 |
Уроки воспитания. Смерть Ветерана, у которого украли Победу и отняли Родину
|
|
|
|
Уроки воспитания
– Не лезь, упадешь.
– Не трогай, обожжешься.
– Не бегай, расшибешься.
– Не ходи туда, там бяка.
Так или примерно так воспитывают своих чад любящие матери и бабушки. Они даже не задумываются над тем, что своими запретами формируют в ребенке программу: окружающий меня мир очень опасен. И по мере роста ребенок или начинает сторониться этого мира, или воевать с ним, доказывая свою состоятельность. И поскольку, по убеждению ребенка, мир полон агрессии, опасности и нелюбви, он тоже накапливает внутри себя или агрессию, или страх, который тоже порождает агрессию. Становясь взрослыми, такие люди постоянно находятся в состоянии тревоги, неуверенности, страха. Они вооружаются. И судьба таких людей не складывается. Личная жизнь разваливается. Они часто спиваются или кончают жизнь самоубийством.
Смерть Ветерана, у которого украли Победу и отняли Родину
К нам в палату скорой помощи, где я лежал с «острым животом», положили старика лет 80, а может, и 90. Маленького, сухонького, седого. У него было пищевое отравление. Все утро его промывали, прочищали. И когда боли у него прошли, он уснул. Проснулся, когда солнце уже клонилось к закату. Он потянулся, широко, по-доброму улыбнулся всем и спросил: «Позвольте уточнить, мы на этом свете или на том? »
– Так, я, оказывается, все-таки на этом свете, – улыбнулся ветеран. – Кстати, меня зовут Сергей Иванович. А то у меня был случай во время войны, когда я попал на тот свет, в царство мертвых, или, как говорят, загробный мир. Мы вели бой где-то под Курском. Колошматили нас немцы и в хвост и в гриву. У них боеприпасов навалом. Стреляют и стреляют. А мы все экономим. То машина с боеприпасами сломается – не подвезли. То подвезли, но не туда и не те. А то вообще без патронов сидим. Вот и отступаем мы. Сижу я в окопе, подсчитываю свой боезапас, и вдруг сзади меня – бах, снаряд разорвался. Меня вышвырнуло из окопа, как пылинку.
|
|
|
Очнулся, смотрю, рядом мой командир стоит…
«Да он же убитый», –- вспомнил я. Как же он тут? Смотрю, другие подходят, тоже убитые.
«Ты не удивляйся, – сказал командир. – Ты на тот свет попал, куда уходят мертвые. Но здесь, оказывается, тоже можно жить, только по-другому. Фактически мы не убитые, мы просто перешли в другой мир. Только тебе, смотрю, еще рано сюда, ты еще должен жить там. Прощай. Поживи там за нас и будь счастлив».
Открываю глаза – боже мой, да я же раненый, но живой. Земля вокруг дымится, рядом громадная воронка. Пошевелился, стряхнул с себя землю. Чувствую, саднит, мокро от крови, голова гудит, по руке кровь струйкой бежит. Закатал рукав – ничего страшного, осколком мякоть пробило. Перевязал. Ноги вроде, слава Богу, целы.
Слышу, стонет кто-то рядом. Подползаю и вижу – моего новобранца, Сашку, землей почти всего засыпало, голова торчит и одна нога. По возрасту Сашка школьник. Откопал я его, стал поднимать, а у него нога сломана, рука висит, видимо, осколком перебило.
Наши, похоже, отступали, потому что немцы перенесли стрельбу, в то место, что было тылом или второй линией обороны. Оказались мы на ничейной земле. А скорее – в тылу у немцев. Надо выбираться.
Одел я Сашке ремень на грудь. Пропустил его под мышками. Ухватил здоровой рукой и поволок. Тот здоровее меня раза в два. А я видите, какой. Но по метру-два все-таки тащу. Он вначале зубами скрежетал, а потом затих, из памяти вышибло. Да и я тоже – тащу, тащу, потом теряю сознание. Очнусь – где я? … а-а-а.
И опять поволок. Сашка иногда очнется и начинает кричать: «Брось меня, оба пропадем! »
– Терпи, – говорю ему, – терпи, Сашок, или вдвоем тут ляжем, или вдвоем доползем.
|
|
|
И доползли, когда уже темнеть начало.
Когда уже к нашим стали подползать – нас увидели, выскочили, помогли Сашку в траншею внести. Тут я и свалился окончательно. Очнулся только в госпитале рядом с Сашкой. Военврач, глядя на меня, все удивлялся: «Как тащил-то такого борова? Мы из твоей спины десять осколков вытащили. Один в позвоночнике застрял. Сухожилие в руке пробито. Ты вообще не мог, не должен был двигаться, а тем более кого-то тащить. По всем медицинским показателям тебя должно было парализовать. Как дотащил? »
А черт его знает, как! О себе не думал. Сашка – совсем ребенок, хоть и большой, бабу еще не нюхал. Оставить там, значит на верную смерть.
