Карта 6. Топонимика и типы палей а Крайс-Пирне (по Гельбигу I960)

Роберт Бартлетт. Становление Европы

Он подошел к проблеме, сочетая результаты топонимического ис­следования, археологических раскопок, документальных свиде­тельств и анализа типов полей и деревень. Упрощенная карта, где отображены результаты его исследований одного региона — Крайс Пирне на Эльбе выше Дрездена, ясно показывает хоть и не абсо­лютную, но очень наглядную корреляцию между географическими названиями и типами полей и деревень (карта 6). Поселения, имею­щие менее правильные очертания, и поля, составленные из ферлон -гов, соответствуют областям с преобладанием славянских названий, тогда как вальдхуфендорфы (и некоторые другие геометрически правильные формы) соотносятся с названиями немецкого проис­хождения. Естественно предположить, что большая часть ранних славянских поселений концентрировались вдоль Эльбы, и там на­звания населенных пунктов и форма полей до сих пор носят отпе­чаток той самой, раннесредневековой модели. Немцы же расчища­ли для обработки землю на задах старых поселений, отвоевывая ее у лесов и формируя вальдхуфендорфы. Таким образом, планомер­ное переселение немцев, которое на основании письменных свиде­тельств можно отнести к XII веку, наглядно запечатлено и на карте. История сельского поселения — та тема, которая требует не­спешного и трудоемкого накопления данных — фрагментов кера­мики, упоминаний в документах, картах полей и т.п. В то же время это та область научного исследования, где есть реальная перспекти­ва получения обширной информации совершенно нового характера благодаря применению новых научных методов — таких, как хими­ческий анализ керамики или исследование растительных и живот­ных остатков. В случае развития пограничных научных дисциплин и комплексной методологии исследования, результатом, без сомне­ния, станет более полная, яркая и наглядная картина новых ланд­шафтов Высокого Средневековья.

7. Колониальные города и колониальные торговцы

Роберт Бартлетт. Становление Европы

менее выраженное разделение труда, а также слабее вовлечено в товарообмен, нежели деревня, которая, в свою очередь, характери­зуется меньшей численностью населения и менее развитым разде­лением труда по сравнению с небольшим городом. Где именно про -вести этот водораздел, с какого момента усматривать в населенном пункте черты города — это вопрос суждения, всегда с налетом субъективности. Невозможно доказать, было ли то или иное место городом в экономическом смысле, если заранее не договориться о том, где будет пролегать эта грань. Таким образом, средневековые города — это населенные пункты, которые историки выделяют из массы других по ряду параметров (население, степень коммерциа­лизации, разделение труда), или, если говорить точнее, исходя из ощущения, что они превосходили другие поселения по этим пара­метрам, если бы мы имели возможность эти параметры измерить.

Совершенно иной характер носит юридический критерий опре­деления города, который отражает другой подход к проблеме. Если экономическое определение является ретроспективным и относи­тельным, то юридическое характеризует определенный момент вре -мени и абсолютно по своей сути. В правовом смысле города имели иной статус, нежели остальные населенные пункты, и о существо­вании этого статуса люди той эпохи хорошо знали. На самом деле, этот статус город должен был. в определенный момент получить, и именно эта дата чаще всего считается днем «основания» города. С юридической точки зрения феодал мог своей волей в одночасье обратить «негород» в город. Ясно, что с экономической точки зре­ния такое превращение было бы невозможно. Юридические приви­легии городов могли даваться одномоментным росчерком пера, что было невозможно для города как новой экономической модели.

Учитывая эти два различия в подходах, надо сознавать возмож­ность и даже высокую степень вероятности того, что города в эко­номическом смысле и населенные пункты, имевшие официальный статус городов, не всегда совпадали. Поселение относительно боль­ших размеров, с развитой торговлей и разделением труда, могло не иметь статуса города. В то же время другие населенные пункты могли относиться к городам, несмотря на свои малые размеры и сельский по существу характер. Эта ситуация хорошо знакома всем, кто изучал парламентскую историю Англии, когда мелкие «гнилые местечки» (rotten boroughs) продолжали посылать своих представителей в парламент, в то время как многие крупные города с развитым производством были лишены этого права. И это несоот­ветствие появляется задолго до индустриализации. Если положить рядом две карты, отражающие расчетное состояние финансов Анг­лии в 1334 году (когда фискальные записи дают достаточно полную картину) и благосостояние фискальных единиц, какими являлись боро, на тот же период, то поражают два момента^. Во-первых, это отсутствие позитивной корреляции между благосостоянием какого-либо района и количеством в нем таких единиц, а во-вторых —

