 |
Боевик стреляет в полицейского
|
|
|
|
Боевик стреляет в полицейского
Рисунок из польской социалистической газеты Robotnik
Одним из четверки был Юзеф Пилсудский, ставший вождем национального движения.
Его жизненный путь – яркое подтверждение тезиса о том, что радикалов всегда плодит само полицейское государство. Двадцатилетним студентом Пилсудский был привлечен к следствию в качестве всего лишь свидетеля, и тем не менее угодил в пятилетнюю сибирскую ссылку, после которой ему запрещалось жить в университетских городах, то есть завершить образование. Что ж, молодой человек нашел себе более волнующее занятие.
С именем Пилсудского связано важное изменение в стратегии ППС. Понимая, что партии собственными силами с мощью Российской империи не справиться, Пилсудский придавал большое значение помощи извне.
В 1904 году, во время войны, он и его соратники вступили в контакт с японцами, пообещав им разведывательную, диверсионную и пропагандистскую поддержку.
Пилсудский побывал в Токио. Он предложил создать легион из пленных солдат польского происхождения, но японцев этот проект не увлек – их больше интересовала организация диверсий на Транссибирской железной дороге.
Мечта о подготовке кадров для будущей национальной армии стала главной идеей Пилсудского. Когда отношения между Габсбургской империей и Россией ухудшились и стало ясно, что дело идет к войне, австрийцы позволили польским эмигрантам создать офицерские курсы. Сразу же после объявления войны была мобилизована первая рота польских легионов, которые участвовали в боях против русской армии и впоследствии стали кадровой основой Войска Польского.
Пока национальное движение все больше радикализировалось и набирало поддержку среди поляков, царское правительство тщетно пыталось найти решение для польского вопроса. В Петербурге хорошо понимали, какую опасность представляют антироссийские настроения в прифронтовой зоне, которой станет весь западный регион в случае войны. В следующем разделе будет рассказано, с каким сопротивлением пришлось столкнуться премьер-министру Столыпину при введении там земств, которые безусловно перенаправили бы общественную энергию в созидательное русло. Преемники Столыпина – Коковцов и Горемыкин – добивались отмены унизительного для поляков запрета говорить на родном языке в собственных органах местного самоуправления, но Государственный совет счел это вредным.
|
|
|
Начало военных действий в 1914 году наконец вынудило правительство к серьезным обещаниям. Полякам стали сулить восстановление прежних прав и свобод – как при Александре Благословенном, то есть автономию под скипетром русского царя. «Под скипетром этим да возродится Польша, свободная в своей вере, в языке, в самоуправлении», – объявлялось в обращении Верховного главнокомандующего Николая Николаевича.
Но было поздно. В 1915 году территория Польши была занята германскими войсками, и впоследствии «вопрос» решался уже без российского участия.
Еврейский «вопрос»
Эта проблема возникла одновременно с польской – и по той же причине. Присоединив земли Речи Посполитой, империя получила в подданство евреев, составлявших значительный процент тамошнего населения. На рубеже XX века более половины евреев планеты, примерно шесть миллионов человек, обитали на территории России. По численности это была пятая народность империи (после русских, украинцев, поляков и белорусов). Однако евреи были существенно ущемлены в правах. Как писал граф И. Толстой, либеральный министр просвещения в период после Октябрьского манифеста: «…Власть исходит из предпосылки, что она в лице евреев имеет дело с основательно испорченным, преступным и почти неисправимым народом».
|
|
|
В стараниях «спасти русских людей от дурного влияния евреев», правительство учредило так называемую «черту оседлости», наследие средневековых гетто: иудеям дозволялось жить только в специально перечисленных польских, литовских, украинских и белорусских губерниях плюс в Бессарабии, причем не где угодно, а в городах (не во всех) и «местечках», но ни в коем случае не в деревнях, чтоб эти страшные люди не портили доверчивых крестьян. Покидать черту оседлости, даже временно, запрещалось – на это требовалось особое разрешение. (Впрочем вплоть до отмены крепостного права и значительная часть русских была лишена права свободного перемещения. )
В девятнадцатом веке государственная юдофобия прошла через несколько стадий. Менее всего она была ощутима при Александре I. При Николае I политика по отношению к евреям имела отчетливо ассимиляторский оттенок. Царя раздражало, что иудеи упорствуют в своей обособленности и непохожести. Поэтому вводились меры по ограничению еврейского самоуправления и русификации образования, а маленьких детей забирали в кантонисты, чтобы вывести из-под влияния среды и сделать «нормальными людьми». Переходя в православие, еврей считался русским и избавлялся от ограничений. (В личном плане железный император был скорее полонофобом, нежели юдофобом. )
Его преемник Александр II, следуя общему курсу на смягчение всяческих запретов, стал понемногу упразднять еврейские, а точнее сказать антиеврейские законы. Сначала разрешили свободно жительствовать купцам первой гильдии. Потом выпускникам университетов. Потом медикам. Потом – с ограничениями – ремесленникам высокой квалификации и солдатам, отслужившим в армии по рекрутскому набору.
