 |
«Какой-то реально красивый парень
|
|
|
|
Глава 13.
«Какой-то реально красивый парень
только что вошел в мою комнату
в поисках своей одежды.
Он твой или я могу его застолбить? »
Джеймсон
— Какого черта ты и твое барахло делает на моем крыльце?
Ветер дует, пробирая меня насквозь и занося в мой гостиничный номер снег и промозглый воздух.
Он стоит перед моей дверью, поставив свою красную сумку на замороженную заснеженную землю. Яркий лимонный сноуборд прислонен к косяку рядом с черной сумкой для ботинок.
— Мой новый приятель, Чед, сказал, что твой сосед по комнате кинул тебя, — говорит он, беспечно пожимая широкими плечами. За его высокой фигурой я вижу Бет Лауэр, второкурсницу из клуба сноубордистов, пялящуюся на его задницу. Упорно.
Я даже не хочу знать, какие мысли сейчас крутятся в голове у Бет, и про себя желаю, чтобы порошистая груда белого снега свалилась с крыши и засыпала меня целиком.
Или еще лучше — засыпала его целиком.
Оз болтает, не замечая пожирающую глазами Бет.
— Я сказал Чеду, что мы кузены, помнишь? Поэтому он не видел проблемы в том, чтобы мы делили комнату. Поздравляю, Джим! Похоже, мы станем соседями по комнате.
— Ты имеешь в виду сокамерниками? — стону я, поглядывая через плечо на пустую спальню с одной двуспальной кроватью с одним потертым покрывалом, единственным комодом и малюсенькой ванной комнатой с одной крошечной душевой кабинкой.
Это не «Белладжио». Это может быть и дыра, но это была моя дыра — и только моя — тридцать семь блаженных секунд назад.
Я смотрю в сторону Бет, как она тащится по снегу, проходя мимо нас; наши глаза встречаются, когда она поднимает взгляд от фантастической задницы Оза. Даже в холодную зимнюю погоду ее заливает краска смущения, и она отворачивается, поспешно удирая в противоположном направлении, как маленькая крыска-извращенка.
|
|
|
Кстати об извращенцах...
Ночевать с Озом весь уикенд мне совершенно не хочется. Я заплатила те же шестьсот долларов, что и он; последнее, что мне нужно, это чтобы мои друзья сплетничали обо мне, в то время как он снует туда-сюда в мою комнату.
С моих губ срывается стон.
— И перестань рассказывать всем, что мы кузены.
— Ладно тебе, что в этом такого?
— Кузены? Да ладно, серьезно?
— Мне стоило сказать ему, что мы целующиеся кузены? — он ухмыляется во все тридцать два зуба. — Сними цепочку, Джеймс, и впусти меня. Мои яйца уже втянулись в мошонку, чтобы укрыться.
Еще один стон, и я снимаю цепочку на двери, хватая его за мускулистое предплечье, и затаскиваю — вместе со всем его барахлом — в глубину моего гостиничного номера. Тяжелая дверь захлопывается за нами, а замок автоматически защелкивается.
Я задвигаю щеколду, прежде чем повернуться к нему, упирая руки в бока и сердито сверля взглядом.
— Сперва ты поганишь мне поездку, а теперь вламываешься в мою комнату. Можешь занять пол.
— Пол? — он подбирает свою сумку и чемодан и протискивается мимо меня.
Сдаваясь, я, не споря, позволяю ему пройти и следую за ним.
— Я так не могу, Джим. Это тело — храм.
— Мы не делим кровать.
— Это потому что ты не доверяешь себе рядом со мной?
— Нет. Это потому что я не доверяю тебе.
Oз усмехается.
— Ну же, будет весело.
— Я, правда, тебя убью.
— Почему ты продолжаешь это говорить? Оз, я убью тебя, — он изображает женский голос. Это на самом деле несколько обескураживает. — Ты уже во второй раз угрожаешь моей жизни; я начинаю думать, что ты это серьезно.
Я ухмыляюсь.
— Что могу сказать? Ты вызываешь у меня желание тебя придушить.
Он игнорирует меня, вместо этого поднимает чемодан на комод в дальней части комнаты и раскрывает его.
|
|
|
— Я решил, что если мы не собираемся быть «трах-друзьями» — должен заметить, неверное решение с твоей стороны — то можем быть вариантом не трахающихся друзей. Скучным вариантом.