Теперь он часто пишет мне, крестным отцом зовет. У него уже внуки, правнуки. Дети высокие посты занимают. Он счастливый отец и дед. Это, оказывается, я не Сашку спасал, а весь его род. И потом принцип у нас был такой – «Сам погибай, а товарища выручай».
Ладно, заболтал я тут вас. Пойду, пройдусь, посмотрю, как местный народ живет.
Он легко встал с постели, сунул ноги в шлепанцы и вышел в коридор.
– Да, занятный дед, – сказал мой сосед по койке Иван. Полный, обрюзгший мужчина лет сорока – сорока пяти. Он чуть не умер от запоя. Здесь откачали.
– Живая история, – поддержал его Петя, молодой парень, студент, попавший сюда с «острым животом».
– Теперь совсем другие отношения между людьми. Человек человеку волк. Каждый под себя гребет и во всяком встречном видит конкурента, врага…
Это подал голос бывший бизнесмен Валера, которого кинули его же товарищи по бизнесу. Отняли у него все: и квартиру, и машину, и все накопления. От отчаяния он наглотался каких-то таблеток. Но его успели откачать.
– Что поделаешь, Валера, рынок, – многозначительно произнес Иван.
– Да какой это рынок, – вскипел Валера, – самый настоящий бардак!
– «Рынок сам установит порядок, сам отрегулирует свои правила игры», – передразнил он высказывание одного нашего политика.
– Установил, только не рынок, а разного рода жулики. Воры в законе, перекупщики. Они установили и свой порядок, и правила игры. Теперь честному производителю своего товара хрен пробиться на этот рынок. Допустим, приехал хозяин или фермер продать свое молоко, творог, сметану - его тут же окружают перекупщики и предлагают за весь его товар бросовую цену. Тот, конечно, возмущается, не соглашается, и тут в дело вступает лысый жлоб.
|
|
|
– Ты, наверное, хочешь иметь крупные неприятности, – угрожает он. – Так мы тебе их устроим. Для начала мы кончим твою машину, а потом и до твоего хозяйства доберемся. Лучше добровольно соглашайся.
И куда этому бедному фермеру деваться? В полицию? Так полицейский может стоять рядом и наблюдать всю эту сцену. Видимо, и он будет что-то иметь с этой сделки. По сути государство отдало рынок бандитам и жуликам, а не честным труженикам. Оно никого из нас не защищает. Все чиновники куплены и перекуплены криминалом, и они защищают тех, кто им платит. Вот меня кинули. и сколько я ни пытался доказать свою правоту – и документы показывал, и неопровержимые доказательства, бесполезно. Потом узнал: заплатили мои ребята кому надо, в том числе и моему адвокату, и все. Какие там законы, какие честные правила игры! Все решают деньги. И закон, и судьи, и честь, и совесть – все покупается и продается.
В палату вошел Сергей Иванович. Лицо его было мрачным. Весь он выглядел каким-то потухшим, постаревшим. Молча лег на свою кровать и повернулся лицом к стене.
– Ты чего это, дед, такой хмурый пришел? – спросил Петя.
– А что, правда против нас, в отдельной палате, лежит вор в законе? – спросил ветеран и сел на постели.
– Правда – ответил Иван. – Уже неделю как лежит. Или фруктов переел, или коньяка перепил, или конкуренты траванули. Всю неделю промывали.
– А я не поверил. Думал, большой начальник, шишка. Сестры то и дело снуют в его палату.
– Два жлоба постоянно при нем, обслуживают, – сказал Петька.
Ветеран с горечью выдохнул.
– Да, дожил до счастливой жизни.
– А чего ты, отец, удивляешься. – Включился в разговор Валерка. – У нас воров в законе и законных воров каждый день показывают по телевизору. Их большинство в нашем правительстве. Я в интернете посмотрел список, кто, сколько из них чего имеет, кто сколько зарабатывает в месяц. Так они почти все миллиардеры. Что они, честным трудом заработали такие бабки? Украли. Обманули. Подставили, предали, продали.
