 |
Нижегородская ярмарка. Гравюра из «London Illustrated News». Николаевский кредитный билет
|
|
|
|
Нижегородская ярмарка
Гравюра из «London Illustrated News»
Другим тормозом было само государство. С одной стороны, оно мешало развитию частной инициативы своей подозрительностью ко всему новому, коррумпированностью бюрократии, слабостью судебной системы. С другой – не помогало там, где могло бы: плохо поддерживало внутреннюю торговлю кредитом. Частные банки находились под фактическим запретом, а монополист, Государственный Коммерческий банк, основные свои средства расходовал на помощь разоряющимся помещикам.
Российской торговле не хватало спроса, оборотных капиталов, свободы – в общем, более или менее всего.
Финансы
Финансовая система империи при Николае испытала на себе как сильные, так и слабые стороны самодержавной модели.
На первом этапе, примерно до 1840 года, меры по дисциплинированию бюджетной политики давали вполне ощутимые результаты. Расходы поддерживались в примерном соответствии с расходами, рубль «слушался» приказов. Относительное благополучие денежного хозяйства было особенно заметно по сравнению с беспорядком, установившимся в конце предыдущего царствования.
При Александре проблему бюджетного дефицита решали не мудрствуя: сколько не хватало денег, столько печатали ассигнаций. К 1825 году этих необеспеченных обязательств накопилось почти на 600 миллионов рублей. Из-за недоверия к «бумажным» деньгам в стране существовало два курса – для серебряного рубля и для ассигнационного. Эту разницу признавало и государство, приравнивая серебряный рубль к 3, 5 бумажным (на практике платили и больше). Это подрывало престиж денежной единицы, вводило путаницу в расчеты, плодило всякого рода злоупотребления. Копился и внешний долг, превысивший 100 миллионов рублей (разумеется, серебряных – за границей бумажные были никому не нужны).
|
|
|
Санацией государственных финансов занялся министр Е. Канкрин, хоть и генерал-от-инфантерии, но грамотный экономист. В соответствии с духом эпохи и политическими взглядами императора он не изобретал ничего революционного, а действовал по «государственнической» логике.
Помимо подушного налога, увеличивать который до бесконечности при крестьянской нищете было невозможно, у бюджета существовал давний надежный источник дохода – «питейные деньги». Но и этот ресурс очень оскудел из-за государственной монополии на виноторговлю. Спиртное продавали казенные люди, думавшие не о прибыли, а о том, как бы побольше украсть.
Канкрин предложил «приватизировать» продажу вина – продавать лицензию коммерсантам, которые платили бы установленный сбор прямо государству. Ничего новаторского тут не было, такое практиковалось и прежде, но мера сработала. Лицензии продавались раз в четыре года, их стоимость все время повышалась. Доход казны за 30 лет увеличился в четыре раза. Конечно, это означало, что народ стал больше пить, но об этом тогда не думали.
Другой оздоровительной мерой графа Канкрина была отмена ассигнаций. Вместо них ввели кредитные билеты, которые при желании обменивались на серебро один к одному.
Это очень укрепило национальную валюту, упорядочило взаиморасчеты и на время обеспечило российским финансам стабильность.
Но рублевый ренессанс продлился недолго. Поддержание статуса сверхдержавы требовало все новых и новых затрат. Собственных средств на это у государства не хватало. Десять лет, до 1840 года, Канкрин продержался без внешних займов, но затем пришлось их возобновить. К концу николаевского царствования долг иностранцам будет почти втрое больше, чем при Александре Первом.
|
|
|
Николаевский кредитный билет
Но и этого было недостаточно.
Все дороже и дороже обходилась ненасытная железная дорога. А с 1848 года резко возросли военные траты, и прежде немаленькие.
Венгерская кампания стоила государству займа в тридцать пять миллионов. Крымская – еще одного, уже в пятьдесят.
Пришлось печатать кредитные билеты так же, как раньше печатали ассигнации. Снова «поплыл» курс. К 1855 году государственный долг по кредитным билетам достиг 356 миллионов, а суммарная задолженность правительства по внешним и внутренним обязательствам докатилась до астрономической суммы в 1, 2 миллиарда. При любителе жесткой дисциплины Николае финансовая система в конце концов оказалась в несравненно худшем состоянии, чем при неорганизованном Александре.
