Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Человек между богом и зверем 2 глава




Культура определяется как система организации и развития че­ловеческой жизнедеятельности, включающая способы производст­ва, взаимодействия с природой, межличностного общения, позна­ния и духовного творчества. Первоначально культура понималась как воспитанность, и на этом основании греки отличали себя как циви­лизованный народ от варваров. И позже, в Средние века и эпоху Возрождения культура определялась как цивилизованное поведение, основанное на соблюдении законов, как наличие гуманитарных зна­ний и владение искусствами. Век Просвещения делает упор на ра­циональность, а воспитание сводит к познанию и управлению, на основе разума, страстями души. В это же время зарождается критика рационального образа культуры, и возникает лозунг “назад к приро­де”. Разумеется, речь шла о природе как идеале культуры, т. е. о не­кой идеальной жизни в естественных условиях обитания. Такая ори­ентация способствовала преодолению европоцентристского опреде­ления культуры и изучению обычаев так называемых нецивилизо­ванных народов. В ходе этого критиковалось сведение культуры к рационально-техническим достижениям и вводились более широ­кие критерии культурности. Культура стала пониматься как система способов обеспечения основных потребностей человека. Инстинк­ты, сформировавшиеся в ходе эволюции, подвергаются в человече­ской истории разностороннему контролю и облагораживаются по­средством сначала мифа и ритуала, затем социальных норм, обычаев и институтов семьи, права, собственности, государства.

В современной культурной антропологии выделяются основные потребности человека: 1) физиологические потребности в пище, воде, воздухе, движении, отдыхе и т. п.; 2) потребности в безопасности и защите от посягательств на собственность и семью; 3) потребность в сопричастности, любви и солидарности, в благополучии и уверенно­сти за свое существование; 4) потребность в уважении к себе со сторо­ны окружающих и в самоуважении, проявляющаяся в стремлении к независимости; 5) потребность в самоактуализации, благодаря кото­рой реализуются творческие потенции человека; 6) к этим основным потребностям добавляются еще чисто духовные стремления к знанию, красоте, добру.

Во всякое время во всех культурах люди, удовлетворяя свои по­требности, стремились их цивилизовать и при этом открыли отчасти универсальные (одежда, жилище, питание, игра, труд, язык), отчасти локальные (мифы, верования, ритуалы, традиции и обычаи) способы организации жизни. Развитие человечества несомненно связано с фун­даментальными движущими силами культуры, которые проявляются уже в мифе и культе, праве и порядке, общении и предприниматель­стве, ремеслах и торговле, поэзии и философии. Известно, что далеко не все народы сумели реализовать себя в той форме, которая присуща европейцам. Однако и их культура, несмотря на высокую динамич­ность, не лишена недостатков. Односторонняя ориентация на науч­но-технический прогресс привела к опасности разрушения природ­ной основы культуры. Овладев природными силами, современный че­ловек гораздо хуже владеет своими желаниями, чем прежде, он утра­тил духовное единство с окружающим миром и попал под власть им же самим созданных технических, экономических и политических сис­тем. Намечающаяся опасность кризиса современной культуры, осоз­нание узости ее границ, прежде казавшихся чрезвычайно широкими, предполагает критический пересмотр некоторых устоявшихся пред­ставлений и более чуткое отношение к иным культурам, прежде рас­цениваемым с точки зрения европоцентризма как несовершенные.

Другим недостатком классического определения культуры явля­ется противопоставление чувственного и рационального. Оно иногда доходит до того, что сфера эмоционального размещается как бы вне культуры. Чувственность считается данной от природы и подлежащей исключительно подавлению на основе рациональности. Вместе с тем,

всякая культура предполагает культуру чувств, которые не остаются неизменными, а облагораживаются и цивилизуются, используются для достижения рациональных целей и идеалов. Человеческие эмоции и рациональные планы тесно переплетены друг с другом и поэтому можно говорить о “психологизации” разума и “рационализации” чувственно­сти как о взаимосвязанных сторонах исторического процесса, кото­рый выражается в установлении единого порядка. Этот порядок не создается сверху усилиями философов, но и не возникает спонтанно. Дифференциация жизни, появление различных сословий, централи­зация власти — все это приводит к тому, что телесное насилие и личная зависимость постепенно уступают место праву, как форме организа­ции жизни. И хотя право также первоначально связано с насилием, надзором и наказанием, постепенно все большее значение в обществе придается самодисциплине и ответственности. Так возникает важная задача самоорганизации внутренней душевной жизни, управления своими чувствами, желаниями и аффектами.