|
|
|
Так чем они отличаются от этого вора? Только тем, что этот все-таки рискует пострадать от собственных конкурентов, а те не рискуют ничем. Они защищены законом. А посмотрите, сколько они создали силовых структур: ФСБ, внутренние войска, службы по борьбе с организованной преступностью, по борьбе с наркотиками, с промышленными преступлениями. Полиция и т. д. Вы думаете, они нас защищают? Нет. Их. Все эти службы созданы для того, чтобы нас в страхе держать. Попробуй выйти с протестом. Тебя тут же сгребут и упрячут так, что никакая ищейка не найдет. Или объявят сумасшедшим и упекут в дурдом. А там порядки и охрана еще жестче, чем в тюрьме. Если в тюрьме у людей еще есть какие-то права, то у тех, кого содержат в дурдомах – никаких прав. Смотрели фильм про Зверобоя? Как в клинике им. Кащенко над ним и другими ставили опыты, и как их убивали? Так убирают недовольных и конкурентов. Сегодня в России действует преступная система власти. Наши главные враги не там, не за бугром, не в Америке или Европе. Они все здесь сидят и продают нас и Россию оптом и в розницу.
– Ну ты, Валера, и даешь, – удивлялся Петька. – Ну, ты сгустил…
– Нет, ничего он не сгустил. – Неожиданно сказал Сергей Иванович.
– Все так и есть и даже хуже. Пошел я недавно в исполком, чтобы для моего сына выделили участок земли под строительство дома. Оделся, как при параде, чтобы видели, кто пришел. Орденов и медалей столько, что на пиджаке уже не умещаются. Нацепил главные: ордена Славы, Красной звезды, орден Ленина и другую мелочь.
Захожу в земельный отдел, сидят молодые дамы, все раскрашенные, в золотых цепях на шее, драгоценных кольцах на пальцах.
Спрашиваю одну из них, главную, про участок.
– А у нас вся земля через аукцион, – отвечает.
– Как через аукцион?
– А вот так, папаша. За землю теперь надо платить, в хорошем месте до 500 тысяч, в местах похуже 300–400 тысяч.
– Как же так, я же эту землю защищал, я ее кровью своею поливал, и что, я должен теперь ее покупать?
– Ничего не поделаешь, папаша, рынок, теперь все покупается и продается. А ваша земля, которую вы поливали кровью, давно быльем заросла. Другие времена пришли, папаша.
Взбурлило все во мне. Но сдержался, приучил себя волю эмоциям не давать. Сглотнул свою обиду и говорю:
– Если точно такой участок земли я могу купить в Америке и там построить свой дом, значит моя родина Америка? Тогда место, где я родился, где жили мои деды, прадеды и где живут мои внуки, что такое? Временное пристанище? Как можно продать мать Землю, Мать – Кормилицу?
|
|
|
– Выйдите, гражданин, – строго сказала дама, – и не мешайте работать. Я вам уже все сказала. Покупайте себе землю хоть в Америке, хоть на Сейшельских островах.
И я вышел. На мои ордена она посмотрела как на пустые побрякушки. Она наверняка не знает, что три ордена Славы по статусу приравниваются к Звезде Героя Советского Союза. Конечно, я мог бы пойти к председателю исполкома, и он наверняка мне что-нибудь сыскал. Но я не попрошайка. И воевал не за себя. И 60 лет отработал тоже не на себя, а на страну, Родину. И что, я должен теперь ходить и выпрашивать то, что по праву должно принадлежать мне, всем, всему народу? В Конституции написано: земля, недра – общественное достояние. Кто присвоил себе право распоряжаться нашей землей? Где контролирующая, направляющая и управляющая рука государства? Внучка поступила в университет и ежегодно должна платить по 70 тысяч рублей. За что? Кому? А куда подевалось наше право на бесплатное образование? Пришел я как-то в зубную поликлинику, имплантанты ставить, в государственную.
– У нас имплантанты платные, – сказал врач.
– Сколько будет стоить?
– Одиннадцать тысяч за один имплантант.
– А мне их нужно 5 поставить. Даже с моей пенсией это накладно, а что говорить о тех, кто живет на 5–10 тысяч рублей в месяц? Где наша бесплатная медицина?
Где те права, за которые своею кровью заплатили наши деды и прадеды в Гражданскую войну, в эпоху индустриализации? Они жилы рвали, чтобы нам, их сыновьям и внукам, легче жилось. Дожили. Кучка негодяев и предателей тихо отняла у нас наши права, землю, отгородились от нас милицией, армией, высокими каменными заборами с вертолетными площадками, чтобы вовремя смыться. По сути у нас отняли Родину. Я всю жизнь думал, что мы выиграли войну, ходим по площадям и трясем этими побрякушками, он провел рукой по груди, а оказывается, мы ее давно проиграли. У нас отняли нашу Победу те, кто мелькает на экранах телевизоров, кто играет в демократию. И кто давно продал свою честь, совесть, продает нашу родину и недра. И я думаю, они попытаются столкнуть нас лбами. Сами смоются, а мы будем искать виноватых среди тех, кто рядом. Российский бунт самый кровавый, самый разрушительный. Это кто-то еще в царской России умно подметил.
