Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Каналы и источники влияния




Как заинтересованным группам удается воздействовать на про­цесс принятия решений? Прежде всего, каждая из их разновиднос­тей предпочитает использовать специфические каналы влияния. Группы «защиты» оказывают давление непосредственно на государ­ственные институты, причем особенно часто объектом их внимания становится бюрократия. Группы «поддержки» начинают, как пра­вило, с формирования благоприятного для них общественного мне­ния, служащего им как бы точкой опоры. И те и другие придают большое значение «обработке» политических партий. В зависимос­ти от цели, которую ставит перед собой заинтересованная группа, она подбирает средства давления (схема 5). Рассмотрим эти каналы влияния более обстоятельно.

Часто заинтересованные группы бывают непосредственно пред­ставлены во властвующей элите. Например, с середины 70-х гг. (и до конца 80-х) министр обороны СССР состоял в Политбюро ЦК КПСС. Западные наблюдатели справедливо рассматривали это как важный канал влияния советских военных и военно-промышленно-



Политическая культура и участие


го комплекса на процесс принятия решений. В условиях либераль­ной демократии одновременная принадлежность человека к заин­тересованной группе и какому-либо государственному органу тоже не является редким исключением. Например, президент США Рональд Рейган состоял в Национальной оружейной ассоциации. В некоторых странах подобного рода связи узаконены. Ирландский Сенат и Социально-экономический совет во Франции строятся по принципу представительства заинтересованных групп. Будучи са­мым простым, этот канал влияния, однако, далеко не всегда эффек­тивен. Откровенная ориентация политика на определенную заинте­ресованную группу не способствует расширению его электората и часто ведет к поражению на выборах. Поэтому наделенные влас­тью приверженцы заинтересованных групп бывают вынуждены мас­кировать свои симпатии, а порой и критиковать группу по незначи­тельным вопросам.

Многие заинтересованные группы предпочитают не делегиро­вать своих членов в государственные органы, а поддерживать с последними «хорошие отношения». Этот канал влияния называют связями с элитой, и работать он может очень по-разному в зависи­мости от характера общества и политического режима. В некото­рых странах с аристократическими традициями (особенно в Вели­кобритании) будущие активисты заинтересованных групп устанавливают связи с будущими крупными бюрократами и поли­тиками еще на школьной скамье — речь идет, конечно, о частных


Общественное мнение

Заинтересованная группа


 

 

 

 

Государственные институты Ч Политические решения
*

Партии


Схема 5. Каналы влияния заинтересованных групп


Политическое участие 139

школах и привилегированных колледжах. Будучи на «ты» с собе­седником — даже если он сидит в министерском кресле — гораздо легче добиться своего. Разумеется, в современном мире есть и иные, более «модернизированные» способы установления добрых отно­шений между заинтересованной группой и элитой. Прежде всего, это системы постоянных консультаций между «специалистами» от групп и государственным аппаратом. Во Франции только на на­циональном уровне действуют не менее 500 комитетов, 1200 сове­тов и 3000 комиссий, «под крышей» которых осуществляются та­кие контакты. Этой же цели служат разного рода закрытые клубы, масонские ложи и т. д.

Важным каналом влияния служат связи с политическими парти­ями. В условиях однопартийного режима (эгалитарно-авторитар­ного или популистского) правящая партия является, помимо всего прочего, проводником воздействия групп на процесс принятия ре­шений. При этом конфликты между отдельными группами проте­кают в рамках общей партийной структуры и редко «выходят на поверхность», оставаясь скрытыми от взгляда стороннего наблю­дателя. Многопартийная система позволяет мощным заинтересован­ным группам создавать и содержать «собственные» политические партии. В сильно поляризованных демократических обществах, вроде Италии или Бельгии, эти связи бывают очень прочными. Дру­гой распространенный в условиях либеральной демократии вари­ант — это маневрирование заинтересованной группы между круп­нейшими партиями. Профсоюзы и предпринимательские ассоциации в США оказывают финансовую, избирательную и прочую поддер­жку то демократам, то республиканцам в зависимости от их «пове­дения».