То, как решалась эта задача, совершенно пропущено теми истори­ками, которые опирались на узко рационалистическое определение куль­туры. Механически отделяя духовный и технический компоненты, они дали повод последующему противопоставлению “культуры” и “циви­лизации”. На самом деле цивилизация не сводится к научно-техниче­ским или экономическим достижениям. История культуры обнаружи­вает медленную и кропотливую работу, направленную на самоконтроль поведения, сдерживание порывов чувства, следование правилам.

Важную роль в этом цивилизационном процессе выполняют пре­жде всего школьные воспитатели и педагоги. К числу первых оставив­ших яркий след наставников юношества относятся Сократ и его ученик Платон, которые непременно обращались к молодым людям с вопро­сом: заботишься ли ты о себе? Забота о себе при этом предполагала не только заботу о теле, формированию которого общество всегда прида­вало важное значение: сильное, тренированное тело необходимо воину и работнику и поэтому всегда выступало символом мощи государства, что и объясняет изобилие обнаженных мужских тел на монументах, памятниках и надгробиях. Наряду с гимнастикой, диэтикой и аскетикой, философия служила средством развития и врачевания души. Она воспитывала волю и мужество жить, терпение, благоразумие, рассуди­тельность и добродетель. Эти качества, полагал Платон, необходимы всем, но особенно тем, которые призваны управлять государством.

Нельзя не учитывать и роль повседневных норм и традиций, а также лидирующих социальных слоев, например, благородных со­словий, формирующих стиль сдержанного поведения, которое ха­рактеризуется правильной речью, хорошими манерами и учтивостью.

Если в средние века цивилизованное поведение охватывало незначи­тельную часть населения, в основном придворное общество, то после перехода власти от военного (рыцарского) сословия к гражданскому (буржуазному) этос — манеры и стиль поведения благородного сосло­вия— распространяется на более широкие слои населения. Вместе с тем, буржуазное общество преобразует рыцарский и дворянский этос на основе более рационального планирования, расчета и тем самым увеличивает человеческую дальновидность. Такая сдержанность, сняв­шая эксцессы, имевшие место прежде, стала источником новых про­блем. Сегодня человек уже не может непосредственно разряжать на­пор страстей, и поэтому возникает сильное напряжение между его внутренним Я и теми требованиями, которым он вынужден подчи­няться. Общество пошло по пути изобретения разного рода компен-саторных способов разрядки: спортивные зрелища, дискотеки и т. п., но они не освобождают человека от беспокойства и заставляют его прибегать к разного рода наркотикам, стимулирующим искусствен­ные желания. Поэтому создание эффективных моделей, цивилиза­ция нашего психического аппарата остается одной из главных про­блем современной культуры.

