 |
Немного денег для Паханова 4 глава
|
|
|
|
Перебросившись парой предложений о завтрашних делах, Войдан и Надей простились до утра, уныло расходясь по своим комнатам.
Уже шагнувшего в коридор Войдана, какое-то шестое чувство заставило обернуться. Он успел вовремя – поднявшись на несколько ступенек, Надей зашатался и начал падать. Войдан не на штуку испугался за волха – последний раз он видел его таким слабым только тогда, у Гром-Скалы, битва у которой отняла все силы могучего мага. Для Войдана не составляло труда в одно мгновение пересечь разделяющее их пространство и подставить плечо – он мог двигаться гораздо, гораздо быстрее. Но Надей его опередил, останавливающе подняв руку:
- Не волнуйся. Всё в порядке. Завтра утром я буду в норме.
- Ты уверен?
Надей молча, и слегка хмуро, посмотрел на Войдана.
Пожав плечами, он пошел в свою комнату.
На следующий день, проспав немного более обычных четырех часов, Надей действительно был бодр как всегда и о вчерашнем, напоминали только глубокие тени под глазами. Но сами глаза сияли.
- Смотри! – он торжествующе поднял вверх небольшую стопку бумаги, еще тёплой от принтера.
Войдан, еще до конца не проснувшийся, вяло сел за стол, наливая себе кофе.
- Что смотреть?
- Это! – Надей положил бумагу на стол, - у Велияры получилось.
- Как? – лицо Войдана выразило крайне удивление, граничащее с недоумением.
- Я потом расскажу. Важно, что она смогла там увидеть.
- Это её рисунки?
- Да. Она торопилась и здесь что-то карандашом, что-то акварелью. Кое-где сканер зажевал бумагу, но это мелочи – смотри!
Войдан с удивлением стал перебирать рисунки. Они действительно оставляли желать лучшего – зарисовки были не самого лучшего качества. Но, в конце концов, это были не работы для картинной галереи.
|
|
|
На первой был изображен город, отдаленно похожий на компьютерную реконструкцию какого-то древнего города – похожую Войдан видел по «дискавери» буквально вчера.
Рисунок запечатлел город как бы с высоты птичьего полета.
Был виден четкий периметр крепостных стен, приземистые квадратные башни. В город вели несколько ворот, откуда ровные радиальные улицы устремлялись к цитадели в центре города – там был еще один периметр стен и башен, внутри которого возвышалось нечто наподобие ступенчатой пирамиды.
- Зиккурат, - пояснил Надей, - храм древних халдеев. Они все сделаны по одному типу.
- Больше похоже на ацтекскую пирамиду.
- Что-то отдаленное есть, - согласился Надей, - ты взгляни дальше.
На других рисунках были изображены более крупные планы зиккурата, некоторые даже с деталями: маленькими фигурками людей, поднимающихся по ступеням, фигурками собравшихся на вершине зиккурата жрецов.
Вершина эта Войдану что-то смутно напоминала – он это видел, причем – явно не по телевизору. Зиккурат был увенчан подобием античной беседки – только прямоугольной формы, с широкими квадратными колоннами, отчего проходы между ними напоминали бойницы.
- А это?
- Это, собственно, и есть храм – пирамида только его подножие. Храм бога Наинны.
- Наинны? – переспросил Войдан.
- Да, лунного бога халдеев. Наинна, в медитации Велияра отчётливо слышала это имя. Я уже успел посмотреть, что сказано об этом у Захарии Ситчина, у пары других авторов. Насколько можно понять из расшифровок месопотамских текстов, в определенные дни лунного цикла Наинна спускался на землю, и этот храм был его домом. Тогда жрецы приводили туда специально избранных женщин из высших фамилий, и они рожали от Наинны царей и воинов – практически непобедимых, собственно и построивших Вавилонскую Империю.