Ветеран замолчал, и в палате наступила гробовая тишина. Все обдумывали откровения ветерана.
– И все-таки, отец, я не согласен с вами, – нарушил молчание Петя. – Молодежь приняла новую жизнь, потянулась к ней. Да и народ стал жить богаче. Посмотрите, сколько машин, и все иномарки почти. В каждой семье компьютеры, магазины полны разного товара. Продуктов вдоволь, обожраться можно, как я обожрался, чего еще нужно?
– Да, Петя, вроде бы все так, – сказал Валера, – я в первое время тоже так думал. Ты знаешь, в моих руках были миллионы рублей и долларов. У меня были машины и даже собственная конюшня с породистыми скакунами. У меня была яхта, магазины, я мог купить половину города. Казалось бы, пей, ешь, наслаждайся, но я счастливым человеком себя не чувствовал. Да, азарт был: иметь больше, обогнать конкурентов, задавить их. Но при этом был постоянный страх, что и тебя могут обойти. Я платил криминалу за «крышу», но не чувствовал себя в безопасности. Я постоянно боялся за своих детей, жену, даже нанял для них охрану.
Меня постоянно цепляли, то милиция, то прокуратура, то различные комиссии, то мэрия. И всем я должен был платить. Они разработали очень хитрую систему вымогательства. Это тот же рэкет, но на государственном, чиновничьем уровне. Вы думаете, почему цены в магазинах растут? Это они повышают свои ставки. Но и криминал тоже в стороне не остается, у них своя конкуренция, свои разборки, они повышают свои ставки, а мы вынуждены повышать свои цены в магазинах. Так что за весь этот бардак платите вы, дорогие товарищи.
– Как мы? – возмутился Петя.
– А кто в магазины идет, я что ли? Вся Россия обслуживает этих паразитов в белых воротничках и лысых мордоворотов с кастетами и пистолетами. Вы посмотрите, какую свору чиновников и бандитов все мы кормим. Я вычитал в интернете, что численность аппарата чиновников перевалила за несколько десятков миллионов. Ничего не производя, они прекрасно живут. У них хорошая зарплата, а пенсия знаете у них какая? До ста тысяч рублей в месяц. Откуда такие деньги? Из твоего кармана, Петя, и моего. Вот так, Петя, кормилец ты наш. Конечно, я считал себя крутым, но эта крутость мне очень дорого обходилась. Я не спал ночами, носил с собой пистолет, при мне всегда был мой телохранитель. И что, это жизнь? Здесь я лежу в палате, нищий миллионер, и чувствую себя свободным, в полной безопасности, теперь я никому не интересен, даже собственной жене. Денег у меня нет. Так что, Петя, большие деньги, большой достаток – это еще не показатель нормальной, счастливой жизни. Мы все больше и больше становимся врагами или, говоря помягче, конкурентами. Я думаю, что сегодняшний боец не попер бы на себе раненого товарища. Сегодня каждый сам за себя. Вот у меня какие были друзья! Разве только ботинки не лизали. Казалось, за меня в огонь и в воду пойдут, а как только я доверился им полностью - подставили, отняли все и радуются. Отец о нравственности говорил. О том, что души стали черствые. Главным богом для всех стал рубль. За него они не только Родину, родную мать продадут. Продают же наших девочек за границу, а младенцев на запчасти. Ничего святого не осталось.
– Ты прав, Валера, – сказал многозначительно Иван, – главное – душа. Когда после войны всем было трудно – мы делились друг с другом последним куском хлеба, мы были братьями. Для нас были братья и армяне, и грузины, и украинцы, и казахи. Все, кто жил в Советском Союзе. А теперь что? Вроде все есть, а счастья, удовлетворенности, надежности нет. Злоба, агрессия, зависть. Мы уцепились за материальное, за машины, евро, квартиры… и забыли, что главное все-таки не тело, а душа. Вы думаете, почему я ухожу в запои? Терпишь, терпишь, накопишь всякого дерьма – самому тошно становится. Одно спасение – запой. Выпил, и никаких проблем.
– Вот вы говорите – Душа, Душа, – покажите мне ее! – возмутился Петя.
– Вот я желудок свой набил разными сладостями и чувствую, мне хорошо. А Душа? Где она? Что это такое? Кто ее видел?
