Понятие и назначение власти

Осуществление права возможно лишь в той мере, в которой произошло становление власти. Право санкционируется властью, гарантируется властью и оформляется властью. В то же время право легитимирует власть, придает ей черты системного целого и входит составной частью в механизм реализации власти. Поэтому в науке соотношение власти и права является объектом заинтересованного изучения. Вполне возможно, что политическая конфронтация в российском обществе обусловлена не содержанием законов, не правовой политикой, а сложным отношением народа к власти и не менее сложным пониманием властью собственных задач. И когда мы встречаем в общественной жизни неприятие каких-либо правовых норм или своеобразное толкование судебных решений, надо быть готовыми к тому, чтобы увидеть во всех этих фактах проблему власти.

До недавнего времени в советской философии власть понималась как разновидность социального управления¹. При таком подходе многие вопросы решались сами собой: если каждое общество нуждается в управлении, следовало бы сделать вывод о заинтересованности людей в укреплении власти. Однако этого нет. Отождествление власти и управления лишает глубины философские основания анархизма и правового нигилизма, исключает возможность адекватного понимания мотивов политического эскапизма в его разнообразных формах.

Управление - процесс упорядочивания, он свойствен любой системе, стремящейся к самосохранению и устойчивости. Поскольку власть возможна лишь в некоторой системе отношений, она также представляет собой процесс управления, приведения общества в состояние организованного единства. Однако власть не сводима к процессу управления, в котором согласование действий и позиций элементов достигается механически, без участия воли.

Власть предполагает свободного субъекта, обладающего самостоятельной волей и специфическими интересами. Нет серьезных оснований говорить о власти и властеотношениях при полном совпадении интересов участвующих во взаимодействии сторон. Отсутствие альтернативных вариантов поведения попросту исключает необходимость какого-либо регулирующего воздействия. И хотя власть способна оказывать гипнотическое воздействие, строго говоря, она перестает быть фактом, если подчинение не сопряжено с усилием воли и активностью сознания.

В обратной перспективе властвование воспринимается нами как подчинение, которое в современной литературе иногда противопоставляется добровольному признанию властных распоряжений². Однако и в том, и другом случае имеет место отказ от собственной воли, разница заключается лишь в цене, которой оплачивается признание чужой воли. Добровольное признание власти, например, по причине ее высокого авторитета, делает излишним принуждение к повиновению, но эта возможность сохраняется, и потому по своей сути вынужденное подчинение мало чем отличается от добровольного исполнения возложенных властью обязанностей. Сходство усиливается еще и тем, что так называемое "вынужденное подчинение" никогда не является полным отказом от собственных интересов и воли, иначе власть лишилась бы своих оснований. Можно сказать, что мы подчиняемся не власти, а обстоятельствам, в силу которых власть обладает для нас какой-либо ценностью. И наше подчинение власти на самом деле представляет собой устранение каких-либо препятствий на пути к осуществлению собственных интересов. Жестокость и насилие, творимые властью, не выражают ее сущности, коль скоро мы вступаем с ней в сотрудничество и признаем ее в этом качестве.

Среди оснований признания власти обычно выделяют достижение общих целей, получение вознаграждения, приобретение новых знаний, чувство солидарности и традицию³. Каждое из этих оснований таит для индивида новые возможности, которыми он стремится овладеть. Признание власти открывает личности доступ к тем ценностям, которые в той или иной мере реализованы в пространстве, контролируемом ею. Даже террористическая диктатура, сообщество рецидивистов или маниакальный убийца имеют власть над своими жертвами ровно настолько, насколько те сами этого хотят. Кассир выполняет все требования бандита, ибо это необходимо для сохранения его жизни. Страх приходит к тем, кому есть что терять, чье бытие шатко и неустойчиво.

Коль скоро власть нуждается в признании, она символична по своей природе. Власть олицетворяет собою порядок, ее назначение состоит в гармонизации отношений между людьми, на что указывает этимология этого слова (властвовать-владеть-ладить-лад). Символический характер власти обусловливает ее специфические интересы, которые никогда не совпадают с интересами тех, от имени кого она действует. Власть оправданна лишь в том случае, когда разрозненные индивиды мобилизуются ею в борьбе против внешней опасности, стало быть, власть всегда будет стремиться к демонстрации своей легитим-носги⁴. В каждом действии власти можно увидеть жест. Власть обозначает собою некоторое человеческое сообщество, и лишь благодаря власти это сообщество осознает себя таковым. Поэтому борьба за власть не всегда сводится к борьбе интересов, по-настоящему она ведется лишь теми, кто претендует на максимальное выражение интересов своей социальной группы. Чистым примером борьбы за право символизировать собою общность является создание фракции в политической партии или формирование правительства в изгнании.

Символический характер властвования дополняется символическим подчинением. Власть требует не только исполнения работы, но и принятия присяги. Для личности - и властвующей и подвластной -обладание или общение с властью чревато одними и теми- же последствиями: инобытием. Участие во властеотношениях вынуждает человека стать другим. Если власть не предъявляет к человеку требований, она перестает быть властью. Власть конфликтует с личностью, и этот конфликт - признак того, что в человеке свершается работа духа.

Основанием власти всегда выступает зависимость человека либо от других людей, либо от иных обстоятельств социального или природного происхождения. Человек не обладает всей совокупностью условий, необходимых для существования, поэтому его бытие неустойчиво. Чтобы перейти улицу, не покалечив себя и других, нужно дождаться зеленого сигнала светофора. Чтобы отомстить обидчику, нужно обратиться с жалобой в суд, иначе жизнь и собственное благополучие будут подвергнуты риску.