7. Колониальные города и колониальные торговцы

большое число бедных городов. Так называемый Уэссекский регион (куда входили Девон, Сомерсет, Дорсет, Уилшир и Гэмпшир) имел огромное число боро, в то время как зажиточные графства Восточ -ной Англии и Мидленда этим похвастать не могли. В самом деле, соотношение по этому параметру процветающих графств восточно­го побережья, от Норфолка до Кента, с юго-западным полуостро­вом (Сомерсет, Девон и Корнуолл) было один к пяти. Отсюда ясно, что количество населенных пунктов с правовым статусом города ни в коей мере не отражает уровня экономического развития.

Так же очевидно, что несовпадение понятия города в юридичес­ком и экономическом смысле нельзя считать симметричным. Дру­гими словами, куда больше мест, где поселения со статусом города не выполняли по сути городских функций, чем наоборот. Во многих случаях это объясняется тем, что процветающие общины, как пра­вило, могли купить себе городские привилегии за деньги, а наде­ленные этими правами поселения, даже если их экономика еще не получила урбанистического развития, едва ли стали бы отказывать­ся от своего статуса. Получается, что реальное несовпадение между юридической и экономической урбанизацией как раз и проистека­ло из большого количества мест с городским статусом, но сельски­ми по сути функциями.

В силу этой двойственности самого понятия города для того, чтобы понять значение урбанизации в процессе средневековой экс -пансии, приходится фактически опираться на две отдельных исто­рии вместо одной. Первая — это рост центров с большой числен­ностью населения, комплексной экономикой и развитой торговлей. Распространение городской свободы — вторая, отдельная тема, хотя и связанная с первой. Например, если говорить об урбаниза­ции Восточной Европы, имея в виду только один правовой аспект, то правильно будет сказать, что она произошла в период между се -рединой XII и серединой XIV века и по немецкому образцу. Сохра -нившиеся с того времени городские хартии и законы представляют собой богатый источник информации о том переустройстве, кото­рому подверглись поселения восточнее Эльбы по образу и подобию великих немецких городов типа Любека и Магдебурга. Кроме того, эти хартии и законы, в самых общих чертах, очень похожи на доку­менты Франции или Англии или на испанские фуэрос, и следова­тельно, можно с полным основанием говорить о проникновении в Восточную Европу западноевропейских форм. Однако если рас­сматривать эту ситуацию с экономической точки зрения, то карти­на будет выглядеть совсем иначе. Города, то есть поселения с отно -сительно большой численностью жителей и комплексной застрой­кой, существовали в Восточной Европе задолго до появления город­ских хартий вольности. Археологические исследования, особенно послевоенного периода, позволили установить средневековые тор­говые пути и процветающие торговые центры, которые существова -ли в Прибалтике и по берегам крупных рек уже в X веке. Практи-

L

Роберт Бартлетт. Становление Европы

чески нет сомнений, что предоставление статуса города лишь озна­чало новую организацию уже существовавшего населенного пунк­та, а не основание или придание городского статуса новому поселе -нию. В некоторых случаях, например, как с Щецином или Данци­гом, город в экономическом смысле фактически существовал задол­го до того, как получил законодательное оформление в качестве та­кового. С другой стороны, предоставление городу права самоуправ -ления нельзя считать чисто формальным актом. Даже в тех случаях, когда поселения уже по сути жили городской жизнью, городской закон способствовал ее реструктуризации, усилению либо видоиз­менению отдельных ее аспектов. Надо также отметить, что во мно -гих случаях предоставление статуса города действительно означало его основание и подразумевало трансформацию сельского поселе­ния в городское либо появление совершенно нового населенного пункта на незаселенном месте. Основание самого Любека, матери городов Балтийского побережья (о нем пойдет речь ниже), показы­вает, насколько привлекательны были те привилегии, которые дава -ла городская хартия, и как они порой стимулировали основание новых поселений.