Сила заинтересованных групп резко возрастает при наличии связей со средствами массовой коммуникации. Даже самая узкая и не располагающая другими ресурсами группа может оказывать се­рьезное воздействие на процесс принятия решений, если у нее появится «свой человек», скажем, на телевидении. Ведь и подбор­ку новостей можно препарировать так, чтобы мобилизовать об­щественную поддержку в пользу тех или иных групповых требова­ний. Наконец, в крайних случаях заинтересованные группы могут прибегать к «прямым действиям» и насилию. Даже среди ин­дустриально развитых стран есть такие, где в некоторых случаях


140 Заинтересованные группы

общественное мнение относится к такой активности терпимо. Ска­жем, во время ежегодных «весенних наступлений» трудящихся в Японии столкновения между демонстрантами и полицией были обычным делом.

Влияние заинтересованных групп на политику в значительной степени зависит от того, какой режим существует в стране. Либе­ральная демократия предоставляет им весьма широкое поле легаль­ной деятельности. Иную ситуацию создают авторитарные режимы, заставляющие заинтересованные группы маскировать свои подлин­ные цели и использовать незаконные средства их достижения. Тем не менее заинтересованные группы — это неотъемлемая часть поли­тической жизни любого общества, и мечта об их полном искорене­нии, по-прежнему посещающая иногда популистски ориентирован­ных деятелей во многих странах мира, остается утопией.

Каковы источники влияния заинтересованных групп? Во-пер­вых, это присущая им легитимность. К некоторым группам при­слушиваются больше, чем к другим, ввиду исторически сформиро­вавшегося вокруг них ореола привлекательности. Это положение иллюстрирует афоризм: «Что хорошо для «Дженерал Моторз», то хорошо для Америки». Группы, не располагающие такой степе­нью легитимности, гораздо меньше могут рассчитывать на успех. Например, не так уж велики достижения многочисленных и очень шумных лиг в защиту сексуальных меньшинств в США. Во-вто­рых, заинтересованная группа нуждается в наборе санкций, кото­рые можно было бы эффективно применить против правительства и конкурирующих групп в случае несоблюдения ее требований. Секрет силы профсоюзов состоит, собственно, в том, что они могут мобилизовать своих членов на забастовку. Крупная предпринима­тельская ассоциация может при желании полностью дезорганизо­вать экономическую жизнь страны. А вот группы «поддержки», как правило, не имеют возможности оказывать такое сильное дав­ление на государство.

Третий и основной источник влияния заинтересованных групп — это доступные им политические ресурсы. Понятно, что численно крупные группы «при прочих равных» сильнее мелких, а хорошо организованные и сплоченные сильнее аморфных и недисциплини­рованных. Очень многое зависит также от финансовых возможнос­тей группы. Подкуп бюрократов и законодателей представителями


Классификация заинтересованных групп 141

заинтересованных групп — один из наиболее эффективных путей к политическому влиянию. Не удивительно, что взяточничество очень широко распространено в современном мире и присуще странам с самыми разными политическими культурами и режимами. Как от­мечает американский политолог Джозеф Лапаломбара, в большин­стве языков есть специальные эвфемизмы для обозначения этого явления. Исследователь приводит обширный список таких слове­чек: в Азии взятку называют «бакшиш», в Италии — «ла бустарел-ла» (маленький конверт), в испаноязычном мире — «ла мордида» (кусочек), в Африке — «толчок», в Индии — «быстрые деньги», в Египте — «чашечка чаю». Попали в список, конечно, и русские сло­ва «блат», «налево» и «взятка». По наблюдению Дж. Лапаломбары, особенно богат такими выражениями американский вариант анг­лийского языка. Разумеется, взяточничество — не единственный (хотя и один из самых важных) способов использования финансо­вых возможностей. Богатая заинтересованная группа может позво­лить себе купить газету, которая отражала бы ее интересы, воздей­ствовать на экономическую ситуацию в стране путем финансовых маневров и инвестиций и многое другое.