– Молод ты еще, Петя, – сказал ветеран. – Да, ты не можешь увидеть Душу, хотя некоторые люди и могут видеть ее, но это очень высокодуховные люди, я встречал таких. А ты можешь видеть и чувствовать ее только по ее проявлению. А проявляет она себя через добро, справедливость, милосердие, жертвенность, через любовь к ближнему, наконец. Если через тебя все эти качества проявляются, значит, твоя Душа живая, зрячая. А если нет, значит, она спит или совсем ушла за ненадобностью, и стал ты без нее хуже животного, пустой оболочкой. Все твои потребности ограничены только жратвой и грубыми сексуальными удовольствиями. Без Души ты уже не человек.
– Ой, отец, как ты верно сказал, – вступил в разговор Валера. – Сколько я в своем бизнесе встречал таких нелюдей. Смотришь такому в глаза, а они мороженые, ничего не выражают. Для них не существует ни морали, ни нравственности. Они через все могут переступить, в том числе и через родную мать, чтобы иметь бабки. А бабки для них – это все: и жизнь, и удовольствие. И этих нелюдей сейчас развелось – хоть пруд пруди. Откуда они взялись?
– Среда, брат, создалась такая, – сказал Сергей Иванович. – Вот они и появились.
– Какая еще среда? – опять подал возмущенный голос Петя.
– Бездуховность – ответил ветеран, – когда главным для человека становится тело, а не Душа. Рубль, доллар – Богом.
– И что же теперь делать? – спросил Петя. – Опять революция?
– Нет, Петя, – ответил Сергей Иванович. – Это мы уже проходили. Побили друг другу морды, разрушили все, что можно было разрушить, а потом все заново восстанавливали. Слишком дорого такие революции обходятся. Нужна интеллектуальная революция, Петя. Идет борьба умов. Только одни умы направлены на то, чтобы как можно больше хапнуть, а другие, и пока их меньшинство, как больше принести пользу России, людям.
– Учись, Петя. Пусть это меньшинство станет большинством. И тогда этим ворам в законе и законным ворам просто негде будет проявить себя. Среда будет другой.
– А пока-то что делать? – опять спросил Петя.
– Учиться, Петя, учиться и, конечно, проявлять свое недовольство существующей системой. Создавать студенческие общества, молодежные организации в противовес нынешним преступным сообществам. Каждый честный человек должен выражать свой протест по-своему, исходя из возможностей и обстоятельств. Главное – не быть равнодушным к тому, что происходит на наших глазах с Россией и россиянами. Другой Родины у нас нет и не будет, и отдавать ее в руки воров и хапуг нельзя. Иначе вашим детям и внукам негде будет жить. Придут однажды парни из-за океана и скажут: «Ребята, а вы здесь больше не живете. Эта земля продана нам». Рыпнетесь, а за ними пушки, танки, пулеметы – армия. И что тогда? И будешь ты, Петя, за ними сортиры чистить и улицы мести. Определят вас на место жительство в резервации, как своих индейцев, и будете вы там потихоньку спиваться и вымирать.
– Нет, но у нас же есть президент, премьер-министр, они-то куда смотрят? – опять возмутился Петя.
– Они-то мужики хорошие, – сказал Сергей Иванович, – к сожалению, в меньшинстве. Команды у них путной нет. Сам президент Медведев признался, что только пять процентов его распоряжений выполняются. Выходит, страна управляема ими только на пять процентов, а на остальные 95 ею управляют воры в законе.
– Нет, после такой мрачной картины мне хоть снова в запой уходи, – сказал Иван.
– Пьянство, запои – это попытка убежать от проблемы. Но никуда вы от них не денетесь, рано или поздно они все равно вас достанут, только будут они гораздо больше и страшней чем были, – сказал Сергей Иванович.
– Не убегать от них надо, а решать. Бороться надо. Мне уж почти девяносто, нажился, нахлебался, пора и на покой, а вам еще жить да жить. И никто за вас ваши проблемы не решит. Все, дискуссия окончена, давайте отдыхать.
Он снова лег, отвернулся к стене и затих.
Остальные тоже начали готовиться на отдых.
Только Иван, кряхтя, поднялся с постели и вышел в коридор. Потом была ночь, завтрак, обед. Мы все пошли в столовую, а вору в законе принесли обед прямо в палату. Вечером Сергей Иванович позвонил по мобильному телефону домой.
– Маша, принеси мне, пожалуйста, завтра утром мои ордена, молоток и гвозди, – попросил он. – Да ничего не задумал. Ребятам хочу показать, какой я герой. Гвозди сотку, а то тут кое-что надо сделать. Ни гвоздей, ни молотка не сыщешь. Ты же знаешь, я без дела не могу сидеть. Да, и не забудь, пожалуйста, мои таблетки от бессонницы принести. Ну все, целую. Целуй ребятишек, привет Алексею.
Утром Сергей Иванович сбегал вниз и вскоре принес в палату два пакета с передачей.