— Как великодушно с твоей стороны.
Он искоса смотрит на меня.
— Я знаю, ладно? Я тоже так подумал.
— Это был сарказм, Оз.
— Сарказм или нет, Джимбо, ты довольно скоро поймешь всю выгоду от дружбы со мной.
— Ой, да что ты говоришь? — я скрещиваю руки. — Просвети меня.
— Например, я потрясающий «второй пилот»[14]. В два счета я сделаю так, что дамы будут ломиться в нашу дверь.
— Это была моя дверь, — шиплю я. — И я не лесбиянка.
— Нет? — он смотрит с сомнением.
— Нет.
— Тогда почему ты продолжаешь сопротивляться всем моим попыткам завязать дружбу? — Оз садится в изножье кровати, сбрасывая свою обувь. Та ударяется об стену и приземляется с глухим стуком.
Его носки летят туда же.
— Э-э, потому что ты не делал ни одной?
— Погоди, — он оборачивается. — Это было приглашение?
Вроде как?
— Нет!
— Видишь? — он босиком возвращается к двери, оттаскивает мой чемодан глубже в комнату и кладет его на комод рядом со своим. — В общем как я уже говорил — парни будут ломиться в твою дверь, покрытую паутиной, так что моргнуть не успеешь — или в данном случае в твое покрытое паутиной влагалище.
Бок о бок мы начинаем вытаскивать одежду из наших чемоданов, аккуратно складывая ее в верхний ящик, его рубашки с левой стороны, мои справа, как будто мы делали это сотни раз.
— Во-первых, мое влагалище не твое дело. Во-вторых, оно не покрыто паутиной.
По его выражению лица видно, что он мне не верит.
— Как скажешь, Джимбо. Хочу сказать, что рядом со мною в эти выходные ты будешь отбиваться от парней бейсбольной битой.
— Что если мне не нужен «второй пилот»?
Прижимая к груди запасную пару синих джинсов, словно щит, он непонимающе смотрит на меня, а его губы кривятся от неприязни. Он вертит в воздухе пальцами, указав на мою промежность.
— Паутина.
Я гордо шествую к маленькой тумбочке, выдвигаю ящик и роюсь в пустом пространстве в поисках необходимых ручки и бумаги.
— Нам нужно установить несколько правил, если мы собираемся делить комнату в течение этой недели.
|
|
|
— Ладно.
— Возьму на себя смелость написать некоторые из них.
Я держу маленький белый блокнот наизготовку.
Его губы изгибаются.
— Почему я не удивлен, что ты составляешь список?
Я игнорирую его вопрос.
— Первое: никакого секса в спальне…
— Значит только в ванной или шкафу?
Моя ручка зависает.
— Я серьезно. Ты не можешь приводить сюда девушек.
— Я тоже серьезен, Джим, прямо как сердечный приступ. Я совсем не против перепихнуться с кем-нибудь внутри шкафа.
— Ни на секунду в этом не сомневаюсь. Тем не менее, я бы и в самом деле предпочла, чтобы ты не занимался сексом нигде в пределах этой комнаты, — он закатывает глаза к потолку. — Второе: оставайся на своей стороне кровати и держи эти огромные лапы подальше от меня.
Он кладет одну из упомянутых огромных лап на сердце.
— Джим, ты меня ранишь. Стал бы я рисковать нашими дружескими отношениями, чтобы тебя потискать?
Мои брови взлетают ко лбу.
— Не знаю, Оз — стал бы?
Он, кажется, серьезно обдумывает этот вопрос, и вздыхает.
— Честно? Да, стал бы. Я, вероятно, как минимум раз попытаюсь неподобающе к тебе прикоснуться. Возможно, дважды, если быть реалистом. Иначе было бы непростительно с моей стороны, учитывая, что я заметил твои классные буфера. Твои свитеры довольно облегающие, Джимбо.
Накрываю лицо ладонью.
— Полагаю, я не могу винить тебя за честность.
Он выпрямляется в изножье кровати.
— Это прибавляет мне бонусные очки?
Обреченно вздыхаю.
— Конечно, почему нет.
— Отлично, — он хлопает гигантскими руками и ехидно потирает их. — Хорошо, порази меня номером три.