Одной из эффективных форм моделирования человеческого по­ведения всегда было искусство и особенно художественная литерату­ра. Читатель художественного произведения не только получает на­слаждение от текста, не только погружается в некий идеальный мир, свободный от давления повседневных забот, но и учится видеть, оце­нивать и переживать окружающий мир так, как это делают его люби­мые герои. Историки духовной культуры издавна обращали внима­ние на цивилизующее воздействие литературных героев, задающих высокие образцы для подражания. Воспитанные на книжности, они, однако, не смогли понять и принять тех новых форм массового искус­ства, которые получили распространение в ХХ столетии. В результате возникло широко распространенное противопоставление массовой и элитарной культуры. Классическое общество опиралось на жесткие правила и нормы, законы и разного рода неписаные традиции, упо­рядочивающие человеческое поведение. Однако они вовсе не пре­доставляли простора развитию индивидуальности. Конечно, и совре­менные, кажущиеся разнообразными, удовлетворяющими любые вку­сы и потребности мода, литература, пресса на самом деле задают же­сткие и к тому же идеологизированные стереотипы поведения. Одна­ко распад единообразного порядка, признание различных стандартов рациональности, характерные для больших городов современности, создают более благоприятные условия для творчества и индивидуаль­ных форм жизни. Новые формы коммуникации, релятивизация пред­ставлений о рациональности, эстетических и даже этических требо­ваний выдвигают перед деятелями культуры новые задачи. Они утра­чивают право думать или творить за других, утрачивают свое право на единоличное владение культурным капиталом, вынуждены действо­вать в условиях конкуренции и учитывать потребности масс. Вместе с тем, это не исключает создания эффективных культурных образцов для воспитания и образования масс. Действительно, массовый зри­тель желает смотреть именно “мыльные оперы”, но что мешает ху­дожнику вводить в этот жанр классические или, напротив, авангар­дистские образы и идеи, как это научились делать выдающиеся пред­ставители детективной литературы.

Основанием пессимизма в отношении современности выступают не только утрата некоторых достижений прошлого, но и слишком уз­кие представления о культуре как о высших произведениях духа. Ведь на самом деле во всякое время была своя повседневность и история свидетельствует, что как раз за фасадом достижений в сфере художе­ственного, научного, религиозного творчества нередко скрывались бед­ность, угнетение, бесправие и элементарная безграмотность населе­ния. Для выработки верных ориентации развития необычайно важ­ным представляется усвоение современных представлений о культу­ре, которые существенно отличаются от классических, ибо они опи­раются не только на интеллектуальные и художественные достиже­ния, но и учитывают повседневную жизнь.

Важнейшие изменения в современных представлениях о культуре произошли в процессе развития этнографии, социальной, историче­ской и культурной антропологии. Этнокультурные исследования спо­собствовали освоению образа жизни так называемых диких народов, подвергнутых колонизации, и выявлению основных универсалий куль­туры, в которые вошли не только знания и духовные достижения, но и казавшиеся экзотическими и загадочными традиции и стереотипы, верования и ритуалы. Это способствовало пониманию значимости норм и образцов межличностного общения в цивилизованных обществах, в которых помимо писанных прав и законов также оказалось множест­во кажущихся естественными и общепринятыми ограничений и пра­вил, составляющих основу рациональных предписаний. Европейская культура основывается на традициях повседневности, веками культи­вируемой народом, передаваемой от поколения к поколению помимо институтов образования. Эти традиции закрепляются в языке, в мими­ке и жестах, в моде, манерах, жилище. Они выступают основой этиче­ских, эстетических и вообще жизненных различий, на основе которых осуществляются познание и оценка окружающего мира. Эти различия определяют национальную идентичность (в форме дифференциации своего и чужого), половую принадлежность (на основе разделения муж­ского и женского), отношение к обществу и государству, к работе и раз­влечению, к жизни и смерти, к природе и человеку. Внимание к этим незаметным, но очень важным для существования общества формам повседневного порядка представляется особенно актуальным для се­годняшней России, где власть, опираясь на критику прежней идеоло­гии и новые экономические модели, разрушила сложившиеся тради­ции и не приложила усилий для создания новых.