Из всего этого можно сделать вывод, что заинтересованные груп­пы располагают далеко не равными возможностями влияния. Одни всегда сильнее, чем другие, и это ставит теорию заинтересованных групп в двусмысленное положение по отношению к «протективной» модели демократии, да и к большинству остальных: даже Мэдисон, защищавший заинтересованные группы, исходил как раз из их ра­венства. Чтобы устранить это несоответствие, иногда прибегают к следующему аргументу. В случае, когда интересы какой-то из групп оказываются под особенно сильной угрозой, она, проявляя экстра­ординарную активность, мобилизует своих сторонников и исправ­ляет «перекос». Именно так произошло в США в 30-х гг., когда катастрофическое ухудшение положения рабочих было приостанов­лено благодаря сильному давлению профсоюзов на администрацию. Однако подобная «сверхмобилизация» ресурсов может потребовать значительного времени. Об этом свидетельствует история движения чернокожих американцев, которые добились некоторого успеха в борьбе за свои права лишь во второй половине 60-х гг., хотя необ­ходимость изменить межрасовые отношения в стране была отчет­ливо осознана еще двумя десятилетиями раньше.


142 Заинтересованные группы

Следует подчеркнуть, что установленное эмпирическими иссле­дованиями неравенство ресурсов, находящихся в распоряжении за­интересованных групп, влечет за собой довольно серьезные теоре­тические последствия. Мэдисоновская модель протективной демократии исходила из представления о том, что заинтересован­ные группы способны сдерживать влияние друг друга. Именно по­этому они не препятствуют формированию общей воли. «Плюрали­стическая» модель Роберта Даля полностью восприняла эту позицию, став, как заметил один ученый, «апофеозом оптимисти­ческой интерпретации заинтересованных групп». Однако эмпири­ческая адекватность плюрализма всегда вызывала сомнения у его критиков. Для того чтобы плюралистическая модель была истин­ной, необходимо соблюдение по меньшей мере двух условий. Одно из них — это более или менее равномерное распределение ресурсов между различными заинтересованными группами. Мы уже видели, что это условие не соблюдается. Но есть и второе, не менее фунда­ментальное условие. В рамках плюралистической модели заинтере­сованные группы выступают как политическое выражение соци­альных групп. Однако всякая ли социальная группа может выразить себя подобным образом?

Теоретический анализ этой проблемы был предложен в работе Манкура Олсона «Логика коллективного действия» (1965). Основ­ной результат состоял как раз в демонстрации того, что даже если у социальной группы есть подлежащие защите интересы, то это вовсе не влечет за собой автоматического оформления заинтере­сованной группы. Олсоновский способ обоснования этого тезиса имеет немало общего с теорией рационального выбора. Основное допущение о рациональности индивидов приводит ученого к вы­воду о том, что потенциальные участники заинтересованных групп не будут без особой необходимости тратить свое время, деньги или энергию, чтобы реализовать этот потенциал. Предположим, что к Джону Смиту приходит лидер заинтересованной группы, призван­ной отстаивать его интересы, и предлагает ему войти в группу. Смит не сомневается в добросовестности этого человека. И все же, доказывает Олсон, наиболее оправданная, с рациональной точки зрения, позиция Смита — это отказ. Почему? Если заинтересован­ная группа не добьется успеха в отстаивании интересов Смита, то вступать в нее, конечно, бессмысленно. Но если деятельность за-


Неокорпоратизм 143

интересованнои группы окажется вполне успешной, то и тогда его отказ остается оправданным, ибо интересы Смита будут удовлет­ворены без малейших усилий с его стороны. Иными словами, ра­циональная стратегия состоит в том, чтобы воспользоваться услу­гой, но ничего за это не заплатить. Такую стратегию используют пассажиры общественного транспорта, по-русски именуемые «зай­цами». Именно «дилемма безбилетника» (ГгеегШег'з дПетта) ока­зывается, с точки зрения Олсона, решающим обстоятельством, которое делает формирование массовых по составу заинтересован­ных групп маловероятным.