— Третьего правила нет. У меня только два, но мы можем устанавливать их по ходу дела.
— О, здорово. Это будет просто бомба.
Я стою возле кровати, без задней мысли распаковывая свое снаряжение для сноубординга и пару комбинезонов, когда дверь ванной распахивается и выходит Оз, за ним клубится густое облако пара.
Он осматривает меня с головы до ног.
— Как, нафиг, я должен держать свои чертовы руки при себе, когда на тебе такая вот чертовщина? — он размахивает своими медвежьими лапами, дико жестикулируя вверх и вниз, указывая на мою пижаму.
|
|
|
Я в недоумении осматриваю себя.
— Что? Это же старый топ и шорты.
Он возмущенно скрещивает руки, мои глаза взлетают к его широкой, выдающейся груди и искусно татуированным бицепсам. Пускаю слюни.
— Да, но на тебе нет лифчика.
— Я не надеваю лифчик в кровать, Оз. И к тому же не моя проблема, что ты похотливый кобель.
Он начинает спорить.
— Топ белый, то есть практически прозрачный, — во второй раз с тех пор как он вторгся в мое личное пространство, Оз закатывает глаза к потолку, а его кадык подпрыгивает. Он поднимает три пальца. — Правило номер три: никакого здесь хождения без лифчика. Прикрой все это, черт возьми. Мне видны твои торчащие соски, что вызывает у меня стояк.
— Ах ты, лицемер, да на тебе лишь полотенце! Я вижу очертания твоего… — я сразу себя обрываю, во мне настолько внезапно зарождается громкое, нервное хихиканье, что я фактически хлопаю рукой по рту, чтобы себя заткнуть.
Мой взгляд падает на поджарые бедра Оза. Не могу не заметить капельки воды, стекающие по гладкой, дразнящей коже его скульптурного торса... к четко выделенной V зоне... счастливая дорожка темных волос исчезает в белом махровом полотенце, с трудом скрывая его…
Я в защитном жесте прикрываю рукой груди, пряча их от его пылкого осмотра.
— Что ты предлагаешь мне носить, умник? Я прихватила только это и планировала ночевать в одиночку.
— Я нахрен не знаю, но ты не можешь гарцевать по комнате в этом. Иди, надень одну из моих рубашек.
Гарцевать?
Тем не менее, я киваю.
— Ладно.
— Ладно.
— Хорошо. Правило номер четыре: не расхаживать тут в одном лишь полотенце. Эта штука едва сходится вокруг твоей талии.
И тем самым вызывает у меня желание делать с тобой неприличные и грязные вещи. Например, развязать полотенце и швырнуть его на пол, чтобы увидеть, что находится под ним.
Оз топает босиком к туалетному столику, рывком открывает верхний ящик и достает серую хлопковую майку. Сминая ткань в шарик, он бросает ее в мою сторону, та проносится по воздуху и шлепается мне на лицо.
Едва успеваю ее поймать.
— Пожалуйста. Просто иди, надень это. И вернись уродливее.
Сидни: Он вообще обо мне спрашивал?
Джеймс: Кто?
Сидни: О, пожалуйста, ты знаешь, кто. Не дразни меня так! Оз — он спрашивал обо мне! Ну же, дай девушке что-то, что поможет ей пережить холодную ночь.
Джеймс: Мы были очень заняты, извини.
Сидни: Не могу поверить, что ты проводишь с ним выходные. Если бы я знала, может, поехала бы с тобой.
|
|
|
Джеймс: И отказалась бы от солнца Флориды?!
Сидни: Ты права. Я все равно не поехала бы в Юту, LOL. Может, нужно попробовать написать ему. Как думаешь, стоит?
Джеймс: Думаю, тебе стоит делать все, что приносит тебе радость; )
Сидни: Это да или нет.
Джеймс: Конечно. Да, напиши ему.
Сидни: Уииии!!! Ок, я это сделаю.
Джеймс: Удачи.
Я не рассказываю Сид, что несколько минут назад Себастьян только вышел из душа полуголый и мокрый. Или что он прожигал меня взглядом в моей белой майке. Или то, что я как раз натянула на себя его футболку — которая ощущается на теле божественно, а пахнет еще лучше.