Надей сделал паузу
- А сам город, это древний Вавилон, я уже посмотрел в Гугле съёмки из космоса. Этот и этот сектора полностью совпадают.
|
|
|
Надей выложил распечатку рядом с рисунком Велияры и показал сектора.
- Сомнений нет
- Я нечто подобное уже видел, - Войдан задумчиво потер подбородок, - и как бы пирамиду, и как бы храм такой же. Воочию видел, но где – не помню. Может в фильме?
- Смотри дальше.
Войдан, молча перебирал рисунки, пока не дошел до последней. На ней была изображена хорошо ему знакомая Красная Площадь и стоящий ей центре мавзолей Владимира Ильича Бланка.
- Ничего себе! – от удивления Войдан даже привстал.
- Вот так вот.
Вскоре пришли Дубровин и Лада. Все вместе они сели на веранде, активно принявшись за завтрак, который подготовила и оставила гостям ушедшая по делам Снежа. Между делом возбуждённо рассматривались рисунки и обменивались замечаниями. Лада и Дубровин были удивлены не меньше Войдана, хотя больше всего его удивляло другое:
- Я одного не понимаю – как Велияре удалось то, что не далось тебе?
- Нам. Нам удалось, - поправил Войдана Надей.
- В смысле?
- Сегодня ночь, когда я спал, ко мне приходил дух Огнеслава. Была астральная битва, Велияра была в ней бритвой в моих руках, и я срезал часть покрова Тьмы. Мы узнали, что это за печать и кто ей владел. Дело в том, что эта печать – очень важный и редкий ритуальный символ халдеев, ключ одной из сторон Зиккурата, можно сказать ключевой предмет некоего древнего обряда, наделяющего жреца неземной властью и могуществом.
- И? – в один голос заинтригованно спросили Дубровин и Лада – Надей уже коротко рассказал им о своих вчерашних попытках увидеть тайну, скрывающуюся за печатью.
- Печать, - продолжал Надей, - это своего рода дирижёрская палочка жреца-стража стороны света у Зиккурата. С её помощью он управлял демоном стражником.
- Ну, должны же были быть какие-то стражи в том халдейском храме, где в свое время и хранилась эта печать, - спросила Лада.
- Правильно, подтвердил Надей, - должны. Но где они, эти стражи? Нет их. Кости их лежат где-то в песках Ирака, а печать – где-то в сейфе в Израиле, что вряд ли бы обрадовало охранявших её слуг Тьмы.
- Естественно – Вавилон однажды даже разрушил Иерусалим до основания, - заметил Дубровин.
- Правильно. Поэтому все эти столетия, если не сказать тысячелетия, печать охранял главный, основной её страж. Невидимый и тайный. Как сказал Огнеслав – это был демон, очень сильный демон. Сложно сказать, где он физически присутствует – возможно, среди песков, укрывающих руины халдейского храма, возможно вообще в другом пространстве. Но, имея власть над печатью, он способен влиять на разум любого, кто только осмелится прикоснуться к тайне. Израсходовав же все силы на борьбу со мной, он и позволил Велияре безнаказанно прикоснуться к охраняемой им информации.
|
|
|
- А почему Огнеслав сразу об этом не сказал? - Войдан был удивлен и даже немного разгневан на древнего волха.
- Нельзя было, не видел он их, ибо демоны – всевидящи и всезнающи, умеют скрываться не только в пространстве, но и во времени и в духовном мире. Но теперь, как видите, кое-что знаем и мы.
Глава 6
Масуд
20.04.200.. 16.30 Северный Ирак
Высоко в небе висело тысячелетнее палящее солнце. Его раскаленное око холодными каплями выжимало пот из Масуда, которого мучили самые страшные предчувствия. Ему мерещился лязг оружия, запах свежей крови и чьи-то предсмертные крики. Временами налетал ветер, принося с собой вонь миллионов разложившихся трупов. Далеко за горизонтом собирались темные, похожие на грозовые тучи. Масуд не видел этого. Он чувствовал. В идущем оттуда воздухе пахло страхом и смертью.