Процесс создания новых культурных традиций также должен учитывать более емкий образ культуры, который сегодня сложился в науке на основе изучения широкого исторического, социологиче­ского и этнографического материала. Современный подход не огра­ничивается познавательными или оценочными критериями, а учи­тывает широкие культурные параметры, включающие идеологиче­ские, экономические, социальные и индивидуальные факторы по­ведения, а также речь, коллективную память, менталитет, чувство времени, символику пространства и т. п. Исследования социологов труда и досуга также расширяют рамки культурных ценностей и до­полняют их изучением отношения к работе, формирования чувства хозяина или корпоративности, образа руководителя или стандартов управления. В развитых странах эти культурантропологические ис­следования стали интересовать не только узкие круги ученых, но и широкие деловые слои, ибо в них человек рассматривается не со стороны своих абстрактных (моральных и рациональных) идеалов, а в единстве с биологическими, социальными и повседневными структурами жизнедеятельности. Нормы, верования, образцы пове­дения, речи, ритмы труда и отдыха образуют основу порядка как общественной, так и индивидуальной жизни человека. Эта повсе­дневная система порядка не является неизменной, а эволюциони­рует в ходе общественного прогресса. При этом возникают противо­речия между традиционными ценностями и новыми формами жиз­ни молодых поколений, которые также по-разному решаются в раз­ных культурах. Современная ситуация характеризуется снижением репрессивности давления традиционной культуры и состоит в при­знании многообразия в рамках единой культуры различных субкуль­тур и в частности молодежной. С большим уважением, чем раньше, люди оценивает индивидуальный стиль жизни и поведения. Куль­тура приобретает все большее разнообразие и не сводится больше к духовному творчеству, а охватывает разнообразные формы жизни, общения и поведения. Значимыми культурными критериями явля­ются уже не столько идеи, сколько реальные цели, потребности, правила, роли, коммуникативные и семантические коды общения.

 

БОЖЕСТВЕННОЕ И ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ

Человек — загадочное и непонятное, необычное и непохожее на другие существо. С одной стороны — он часть природного мира и под­чинен его закономерностям. Чтобы выжить, он должен приспособиться к природным и социальным условиям, большинство из которых сло­жилось как непредусматриваемые и непланируемые результаты дея­тельности людей. С другой стороны, он обладает резко выраженным сознанием свободы и сам принимает решение, даже если обречен на тяжелый физический труд и лишения. При этом он знает о добре, любви, справедливости, и в том случае, когда прибегает к мелкому или крупному обману, совершает насилие или убийство. Знание о высших ценностях, стремление к лучшему, желание святости — словом все, что связывают с религиозным опытом, своим истоком имеет пережи­вание вины и ощущение нечистой совести, вызываемые практиками принуждения и разрушения. Этот опыт греха и покаяния является ис­ходным для формирования религий, в основе которых лежит та или иная определенная исторической и культурной традицией идея бога. Для одних Бог — это всемогущее существо, у которого можно выпро­сить богатство, силу и власть. Для других он — грозный судия, строго взыскивающий за грехи адскими мучениями и вознаграждающий за послушание райскими наслаждениями. Третьи прибегают к идее бога для объяснения порядка мироздания или для обоснования человече­ского разума. У одних бог — близкое и душевное, любящее и опекаю­щее существо, упругих — нечто непостижимое, радикально отличное от всего встречающегося в опыте.

О сути христианства также ведутся нескончаемые споры и глав­ную тайну составляет личность Христа: для чего он приходил в мир, зачем принял мученическую смерть на кресте? Эти вопросы мучили еще учеников Христа, которые лишь после смерти учителя поверили в Воскресение и осознали смысл его жертвы. В наше время религия считается уделом слабых и необразованных, униженных и обманутых людей. Ни в чем так мало не нуждается современный человек, сведу­щий в науке, имеющий свободы и права, обладающий прочным эко­номическим и социальным положением, как в религии. Мир и жизнь утратили свои непостижимость и таинственность, человек перестал ощущать потребность не только в повседневной заботе, но и в экзи­стенциальной поддержке со стороны Бога. Он стал не нужен ни миро­зданию, развивающемуся по своим собственным законам, ни общест­ву, обеспеченному рациональными, техническими и правовыми ин­ститутами. Человек изобрел идею Бога, когда был слабым, беспомощ­ным и агрессивным, и отбросил ее, когда достиг полной власти над сущим, поставил под контроль свои страсти и аффекты. И все-таки слова Ницше “Бог умер” остаются неясными. Выражают они атеизм эпохи или позицию самого мыслителя? Они могут означать с одной стороны, что человек сам занял место Бога, а с другой, что старые представления о Боге как о мировом судье уже не соответствуют со­временному человеку и нуждаются в реформировании.