Власть имеет не только "земное" происхождение, но и экзистенциальное. Своим источником она имеет человеческую личность как таковую. Экзистенциальный смысл власти состоит в том, что посредством нее личность спасает себя от самоуничтожения. Если в человеке есть нравственное побуждение к добру, должен следовать поступок, достигающий нравственную цель. Разрыв между возможностями, которыми располагает личность, чтобы творить добро, и целями, которые оказываются не достигнутыми либо осуществленными частично, свидетельствует о ее несостоятельности. Абсурдно желать добра и не творить его, либо делать зло. В таком мире нет ни ценностей, ибо путь к благу ведет мимо него, ни смысла, без которого жизнь утрачивает свою привлекательность. Поэтому власть не только возникает как социальный институт, но и измышляется человеком для дистанцирования себя от собственных поступков. Власть снимает с человека личную вину за несовершенство мира, коль скоро тот вынужден ей подчиняться.

Если власть предполагает устойчивый порядок и соответствующую ему систему ценностей и представлений, то способность к трансцендентному - что составляет специфически человеческое свойство - подрывает основания власти. Слишком серьезное отношение к власти чревато утратой человеком перспективы, где власть - еще не конечная цель человеческих поступков и не единственное мерило их ценности. "Зла та государственная власть, - писал Н.А.Бердяев, -которая суверенна, не ограничивающая себя ничем высшим"⁵.

Однако стремление к бесконечному, неуспокоенность, ощущение несоответствия социального устройства каким-либо идеалам - удел человека, но не власти. Власть по своему происхождению склонна к оформлению, устойчивости, ее пространственное бытие ограничено. Поэтому свои цели она выдает за конечные цели человека, а сам человек рассматривается властью лишь как исполнитель долга, как обязанное лицо. Строго говоря, власть не знает властвующих - только подвластных. Те, кого народ обычно называет властелинами мира, сами не свободны от власти, хотя - в силу разделения труда и классовой принадлежности - они обладают привилегиями и значительными преимуществами. Но власть лишает властвующих свободы едва ли не в большей мере, чем подвластных, поскольку им труднее дистанцировать себя от системы ценностей и правил игры, обусловленных порядком, с которым отождествляет себя власть.

Неспособность власти совмещать человеческие идеалы и стремления с действительностью служит объективной предпосылкой ее обожествления. Таким образом создается видимость гармонии конечного и бесконечного, человека и Космоса. Власть несет в себе соблазн истины, коль скоро подчинение рассматривает как непременное условие абсолютной гармонии человека с миром⁶. Власть претендует на то, чтобы стать единственной реальностью для человека, доверие которого она использует как собственный капитал. Поэтому, кстати сказать освящение власти и признание за ней мистических свойств парадоксальным образом уживаются в характере русского народа с бунтом против нее: и то, и другое обусловлено страстной потребностью в гармонии с миром. Но в первом случае это состояние достигается через любовь к власти и ее освящение, а во втором - через отрицание той фальши, которая свойственна всякой власти, претендующей быть единственным критерием человеческих поступков и жизни.

Итак, сотрудничество с властью меняет мир человека прежде всего тем, что включает его в систему представлений и оценок, сформулированных идеологами власти. Государство определяет за нас наших врагов, смысл войны, цели реформ и т.д. Власть постоянно покушается сделать выбор вместо нас. Поэтому сотрудничество с ней возможно до известных пределов, пока власть посягает на монополизацию силы, но не знания. Здесь уместно привести совет, данный Н.Боббио: "...Нужно быть в мире настолько, чтобы сознавать необходимость воинских уставов, и не быть в нем настолько, чтобы помнить, что воинских уставов недостаточно"⁷.

Человек не растворяется целиком в обществе, тем более - в политике, где смысл поступков и событий определяется исключительно интересами власти и гарантированного ее усилиями порядка. Это предполагает работу духа. Утрата человеком своей личности и превращение в социального робота развращает власть и предвещает ее скорый упадок. Но и упадок власти - это не торжество и не победа личности, поскольку свобода от власти - это жизнь в неустроенном мире. Диссиденты и тираноборцы выступают не против власти, они выступают за то, чтобы власть превратилась в реальную силу и исполнила свое предназначение в мире - консолидировала общество и оформила институты, помогающие человеку объединить свои усилия с другими. Поэтому философское содержание проблемы власти можно бы обозначить как проблему сосуществования людей и согласования различных пластов человеческой личности.

Власть не только интегрирует общество, но и вынуждает к интеграции личность человека, который, взаимодействуя с властными структурами, конституирует себя как целое. Подчинение власти сопряжено с подавлением каких-либо мотивов деятельности и согласованием поведения с собственными оценками и убеждениями. Это делает трудным любой поступок. Человек испытывает искушение целиком слиться с властью, полностью довериться ей и тем самым избежать двойственности существования. Но как только это ему удается, власть оказывается неспособной к длительному историческому существованию. Тоталитаризм, возникая в ответ на желание человека избежать бремени ответственности, неопределенности и одиночества, губителен и для власти, и для человека⁸.

Через отношение к власти формируется отношение человека к обществу, в котором он реализует свое неповторимое назначение в мире. Поэтому "всякая власть - от Бога" (ап.Павел), ибо во всяком обществе и при любой власти есть дорога к себе, есть задача, которую не способны отменить никакие указы. Власть являет собою не только испытание для личности, поскольку ставит барьер на ее пути, но и предпосылку формирования личности, поскольку лишь участвуя во властеотношениях можно конструктивно менять социальный мир, утверждая в нем человеческие ценности.