Раскопки давно окончены. На месте исследуемого кургана осталась только ровная, тщательно засыпанная песком площадка. Изъятие грунта проводилось ночью, скрывающей пустыню от глаз американских спутников. К утру котлован укрывался щитами и заравнивался, до наступления следующей ночи, а его содержимое увозилось грузовиками в Басру, где все находки тщательно исследовались, заносились в список и отправлялись по назначению.
Находок было много. Золотая посуда, резные драгоценные кубки, украшения, небольшие фигурки, изображающие древних богов, отделанное серебром и золотом оружие и доспехи на древних воинах с полуистлевшими скелетами. Ничто из этого не укрывалось от бдительных глаз охраны. Попытки воровства пресекались безжалостно и солдаты, смеясь рубили руки незадачливым курдам, возившимся в пыли и пытавшимся припрятать что-нибудь из сокровищ.
|
|
|
Тупой народ эти курды. Но Масуд, – айсор. Изучал историю и археологию в Лондоне. Ему лучше, чем этим всем ублюдкам понятно, что здесь искал Садам Хуссейн. Совсем не золото. Всё найденное здесь золото по сравнению с ЭТИМ просто старое верблюжье дерьмо. И не только это золото – всё золото Ирака не стоит тайн, спрятанных рядом с руинами древнего зиккурата.
Масуд еще раз осмотрелся по сторонам. Вокруг только песок и скалы. Ни звука, кроме завывания ветра и треска помех в радиоприемнике его джипа. Масуд снова начал работать, выбрасывая песок из осыпающейся ямы. Минут через тридцать под лезвием лопаты звякнул металл. Масуд отбросил бесполезный теперь инструмент. Разбросав песок руками, он вывернул старое автомобильное колесо, прикрывающее собой небольшой, завернутый в пластик сверток.
Аккуратно, словно стекло, перенеся его в багажник джипа, Масуд снова вернулся к яме – опять бросил туда бесполезное теперь колесо, привалив его сверху песком. Взглянул на часы. До встречи с русскими оставалось крайне мало времени – они должны были забрать то, ради чего заставляли Садама, даже в разгар войны с американцами проводить раскопки, взамен поставляя приборы ночного видения, оружие, разведданные. Даже после прихода американцев они продолжали раскопки. Ради этого русские содержали целую банду генерала Бурхана, контролировавшего район и ведавшего ещё по поручению Садама операцией. Но главная вещь не должна была попасть к нему, этого, как понял Масуд, им хотелось меньше всего. Тогда они договорились с ним. То, ради чего это было затеяно, должен был взять именно он, а Бурхан пусть думает, что русским нужно это старое золото.
Всё было не так просто, но Масуд был не тупой курд и не бестолковый охранник. Тупые и бестолковые сейчас лежали друг поверх друга в пересохшем колодце. И Масуду там место уже приготовили, не просто так генерал интересовался о его планах до конца недели. Понятно, почему интересовался – через три дня заканчивается инвентаризация находок, потому задействованный на раскопках археолог еще мог понадобиться – вопросы задать, вдруг, кто решит. А у трупа не спросишь.
Бережно обложив сверток одеялами, Масуд забросал заднее сиденье уже приготовленным барахлом. Даже если остановит патруль – никого эти, похожие на глиняные, черные черепки не заинтересуют. Цену этим черепкам во всей стране знает от силы пять человек. Сам Масуд узнал совершенно случайно. Русские подсказали. Обещали миллион долларов. И вытащить его отсюда. Масуд мысленно вознес молитву Аллаху, чтобы всё получилось как надо.
|
|
|
На мгновение Масуд замер, облившись потом – звяканье ключей зажигания в окружающей тишине показалось ему раскатом грома. По спине пробежал холодок. Что ждало его? Масуд включил двигатель, резко повернул руль и направился в сторону гор, где среди камней виднелась петлявшая по серпантину нитка дороги.
