 |
Бестужев в зените могущества и в ссылке
|
|
|
|
Бестужев в зените могущества и в ссылке
Неизвестные художники. XVIII в.
Интригой, погубившей прославленного хитреца, руководил другой хитрец – ближайший помощник и главный соперник Бестужева вице-канцлер Михаил Илларионович Воронцов. Это был еще один выдвиженец «женского клуба» при Елизавете, обязанный своим взлетом браку с царской наперсницей Анной Воронцовой.
Вице-канцлер долгое время находился в тени своего грозного начальника, который его опасался и против него интриговал, но приближение войны очень повысило престиж Воронцова, потому что он-то всегда ратовал за французскую ориентацию – и оказался прав.
После краха Бестужева (1758) и до самого конца елизаветинского царствования руководителем российской политики останется Воронцов.
Таковы главные деятели «сонного времени», которое к моменту воронцовского «случая», впрочем, уже перестало быть сонным.
Династическая проблема
Спокойствие царствования с самого начала омрачалось одним обстоятельством: у незамужней Елизаветы не могло быть потомства (незаконные дети, по слухам, были, но значения не имели). Отсутствовал и очевидный преемник, права которого считались бы неоспоримыми, – как, скажем, Петр II после Екатерины I. Опыт показывал, что при таких условиях передача власти гладко не проходит.
Ситуация осложнялась еще и тем, что имелся маленький Иоанн VI, принадлежавший к старшей ветви царского дома, но свергнутый силой оружия. Это был сильный удар по сакральности престола, которую с таким жестоким упорством восстанавливала Анна Иоанновна.
Одним из первых актов новой царицы была попытка легитимизации переворота. Уже через три дня после захвата власти Елизавета выпустила манифест «с обстоятельством и с довольным изъяснением» случившегося.
|
|
|
В качестве юридического обоснования приводилось завещание Екатерины I, согласно которому в случае ранней смерти Петра II престол должен был перейти к его тетке Анне Петровне и ее потомству, если оно будет исповедовать православие. В том, что завещание оказалось нарушено, манифест винил (несправедливо) Остермана, который-де скрыл духовную и привел к власти сначала одну, а затем другую Анну.
С учетом того, что права самой Екатерины I выглядели крайне сомнительно, ссылка на ее последнюю волю большой убедительности не имела, но более сильную аргументацию взять было негде.
Поначалу Елизавета хотела выпроводить брауншвейгское семейство за границу, предав их «разные предосудительные поступки крайнему забытию», но кто-то более дальновидный делать это отсоветовал: зачем выпускать на волю опасного претендента?
По доброте натуры царица не могла поступить с Иоанном «по-годуновски» (если принять версию, что царевича Дмитрия убил Годунов) и обрекла ни в чем не повинного ребенка, а заодно и всю его родню на участь еще более ужасную.
Несчастное семейство поселили в далеких Холмогорах, под крепкой охраной. Низложенного императора у родителей забрали. Бывшая правительница Анна Леопольдовна умерла 28-летней, родив еще несколько детей. Антон-Ульрих прожил в неволе тридцать три года и скончался. Дети выросли, потом постарели. Старшая дочь сошла с ума.
Наконец, через сорок лет после переворота, милостивая Екатерина II, уже утвердившаяся на престоле и переставшая бояться соперников, отпустила ссыльных в Данию, к тамошней королеве, их тетке, но с непременным условием, что их там тоже будут держать в изоляции. Условие было исполнено.
Последней из всех, уже в следующем веке, умерла принцесса Екатерина Антоновна. Н. Эйдельман цитирует ее письмо духовнику отцу Феофану (она, разумеется, была православной и русскоязычной): «Што мне было в тысячу раз лючше было жить в Холмогорах, нежели в Горсенсе. Што меня придворные датские не любят и часто оттого плакала… и я теперь горькие слезы проливаю, проклиная себя, что я давно не умерла».
|
|
|
Свергнутый законный император все время нервировал власть самим фактом своего существования. Тайная канцелярия доносила, что в народе августейшего младенца не забывают, жалеют. В разговорах недовольных чуть что всплывало имя Иоанна, и при том, что настоящих заговоров при Елизавете не возникало, правительство их очень боялось. Одной из причин неадекватно жестокой расправы со сплетницами Анной Бестужевой и Натальей Лопухиной было обвинение в сочувствии брауншвейгской фамилии.
Елизавете нужно было закрепить наследование за своей, петровской, линией, и вариант здесь мог быть только один. От покойной сестры Анны, герцогини Шлезвиг-Гольштейн-Готторпской, остался сын – родной внук Петра Первого. Правда, вопреки пресловутому завещанию Екатерины он принадлежал к другой вере, зато был круглым сиротой (его отец, амбициозный Карл-Фридрих, в свое время вытолканный Меншиковым из России, недавно очень кстати умер). Значит, Елизавета могла надеяться, что наследник окажется под ее полным контролем.
За отроком отправили гвардейского офицера, и тринадцатилетний Карл-Петер-Ульрих фон Шлезвиг-Гольштейн-Готторп, никогда не бывавший в России и не знавший языка своих будущих подданных, был доставлен в Петербург. Там его поскорее «русифицировали», перекрестив в православие и переименовав в Петра Федоровича. Однако очень скоро выяснилось, что надежда монархии слаб здоровьем и весьма малообещающ в смысле личных качеств (об этом будет рассказано позднее).
Что ж, решила Елизавета, тогда царевича нужно побыстрее женить и посмотреть, не окажется ли следующее поколение более удачным.
Выбор невесты для Петра Федоровича превратился в настоящую баталию, где столкнулись очень серьезные силы – ведь речь шла о будущем великой империи. Только что вступивший в должность Бестужев-Рюмин ратовал за дочь польского короля Августа III, враждебного Пруссии, но оппоненты еще не окрепшего Алексея Петровича взяли верх. Они уговорили императрицу остановить выбор на дочери принца Ангальт-Цербстского, который служил в армии Фридриха II. Если учесть, что юный наследник с детства преклонялся перед прусским монархом, который из Голштинии казался величайшим государем мира, получалось, что «прусская» партия одержала полную победу.
|
|
|
