Судебный взрыв: факты и домыслы

Одной из наиболее ярких областей права, в которой произошел подобный взрыву рост, является область судебных тяжб. Особенно велика шумиха вокруг тяжб и роста их числа. Сутяжничество, говорят люди, растет все быстрее, стремительнее, и скоро суды не смогут переварить его; скорость роста гораздо выше, чем та, которая пошла бы нам на пользу. Ведутся разговоры о «взрыве» судебных тяжб, о «гиперлексии», ужасной болезни, которой поражены юридические округа. В одной статье популярного журнала так описывались первые шаги этого гигантского роста:

«Работники судятся с работодателями, студенты — с преподавателями, налогоплательщики — с бюрократией, а друзья — с друзьями».

В чем же отрицательные моменты подобного представления о взрыве сутяжничества, если уж он имеет место? Прежде всего судебные дела могли бы завалить суды и тем самым оказывать давление на заведенный порядок управления правосудием.

Во-вторых, лавина дел может послужить тараном, разрушающим раз и навсегда заведенный порядок действий правительственных учреждений. Суды вынуждены примерять на себя не свойственную им роль: они вмешиваются в дела государства. Они вторгаются в области, которые должны были бы оставить в покое или которые должны были бы управляться другими органами.

В-третьих, судебные тяжбы могут послужить толчком к разрушению нормальных общественных отношений. Подвергая судебному преследованию, например, своего лечащего врача, вы тем самым не будете способствовать созданию хороших отношений между врачами и их пациентами.

Люди, высказывающие недовольство, в качестве иллюстрации причин своих жалоб приводят многие ужасные примеры: некоторые отмечают условия перевозки школьников на автобусах; другие указывают на способы, при помощи которых суды останавливают или откладывают реализацию крупных проектов; которые ссылаются на дела, касающиеся смертной казни или абортов, и так далее. Сами судьи жалуются на кризис в судах. Они говорят о неподъемной ноше судебных тяжб, взваленной на хрупкие плечи судов.

На самом же деле у нас слишком мало достоверной информации о каком-либо росте числа судебных тяжб в Соединенных Штатах и еще меньше — о динамике этого роста с течением времени.

Так называемый взрыв сутяжничества может даже с большой долей вероятности оказаться чисто воображаемым — дурным сном, ложным впечатлением. Можно констатировать, что за последние годы общее количество тяжб выросло. Но когда мы говорим о темпе роста, мы должны иметь в виду некоторое соотношение между

ростом числа дел и ростом числа населения. В этом случае окажется, что все разговоры о некоем «взрыве» служат единственно для того, чтобы поддержать высказанную гипотезу. Судебная статистика весьма бедна. Историческая статистика (там, где она имеется) почти что вообще бесполезна. В этих условиях трудно чтолибо сказать о долгосрочных тенденциях.

Определенно можно сказать только одно: рост числа тяжб имеет место в одной из судебных систем — федеральных судах. В целом эти суды бьют рекорды. В 1902 году в федеральных судах на 100 000 населения было зарегистрировано 19,9 дела; к 1972 году их число выросло до 43,9 дела на 100 000 человек. Этот показатель продолжает расти и поныне. В 1900 году региональные суды Соединенных Штатов рассмотрели 29 094 дела. К 1932 году их число возросло до 152 585 (в основном за счет дел о нарушении сухого закона), в 1942 году — упало до 69 466 дел и затем вновь начало расти. В 1971 году число дел достигло отметки 126 145, в 1980-м— 189778.