Римаков
Граница Сирии и Ирака. 21.04.200…. 00.30
Поднимая тучи песка лопасти Ми-24 описывали над вертолетом медленные круги. Его мощный прожектор заливал холодным светом двух людей в черных, похожих на водолазные костюмах. Слаженными, профессиональными движениям они сажали в джип мертвого на вид человека, готовясь столкнуть машину в пропасть. Еще двое возились с машиной, настраивали двигатель, проверяли угол поворота колес.
- Всё будет сработано четко. В самом худшем случае его найдут местные крестьяне через пару дней, вызовут армию, переправят местному полицейскому спецу. Тот подтвердит, что парня покарал Аллах за нарушение заповедей: обожрался, сел пьяный за руль и упал в проспать.
Голос принадлежал подтянутому немолодому человеку в камуфляже, по жестам, тону и манере говорить которого, было очевидно, что он тут главный. Почти главный, поскольку к своему собеседнику, сидящему глубоко в тени десантного отсека, человек в камуфляже обращался с большим пиететом.
- А в лучшем? – тихо спросил этот собеседник?
- А в лучшем и, скорее всего, его обглоданные собаками кости найдут через год. Не думаю, что люди Бурхана что-то заподозрят, да и не до этого им сейчас.
- Правильно не думаете, - одобрительно кивнул Римаков, хорошо зная что через год, да какой через год – через пару месяцев Бурхану, с которым он два часа назад ужинал, будет не до этого. Хотя полковнику об этом знать не обязательно. Хотя..
- Американцы завязли здесь серьёзно, - доверительно сообщил полковнику Римаков.
- Нефти пиндосам захотелось? – голос расчувствовавшегося от оказанного ему доверия полковника дрогнул.
- Да, а чего же еще, - согласился Римаков, не снимая руки со свертка рядом с собой. – Материалы, переданные нам этим айсором очень ценны для страны. Считайте, генерал, что орден у вас уже на груди.
- Служу России! – отрапортовал тут же вытянувшийся полковник.
Он много слышал о человеке, который сейчас с ним разговаривал. Большом человеке. Вряд ли тот ошибся, назвав его генералом. Его слово – закон, а его личное присутствие здесь – свидетельство важности проведенной операции, хотя полковник и не совсем понимал важность для страны мешка старинных и странных черепков, отливавшихся тусклой зеленью. Возможно, это было маскировка – пользовались же недавно изобличенные английские шпионы в Москве камнем для маскировки радиопередатчика.
- Сами понимаете, генерал, он опять назвал его генерал, это очень важная и очень секретная информация. Вы не хотите остаться в Сирии нашим военным советником, сами ведь знаете – эти старые козлы из генштаба вроде Кивашова жопу себе самостоятельно подтереть не могут, как они могут помогать нашему союзнику руководить действиями?
- Служу России! – полковник из штанов выпрыгивал от рвения и от радости, не видя улыбки человека, наблюдающего за ним с борта вертолета.
Где было знать полковнику, что генеральские погоны ему не примерить. Что, подчистив следы и доставив Римакова на базу в Сирии, откуда тот благополучно полетит в Москву, полковник сразу же получит новое - простое, можно сказать пятиминутное задание. Но старый, еще советской постройки Ми-24 вдруг не выдержит тяжелых условий местной окружающей среды, угробив всё находящееся на его борту подразделение. А Максим Евгеньевич в этот момент будет сидеть на борту самолета МСЧ России, пить дорогой, когда-то подаренный другом-Садамом коньяк и поздравлять молодого, ретивого майора ГРУ с присвоением очередного звания - за уничтожение вертолета с агентом ЦРУ, готовившего заговор против союзника России. Где было знать тому майору, что на борту находится такой же, как и он, тупой русский полковник. И где было знать это полковнику? В уровень его компетенции такие вопросы не входили.