Кладу телефон на прохладную поверхность старомодного пластмассового шкафчика в ванной и ставлю его на зарядку. Приглаживая свои шелковистые волосы, зарываюсь носом в воротник футболки Себастьяна. Еще разок вдыхаю...
С тоской выдыхаю.
Прежде чем открыть дверь и пройти в спальню, делаю глубокий вдох и напоследок еще разок по-быстрому нюхаю футболку.
Так чертовски приятно, что не могу остановиться.
На мандраже пересекаю комнату, направляясь к выключателю, притормозив, когда он садится на нашу общую кровать. Кровать, которая была бы вполне приемлемой, если бы я делила ее с Селестой, кажется ничтожной с расположившимся на ней громадным Озом Осборном.
Посередине разложена гора подушек, барьер, воздвигнутый мной, пока он был в душе, пусть даже и смехотворно неубедительный.
Оз сидит в постели поверх одеял обнаженный до пояса. Облокотившись на спинку кровати, он листает журнал «Men’s Health», а когда поднимает взгляд, то морщится, приветствуя меня раздраженным:
— Черт побери, Джим, это еще хуже!
Я оглядываю комнату, озадаченная его сердитым тоном.
— Что хуже?
— Ты. В этой футболке.
Ну, еще бы. Я всего лишь набросила его серую борцовскую футболку Айова после того, как мне было навязано его смехотворное правило «никаких топиков».
— Тебе, прям, не угодишь, — я вскидываю руки в знак поражения. — Что не так с этой футболкой? Ты сказал мне надеть ее. Точнее, скомкал и бросил в меня. Не забыл, она ударила меня по лицу и чуть не лишила глаза.
— Ты не должна была снимать свои шорты! — обвиняет он, хмурясь.
Вновь раздраженно взмахиваю руками.
— Боже мой, что в этом такого?
— Что в этом такого? Она спрашивает: что в этом такого? — ворча себе под нос, он бьет по мягкой подушке и располагает ее за головой. Не могу не восхититься, как поигрывают его бицепсы, пока он это делает. Простите, но они смотрятся изумительно. — А такого, что теперь на тебе одно только нижнее белье.
— Верно, — говорю я медленно, перемещая взгляд подальше от его тела, чтобы поднять подол футболки. — Но футболка мне до бедер...
— Ты ненормальная? Оставь эту хрень на месте.
— Э-э...
Оз поднимает руки, пресекая мой довод.
— Правило номер пять: не брить ноги.
— Не брить ноги? — взрыв смеха срывается с моих губ, и я сгибаюсь от истерического хохота. Слезы текут по щекам. Когда, наконец, перевожу дух, я бормочу: — Это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышала. Причем тут вообще бритье?
Он награждает меня взглядом, который говорит: ну и тормоз.
— Волосатые ноги отвратительны. Ни один парень не захочет трахнуть цыпочку, у которой больше волос, чем у него. Поверь мне, это твоя единственная защита.
Я недоуменно таращусь на него, и моя губа брезгливо кривится, прежде чем вытираю одинокую слезу.
— Ты такой странный.
— Ты права. Я бы с удовольствием трахнул цыпочку с волосатыми ногами, — он ударом карате бьет рукой по моему барьеру из подушек, в то время как на его глупом высокомерном лице расплывается насмешливая улыбка. — Это удержит тебя на твоей стороне кровати? Потому что должен сказать, Джим, я не буду бороться с тобой, когда ты решишь перейти на темную сторону.
Боже, он так дьявольски красив.
Я качаю головой, усмехаясь в ответ, когда тяну одеяло и забираюсь на свою сторону кровати.
— Этого не произойдет.
— Хочешь поспорить?
— Может, хватит уже это делать?
— Делать что?
— Спорить по каждому поводу.
— Извини. Плохая привычка.
Я откидываю покрывало и залезаю, голые ноги касаются прохладной ткани.
Устроившись рядом с ним в постели, мое тело расслабляется в пуховых подушках.
Чувствую, как он наблюдает за мной краем глаза, когда я тянусь и выключаю ночник.
Вздыхаю:
— Что?
В темноте раздается приглушенный смешок.
— Неужели ты и впрямь думаешь, что барьер из подушек удержит меня на этой стороне кровати?