– Говорил же, не надо, – ворчал он, – нет положили. Будто тут у меня не желудок, а мельница.
Один пакет – с продуктами, он поставил в тумбочку, а из другого стал выкладывать молоток, гвозди и ордена, аккуратно завернутые в полотенце.
– Ну вот, подходите, смотрите, каким я был героем.
Он разложил свои награды на кровати. Мы подошли, стали разглядывать, брать в руки.
– Ну, ты отец и даешь, – восхитился Петька. – Здесь, как ни старайся, ни одной медальишки, а у тебя за одну жизнь столько!
Действительно, здесь были и все три ордена Славы, и орден Отечественной войны, ордена Красной Звезды и Красного Знамени, медали «За отвагу», все три ордена «Знак Почета», два ордена Ленина.
– Можно семейный музей Славы организовать, – сказал Иван.
– Сейчас я устрою последний парад, – загадочно сказал Сергей Иванович.
Он нацепил свои награды на больничный халат и вышел в коридор.
Минут через 15–20 вернулся и молча стал отвинчивать свои ордена.
– Ну что, отец, парад показал? – спросил Петя.
– Нет, Петя, провалился, – сказал Сергей Иванович. – Проходили, как мимо забора. Только старшая медсестра отреагировала: «Это вам не Красная площадь, папаша! – сказала она, – не нарушайте режим. Носите свои награды на парадах».
«А это и есть мой последний парад, милая», – сказал я. – Зато когда из своей палаты вышел вор в законе, верно, по нужде вышел, то народ даже из палат высунулся: «Смотрите, смотрите, вон он пошел». А тот чувствует внимание к себе. Плечи расправил, грудь колесом. Вот он – герой нашего времени.
Сергей Иванович отобрал несколько орденов, остальные завернул в полотенце. Взял молоток, гвозди, ордена и, подойдя к выходу из палаты, стал прибивать к верхнему косяку ордена.
– Да ты что, отец! – ошалел Петя.
– Пусть все видят, что в этой палате лежал Герой Советского Союза и почти Герой Труда, – сказал Сергей Иванович. – Это я с начальством поспорил, и меня вычеркнули из списков на Героя Труда. Вместо «Золотой Звезды» дали второй орден Ленина.
На стук молотка прибежала полная, пожилая, некрасивая старшая медсестра. Из палат высунулись больные.
– Вы что тут себе позволяете! – закричала сестра. – А ну, прекратите немедленно, а то милицию позову.
– Успокойтесь, деточка, – сказал Сергей Иванович. – Это я боевую память о себе оставляю. Чтобы не забывали, кому вы все-таки обязаны своею жизнью и свободой.
Прибежал главврач. Крупный, мордастый мужчина.
– Сестра, немедленно приготовьте документы к выписке, – приказал он. – А вы немедленно снимите это безобразие!
– Что? … – Сергей Иванович побелел и с молотком пошел на главного врача.
Тот в испуге подался назад.
– Пока я здесь, пока я живой, никто не посмеет снять эти ордена, – сказал Сергей Иванович. – Вот видите, – он помахал молотком перед носом главного врача. – Мне уже терять нечего, а уйду я от вас завтра, только ночь переночую. И все это время никто пальцем не посмеет тронуть мои ордена.
– Псих, – изрек главный.
– Сестра, подготовьте документы на завтра и отметьте, что выписали за нарушение больничного режима.
Из палат вышли больные, столпились возле нашей двери.
– Вот дед дал, – прокомментировал худой бледнолицый парень.
– А они сейчас ничего не стоят, – сказал седой, интеллигентного вида мужчина с костылем. – Вон на рынке можно купить любую награду, даже Звезду Героя Советского Союза или Социалистического Труда и со всеми документами. Все честь по чести.
– Но этот-то не покупал, – сказал парень, – что он хочет этим доказать?
– А то, что все их награды превратились в пустые побрякушки. А вместе с ними и те ценности, которыми они жили и ради которых погибали.
– Не честь, не совесть, не Душа, а рубль и доллар – вот те Боги, которым поклоняется сегодняшнее поколение.
– Ну не скажите, поклоняются, но далеко не все.
– Вон, посмотри, вор в законе в отдельной палате лежит. За ним и уход особый, а этот Герой войны – в общей палате, – сказал седой.
Это вам наглядная демонстрация морали: честным трудом, геройством на войне ни уважения, ни почета, ни денег не заслужишь. Но если ты своровал, и много, и у тебя много денег – ты уважаемый человек, ты герой. А если украл очень-очень много – то очень уважаемый человек. Украл на копейку – жулик, преступник, в тюрьму его. Вот он, как честный человек, как герой войны и труда, как воин, по-своему протестует против этого нравственного бардака и предательства светлых идеалов наших предков.
