно казнил и пленного шаха, но сын последнего принц Тахмасп укрепился на севере страны и провозгласил себя шахом. При этом настоящим предводителем этой фракции был не Тахмасп, а его главный полководец Надир. Он выгнал Мир-Ашрафа из столицы, однако в сваре участвовали еще и турки. Они воевали с войсками Надира, но при этом вели тайные переговоры с Тахмаспом. Разобраться во всех этих хитросплетениях было трудно.
Выбраться из осиного гнезда очень хотелось, но боялись, что Персия достанется главному оппоненту – Турции, и потому всё тянули с эвакуацией.
Наконец в 1732 году в Реште подписали с Тахмаспом договор, по которому шах получал назад все южное побережье Каспия в обмен на обещание не мириться с турками. С облегчением вывели оттуда гарнизоны, а Тахмасп немедленно обманул – помирился с Турцией, отдав ей соседствующую с российскими владениями часть Кавказа.
На счастье против шаха взбунтовался Надир, заклятый враг Турции, и война началась сызнова. В конце концов от нее устали и в Стамбуле.
Еще три года спустя пришлось подписывать новый договор, Гянджинский, теперь с Надиром. Отдали ему последнее, что оставалось от петровских побед: Баку с Дербентом, уже безо всяких дополнительных условий.
Территории, возвращенные Персии по Гянджинскому договору
Получалось, что множество солдатских жизней (30 000, а то и 40 000 умерших) и миллионы рублей потрачены впустую. Попытка южной экспансии закончилась полным крахом.
|
|
|
Польская война
В начале 1733 года произошло событие, к которому активнее всего готовилась Франция: умер польский король Август Сильный. Интерес Версаля к неближней стране имел две причины – политическую и династическую. Во-первых, появилась возможность ослабить Австрию, посадив на освободившийся трон своего кандидата, а во-вторых, удобный кандидат был наготове. Несколькими годами ранее Людовик XV женился на дочери бывшего польского короля Станислава Лещинского, в свое время изгнанного из Варшавы русскими войсками.
Эта затея не могла понравиться ни Вене, у которой имелся свой претендент, ни тем более Петербургу, где к нежеланию выпускать из зоны своего влияния Польшу тоже присоединялись династические эмоции. Дело в том, что Людовик предпочел Марию Лещинскую русской царевне Елизавете Петровне – обидно.
Французская дипломатия, самая предприимчивая из европейских, завладела инициативой. Станислав появился в Польше первым и заручился поддержкой большинства знати, в том числе примаса Потоцкого. Отсекая конкурентов, эта партия провела сейм, на котором было постановлено, что королем может быть избран во-первых, только этнический поляк, а во-вторых, ни в коем случае не владетель какой-то иной страны. Таким образом исключался русский кандидат, сын покойного Августа, тоже Август, курфюрст саксонский.
Но, как всегда бывало в Польше, решение не было единогласным, и недовольные обратились к России с документом, озаглавленным «Декларация доброжелательности», прося защитить шляхетские свободы. В Петербурге только этого и ждали. В дальнейшем лозунг защиты традиционных польских вольностей станет главным пропагандистским оружием России в борьбе за контроль над несчастной Речью Посполитой.
До избирательного съезда русские вмешаться не успели, но лифляндский губернатор Петр Ласси уже вел армию спасать «доброжелателей».
|
|
|
Фельдмаршал Пирс Эдмонд (Петр Петрович) Ласси
Гравюра. XVIII в.
Правда, отвыкшие от боевых походов полки поспешали неважно, и в августе Станислав был-таки провозглашен королем, но это русских не остановило, тем более что от Смоленска двигался еще один армейский корпус. Всего на польско-литовскую территорию вторглось около 50 тысяч солдат, противостоять которым партия Станислава не могла.
В сентябре пророссийская шляхта выбрала королем Августа III Саксонского, а генерал-аншеф Ласси занял Варшаву, преподнеся новому монарху его столицу.
Лещинский со своими сторонниками ушел в хорошо укрепленный Гданьск и стал дожидаться помощи от французов. Туда же явился и Ласси, но смог привести с собой всего 12 тысяч солдат – остальные сражались по всей Польше с врагами Августа. Осадной артиллерии не было вовсе, поэтому блокада растянулась на месяцы.
Разгоралась большая европейская война, но очень странная.
Австрия воевала с Францией и ее союзниками (испанцами, сардинцами и несколькими немецкими княжествами) в Германии и в Италии, но не в Польше. Россия, союзница Австрии, войны никакому иностранному государству не объявляла, но на деле сражалась с французскими отрядами Лещинского и обещала Вене прислать солдат на западный фронт.
Русское командование очень боялось, что Людовик пришлет к Гданьску флот с большим десантом, и торопилось взять город прежде, чем это произойдет. Поэтому в лагерь прибыл самый главный военный начальник фельдмаршал Миних. Как человек решительный, он не стал слушать осторожного Ласси и повел дело к генеральному штурму.