Такая картина роста дел может вызвать впечатление о «взрыве» сутяжничества. Но в этом примере используется в качестве объекта наблюдения лишь одна федеральная система, а штатов-то пятьдесят. Штаты несут ответственность более чем за 90% судебных дел в стране. Имеющиеся исследования деятельности судов штатов редки и противоречивы. В Сент-Луисе, например, Уэйн Макинтош обнаружил довольно высокий уровень тяжб с начала 19 века вплоть до 1850 года. Затем уровень стал падать и достиг минимальной отметки в 1890-х годах. С 1900 года вновь появилась тенденция к росту, по крайней мере неровная. В основном, заключил он, «уровень сутяжничества в течение последних шести десятилетий оставался довольно стабильным». Никакого взрыва здесь не наблюдалось, никаких следов «взрыва» не было найдено и при исследовании двух калифорнийских округов — Аламедо и Сан-Бенито, — проведенном за период с 1870 по 1970 год.

Сам по себе уровень сутяжничества представляет довольно неопределенную величину. Одной из причин подобного положения дел является сложность определения того, что же в точности представляет из себя сутяжничество. Например, в Соединенных Штатах довольно высок уровень разводов. Через залы судов проходят сотни тысяч разводов. Почти все они совершаются по обоюдному согласию сторон. Но каждый развод, несмотря на согласие сторон, является «делом» в том смысле, что все равно кто-то регистрирует бумаги в суде, клерк осуществляет запись, и дело Смит против Смита получает свой регистрационный номер. Но в 99 случаях из 100 в реальности не происходит ничего такого, что заслуживало бы наименования «тяжба». Дело совершенно ясно. Смиты со своими адвокатами все спорные вопросы урегулируют заранее. В этом случае можно, пожалуй, говорить об обращении к юридическим стандартам поведения, нежели о какой-либо тяжбе.

То же самое верно и для дел иного рода — процедур усыновления, прошений об изменении имени и так далее. Большинство деликтов, как мы уже отмечали, урегулируются вне стен суда. И даже большинство из тех, которые все же регистрируются в суде, разрешаются еще до судебного процесса. Как и в делах о разводе, судебный клерк дает им регистрационный номер и тем самым включает дело в сводки судебной статистики. Однако, когда люди говорят о тяжбе, они, как правило, имеют в виду реальные споры, разрешаемые в залах суда перед лицом или судьи или жюри присяжных. Число же таких дел, возможно, и вовсе не растет.

Конечно, число отдельных разновидностей тяжб растет. Как мы видим, судебный контроль стал сегодня более привычным явлением, чем в прошлом. Он «подкармливает» сам себя весьма интересным способом. Если суды желают проверять, изучать и пересматривать то, что делают Конгресс, легислатуры и административные учреждения, то они тем самым стимулируют общественные группы приносить свои требования и замечания в суд. Люди объединяются в группы для того, чтобы сообща противостоять закону, который им пришелся не по вкусу, например: остановить строительство автомагистрали или аэропорта, вынудить штат Арканзас привести

в порядок свои тюрьмы или Алабаму — провести реформу психиатрических лечебниц; предотвратить приведение в исполнение приговора о смертной казни для убийцы и так далее. Подобные общественные движения обладают немалым авторитетом, и он продолжает возрастать. В некотором смысле подобная тенденция является единственной в стране.

Где бы и когда бы ни появилась новая отрасль права или новый образ действия, это может вызвать всплеск числа дел на процессуальном уровне. Эти дела могут являться причиной возникновения определенных социальных последствий, даже если они статистически незначительны.

В главе четырнадцать обсуждались аспекты дела Марвин против Марвина. Это дело открыло дверь, которая когда-то была старательно закрыта. В течение двух лет после окончания этого дела в различных процессуальных судах было зарегистрировано около 100 дел подобного рода. Это в некотором смысле явилось важным этапом развития. Но 100 дел вряд ли вообще могут сделать погоду в судебной статистике. Ежегодно в американских судах происходит свыше миллиона регистрации; 100 дел на этом фоне — лишь капля в море.