И все же через эти лазейки из гетто смогло выбраться не более четырех процентов еврейского населения. А после восшествия на престол Александра III государственный курс переменился. Тому было две причины. Первая – личная. Александр Александрович был классическим «бытовым антисемитом», уже не религиозного, а совершенно биологического свойства. Он не выносил и евреев, и тех, кто их защищает.
|
|
|
Витте, по взглядам вполне великорусский националист, пересказывает свою беседу с царем:
В первые годы моего министерства при императоре Александре III государь как-то раз меня спросил: «Правда ли, что вы стоите за евреев? » Я сказал его величеству, что мне трудно ответить на этот вопрос, и просил позволения государя задать ему вопрос в ответ на этот. Получив разрешение, я спросил государя, может ли он потопить всех русских евреев в Черном море. Если может, то я понимаю такое решение вопроса, если же не может, то единственное решение еврейского вопроса заключается в том, чтобы дать им возможность жить, а это возможно лишь при постепенном уничтожении специальных законов, созданных для евреев, так как в конце концов не существует другого решения еврейского вопроса, как предоставление евреям равноправия с другими подданными государя.
Но царю была ближе логика другого министра, обер-прокурора Победоносцева. Главный идеолог эпохи обосновывал дискриминацию государственными соображениями. Адвокат Г. Слиозберг, одно время служивший помощником обер-прокурора Святейшего синода, так объясняет суть победоносцевской доктрины:
…Благодаря тысячелетней еврейской культуре евреи представляются элементом более сильным духовно и умственно; при темноте и некультурности русского народа борьба против более сильного в культурном отношении элемента, евреев, не представляется для него возможной; для того чтобы несколько уравнять шансы этой борьбы, является справедливым, с точки зрения правительства, поставить евреев в худшее правовое положение, при котором слабая способность окружающего населения бороться была бы уравновешена.
Обидность столь низкой оценки собственного народа Победоносцевым, по-видимому, не ощущалась. Он опасался, что в условиях свободной конкуренции евреи «заполонят» высшие учебные заведения, «наводнят» промышленно-финансовую, юридическую, научную сферы, а не дай бог еще и проникнут на государственную службу. Не очень понятно, чем это было бы так страшно – не боялись же Романовы того, что неправославные россияне немецкого происхождения составляют диспропорционально высокий процент офицерства и чиновничества, но и Александр III, и его сын, унаследовавший отцовскую юдофобию, от подобной перспективы содрогались.
|
|
|
Особенным «жидомором» в августейшем семействе слыл великий князь Сергей Александрович. В начале его генерал-губернаторства из Москвы административным порядком было изгнано три четверти проживавших там евреев. (Выселили даже знаменитого живописца И. Левитана, но потом, по милостивому разрешению его высочества, так и быть, пустили обратно. )
Болезненным ударом для евреев, у которых всегда высоко ценилась тяга к образованию, стало введение в 1886 году процентного ограничения на прием в гимназии и университеты. Это не только существенно ограничивало путь к получению знаний и повышению социального статуса, но и лишало возможности выбраться из «черты оседлости».
Мера была не новой. Ранее, в 1864 году, той же дискриминации подвергли поляков – за участие в восстании. Ограничение против евреев Победоносцев объяснял соображениями справедливости: дай иудеям волю, и «при их склонности к наукам», они, составляя 5% населения, оставят русским 5% университетских мест. В столичных учебных заведениях предписывалось удерживать евреев в пределах трех процентов.
На низовом уровне неприязнь к евреям принимала форму «погромов» – массовых насилий и грабежей.
Эти эксцессы чаще всего происходили самопроизвольно – просто потому, что у толпы было ощущение, что «евреев бить можно», за это от начальства ничего не будет.
|
|
|