Таким образом, ритм и модели урбанизации в юридическом, или конституционном смысле отличаются от экономического. На­пример, в Богемии или Моравии формы, институты и термины, употреблявшиеся в отношении самоуправляемых городов, были привнесены извне, причем за достаточно короткий период времени (начало XIII века) и по инициативе сверху, то есть князьями. Одна­ко важные и относительно густонаселенные торговые центры уже существовали в этих регионах несколькими столетиями раньше. Прага, которая в X веке уже упоминается как «крупнейший торго­вый центр страны»⁴, другие важные в экономическом отношении города — Брно и Оломоуц, получили правовое оформление в виде города далеко не первыми, зато многие пункты, не имея такого эко -номического значения, стали именоваться городами задолго до них⁵. Таким образом, история развития городов в Богемии требует рассмотрения под разными углами зрения. Очень похожая ситуа­ция наблюдалась в Ирландии, где города в экономическом смысле были основаны еще викингами либо стали появляться вокруг мо­настырей начиная с X—XI веков. Города же в юридическом смысле явились следствием англо-нормандского завоевания в конце XII ве­ка. Археологические раскопки 1970-х годов в Дублине показали, что он переживал бурный расцвет торговли и ремесленной жизни, то есть по сути являлся городом, еще задолго до появления англо-нор-мандцев. Что принесли с собой завоеватели и чего до них не суще -ствовало, так это законов и традиций письменной документации. Когда в конце XII века новые властители Ирландии, король Генрих II и его сын Иоанн, даровали Дублину городские хартии, то стали «основателями» города лишь в очень узком понимании⁶. Наиболее проработанным из названных документов является хартия, выдан-

7. Колониальные города и колониальные торговцы

ная Иоанном в 1192 году, и один взгляд на содержащиеся в нее по­ложения обнаруживает ту смесь конституционных привилегий и экономических норм, которая вообще была характерна для город­ского законодательства в Европе Высокого Средневековья.

По условиям хартии 1192 года Дублин объявлялся территориаль­ной единицей с установленными границами, которые описывались самым детальным образом, а также юридической единицей, горо­дом и одновременно округом со своим судом, где раз в неделю вер -шились местные дела судебного и административного свойства. В хартии Иоанна особо подчеркивается ряд специальных привиле­гий гражданам Дублина в отношении судопроизводства. Их нельзя судить за пределами города, они освобождаются от судебных по­единков и мэрдрэма (mmdrum) — штрафа, которым облагались на­селенные пункты, на чьей территории обнаруживались неопознан­ные трупы. Их нельзя штрафовать за «невежество», то есть за не­правильно употребленные слова и выражения в их прошениях в суд; в черте города запрещено всякое дознание; ограничиваются суммы денежных штрафов. Все эти правила означали особые при­вилегии жителей Дублина в низшем суде. Вдобавок они получали определенные свободы личности и имущественные права. Земля в черте города Дублина находится в свободной аренде — бегедже (Ьигдаде), застройку можно осуществлять по своему усмотрению, и все пространство в границах города находится в коллективном ве­дении. Никакой господин не вправе решать вопросы вступления в брак их детей или вдов. Они имеют право образовывать гильдии, «точно так же, как жители Бристоля» (Бристоль был для Дублина «материнским» городом).

Дополнительно ко всем этим правам провозглашались привиле­гии экономического порядка. Из них самым важным, вероятно, яв -лялось освобождение от толла (то есть внутренних таможенных пошлин) на всей подвластной Иоанну территории. Предусматрива­лись также гарантии в отношении долгов. С одной стороны, жите­лям Дублина позволялось накладывать арест на имущество должни­ка, то есть завладевать собственностью того, кто не смог вовремя расплатиться по долгам. С другой стороны, сами они могли подвер­гаться такой мере воздействия только в случае, если лично являлись должником или поручителем должника. Иными словами, они осво­бождались от круговой поруки за других горожан, которая была ти -пичной практикой в жизнеустройстве средневековых городов. Кроме того, в границах города они наделялись разнообразными торговыми монополиями. Иностранным купцам было запрещено покупать зерно, кожу или шерсть иначе, как у горожан. Они также не имели права продавать в розницу ткани, содержать таверны или торговать в городе дольше сорока дней. Ясно, что такие положения подразумевают наличие достаточно развитой системы торговли и городского органа регулирования купли и продажи. С другой сторо­ны, законодательные привилегии должны были быть привлекатель-

Роберт Бартлетт. Становление Европы

ными для любой группы, которая стремилась освободиться от тра­диционно жесткой правовой регламентации либо хотя бы отчасти ограничить права господина. Городской закон как раз и выполнял эту двоякую функцию, и городская свобода всегда означала нечто большее, чем просто свобода торговать.