Привольский
Из огромного, обращенного на северо-запад окна видимая часть мегаполиса смотрелась единым, завершенным архитектурным ансамблем. Доминируя над приземистыми сталинскими постройками небо, протыкали шпили нового, грандиозного Москва-сити. У подножия стекло-бетонных башен тянулись серые лабиринты загазованных улиц, переброшенные мостами через реку и уходящие в тёмное марево далеких спальных районов. Сегодня вечером их обитатели, умело подсаженные на иглу «Останкино», прослушают очередную дозу нравоучений на тему «управляемой демократии», «эффективного менеджмента» и прочих составляющих политической системы страны.
- Сначала коротко о том, что мы хотим. Мы хотим видеть Россию демократической страной с развитыми экономическими институтами. Кто-то хочет этого из лучших побуждений, а кто-то по рациональным причинам, поскольку новейшая история показывает, что сложно устроенное общество более эффективно, чем вертикально интегрированное. У нас есть представление о скорости этих процессов. Такая огромная система как наша страна не терпит резких движений. Мы не просто за демократию. Мы за суверенитет Российской Федерации.
Закончив фразу, стоящий у окна очень солидный мужчина непонятного возраста повернулся к телевизионщику одного из новостных каналов, старательно записывавшего каждое слово хозяина кабинета. Для него он был Аркадием Семеновичем Привольским, в бытность СССР – аппаратчиком самого высокого уровня, равно как и сегодня – президентом КПР, Конгресса Предпринимателей России.
К ещё большим должностям Аркадий Семенович и не стремился, ибо ему и его племени и так принадлежало в этой стране всё – в том числе этот патлатый гомосексуалист, поставленный Аркадием Семеновичем руководить важным для него государственным телеканалом, и сейчас со всей тщательностью конспектирующий каждое слово Привольского. Через два часа телевизионщик уже у себя в кабинете соберет кукольный театр из местных «политиков», объяснив персонажам что, кому и как говорить в эфире.
- Я уверен, что российские люди в широком смысле слова способны к демократии и способны в ней жить и ее создавать, способны наслаждаться ее плодами. Но, наверно, здесь есть какой-то исторический путь. Но не перепрыгнешь его - шею свернешь. Не искусственно мы это сдерживаем, как многим кажется. Мы просто боимся….
Сидящий за столом телевизионщик тихо скрипел «Паркером» ибо то, что говорилось здесь, было запрещено писать иначе как на бумаге. Телефоны, диктофоны и прочие атрибуты современности оставлялись внизу, у охраны. Вообще, кабинет Аркадия Семеновича был словно вырван из времени, зафиксировав обстановку классического номенклатурного кабинета середины пятидесятых и с точностью перенеся её внутрь многоэтажной башни постройки начала 21-го века. Здесь не то, что не было компьютеров – здесь не было вообще никаких цифровых устройств, которые охрана Аркадия Семеновича вежливо просила выложить перед входом. И так было во всех офисах, где бывал Привольский.
Как-то давно, еще в середине 90-х молодой начинающий тогда телепродюсер Костя Бёрнст в шутку поинтересовался у Аркадия Семеновича, у которого брал интервью – почему он не любит столь новомодные тогда компьютеры: каждый чиновник тогда считал правилом хорошего тона выставить на всеобщее обозрение IBM самой последней модели - куда-нибудь на стол или другое видное место, чтобы всякий входящий сразу понимал, что хозяин кабинета на ты с техникой.
Аркадий Семенович тогда шутливо отмахнулся, мол – это для вас, для молодых все эти новомодные веяния. Мы же, старики, привыкли работать по своему – Аркадий Семенович жестом показал Бёрнсту на старые, еще советские телефонные аппараты, целыми рядами, стоящие у него на столе. И хотя тон Аркадия Семеновича был при этом как обычно мягкий и даже шутливый – при слове «компьютер» в его глазах мелькнул какой-то злой и не понятный огонь, не ускользнувший от имевшего слабость к мужским глазам Бёрнста. Потому больше таких вопросов он не задавал, что, видимо и стало одной из причин его стремительного продвижения по службе – с кресла мелкого телепродюсера, каких только в «Останкино» сотни, до главы крупнейшего телеканала страны.