Российское государство надрывалось, поддерживая свою военную мощь. В 1850 году оно тратило на армию и флот 57 процентов бюджета. Главный геополитический соперник Англия обходилась 28 процентами.
В конечном итоге в этом и состояла основная причина провала николаевской финансовой политики.
СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА
В середине девятнадцатого века после новых приобретений Российская империя занимала территорию в 18 миллионов квадратных километров, на которой проживали почти 70 миллионов человек.
При этом естественный рост населения происходил медленно, в среднем 1 процент в год. Средняя продолжительность жизни была короткой, всего 30 лет – верный признак социального неблагополучия. Женщины рожали много, в среднем по семь-восемь раз, но четверть младенцев не доживала до года и больше половины детей – до пяти лет. Мешали приросту населения и тяжелые условия, в которых существовало подавляющее большинство народа. Крепостная деревня всё больше впадала в нищету. Насколько несвободные крестьяне жили хуже свободных, видно по демографии. За последние 25 лет крепостного права вольное сельское население увеличилось на двадцать с лишним процентов, а помещичьих крестьян осталось столько же.
Кроме того, рост замедлялся из-за эпидемий, частых неурожаев (на николаевское тридцатилетие пришлось четырнадцать голодовок) и, конечно, из-за того, что сотни тысяч мужчин, фактически пожизненно взятых в солдаты, не обзаводились семьями.
|
|
|
Но жизнь сословий и различных групп складывалась неодинаково. Сколько государство ни пыталось всякими охранительными мерами удержать социальный баланс, перемены все же происходили, и немалые.
Дворяне
Привилегированное сословие по-прежнему составляло сотую долю россиян. К 127 тысячам «благородных фамилий» принадлежали 600 тысяч потомственных дворян и 300 тысяч личных. Ко второй категории относились младшие офицеры и невысокого ранга чиновники, выбившиеся из низов, – свой статус они по наследству не передавали и обладать живым имуществом не могли. Но и потомственные дворяне далеко не все имели собственных крестьян, а 70% помещиков считались мелкопоместными, то есть владели менее чем двадцатью «душами» (в среднем – семью). Без службы просуществовать на такие средства было невозможно. По-настоящему богатых семейств в России набиралось примерно четыре тысячи. Зато они владели половиной всех крепостных. Помещичьему сословию принадлежала значительная доля главного национального богатства аграрной страны – треть всех земельных угодий.
Но имущественное положение российского дворянства при Николае все время ухудшалось. Происходило это из-за низкой производительности подневольного труда, оскудения почв, неумелого хозяйствования – и постоянно возрастающих потребностей, удовлетворять которые было не на что. Единственным источником для неслужащего помещика получить дополнительные средства был заклад имения. К середине 1850-х годов две трети поместий были заложены и перезаложены. Общая сумма задолженности превышала 400 миллионов рублей.
Отношение императора к сословию, являвшемуся опорой престола и главным поставщиком кадров, было двойственным.
С одной стороны, Николай очень пекся о «чистоте» дворянства, боясь, что оно размоется и превратится в «третье сословие». Стараясь сохранить и даже повысить престиж «благородного звания», царь старался затруднить доступ к нему для плебеев. Минимальный чин, с которого служащий становился потомственным дворянином, значительно повысился. В восемнадцатом веке в армии для этого было достаточно получить первый офицерский чин, а с 1845 года требовалось дослужиться уже до майора (VIII класс). Чиновникам и вовсе приходилось дожидаться V класса (статского советника).
|
|
|
Но и с таким, приподнятым дворянством монархия делить власть не желала. Как в свое время его отец, Николай попытался вернуть созданную Екатериной самодержавно-дворянскую модель управления в старинную форму чистого самодержавия. Царь рассматривал государство как свою единоличную собственность, а не как «корпорацию», и «миноритарии» ему не требовались. Николаевская система нуждалась в дисциплинированных слугах – но и только. Царь воспринял 14 декабря как урок: чем больше дворяне о себе будут понимать, тем больше с ними будет проблем.
