Русско-турецкая война 1787–1791 годов

Вся надежда была на большую боевую победу, которая заставит турок отказаться от дальнейшей борьбы.

После Рымника неприятель уже не пытался дать сражение в поле, а вел себя осторожно, больше полагаясь на оборону. Главным пунктом этой обороны была крепость Измаил, превосходно укрепленная и обладавшая гарнизоном в 35 тысяч воинов.

Русские несколько раз подступались к этой твердыне, но штурмовать ее не решались, а затевать длительную осаду в той международной ситуации было рискованно.

Потемкин отправил к Измаилу своего главного полководца Суворова (к тому времени уже графа Рымникского) с приказом во что бы то ни стало взять крепость, и как можно быстрее.

Второго декабря генерал-аншеф прибыл к стенам Измаила. Всего девять дней спустя считавшийся неприступным город пал. Эта весть произвела огромное впечатление на Европу, так что даже тридцать лет спустя Байрон посвятит взятию Измаила целую главу поэмы «Дон Жуан» (правда, ужасно переврав все русские имена: граф Шереметев у него стал «Шерематофф», а граф Мусин-Пушкин фигурирует как «Мускин-Пускин»).

Штурму предшествовала феноменально эффективная подготовка. Осаждающих было меньше, чем осажденных, но Суворов, как обычно, делал ставку не на численное, а на качественное преимущество. В таких условиях оно могло быть достигнуто лишь слаженностью и тренировкой, поэтому шесть дней подряд командующий обучал солдат преодолевать глубокие рвы и карабкаться на стены, для чего в поле был воздвигнут точный макет измаильских укреплений. Учения проводились сначала днем, а затем и ночью.

Убедившись, что урок усвоен, полководец провел двухдневную канонаду, чтобы разбить на стенах побольше турецких пушек, и 11 декабря, под прикрытием темноты, дал приказ идти на приступ.

К восьми часам утра стены были взяты и началась резня на улицах, продолжавшаяся до сумерек.

Перед штурмом Суворов предупредил коменданта, что в случае сопротивления весь гарнизон будет перебит, и теперь исполнил свое жестокое обещание. Три четверти турок были уничтожены, пленных стали брать лишь к концу дня.

Но огромны были и потери победителей. Во рвах, на стенах, на измаильских улицах суворовская армия потеряла убитыми и ранеными почти двадцать процентов своего состава.

Цена победы была высока, но высокой была и награда. После Измаила султан воевать расхотел. Весь 1791 год шла дипломатическая торговля по условиям мира, и в самом начале 1792 года он наконец был подписан в румынском городе Яссы.

Турция признала аннексию Крыма и уступила почти пустую территорию между Днестром и Бугом. Это, конечно, была очень скудная компенсация за огромные людские и финансовые потери России, но Екатерине в это время важнее было развязать себе руки перед окончательным решением «польского вопроса».

Западная экспансия

При всей важности черноморских приобретений главный прирост екатерининской империи происходил за счет поглощения обширных, густонаселенных областей Речи Посполитой. Несмотря на потери предыдущего столетия, это по-прежнему была одна из крупнейших европейских стран: более 700 тысяч квадратных километров территории, двенадцать с половиной миллионов жителей – всего на треть меньше, чем в России.

С точки зрения государственной истории, эта восточноевропейская держава, издавна соперничавшая с Русью, выбрала себе противоположную форму существования: не жестко централизованную «ордынскую» систему, а род постфеодальной дворянской республики, в которой централизация и административная «вертикаль» почти полностью отсутствовали. В XVII веке, когда во всех ведущих странах усилились государственные институты с неизбежным концентрированием финансовых и военно-мобилизационных ресурсов, Речь Посполитая еще больше парализовала свой механизм управления. К старинному правилу «Nihil novi» («Ничего нового») – имелось в виду без согласия шляхты – присоединился уже вовсе абсурдный принцип «свободного вето», согласно которому всякое государственное постановление требовало единогласного одобрения делегатов Сейма. Любой из них имел право крикнуть «Nie pozwalam! » («Не позволяю! ») – и дело останавливалось.

Долгая Северная война (1700–1721) в основном происходила на польской территории, что совершенно разорило и без того бедную страну. Хотя королевство состояло в антишведской коалиции, никаких выгод от победы оно не получило. К этому времени Речь Посполитая утратила всякое международное значение. Она даже не могла сама выбрать себе монарха – спор за польский престол решался в Петербурге, Париже, Вене, а с усилением Пруссии еще и в Берлине.

Русские монархи со времен Петра считали, что западный сосед находится в их зоне влияния, но до поры до времени довольствовались контролем над королевскими выборами и польской внешней политикой. Однако на протяжении XVIII века Речь Посполитая приходила во всё больший упадок. Российский ставленник Август III почти совершенно не обладал властью. Десять из восемнадцати сеймов, собранных при этом короле, не приняли никаких решений. Сам он предпочитал жить у себя в Саксонии, курфюрстом которой являлся, а в Польше царила анархия, там хозяйничали враждующие группировки магнатов.

В 1763 Август III умер, встал вопрос о преемнике. В прошлый раз этот спор закончился войной за польское наследство. Сейчас, после окончания семилетней общеевропейской свары, драться из-за варшавского престола никто не хотел. Россия, обескровленная в меньшей степени, чем Пруссия, Австрия и Франция, распорядилась освободившейся короной по своему усмотрению.

Без лишних церемоний в Польшу вошли русские войска. Не пропустили на сейм нежелательных кандидатов и многозначительно постояли лагерем близ Варшавы, пока делегаты не выбрали того, кого желала российская императрица.

Екатерина поступила очень по-женски: подарила корону своему бывшему любовнику Станиславу-Августу Понятовскому. Выбор был, во-первых, приятный, а во-вторых, как казалось, надежный. У кандидата была репутация пустопорожнего болтуна и бонвивана, при котором Польша останется такой же слабой. «Фат, рожденный для будуара, а не для какого-либо престола: шага не мог ступить без красивого словца и глупого поступка», – безжалостно пишет об этом молодом человеке В. Ключевский.

Однако в истории иногда случается, что вроде бы никчемная личность, оказавшаяся на высоком посту по прихоти случая, вдруг проникается сознанием своей миссии и начинает вести себя соответственно положению. То же произошло и с новым королем.

Он остался таким же слабовольным, был робко-почтителен по отношению к русской благодетельнице, но при этом честно пытался укрепить свое захиревшее королевство. Станислав начал приводить в порядок финансовую систему, модернизировать королевскую армию, а самое главное – покусился на право «свободного вето», источник всех государственных бед.

В 1767 году был сделан первый шаг, совершенно необходимый для нормального управления казенными расходами: король предложил сейму принимать решения по бюджету большинством голосов. Если бы проект был принят, это совершенно изменило бы состояние польских дел.