– Был такой писатель Николай Островский, который написал книгу «Как закалялась сталь», так там есть такие слова «…И чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое, и чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь, все силы отданы борьбе за освобождение человечества». До сих пор не могу понять, от чего нужно человечество освобождать? – сказал парень.
– От духовного невежества, – дорогой мой коллега, сказал мужчина. – От него все несчастья человечества, от него
– А ну, разойдитесь! Чего столпились? – прикрикнула старшая медсестра.
– Дед с ума сходит, а они вылупились, словно в телевизор.
Народ отошел от двери, но стали прогуливаться по коридору, наблюдая за происходящим.
Ночь прошла спокойно. Только Сергей Иванович все ворочался, стонал, скрежетал зубами, а к утру затих. На утреннем обходе главврач даже не подошел к нему. Сергей Иванович, видимо, спал или делал вид, что спит. Он накрылся с головой одеялом.
Когда мы всей толпой пошли на завтрак, Петя крикнул:
– Эй, отец, вставай, есть пойдем.
Но Сергей Иванович даже не пошевелился.
– Ладно, пусть спит, – сказал Иван, – видимо, всю ночь промаялся.
После завтрака все палаты облетела новость: вор в законе выписывается.
Минут через тридцать после этой новости внизу, на первом этаже, поднялся шум, и уборщица тетя Маша на кого-то кричала.
– Ну куда прете в обуви, в верхней одежде. Запрещено!
– Нам можно, ответил кто-то с грузинским акцентом, – мы стерильные, тетка.
На второй этаж поднялись пятеро мужчин кавказской национальности, высокие, откормленные, наглые.
– Ну, где тут наш больной? – спросил один из них. Из палаты выглянул вор в законе.
– Ждите, я сейчас, – сказал он.
Молоденькая сестра принесла ему в палату его гражданскую одежду.
– Серго, дай ей, – выкрикнул из палаты вор в законе.
Тот, кто спрашивал про больного, вытащил из кармана тысячу рублей и подал сестре.
– Ой, – смутилась девчонка, – за что же такие деньги?
– Мы, дорогая, за услуги платим, – сказал Серго.
– А здесь пашешь, пашешь весь месяц, дерьмо из-под больных таскаешь, и всего 5 тысяч.
– Приходи к нам, дорогая, мы тебе будем платить в 10 раз больше, – сказал Серго.
– Ой, да что вы, я же воровать не умею, – простодушно заметила девушка.
– Что ты, что ты, – сделал серьезное лицо Серго, – воруют жулики, бандиты, и их сажают в тюрьму. А мы вежливо просим, и нам дают. Просим – и нам дают. Посмотри, разве я на бандита похож?
– Совсем нет.
– Тебя как зовут-то.
– Саша, а вас?
– Меня Серго или Сергей по-вашему. Как бы я хотел с тобой поближе познакомиться.
– А давайте я в вашу фирму приду на счет работы.
– У нас не фирма, девочка моя, а ферма.
– Так вы фермеры, – воскликнула Шура. – А я-то думаю, вот все говорят: «вор в законе», «вор в законе», а я специально смотрела, сколько он у нас лежит – ни у кого ничего не украл. Я даже эксперимент ставила, перед его приходом в умывальнике оставила мыло, пасту и зубную щетку. Захожу после него – все на месте, ничего не пропало.
Весь второй этаж взорвался от хохота. Видимо, смеялся и вор в законе.
– Серго, дай ей еще, – попросил он сквозь смех.
– Что же ты, Георгий, подводишь нас, свой статус не поддерживаешь, – смеясь, сказал Серго.
Он достал 5 тысяч рублей и отдал их Саше.
– Возьми, умница ты моя, Штирлиц в юбке. Мы за юмор тоже платим.
– А я могла бы работать у вас дояркой, – сказала Шура, так и не поняв, чем же это она так всех рассмешила.
Серго почувствовал, что полностью завладел вниманием публики, вошел в роль.
– О, Шурочка, у нас коровы не простые, – сказал он, – они у нас не молоко дают, а рубли и доллары.
– Ну вот, разыгрываете меня, – засмеялась Саша. – У вас, наверное, очень породистые коровы, которые дают очень много молока, от которого и такие доходы.
– Правильно, деточка, умница, – засмеялся Серго. – Только некоторые из них попадаются очень упрямые, никак не хотят давать. Приходится бить по рогам.
– Что вы, что вы, – возмутилась Шурочка, коров бить нельзя. Они сразу же удои снизят. Есть очень верное средство против их упрямства.
– Какое, Шурочка?