В конце апреля приступ состоялся – и был отбит с тяжелыми потерями. Из восьми тысяч солдат, участвовавших в штурме, полегла четверть. Решительности у Миниха было больше, чем военных талантов.
Это неудачное дело осталось единственным крупным сражением польской войны. Кампания закончилась бы плохо, если бы Людовик XV прислал тестю серьезную подмогу, но, когда французская эскадра наконец прибыла, с нее высадились лишь две с половиной тысячи солдат, которые не могли изменить ситуации. К этому времени к русским присоединилась большая саксонская армия, а затем прибыла и тяжелая артиллерия.
|
|
|
В конце июня Гданьск капитулировал. Лещинский еле спасся, переодевшись крестьянином. Он был староват для подобных приключений и впоследствии в Польше уже не появлялся.
Но на западном театре война продолжалась, австрийцы требовали выполнения условий союзного договора, и Ласси отправился в Германию с двадцатитысячной армией. Хватило одного ее появления, драться не пришлось.
Стороны приступили к долгим, трудным переговорам, которые завершились лишь три года спустя миром, более выгодным для Франции, чем для Австрии. Россия удовлетворилась тем, что посадила на польский трон своего кандидата и в этих дипломатических баталиях напрямую не участвовала. У нее происходили иные сражения, кровавые.
Турецкая война
Взять реванш за Прутское поражение 1711 года, сведшее на нет все колоссальные усилия Петра утвердиться на Черном море, было заветной мечтой российского правительства. Для того и заключили союзный договор с Австрией, несмотря на все опасности и издержки этого альянса.
Относительно легкая победа в Польше придала Петербургу уверенности в своих силах. Казалось, и обстоятельства благоприятствуют новой войне. В Персии на турок наседал Надир; у союзницы Австрии, начавшей мирные переговоры с враждебной коалицией, вот-вот должны были освободиться руки; главное же – в Польше уже стояла в боевой готовности большая армия.
Из Константинополя русские резиденты доносили, что момент удачный, Порта слаба как никогда.
Дерзновенно и истинно донесу, – писал поверенный в делах Вешняков, – что в Турции нет ни начальников политических, ни руководителей военных, ни разумных правителей финансовых; все находится в страшном расстройстве и при малейшем бедствии будет находиться на краю бездны.
(То же самое можно было бы сказать и о России, но издали собственная держава всегда кажется мощнее).
Аннинским кабинет-министрам во главе с Остерманом, а еще больше президенту военной коллегии Миниху идея компенсировать потерю персидских владений черноморскими приобретениями представлялась соблазнительной. За поводом дело не стало. Вассал и союзник султана крымский хан повел свои войска на Персию через Кабарду, которую в Петербурге считали российской территорией (с чем, впрочем, не соглашались в Стамбуле). Такое случалось и прежде, но дело ограничивалось дипломатическими протестами. Теперь же решили ответить на вторжение вторжением – мягко говоря, диспропорционально.
|
|
|
Генерал Леонтьев двинулся из Польши на Крым с большой армией; вторую армию, тридцатитысячную, повел к Азову недавно произведенный в фельдмаршалы Ласси.
Таким образом, если польская кампания может быть названа «вынужденной агрессией» – Россия не хотела выпускать Польшу из сферы своего влияния, то новая война была начата с завоевательными целями. Надеялись, что она будет недолгой, а победа быстрой. Особая хитрость заключалась в том, что с Турцией отношений не разорвали – всё это выглядело как акция возмездия против Крыма.
Благодаря этой уловке выгадали несколько месяцев, но безо всякого толку. Первая попытка вторгнуться в Крым осенью 1735 года закончилась неудачей – прорваться через Перекоп не удалось. А когда весной 1736 года боевые действия возобновились, Порта обнаружила, что часть русской армии нацелилась на османский Азов, и началась большая война. Посла Вешнякова выслали из страны, стали собирать войско.
Теперь в Крым шел уже сам фельдмаршал Миних – с такими силами, что хан противостоять им не мог. Крепость Перекоп капитулировала в мае, а в июне пала и крымская столица Бахчисарай, разграбленная и сожженная в отместку за все вековые обиды.
Боевые потери русских были невелики, и все же в этом походе Миних похоронил добрую половину своей армии. Адъютант фельдмаршала Манштейн объясняет ужасающие потери так:
И хотя я большой почитатель графа Миниха, однако я не могу вполне оправдать его ошибки в эту кампанию, стоившую России около 30 000 человек. …В обращении своем Миних был слишком суров; он часто без надобности изнурял солдат; в самое жаркое летнее время, вместо того чтобы выступать в поход ночью или за несколько часов до рассвета, армия, вместо того чтобы воспользоваться свежестью воздуха, почти всегда выступала часа два или три после восхода солнца. Это обстоятельство много содействовало распространению болезней в войсках.