— Конечно, нет. Это метафора к «держи дистанцию».
— А мои лапы подальше? — он снова усмехается, но на этот раз низкий баритон вызывает у меня дрожь. Он, должно быть, чувствует вибрацию через матрас, потому что спрашивает: — Холодно?
— Немного, — я зарываюсь глубже в одеяло, желая, чтобы оно было пуховым.
— Ну, я здесь, если ты все же захочешь улечься «ложечкой». Моя мама говорила, что я был жаркой печкой — ты раскочегаришься и, надеюсь, покроешься испариной в мгновение ока.
Я прячу улыбку в темноте.
— Спасибо за предложение.
— Я тот, кто одаривает, Джимми.
В этом я не сомневаюсь. Лежу в темноте, слушая его ровное дыхание, а мои мысли тем временем блуждают. Разве можно меня за это винить? В том, что расположилась сейчас рядом с этим большим, задумчивым, сексуальным, теплокровным, обнаженным по пояс мужчиной?
Я должна быть чокнутой, чтобы не фантазировать — или мертвой от талии донизу, каковой не являюсь.
Я прочищаю горло, и этот звук заполняет темноту.
— Расскажи мне о борьбе.
— Что ты хочешь узнать?
— Ты в этом хорош?
Его ответом служит глубокий, скрипучий рокот, отчего кровать подскакивает, трясется и вибрирует. Даже без света я знаю, что он схватился за живот.
— Не смейся надо мной! — я протягиваю руки и тыкаю во что-то, предположительно, широченный бицепс. Мои пальцы погружаются в его горячую кожу, и я быстро отдергиваю их.
— Я не высмеиваю тебя; просто ты так чертовски мила.
Я колеблюсь.
— Ну что? Ты в этом хорош?
— Да, я хорош.
— Насколько хорош?
— Очень хорош. Не просто очень хорош — я нахрен лучший. — Матрац прогибается, и он поворачивается на бок лицом ко мне. — Знаешь, какая моя любимая часть в борьбе?
— Какая? — сглатывая, шепчу я, а после вздыхаю.
— Это мгновения до того, как я, наконец, могу прижать его, предвкушение, когда вы оба знаете, что это грядет. Накал, постепенно подводящий к этому, — он определенно мурлычет, и мои нервы вторят ему. — Мое потное от усилий тело распростерто над лежащим подо мной оппонентом.
Почему это звучит так, будто мы больше не говорим о борьбе? Пульсирующий жар образуется у меня между ног, и я ерзаю, чтобы ненароком не потереть их друг об друга.
— О, — на этот раз я шепчу и вздыхаю.
— Да, — матрац снова прогибается, когда он перекатывается ко мне. — Ох.
— Тебе нравится упиваться властью?
Я чувствую, как он обдумывает этот вопрос.
— Вовсе нет. Для меня весь азарт на ментальном уровне, знать, что я могу рассчитать, как кто-то среагирует, прежде чем они это сделают, чтобы в итоге одержать верх физически, — затем, как запоздалую мысль добавляет: — Тут скорее дело в контроле над собственным телом и его движениями, а не над противником.
В комнате повисает тишина.
— Мои габариты... пугают тебя, Джеймс? — его голос звучит напряжено и полон беспокойства, будто эта мысль только что пришла ему в голову.
— Нет. Нет, твои габариты меня не пугают, — совсем наоборот; это меня не пугает — весь его вид волнует меня и мое предательское тело. Не говорю уже о том, что мне все труднее дышать, когда мы вместе. Что я стала фантазировать о нем, когда мы порознь. Что лежать здесь в темноте является для меня испытанием решимости.
Я хочу прикоснуться к нему.
Хочу позволить ему прикоснуться ко мне.
Шептать его имя, когда он...
— Возможно, я и большой, но не хочу, чтобы ты боялась меня, Джеймс. Я бы никогда не причинил тебе боли.
— Знаю, — он бы никогда этого не сделал.
— И мой член никогда не навредит тебе. Он очень нежный.
Ну, здорово. Теперь я буду лежать здесь, думая о его члене.
— О, мой Бог, Оз, ты так…
— Хорош в постели.
— Почему тебе обязательно так делать?
— Я просто констатирую факты, Джим.
— Засыпай уже, Освальд.
|
|
|