– Хлеб с солью. Насыпьте на горбушку хлеба побольше соли и дайте им перед тем, как доить, они съедят, да еще и руки вам оближут.
Серго от души рассмеялся. Его поддержали и остальные.
– Деточка моя, откуда ты такая умница взялась?
– Из Колобков, – простодушно ответила Шура.
– Что, город такой?
– Что вы, это деревня.
– Ты знаешь, все пробовал, а вот хлеб с солью – ни разу. Обязательно попробую. Вот видишь, Слава, – обратился он к мордовороту, сутулому громиле. – Ты все по рогам, да по рогам – удои снизятся, понял? Хлеб с солью надо давать!
– Да, тогда она все отдаст, до капли, – сказала Шура.
– Да еще и руки оближет, – опять засмеялся Серго. – Обязательно попробую, скажу, Шура рекомендовала.
Вышел из палаты Георгий – вор в законе, одетый, как говорят, с иголочки. Полноватый, симпатичный грузин. За ним два телохранителя. Пришедшие по очереди обняли его.
– С выздоровлением тебя.
– Ну, пошли, а то кони заждались, – и Георгий первым пошел к лестнице вниз, за ним остальные.
– На, тетка, – Серго сунул уборщице тысячу рублей – это тебе компенсация. Тетя Маша взяла бумажку, скомкала ее и бросила вслед уходящим.
– Подавитесь вы своими деньгами!
Села на ступеньку и заплакала.
Шура подняла тысячу, расправила ее и протянула уборщице.
– Возьмите, тетя Маша, ведь просто так, ни за что тысяча, а мне так целых шесть. Туфли новые куплю, костюм, девчонки от зависти лопнут.
– Молодая ты еще, глупая, – утирая кулаком слезы, сказала тетя Маша. – Возьми их себе.
– Правда? – обрадовалась Шура. – Вот это да, вот это везуха сегодня.
– У меня сына в Чечне убили, – больше обращаясь к больным, чем к Шуре, сказала тетя Маша.
– Совсем мальчишка, школьник. А их – в Чечню. Говорят, специально подставили под чеченские пули, предали их. Растила, растила и нате вам – отдала бандитам и убийцам. Написали на похоронке: за Родину погиб. За какую Родину? Была Родиной, стала мачехой. Тот, кто все это развязал, в гробу лежит. Уж, наверное, не раз перевернулся от наших проклятий и слез. С него теперь взятки гладки. Но те, кто распределял, кто предал наших детей, те-то живы! Неужели нельзя с них спросить? Похоже, что в нашей стране сейчас никто ни за что не отвечает, одна я, тетя Маша – поломойка. Да такие же, как я, горемычные. Господи, накажи их. Будь они все прокляты! Пусть отольются им наши слезы!
Тетя Маша заплакала навзрыд. Сестры взяли ее под руки и, успокаивая, повели в ординаторскую.
– Да, отец, такую ты сцену проспал, – сказал Петя, входя в палату, – такое и по телевизору не увидишь.
Но ветеран даже не пошевелился.
– Сергей Иванович, ты слышишь? – снова крикнул Петька.
Подошел к его кровати и дернул за одеяло.
– Сергей Ив… – вдруг Петя осекся на полуслове. Повернул к нам бледное лицо.
– Ребята, а он, кажется, умер.
Иван подошел, сдернул одеяло, Сергей Иванович лежал, подогнув колени к животу, с крепко зажатым молотком в правой руке, но лицо его выражало спокойствие, рядом валялась пустая коробка из-под люминала.
– Зовите медсестер, врачей, – сказал Иван.
Петька побежал в кабинет главврача.
Минут через десять палата наполнилась медперсоналом. В двери заглядывали любопытные больные.
– Ну вот, преподнес подарок ветеран, – раздраженно сказал главврач.
– От этих стариков одни проблемы, – поддакнула ему главная медсестра. – Только и жди – чего-нибудь выкинут. Слава Богу, их уж немножко осталось. Скоро все повымрут. Все проблем меньше будет.
– Вы тоже скоро состаритесь, – заметил Петька. – А он хороший человек был, настоящий. Я таких еще не встречал.
– Ты еще слишком молод судить, – обрезал Петьку главврач.
– Кладите тело на носилки и в морг, – приказал он санитарам.
Тело Сергея Ивановича положили на носилки и вынесли из палаты.
– Он так и остался воином, настоящим воином, – заметил Валера. – Видели, как молоток зажал. Теперь его так с этим молотком и похоронят.
– Да, это был его последний бой, – задумчиво сказал Иван. – Бой ветерана, у которого отняли Победу.
– Не только у него отняли, – сказал Валера. – Это у всех нас, у всей страны, которая называлась СССР, отняли Победу.
|
|
|