- Открытая экономика и глобальная финансовая сеть делают суверенитет понятием устаревающим, - Продолжал Аркадий Семенович, - Сейчас в некоторых политических школах господствуют иллюзии. Успехи, которые делает открытая экономика, очень впечатляют. Но это не значит, что глобальная финансовая система является сверхустойчивой, и что она не будет видоизменяться во времени. Мне кажется люди, ослепленные сегодняшними результатами, заблуждаются. Мир должен быть интегрированным, но ценность национальной культуры не утрачивается, а возрастает. Суверенитет надо блюсти. Здесь есть прямая задача борьбы с терроризмом, который угрожает целостности нашего государства и как следствие - нашему суверенитету. Кавказ - номер один. Ситуация, к сожалению, не улучшается. Даже ухудшается. Похоже на подземный пожар. Тут у нас пока нечем хвастаться….
Немного денег для Паханова
Мягкий, успокаивающий голос Аркадия Семеновича оборвался – в кабинет вошел один из его личных помошников. Это был немного рыхловатый молодой человек, лет тридцати, неяркой внешности, напоминавший одновременно молдаванина, еврея и круглолицего турка, но с носом «картошкой». У него были густо смазанные гелем чуть курчавые каштановые волосы, какая-то сероватая кожа и огромные, круглые, необычно широко расставленные, навыкате глаза, взгляд которых заставлял Бёрнста замирать от разливающейся по телу сладкой истомы. Но, несмотря на все его знаки, помошник ни разу не обратил на Бёрнста внимания, всегда глядя, словно сквозь него. Иногда даже Бёрнсту казалось, что каждый раз в приемной Аркадия Семеновича дежурит какой-то новый молодой человек, словно брат близнец похожий на предыдущего, – настолько чужим и отсутствующим был обращенный к Бёрсту взгляд, словно его обладатель видел его впервые. А Бёрнст был одним из немногих в стране, кому было разрешено встречаться с Аркадием Семеновичем лично – не каждый министр приглашался к нему в офис.
Офисов у Аркадия Семеновича было в Москве несколько – он постоянно переезжал между ними, словно подстраиваясь к добирающимся к нему людям. Еще был главный офис – пожалуй, самый роскошный, находящийся видимо где-то под землей – Бёрнст был там всего два раза, и каждое посещение его проводил собой сам Аркадий Семенович, по дороге надиктовывая инструкции. Из подземной парковки туда вел лифт, но ехал ли он вниз или вверх – было абсолютно непонятно. Окон, в том огромном, выложенным мраморе кабинете, не было и Бёрнст почему-то решил для себя, что это некое подобие правительственного бункера – с той же, столь типичной для кабинетов Подольского, спартанской обстановкой кабинетов секретарей Горкомов СССР – большой стол, уставленный рядами телефонов, голые практически стены и встроенные в них шкафы.
Коротко переговорив с Аркадием Семеновичем, помошник тихо вышел, мягко, словно пантера, ступая по толстому ковру. Отойдя от окна, Аркадий Семенович улыбнулся телевизионщику:
- Костя, вы можете быть свободны. Сами уж как-то разбросайте тезисы – кому, что говорить в Думе, кому в Администрации и Совете Федераций. Главное – придерживайтесь общего направления.
Несмотря на хлопотность контроля за информационными потоками, явно не по его статусу, Привольский предпочитал сам давать направление, не доверяясь порученцам даже из тех, у кого был статус наблюдателей. История с Березисом, Кацишвили и Утинским не должна была повториться. Можно лишний раз допустить вольность премьеру, но ни в коем случае не СМИ. Надо чтобы они дышали, но под жёстким присмотром.