Здравый смысл подсказывает Смиту убедительный на первый взгляд контраргумент: «Если никто, подобно мне, не присоединится к заинтересованной группе, то мои интересы останутся не представ­ленными, и я проиграю». С точки зрения Олсона, такой контраргу­мент не работает. Действительно, его рациональное содержание мож­но связать с ожиданием того, что все потенциальные члены группы будут принимать во внимание опыт Смита. Но такое ожидание отда­ет крайней самонадеянностью. Скорее всего, принятое Смитом реше­ние никак не повлияет на общую ситуацию. Таким образом, заинте­ресованные группы теоретически невозможны. Почему же тогда они существуют? Во-первых, по мнению Олсона, заинтересованные груп­пы могут вербовать членов, предлагая им какие-то дополнительные выгоды. Такие выгоды могут не иметь отношения к основным целям группы. Скажем, если профсоюз поможет Смиту купить более деше­вую медицинскую страховку, или пригласит его на вечеринку с бес­платным пивом, или подарит под Рождество ярко разукрашенный календарь, то это не будет иметь никакого отношения к борьбе за права рабочего класса, но для самого Смита окажется вполне эффек­тивной приманкой. Во-вторых, в распоряжении заинтересованной группы должны быть эффективные санкции против «зайцев». Как и в общественном транспорте, они должны облагаться штрафом. Если Смит, так и не вступив в профсоюз, подвергнется угрозе увольнения, то профсоюз ничем ему не поможет. А это — весьма ощутимый штраф за бесплатный проезд.

Разумеется, рассуждения Олсона имеют отношение не ко всем заинтересованным группам. Как уже отмечалось, для «общинных групп» проблема членства несущественна. «Ассоциативные группы» вынуждены решать ее в полном объеме, но далеко не все из них даже


144 Заинтересованные группы

теоретически способны привлечь миллионы членов. А чем меньше группа, тем проще решается «дилемма безбилетника». Но для плю­ралистической модели, которая приписывает особое значение имен­но выражению массовых интересов посредством системы заинтере­сованных групп, основные выводы Олсона губительны, и это само по себе подталкивало ученых к поиску альтернативной модели. В то же время, теория Олсона во многом задала направление этих по­исков, сформулировав вопрос об источниках дополнительных вы­год и санкций, находящихся в распоряжении заинтересованных групп.

Неокорпоратизм

Я уже отмечал, что неприязненное отношение к заинтересован­ным группам глубоко укоренено в истории политической мысли. Однако такая критика нередко исходила от противников демокра­тии вообще (Платон), представительной демократии (Руссо) или носила популистский характер. В XX в., в рамках современной по­литической науки, был сформулирован вопрос о совместимости групповых давлений на власть с самой системой либеральной демократии в принципе, а также о пределах такой совместимости. И действительно, из новейших моделей демократии лишь «плюра­листическая» относится к заинтересованным группам лояльно.

Во-первых, отмечается экономическая неэффективность поли­тики, направленной исключительно на удовлетворение запросов заинтересованных групп. Предположим, что одна из них (будь то отрасль промышленности, регион, местный орган власти и т. д.) добилась своего и стала объектом усиленной финансовой поддерж­ки со стороны правительства. Естественно, другие заинтересован­ные группы того же типа почувствуют себя ущемленными и потре­буют себе того же самого. А поскольку ресурсы однотипных групп примерно равны, высока вероятность того, что они добьются успеха. В результате блокируется возможность концентрации средств в тех отраслях и регионах, которые действительно заслуживают преиму­щественной государственной поддержки. Долгосрочная экономичес­кая стратегия становится фикцией, что в современных условиях да­леко не безопасно. Многие исследователи связывают структурный кризис, постигший США в 70-х гг., именно с засильем заинтересо-


Неокорпоратизм 145

ванных групп. Как известно, выход, предложенный Р. Рейганом, состоял в том, чтобы сократить масштабы государственного вме­шательства в экономику. Выяснилось, однако, что о таком намере­нии легче заявить, чем его осуществить. Ныне общепризнано, что могущественные заинтересованные группы (особенно предприни­мательские) продолжают оказывать стагнирующее воздействие на американскую экономику.