Всюду где можно избегая реформ, Николай не упразднил дворянских выборных учреждений, но уменьшил их значение. Теперь все эти губернские и уездные собрания со своими предводителями не имели никакой административной власти и ничего не контролировали. По закону 1831 года дворянские органы самоуправления могли только собирать деньги на что-нибудь одобренное начальством, а также подавать прошения властям «о нуждах и пользах». Кроме того, собрания теперь были подчинены министерству внутренних дел. От екатерининской идеи соправления мало что осталось.
Нечего и говорить, что российскому дворянству всё это мало нравилось. Консервативные слои сетовали на материальное оскудение и недостаточное почтение, передовые уходили во внутреннюю оппозицию. Дворянская опора престола при Николае заметно подрасшаталась.
Основной класс
Главной болезнью общества был «крестьянский вопрос» – потому что крестьяне составляли абсолютное большинство населения и жили очень плохо. Для государства это прежде всего означало, что из-за бедности они платили мало податей.
Класс-кормилец делился на две основные группы, примерно равные по численности: крестьяне лично свободные (государственные и удельные) и крестьяне помещичьи. С первой категорией проблем тоже хватало, но особенно тяжелым грузом на стране висело крепостное право, не давая ей нормально развиваться.
Николай Первый отлично это сознавал и все годы своего правления ломал себе голову, как бы крестьян освободить. Помимо соображений прагматических (крепостничество во всех смыслах вредило экономике) эта система вступала в противоречие с идеологическим курсом на «народность». Никакие подданные не должны были принадлежать частным владельцам – только государству и государю.
|
|
|
Но в еще большей степени николаевской идеологии противоречила идея о том, что кого-то можно сделать более свободным – и вообще затеять какие-то глобальные изменения в сложившемся порядке. Парадокс заключался и в том, что в девятнадцатом веке осуществить общественные реформы без участия общества было уже очень трудно. Император же считал любые высказывания подданных о государственных материях чем-то совершенно недозволительным.
В результате дискуссия по «крестьянскому вопросу» велась исключительно на уровне бюрократическом и – чтобы не будоражить общество – келейно, в излюбленных Николаем секретных комитетах.
С государственными крестьянами было проще, и здесь произошли некоторые осторожные, но важные перемены, руководил которыми министр государственных имуществ граф Киселев, самый дееспособный из николаевских помощников.
«Свободное сельское сословие» являлось свободным только по названию. Государственных крестьян (а это в 1830-е годы была примерно треть всего российского населения) по приказу свыше могли переписать в военные поселенцы или передать в удельное ведомство. Далеко не у всех этих хлебопашцев имелись земельные наделы, многие жили батрачеством.
Преобразования, устроенные Киселевым, сильно улучшили положение. Во-первых, все государственные крестьяне получили собственную землю. Во-вторых, государство устроило вспомогательные кассы, дававшие хозяевам льготные ссуды, и зерновые склады для экстренной помощи при неурожае (а в конце сороковых недороды случались три года подряд). В-третьих, государственные крестьяне получили зачатки самоуправления – право избирать сельские и волостные управы (хотя на практике выборные считали себя представителями не народа, а начальства). В-четвертых, в деревне начала осуществляться программа первичного образования – создавались крестьянские школы. Правда, масштабы этого просветительства пока были очень скромными: к концу Николаевской эпохи в сельских школах по всей стране насчитывалось только 110 тысяч учеников. Но сравнивать нужно с тем, что было прежде: двадцатью годами ранее в российской деревне грамоте обучалось полторы тысячи детей.
Результаты ограниченной крестьянской реформы сказались сразу же. В этом секторе сельского хозяйства почти совершенно исчезло батрачество, повысились производительность и урожайность. Ощутила разницу и казна. Улучшившееся благосостояние государственных крестьян вдвое сократило объем недоимок, и сбор податей возрос на 20%. Косвенным, но не менее важным последствием было активное включение выходцев из этой среды в торгово-предпринимательскую деятельность.
В жизни частновладельческих крестьян сопоставимых по значению сдвигов не произошло. Правительство лишь сделало несколько шагов в сторону смягчения крепостничества: окончательно прекратило публичные торги людьми, запретило разлучать семьи (что провозглашалось и раньше), а также отбирать у крестьян их земельные участки.
|
|
|