Вежливо попрощавшись, Бёрнст подхватился с места и двинулся к выходу, оставив Аркадия Семеновича ждать нового посетителя.
Ждал он много кого. Главным из гостей был, разумеется, Римаков, уже доложивший о выполнении порученного ему, в Ираке. Пророчества сбывались! Ритуал, каждые семь лет исполняемый в ожидании Этого, был проведен и оставалось только ждать, когда цикл замкнется и Это свершится. После столетий безуспешных поисков обретена, наконец, главная Святыня их народа – Экура-Ме, связывающие аннунаков с их Богом. Близится полнолуние, время проведения заключительного обряда открытия Экура-Ме – моста миров. И когда они будут распечатаны – вновь, спустя тысячелетия Наинна сюда вернется и всё будет так, как когда-то. Не надо будет прятаться и таится, изображать из себы кого-то другого, на потребу этим авдам. Пока же надо было заняться текущими делами – пусть невообразимо мелкими, но из-за тупости слепых исполнителей требующих личного участия.
Но до Римакова должен был прийти владелец и главный редактор одного из бывших коммунистических изданий – Андрей Александрович Паханов, возглавлявший газету «За Советскую Родину», или сокращенно «ЗаСР». Андрей Александрович шел просить денег на развитие своей газеты, просить сущие пустяки – миллион долларов.
Стоящий у окна хозяин кабинета мысленно улыбнулся качеству проработки своей «легенды» - никто, даже этот извращенец с телевидения, бывавший в святая святых Гамеша, не знал и не догадывался о истинных масштабах его власти. Президент Конгресса Предпринимателей – это была достаточная должность, чтобы иметь в стране несколько офисов, связи, позволяющие делать те или иные назначения – и, разумеется, соответствующую социальному статусу охрану.
Еще «Аркадий Семенович» мог подбросить немного денег тем или иным партиям или изданиям. Немного – вовсе не потому, что было жалко. Просто серьезные деньги имели как следствие привлечение к себе критической массы серьезных людей – креативных политиков, аналитиков и журналистов. Скопление креативных, энергичных людей где-либо выводило систему из равновесия, тогда процессы становились неуправляемыми. Ни в СМИ, ни в политике такие люди были не нужны – они были просто опасны. Гораздо спокойнее было дать тому же Паханову каких-нибудь тысяч сто – исключительно чтобы удержать редакцию на плаву и дать немного на пьянку сидящим там старым и не очень маразматикам. Свою задачу загаживать поляну информационным мусором они выполняли исправно, потому еще раз прокрутив в уме возможные расходы Паханова, Гамеш, он же «Аркадий Семенович» остановился на сумме в сто двадцать тысяч долларов и самой ласковой улыбкой на губах приготовился встречать нового посетителя.
Пиршество
Артефакт, привезённый Дубровиным от Шумалинского, акварели Велияры и информация, содержащаяся в книгах Захарии Ситчина, соединившись, произвели подобие информационной революции. Казалось, приоткрылась какая-то дверь. То, что пряталось в непроглядном тумане, можно было уже различить. Контуры, пока, силуэты, но понятно где искать. Информации хватало, чтобы всё заново осмыслить и внести корректировки в понимание реальности. На лице Надея проскальзывала улыбка, в глазах отражалось торжество охотника вышедшего на след добычи.
- Мы на верном пути, - как-то коротко сказал Надей после поездки к Олтарю, куда он приходил по зову духа Огнеслава. Больше Надей о той поездке не говорил ничего, и никто лишний раз не тревожил его лишними расспросами. Сказал он только, что скоро к Олтарю им предстоит ехать всем вместе – ему, Войдану, Колояру и Дубровину.
Дубровин, сам не осознавая как, почувствовал себя среди этих людей абсолютно своим, как будто знал их тысячу лет и тоже проникся атмосферой воцарившегося подъёма.