Во-вторых, трудно отвлечься от вопиющего неравенства возмож­ностей отдельных заинтересованных групп. Эта проблема особен­но остро стоит опять-таки в США. Как отмечает Дэвид Маккэй, только правительство располагает властью, сопоставимой с влия­нием предпринимательских ассоциаций. До самого последнего вре­мени крупный бизнес даже не считал нужным открыто защищать свои позиции: в большинстве случаев администрация, предчувствуя его реакцию, сама стремилась принять соответствующие решения. И это не удивительно, если учесть колоссальные финансовые ресур­сы предпринимателей. Масштабы взяточничества в США лишь от­части, как полагают наблюдатели, проявились в известных сканда­лах 70-х гг. («дела» ИТТ, «Локхида»).

В-третьих, заинтересованные группы препятствуют проведению активной социальной политики. Крупнейшие социальные реформы в США («Новый курс» Ф. Рузвельта и «Великое общество» Дж. Кен­неди) могли быть осуществлены лишь в условиях, абсолютно не бла­гоприятных для заинтересованных групп: при сильной президентс­кой власти, послушном ей Конгрессе и лояльном общественном мнении. Повышенная же групповая активность, напротив, приво­дила к социальному окостенению: распределив между собой роли в соответствии с наличными ресурсами, группы не только не могли изменить ситуацию сами, но и не позволяли сделать это кому-то другому.

Однако наиболее серьезный вызов основам либеральной демок­ратии многие исследователи усматривают в так называемом корпо­ратизме. Термин пришел из политического лексикона итальянского фашизма: именно так Муссолини и его приверженцы называли строй, который хотели создать в своей «империи». Они полагали, что государство должно быть построено как система «корпораций», каждой из которых предоставлялась монополия на представитель­ство какой-то группы общества. Взамен «корпорация» (профсоюз,


146 Заинтересованные группы

молодежная, женская организация и т. д.) должна была контроли­ровать своих членов и поддерживать их лояльность режиму.

Разумеется, применительно к современным индустриально раз­витым странам смысл этого термина несколько смягчается. Имеет­ся в виду, однако, что и здесь заинтересованные группы подверга­ются огосударствлению и постепенно присваивают себе монополию на представительство отдельных слоев общества. Процесс приня­тия решений приобретает характер серии сделок между бюрократи­ей и немногими, но хорошо организованными заинтересованными группами. В то же время сами группы становятся «внутренне оли­гархическими», т. е. их лидеры в большей степени представляют са­мих себя, чем пассивную и апатичную массу рядовых сторонников. Наиболее широко цитируемое и по сей день определение корпора­тизма было предложено в 1974 г. Филиппом Шмиттером: «Система представительства интересов, элементы которой представляют со­бой ограниченное число обязательных, не конкурирующих между собой, иерархически организованных и функционально дифферен­цированных единиц, признанных, лицензированных или созданных государством и наделенных монополией на представительство оп­ределенных интересов в обмен на ту или иную степень правитель­ственного контроля за подбором их лидеров и артикуляцией требо­ваний и поддержки».

Шмиттер различает «государственную» версию корпоратизма, которая была реализована авторитарно-инэгалитарными режима­ми, и современную «социетальную» (т. е. как бы идущую от обще­ства) версию, которую можно назвать неокорпоратизмом. Обычно указывают на следующие факты, свидетельствующие о наступлении «эры неокорпоратизма»: в экономической жизни ведущую роль при­обретают немногочисленные, но очень крупные корпорации; в от­вет на это профсоюзы тоже укрупняются, выделяется группа их мо­гущественных лидеров; в то же время рядовые члены профсоюзов и предпринимательских ассоциаций утрачивают возможность влиять на принимаемые решения; постепенно сглаживаются различия по социальному происхождению, уровню образования и идеологичес­ким ориентациям между ведущими бизнесменами, руководителями профсоюзов и государственными служащими, что приводит к фор­мированию у них общего технократического мировоззрения (и по­зволяет легче договариваться друг с другом), но отдаляет от обще-


Неокорпора тизм 147

ства; наконец, экономическая роль государства возрастает и в уп­равлении находящимися в его собственности предприятиями, и в контроле над частным сектором.

