Глава двадцатая. ЧТО ЖЕ ПРОИСХОДИТ?

Была пятница. Йом-шиши. Только что прогудела пронзительная сирена. " Зорю бьют... из рук моих ветхий Данте выпадает". Иерусалим ушел на покой жрать кошерную курицу. Эти " йом-шиши" для меня - постоянная пытка. По пятницам я чувствую себя пришельцем в этом городе, голодным подкидышем! Между мною и миром неколебимо стоит стена. И эта стена насквозь пропахла курятиной. Куриная нога - вот что могло спасти меня от гибели! Можете не греть. Меня, как Робинзона, выбросило в страну волосатых дикарей. Своего Пятницу я назову " Йом-шиши"! Вот уже пятую неделю подряд я не выходил на встречу с " братом" Арьевым. Я вытянул из него сотню новых шекелей и теперь понимал, что пропал. С того момента, как я услышал о назначении Ивана Тараскина, я начал ко всем событиям в городе относиться лично.
" Если он, конечно, сволочь, протрезвеет, а иначе - фиг под нос и пара папирос! " - вот что хотел добавить, но сдержался рав Фишер. Нет, не в последнюю секунду трехчасового спора пришла Фишеру на ум эта спасительная фамилия! Крепко должен был задуматься ловкий раввин, прежде чем выбросить на невольничий рынок исторический курьез, вдребезги пропившегося бенгальца! Деньги сами шли в руки, но товар был с гнильцой! Вот уже несколько лет голова профессора Мизрахи, будущего " председателя иерусалимской ложи", была обмотана от пьяной мигрени полотенцем, украденным в арабской гостинице.
Шел март. На станции метро " Гостиный двор" сейчас торгуют мимозой с мелкими пушистыми шариками. Стоял и не ломался удушливый сатанинский хамсин. Но не голод, не жаркий ветер из аравийской пустыни разрывали на части мой мозг. Стальные обручи сковывали мне виски, и в мозжечок был вбит длинный танталовый гвоздь. Наступил момент, когда я ощутил, что я не отстаю от происходящих вокруг событий. А значит, нужно было успокоиться, сесть с сигаретой в кресло и постараться понять, что же все происходящее означает. Да! Тут пахло не просто литературной игрой! Нобелевский конкурс с насильственной припиской к разным молельным домам стал для меня прообразом будущих израильских фаланстер. Вроде маккавейского города Кирьят-Малахи, где в глухих ковенских казармах рав Фишер уже несколько месяцев прятал от людей профессора Ивана Тараскина. Решение Фишера не давало мне покоя. Фишер никогда не ошибался - это был дипломат с невероятным чутьем. Как же он не боялся немедленной мести старца Андрея Дормидонтовича Ножницына? Убей меня, но ничем на свете спившийся профессор руководить уже не мог! Приезжего Барского нужно было держать от себя на пушечный выстрел. В струях табачного дыма мне мерещился толстый лысый преступник, делинквентный тип доктора Ламброзо. Чем больше я думал, тем меньше я доверял этому человеку. Смешно было верить, что старец Ножницын, это целомудренное сердце, приказывает варить своих противников в кипятке! Скорее всего, старец имел к " Конгрессу" только косвенное отношение, может быть, действительно помогал им деньгами и был втянут в какой-то чудовищный блеф. То есть старец был жертвой! Я напрягал память, но из стихотворений " армяшки" Менделевича не мог вспомнить ни одной целой строчки. Черт с ним, с Менделевичем! И кому могла понадобиться эта горстка безумных русских крестьян в меховых камзолах?! Зачем отвозить их обратно в Куйбышев? Гениальный старец не мог участвовать в этой чуши. Наверное, ему было доложено, что тут томятся в неволе тысячи и тысячи, а не полсотни жидовствующих колхозников и верных баб в париках!
Нет, этот Григорий Барски вел какую-то двойную игру. Я не верил, что идея издания международной газеты на трех языках может идти от старца. И здесь рука этого честолюбивого толстого интригана! Фамилия была знаменитой. Знал я одного Барского, но и в самых страшных снах этот посланник старца не мог быть моим знакомым. Да и мало ли на свете Барских? И я давно уже не Робин Гуд, чтобы разыскивать доброго старика на его даче в Висконсине и открывать ему глаза на правду. Пусть всех везут в Куйбышев, пусть вывозят из Куйбышева - мне было все равно! Справедливости на свете существовать не могло. Интересно, что могло лежать в портфеле, который спер Габриэлов?! Я чувствовал, что толстый человек убивает всех сам. Заманивает их на стройки и сворачивает там головы. Или делает это вместе с " маккавеями". Барски мог связаться с ними через того же Пашку! Вряд ли старец даже догадывается. Почтенный старик строчит себе в Висконсине свои прекрасные книги, но он давно уже мог рехнуться от старости и нести сенильный бред. Или быть одержимым квазимессианской идеей - самому спасти этот мир. И прежде всего нужно было расселить все народы по своим местам! Решение напрашивалось само! И начинать следовало с русских, армян и евреев.
А может быть, старец кому-нибудь мстит или просто обиделся - все-таки он был человеком во плоти, как я, а у людей самые высокие идеи не могут ни на что не опираться и парить в воздухе. В моей таблице Менделеева зияла белая клетка: может быть, старца обидела какая-нибудь женщина, еврейка. Я бы не очень удивился. И теперь старец хочет выселить всех евреев из России, чтобы как-нибудь выкурить ее из коммунальной квартиры на Фонтанке! Ему мерещится по ночам, как она в валенках бредет к границе в Брест-Литовске и, нераскаянная, курит на чемоданах. А борьба за Нобелевского лауреата - это царская прихоть и сведение личных счетов с тунеядцем Иосифом Б. Старца откровенно бесило, что Иосиф Б. до сих пор пишет по-русски, и чтобы тот не зарывался, старец демонстративно выдвигает на " нобелевку" не православного, не какого-нибудь Чаадаева, а настоящего, пейсатого, галахического еврея! Но своего еврея, рукотворного еврея - турецкого барда, безо всяких пушкинских домов и петербургской спеси.
Догадки, догадки. Но все неубедительно. Неплохо про еврейку на чемодане, но тоже неубедительно. Нет в жизни ничего отвратительнее курения на пустой желудок. Я походил по квартире и снова вернулся в кресло. Этого толстого деятеля следовало изо всех сил избегать. На кой черт ему сдалась эта газета? Хоть, в общем, выдумка была неплохой: оригинальная русская газета на английском языке. Абсолютная тотальная дезинформация американцев! И нобелевский карнавал должен пройти на " ура". И если в ход пошел бедняга Тараскин, то рано или поздно этот толстый бандит доберется и до меня. А лавров тут никаких стяжать нельзя - используют и пустят в расход. А значит, прав был Аркадий Ионович, и отсюда следовало давать деру.
Действительно, прошло еще дней десять, и как-то вечером, когда я уже приготовился ко сну, в дверь ко мне постучали. Я рванулся к выключателю, но, увы, было уже поздно.
- К вам гости! - просунув в дверь голову, сказала мне соседка.