По неписанной традиции, все разговоры в доме у Надея длились далеко за полночь. Днем у него были дела, как и у всех посещавших его людей, вечер же всегда начинался с длинного ужина, редко заканчивавшегося раньше десяти вечера. Про алкоголь в этом доме, похоже, даже не ведали, зато их неотъемлемой частью было жареное на углях верченое мясо, которое комбинировалось с зеленью, овощами и продуктами кухни соседей с Кавказа, с которой Надей считал своим долгом познакомить приезжавших к нему людей.
В основном это касалось, конечно, гостей из центра России, где русские традиции кулинарии были утеряны, если не сказать – выбиты огнем и мечем. Холопами, поедающими кашу с постными щами было куда проще управлять, чем свободными земледельцами, рыбаками и охотниками, на столах которых никогда не переводились рыба, мясо и всевозможная птица. Ну а туда, куда «рука Москвы» не дотянулась – свободные земли русского Юга, Сибири, северного побережья, туда явились бородатые топтуны, начавшие парить народу мозги каким-то «постами».
В итоге же всех этих мероприятий и сложилось представление о национальной русской кухне как о жидком вареве, мало чем отличающемся от тюремной баланды: им потчевали холопов, им потчевали бегавшим непонятно зачем по Альпам чудо-богатырей, им же кормили и «многонациональный советский народ», больше русскую его часть.
К счастью для себя часть этого «многонационального народа», а ранее - подданных Российской Империи - сидела у себя в горах и тщательно хранила свои кулинарные традиции, совершенствуя их, передавая из поколения в поколение. По мнению Надея не было ничего плохого в том, чтобы с этими традициями немного ознакомиться. Что он в меру сил и делал для гостей, параллельно восстанавливая и нашу, русскую кулинарию, с энтузиазмом посвящая этому всё немногое свободное время.
От любимого его блюда – верченого мяса, гости были всегда в восторге, что и не удивительно. Он сам его тщательно выбирал, покупая только у лично ему известных продавцов на сочинском рынке и зная, можно сказать, пищевую родословную животных с самого рождения – чем и где кормили, чем поили. Всё это было крайне важно.
В качестве примера Надей всегда приводил советскую «баранину» из старых околевших животных, которую партия и правительство сливало в магазины – после того как на несчастном баране уже и шерсть от старости повылазила. Воспоминания об этом ужасе у многих гостей Надея были еще свежи, поэтому контрольной дегустации не требовалось. Они просто сажал их в машину и вез в горы – чаще всего в Абхазию, где в каком-нибудь маленьком, затерянном среди гор своеобразном «кавказском ранчо» - пацхе, гостеприимный хозяин за умеренную плату готовил друзьям Надея шашлык.
Впечатлений от хорошей еды на открытом воздухе в окружении потрясающих пейзажей у людей была масса, однако и они становились ничем, когда Надей привозил их домой и предлагал отведать свое мясо, вымоченное в особых травах. Рецепт был настолько замечательный, что один его знакомый абхаз, владевший у себя парой известных ресторанов, предлагал Надею за рецепт пять тысяч баксов. Надей только рассмеялся.
Абхаз расстроенный уехал, наверное, более расстроенный, чем кот Надея. Это был здоровенный серый хищник, не очень понятной даже Надею породы – наглый до безумия. Когда начиналась жарка мяса, он бросал все свои прямые дела по охране участка от соседских конкурентов – их там были визжащие по ночам толпы - и приваливал к столу. Не сильно церемонясь с людьми, он как танк двигался к мясу – его не останавливали ни высота, ни посуда, ни мягкие шлепки под зад ни даже огонь. Охота редко была удачной и тогда возмущенный зверь, прыгал на забор и оглашал окрестности гневными воплями – вероятно в адрес производителей еды для кошек, которых глубоко презирал.
|
|
|