Ирландия также представляет хороший пример колониальной территории, где получила широкое распространение практика предоставления городских привилегий сельским районам — в целях привлечения новых поселенцев. Эти «сельские местечки-боро» (rural boroughs), как их принято называть, были очень многочислен­ны. Известны около 240 ирландских боро, что составляет приблизи­тельно одно поселение со статусом города на тринадцать миль⁷. Это меньше, чем в Англии того времени, где один город приходился в среднем на десять миль, но Англия вообще имела более высокую плотность населения (примерно вдесятеро выше, чем Ирландия) и значительно более обширную площадь пашни. В демографическом отношении Ирландия схожа с территориями между Эльбой и Оде­ром, где города, как, например, в Мекленбурге, Померании или Си-лезии, отстояли друг от друга в среднем на тринадцать миль⁸. Оче­видно, что не все из 240 населенных пунктов, имевших права го­родского самоуправления, исполняли функции города в экономи­ческом отношении. На самом деле, есть мнение, что из них менее четверти (а именно — пятьдесят-шестьдесят) являлись городами в этом смысле слова⁹. Многие же оставались сельскими поселениями, но наделенными городскими привилегиями, которые служили тем магнитом свободы для поселенцев, о котором мы говорили в предыдущей главе. Во всяком случае, в определенный момент в го­родской язык начинает вливаться лексика, связанная с получением крестьянами свободы — borough, burgess, burgage и их производ­ные. Похожим образом на Сицилии католические колонисты назы­вались бюргерами и пользовались гражданскими свободами горо­жан, даже если по сути они оставались сельскими жителями, толь­ко с особым статусом¹⁰.

Таким образом, городская свобода, понимаемая как совокуп­ность особых привилегий и вольностей, становилась мощным сти­мулом для новых поселений порой независимо от соображений коммерческого порядка. Иммигранты селились в городах в стремле­нии получить доступ не только к торговле, но и к свободе. Епископ Рижский заявлял, что «город Рига привлекает к себе правоверных в большей степени благодаря своей вольности, нежели плодородными окрестными землями» 11. Многочисленные мелкие города, разбро­санные по многим периферийным районам Европы, были призваны служить не только центрами торговли, но и стимулировать их засе -ление. Иногда, как было на Пиренеях, правовое оформление горо­дов становилось следствием соображений военного порядка. После того, как в 1139 году Альфонс VII Кастильский отбил у мусульман Орэху, он даровал жителям города вольность от податей, свободное

7. Колониальные города и колониальные торговцы

право отчуждения собственности и другие юридические привиле­гии и гарантии. «Я счел целесообразным, — объявил он, — чтобы те, кто придет в Орэху, имели границы и права, дабы мавры, коим она принадлежала в прошлом, не могли вернуть ее себе, воспользо­вавшись слабостью или беспечностью христиан»¹². Права и свобо­ды привлекали поселенцев, а поселенцы, в свою очередь, реально закрепляли свершившееся завоевание. Об экономической стороне вопроса речи не идет.

При всем схематизме и официальном характере, дошедшие до нас хартии и законы городов проливают свет на те мотивы и огра­ничения, которые лежали в основе формирования новых городов в Европе в эпоху Высокого Средневековья. Анализ этого процесса предполагает изучение устремлений, опасений и намерений людей, основывавших и развивавших эти города. В формулировках и поло­жениях их документов можно видеть конечный результат перегово­ров, коллизий и взаимных уступок всех сторон, вовлеченных в со­здание новых городов, феодала, городских предпринимателей, духо­венства и новых поселенцев. Городская хартия была документом большого символического значения, который знаменовал собой на­чало нового исторического этапа.