Пришлось очистить только что захваченный полуостров без боя, чтобы вывести остатки армии на здоровое место, к берегу Днепра.
Тем временем командующий второй армией Ласси без особенного шума и потерь принудил к сдаче Азов, прежде чем туда прибыли турецкие подкрепления.
|
|
|
Таковы были итоги кампании 1736 года – вроде бы впечатляющие, но неокончательные, поскольку Турция по-настоящему воевать еще не начала.
Чтобы разделить ее силы, Петербург после долгих увещеваний наконец заставил Австрию исполнить свои союзнические обязательства. Армия императора Карла VI двинулась в наступление и действительно оттянула на себя значительную часть турецких войск.
Это позволило Миниху осадить мощную вражескую крепость Очаков. Как и под Гданьском, бравый фельдмаршал не стал рассусоливать и жалеть своих солдат.
30 июня подошел к городу, а 2 июля уже стал его штурмовать.
Поначалу всё пошло еще хуже, чем в Гданьске. Из-за плохой подготовки (нехватки фашин и длинных лестниц) солдаты застряли во рву, где турки два часа палили по ним сверху и уложили около четырех тысяч человек. Храбрый Миних носился среди толп с обнаженной шпагой, кричал, но сделать ничего не мог. В конце концов, люди побежали. Турки догоняли их, рубили. Побоище грозило превратиться в полный разгром, но ситуацию спасло чудо.
В охваченной пожаром крепости вдруг взорвались пороховые склады. Жертв было так много, а разрушения столь велики, что в гарнизоне началась паника. Турки бросились вон из пылающего города, и он достался победителям, которые только что считали себя побежденными.
Эта не слишком триумфальная виктория так и осталась единственной за всю кампанию. Фельдмаршал Ласси ненадолго заглянул в Крым и снова оставил негостеприимный полуостров, боясь «великого армии разорения» из-за безводья и эпидемий. Не порадовали и австрийцы, потерпевшие в Боснии поражение от турок.
В украинском Немирове начались было русско-австрийско-турецкие мирные переговоры, потому что затягивать разорительную войну никому не хотелось. Однако сразу же выяснилось, что стороны оценивают ситуацию по-разному. Гордясь разорением Бахчисарая, взятием Азова и Очакова, русские представители потребовали отдать им Крым и Кубань, а заодно и придунайские земли. Турецкие делегаты отвечали, что Азов был слабо укреплен, а за Очаков русские заплатили слишком дорогую цену и их армия обескровлена. Австрийцам же похвастать было нечем.
Демонстрируя силу, турки атаковали Очаков и едва не отбили его обратно, да тут еще очень некстати Ласси отступил из Крыма.
Шафирову, Неплюеву и Волынскому (в то время еще не кабинет-министру) пришлось умерить запросы. Они уже соглашались обойтись без Крыма и придунайских областей. Затем отказались и от Кубани, прося лишь Азов с Очаковым. Австрийцы вели себя еще покладистей – им эта война вообще была ни к чему.
Видя это, турки передумали мириться. Стало ясно, что противостояние будет долгим.
1738 год не принес России ничего хорошего. Очаков все-таки пришлось оставить, и не в результате неприятельских действий, а потому что в гарнизоне началась чума и люди умирали тысячами. Через полвека Очаков придется брать снова, с огромными жертвами.
Главной стратегической задачей Миних назначил взятие крепости Бендеры, но из-за нехватки фуража передохли лошади и быки, обозы остановились. Армия повернула обратно, даже не добравшись до места.
Австрийцы активности не проявляли и, наоборот, стали требовать русской подмоги. Единственным мало-мальски отрадным событием был очередной визит фельдмаршала Ласси в Крым, где он окончательно разрушил Перекопскую крепость – хотя, как известно, лучшим защитником полуострова была не она, а нехватка питьевой воды.
Русские дипломаты сделали султану совсем уже умеренное предложение: отдать один только Азов, а в Очакове и еще в одной крепости, Кинбурне, просто разрушить укрепления. Но Стамбул не согласился и на это.
Делать нечего, пришлось копить силы для нового наступления. К кампании 1739 года Миних собрал все наличные войска и резервы: шестьдесят с лишним тысяч солдат, 250 орудий. Задача состояла в том, чтоб взять крепость Хотин, ключ к Дунайской области.
28 (17 по русскому стилю) августа у местечка Ставучаны русская армия наконец одержала настоящую, ничем не омраченную победу. Турецкий главнокомандующий Вели-паша попытался окружить Миниха, но имел для этого недостаточно сил, которые к тому же плохо координировали между собой. Плотные массы регулярной русской пехоты легко отбивали атаки татарской конницы, постепенно продвигаясь вперед, и в конце концов охваченное паникой османское войско разбежалось. При том, что в сражении с обеих сторон участвовало около полутораста тысяч воинов, потери были микроскопическими: у русских пало всего 13 солдат, да и у наголову разгромленных турок убитых насчитывалось едва за тысячу.
|
|
|