Особенно активно проблема неокорпоратизма обсуждалась в Великобритании. Именно здесь громче всего звучали опасения о том, что «новый порядок» (который связывали прежде всего с засильем профсоюзов) идет на смену демократии. Общим итогом обсужде­ния стал, однако, вывод о преувеличенности этих опасений. Дей­ствительно, контроль предпринимательских ассоциаций и профсо­юзов над своими членами оказался в Великобритании более слабым, чем в Швеции, Нидерландах и ФРГ. В профсоюзах состояло 52 % рабочих-мужчин и 29 % женщин — меньше, чем во многих других либеральных демократиях. И даже экономическая роль государства, как оказалось, была не такой уж важной. Разумеется, все эти факты не опровергли саму идею «наступления неокорпоратизма». Но они создали более спокойный фон для ее обсуждения. В результате по­литологи в основном отказались от драматизации проблемы. Ак­цент был сделан на «либеральном корпоратизме», который, как писал Герхард Лембрук, не претендует «на подмену институциональ­ных механизмов парламентского и партийного правления», но в то же время способствует большей интегрированности политической системы. Не таким уж страшным было признано и «огосударствле­ние» заинтересованных групп. Как отметил тот же Лембрук, «либе­ральный корпоратизм нельзя отождествлять лишь с консультация­ми и сотрудничеством правительства с заинтересованными группами. Его отличительная черта — высокая степень кооперации между самими этими группами в выработке экономической поли­тики».

Кроме того, страны Скандинавии, которые как будто ближе всех подошли к модели «неокорпоративного государства», не под­тверждали вывода о ее абсолютной экономической неэффектив­ности. В качестве примера обычно приводится Норвегия. Здесь издавна существуют сильные и монолитные группы «защиты», ох­ватывающие значительное большинство населения — около 70 %. С 1976 г. проводятся ежегодные переговоры между правительством, предпринимательскими организациями и профсоюзами, на кото­рых вырабатываются решения по заработной плате, налогам, пенсиям, пособиям на детей, дотациям на сельскохозяйственное


148 Заинтересованные группы

производство и т. д., словом, по основным направлениям эконо­мической политики. Хотя число лиц, непосредственно вовлечен­ных в переговоры, невелико (и это подтверждает тезис о корпора­тивном характере норвежской системы), выяснилось, что рядовые члены заинтересованных групп способны оказывать известное воз­действие на их ход. И каковы бы ни были масштабы этого воздей­ствия, бесспорно, что стремительное превращение Норвегии в одно из богатейших государств мира определенно не свидетельствует против неокорпоратизма.

Многие политологи пришли к выводу, что обсуждать пробле­му неокорпоратизма «вообще» бессмысленно. В одних обществах он может быть злом, в других — благом. Исследования показа­ли, что наибольшую предрасположенность к этой системе демон­стрируют культурно однородные общества с организованным и дисциплинированным населением. В других индустриально раз­витых странах более естественно чередование периодов неокор­поратизма с периодами «свободного предпринимательства» (один из которых, собственно, и наступил в Великобритании после при­хода к власти правительства М. Тэтчер). Такое чередование дает элитам известную свободу маневра в поисках удовлетворитель­ного сочетания экономического роста, полной занятости и ста­бильных цен.