Критическая мысль раскрыла зависимость представлений о Боге от человеческого познания и культурного творчества. Но как бог зависит от человека, так и человек—от бога, даже если речь идет о представле­нии. В принципе, вопрос о том, существует на самом деле бог или нет, не так уж и важен. Если человек верит, то он живет согласно своей вере, и существование бога является для него абсолютной истиной. Точно также атеизм, который обычно расценивают как полную противопо­ложность религии, на самом деле нередко представляет собой более высокую, во всяком случае критическую форму веры по сравнению с наивным поклонением всемогущему существу. Сегодня многие ходят в церковь. Но как они представляют себе Бога и о чем молятся ему?

Часто считают религию утопической мечтой о прекрасной и без­грешной жизни, прекрасный идеал которой прикрывает и маскирует грубую действительность. При этом самым главным препятствием для осуществления божественных заповедей считаются те жизненные ус­ловия, в которые помещен человек. Однако проблема состоит в том, что если можно добиться нравственного усовершенствования посред­ством улучшения жизненных условий, то зачем тогда вообще нужен Бог? Отсюда современный человек как бы заключает некую необре­менительную и выгодную для себя сделку с богом, по условиям кото­рой он предпочитает опираться в жизни на собственные силы, но на всякий случай, чтобы не быть проклятым на вечные муки, оконча­тельно не порывает с верой.

Сложность христианской концепции спасения часто смущает: ес­ли условия земного существования служат непреодолимым препятст­вием исполнения божьего царства, то почему Бог не изменяет эти ус­ловия и не прекращает нравственный разлад человека, знающего пра­вила добра, но поступающего по логике зла. Поэтому следует попы­таться восстановить ставшую непонятной современному человеку биб­лейскую схему падения и спасения человека. Согласно легенде о со­творении мира, человек был создан по образу и подобию Бога. Прав­да, он является его слабым и несовершенным подобием и по причине этого ему запрещено срывать плоды с дерева познания добра и зла. Но в каком-то смысле положение человека до грехопадения было более выгодным, ибо его как ребенка оберегали от жизненных невзгод и содержали в раю, в чем и проявлялась несамостоятельность, несвобо­

да человека. Поэтому искушение и совращение первой пары людей, кажущееся досадной ошибкой, на самом деле оправдано тем, что в результате человек стал способен различать добро и зло и делать само­стоятельный выбор, за который он несет ответственность. Поместив первых людей в суровые жизненные условия, Бог, вероятно, осознал, что они не способны в этих условиях исполнять его заповеди, но не мог изменить условий земного существования. Между тем, люди жда­ли именно последнего и воспринимали Христа как мессию, послан­ного Богом для освобождения их от тягостей земного существования. Однако Христос не был ни “революционером”, ни “народным геро­ем”, ни философом, подобно Сократу, разрушавшим закостенелые предрассудки. Освобождение Израиля от гнета Рима, социальная ре­волюция, улучшение условий жизни и достижение знаний не входили в планы Бога, ибо они не изменили бы нравственного облика людей, нуждавшихся не в просвещении и освобождении, а в преображении.

В чем же состоит несовершенство и греховность людей? Есть что-то непостижимое в понятии первородного греха: Адам согрешил и был наказан, но при чем здесь мы или тем более младенцы, которые, еще ничего не успев совершить, априорно грешны. Очевидно, что перво­родный грех не сводится к вине, которую можно загладить, ибо чело­век не способен избавиться от него собственными усилиями, в том числе аскезой и покаянием. Для искупления его и был послан на зем­лю Христос, принесенный Богом в жертву за грехи людей. Это была не расплата за чужие грехи, а путь спасения для вечной жизни, указан­ный смертью и воскресением Христа. Такой поворот “сюжета” кажет­ся настолько нелогичным, что нередко используется для критики: как Бог — гарант высшей справедливости и законности допустил, чтобы за чужие грехи пострадал невинный. Принося в жертву сына за чужие преступления, Бог оказался нарушителем собственных законов.