Представляется, что главная причина существования споров вокруг заинтересованных групп — в недостаточной изученности проблемы. И дело не в том, что ей уделяется мало внимания, — дело в ее исключительной сложности. Во-первых, теория заинтересован­ных групп плохо соотносится с большинством моделей демократии. Это создает серьезные трудности методологического и мировоззрен­ческого порядка, о которых сказано выше, и отвлекает внимание исследователей от предметного анализа данных. Во-вторых, эмпи­рические исследования заинтересованных групп часто сталкиваются с препятствиями, вытекающими из особенностей объекта. Ведь люди, стремящиеся оказывать давление на правительство, редко афиши­руют это, особенно если добиваются своего. Даже если заинтересо­ванная группа действует совершенно открыто (что бывает далеко


Неокорпора тизм 149

не всегда), наиболее важная часть ее активности остается в тени. И все же нельзя закрывать глаза на существование этого феномена. Серьезный политический прогноз невозможно сделать, не учиты­вая роли заинтересованных групп. Например, неудачу, постигшую советологов в предвидении перспектив развития СССР в 80-х гг., часто связывают с отсутствием адекватных представлений о заин­тересованных группах советского общества.


Глава VI ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ

Различие между заинтересованной группой и политической партией очевидно: последняя стремится приобрести и удержать непосредственный контроль над государственными институтами. Нетрудно, однако, заметить, что ту же цель преследуют и другие организации, явно не соответствующие принятым представлениям о партиях, — военные хунты, феодальные кланы и т. д. Это делает выработку универсального определения партии очень трудной за­дачей. Как полагает Жан Блондель, «лучше удержаться от теорети­ческого определения или описания целей (партий — Г. Г.) и сосре­доточиться на самом их существовании». И действительно, многие политологи ограничиваются перечислением признаков политичес­кой партии. Согласно Джозефу Лапаломбаре и Майрону Вайнеру, — это наличие постоянной организации на общенациональном и ло­кальном уровнях; сознательная постановка целей, которые должны быть реализованы после прихода к власти (неважно, являются ли эти цели в действительности достижимыми или нет); стремление приобрести поддержку со стороны народа (избирателей, если речь идет о представительной системе). Существующие — весьма много­численные — определения могут быть применены лишь к условиям либеральной демократии. Приведу одно них: партия — это добро­вольная ассоциация избирателей, стремящаяся контролировать пра­вительство путем победы на выборах и завладения в результате этого официальными учреждениями.

Группы вообще, как мы видели, являются неотъемлемой частью политики, их история уходит в глубокую древность. Однако партии в современном смысле слова следует признать относительно поздним «изобретением». Они появились лишь во второй половине прошлого века. Первые из них (консерваторы в Великобритании, например) возникли в стенах парламентов на основе действовавших там груп­пировок, в данном случае — тори. Такие партии иногда называют «внутренними». К концу XIX в. стали появляться «внешние» партии,


Функции и классификация партий 151

которые начинались с создания внепарламентских организацион­ных структур и затем, используя их, «прорывались» в представи­тельные органы власти. Таковы почти все социал-демократические и рабочие партии. В начале XX в. политическая жизнь большин­ства европейских стран и США была уже по преимуществу партий­ной жизнью.

Политические партии — это один из немногих институтов, за­рождение которых неразрывно связано с генезисом либеральной демократии. Как пишет Ричард Кац, «современная демократия — это партийная демократия; политические установления и практики, с западной точки зрения составляющие сущность демократическо­го правления, не только созданы политическими партиями, но и были бы без них немыслимы». В XX в. идея партийной организации была воспринята целым рядом закрытых режимов — эгалитарно-авто­ритарными, авторитарно-инэгалитарными и популистскими. Но наибольший интерес партии всегда вызывали у исследователей, изу­чавших проблемы демократии. Именно так — «Демократия и поли­тические партии» — называется считающаяся ныне классической работа выходца из России Моисея Острогорского, выполненная в основном на материале Франции. Большой вклад в разработку про­блемы внес Роберт Михельс. В дальнейшем эти исследования про­должались, и ныне, несмотря на дискуссии по отдельным вопросам, эту тему можно признать достаточно глубоко и всесторонне изу­ченной.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...