Все эти трудности связаны с нашими современными и ставшими слишком рациональными представлениями о справедливости, дости­жение которой связывают с преступлением и наказанием. Но спасти людей можно только любовью. Современные морально-юридические понятия уже не вмещают трагизма человеческого бытия, а во времена зарождения христианства люди мыслили более фундаментально: Бог не просто судья, а создатель мира, он считает своими грехи людей, и, принося своего сына в жертву, он, в силу нераздельности Св. Троицы, жертвует собой. Такая жертва необходима и все-таки недостаточна. Нужна ответная любовь людей и поиск самостоятельного спасения.

С тех пор как человек начал осознавать уникальность своего по­ложения в бытии, открыл для себя, что он может быть выше или ниже животного, но не равен ему, он стоит перед проблемой смысла своего существования. Какой смысл имеет человеческая жизнь, к чему пред­назначен человек, на что он может надеяться в будущем и что он дол­жен делать сейчас — все эти вопросы связаны с самопониманием че­ловека. С проблемой смысла жизни тесно связан вопрос о смерти:

смерть кажется отрицанием жизни, препятствием на пути вечных до­бра и справедливости. Но реально страх смерти выполняет в культуре очень важные функции. В репрессивных обществах власть, узурпируя право на смерть, поддерживала порядок и управляла поведением лю­дей. Страх смерти выступал также фундаментом нравственности. Из­вестная формула Достоевского: “Если Бога нет, то все позволено” опи­рается на допущение о посмертном воздаянии; без такого допущения невозможно и обоснование справедливости.

Современная цивилизация освободилась от методов телесного при­нуждения и насилия и не угрожает смертью. Напротив, у нас всячески прославляется жизнь и разрабатываются все более эффективные тех­ники ее улучшения и продления. Власть и порядок реализуются сего­дня рекомендациями здорового образа жизни, управлением и органи­зацией распорядка труда и развлечения. Продление, экономия, дос­тижение высоких стандартов качества жизни — вот на что ориентиро­ван современный человек и это держит его в невидимых сетях власти сильнее, чем прежние методы телесного наказания. Смерть оказалась как бы в тени, она замалчивается или воспринимается как неожидан­ная случайность, внезапно обрывающая жизнь человека, который еще мог бы трудиться или развлекаться. Смерть оказалась врагом совре­менного порядка и поэтому она протекает сегодня за стенами боль­ничных палат, а не на виду, как прежде.

Рождение и смерть задают пределы человеческого существова­ния. Но они не являются чем-то абсолютно внешним и чужим по отношению к человеческому. Прежде всего они осмысляются в поня­тиях тела и души и абсолютизация одного из них ведет либо к чрез­мерному страху, либо к полному бесстрашию. Отрывая духовное от телесного, представляя их себе как два враждующие начала, человек оказывается во власти либо идей и пренебрежительно относится к телесной жизни, либо желаний и аффектов и тогда предает свою ду­ховную сущность. Метафизическое разделение телесного и Духовного лежит в основе различения небесного и земного, причем земля счи­тается местом страданий, а небо — раем. Однако уже по словам Христа о божьем царстве нельзя сказать, что оно находится там-то и там-то, — “царство божие внутрь вас есть”55. Не отдельно взятый рай, а вся жизнь и весь мир — являются предметами божественной заботы чело-

55 Лк. 17.20.

века. Представление о загробной жизни является одним из соблаз­нов, выражающим неосознанное стремление занять место бога и стать

бессмертным.

В современной культуре наблюдается всплеск разговоров о сексу­альности и разного рода архаичных желаниях насилия и разрушения. Это довольно-таки удивительно для людей, прошедших жестокую ас­кетическую обработку и научившихся вытеснять и контролировать свои желания настолько, что современные психологи говорят об утрате чув­ственности и этим объясняют увлечение алкоголем и наркотиками. Оригинальное и точное объяснение этому факту нашел французский философ М. Фуко: “Исходя из сексуальности, язык, если он неуступ­чив, высказывает отнюдь не природную тайну человека, отнюдь не антропологическую его истину, он может сказать, что человек остался без Бога; слово, которое мы дали сексуальности, по времени и струк­туре своей совпадает с тем словом, которым мы возвестили себе, что Бог мертв. Язык сексуальности, которым Сад, едва произнеся его пер­вые слова, пронзил все наше культурное пространство, став сразу его сувереном, вздернул на высоту той ночи, где отсутствует Бог и где все наши жесты направляются на это отсутствие, которая и обозначает его, и заклинает, и изнемогает в нем, доведя себя из-за него до пустоты чистой трансгрессии”56. “Смерть Бога”, как известно ярко провозгла­шенная Ницше, не является атеистическим тезисом, ибо в нем гово­рится об отсутствии внешних гарантий, которые должен принять на себя сам человек. В поисках основания таких гарантий философы ис­черпали все позитивное. Ни разум, ни право, ни наука, ни демократия не давали того, что давала идея Бога. Принципы, установленные в ходе свободных дискуссий общественности не гарантировали свобо­ды и поэтому наша постмодернистская эпоха начинала искать гаран­тии свободы в опыте абсолютной суверенности, которая не признает каких-либо запретов и ограничений. Раньше Бог жил на пределе су­ществования, а теперь сам человек должен испытать те предельные наслаждения мучениями, которые испытывал Бог, жертвующий во имя спасения провинившихся людей своим сыном.

Цивилизация вывела телесные желания как нечто чрезмерное и негативное в сферу не только животного, но и божественного, пред­почтя рабскую зависимость и сохранение жизни героическим насла­ждениям или мучениям. Но избавился ли человек экономией, расче­том и рациональностью от адских мук? На что позитивное, культур­ное, научное, целесообразное и цивилизованное он может опереться? Какой высший смысл имеет жизнь, рассчитанная по минутам, для

56 Танатография Эроса. СПб., 1994. С. 114.

 

чего экономились силы и куда вкладывалась энергия? Хотя каждый поступок был рациональным, но их цепь — совершенно абсурдной, ибо была посвящена служению чему-то внешнему и никак не тому, что древние называли заботой о себе. Наш разум, разве не благодаря ему были осуществлены войны и организованы эффективные фабри­ки смерти — концентрационные лагеря — эти машины по переработке человеческого материала; культура и цивилизация, разве они гаранти­руют наше существование, разве не благодаря открытиям науки и тех­ники мы стоим перед скорой экологической катастрофой. Осмыслив это, становится понятным, почему Тарковский сделал героями своих фильмов безумцев. Неужели нас могут спасти только они? Современ­ные безумцы — бездомные, беспочвенные маргинальные личности, экспериментирующие с разными культурными ценностями. Это пси­хические больные, которые не идут ни в какое сравнение с прежними безумцами и даже с интеллигентными фрейдовскими невротиками. Болезнью века стала шизофрения и непонятно, то ли она производит­ся самой властью, как считали Делез и Гваттари: общество продуциру­ет безумие, или, наоборот, это такие формы ускользания от власти, которые только и являются по-настоящему эффективными.

Человек боится отсутствующего и пытается нейтрализовать или при­ручить его утверждающими дискурсами. Это не вызывало возражений, пока запредельное помещалось во вне, но когда оно оказалось внутри самого человека, то его “обобществление” стало вызывать резкий про­тест. Энергия любви и ненависти, силы разрушения и безумия, словом все, что Фрейд называл либидо, кто распоряжается этим? Конечно, воз­никает вопрос о том, насколько оно аутентично и, может быть, эта энергия не дается от природы, создается за счет высокого напряжения культур­ных оппозиций, но то, что она используется властью в своих интересах наподобие капитала, это не вызывает сомнений. Поэтому вполне есте­ственным кажется поставить вопрос о том, как функционируют, рас­пределяются, обмениваются эти энергетические ресурсы, как форми­руется и эксплуатируется человеческое тело в процессе цивилизации?

ДУХОВНОЕ И ТЕЛЕСНОЕ

Представления о телесном и духовном претерпели в истории куль­туры значительную трансформацию. Античность, оставившая в наслед­ство искусство заботы о себе, высоко ценила здоровое и красивое чело­веческое тело, ставшее не природным, а культурным, наделенным об­щественно значимыми символами. Внешность, манеры, жесты, одежда — все это свидетельствовало о происхождении и положении человека и выражало его отношение к системе общественного порядка. Древние

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...