Следовательно, важно не число, а вид регистрируемых дел. В последние десятилетия для тяжб были открыты целые новые области. Дела о недобросовестной практике и ответственности производителей расцвели пышным цветом. Закон о гражданских правах 1964 года и соответствующие законы вызвали поток новых дел. До 1960-х годов существовала лишь малая толика дел, посвященных проблеме расовой дискриминации, и фактически вообще не было ни одного дела о дискриминации по половому или возрастному признаку. Конгресс и суды явились создателями новых прав. Дискриминация на рынке труда была поставлена вне закона. Сегодня дискриминация в сфере труда представляет собой весьма обширную область права. Она создает сотни рабочих мест для адвокатов; она ответственна за появление целой батареи судебных процессов. Правда, по сравнению с числом разводов, эти числа незначительны. Но многие из этих дел являются гигантскими, классово значимыми делами против целых корпораций, затрагивающими проблемы, оцениваемые миллионами долларов, и структуру всего рынка труда. Но ситуация не определяется числами. В мире мышей больше, чем слонов; но каждый отдельно взятый слон производит большой эффект.

Вообще же число «супердел» — процессов-монстров, огромных и невообразимо дорогих, — возрастает. Одним из примеров подобных выдающихся дел являются частные антитрестовские судебные иски. Закон Шермана объявил монополию и ограничение торговли вне закона. Правительство, конечно же, обладает первичной властью проведения закона в жизнь. Но раздел 7 закона дал частным гражданам или компаниям право в судебном порядке взыскивать за «причиненный ущерб», понесенный гражданином или компанией вследствие нарушения этого акта. Действительно, истец мог претендовать на получение компенсации в тройном размере от величины причиненного ему ущерба. Это означало, что появился реальный стимул для преследования по суду и что нарушитель мог быть подвержен вполне определенному наказанию. Однако в течение многих лет частные иски так и не становились обычным явлением. В среднем в 1940-е годы их число равнялось 100 в год. С другой стороны, в 1979 году их число достигло уже 1312 — то есть стало в десять раз больше.

Частные антитрестовские тяжбы имеют тенденцию к приобретению истинно слоновьих размеров. Некоторые из них тянутся месяцами, а то и годами. Они обходятся каждой стороне в десятки миллионов долларов. Но суммы, о которых идет спор в этих делах, могут быть сумасшедшими — возможно, даже более миллиарда долларов в одном-единственном деле. Тонны документов регистрируются в суде. Целый взвод адвокатов бросается в драку. Некоторые общественные антитрестовские дела также являются суперделами. В качестве примера одного из таких крупных дел можно привести дело корпорации ИБМ. Оно началось в 1969 году и ста-

ло чемпионом всех времен по своим размерам. Одна только документация могла бы заполнить десятки складов. Расходы обеих сторон измерялись сумасшедшими цифрами. Одно время казалось, что дело никогда не будет завершено, что оно будет продолжаться вечно. Но в 1981 году администрация Рейгана выбросила белый флаг, и некогда могучая судебная тяжба испустила дух, после того как были потрачены миллионы долларов, задействованы миллионы документов и потеряны миллионы часов. Это дело также не отразилось на общей картине судебной статистики. Ведь это было всего лишь одно дело. Теперь становится вполне очевидным, что для того, чтобы люди почувствовали, что произошел «взрыв», совсем не нужно иметь много «супердел» такого рода.

С другой стороны, число судебных тяжб некоторых типов может уменьшаться. Некоторые ученые утверждают, что суды тратят гораздо меньше сил на обычные споры — дела о договорах, споры между домовладельцами и жильцами, ссоры между двумя людьми, претендующими на один и тот же участок земли, несчастные случаи, в которых стороны не могут прийти к соглашению, споры о последней воле дяди Гарри. Эти свидетельства также несовершенны, но имеются и такие, которые утверждают, что суды не справляются со своей работой. Простой человек вряд ли может рассчитывать на справедливость. Бизнесмены также стараются избегать судов и предпочитают арбитраж.

Таким образом, суды, возможно, и избегают «вопросов, которые влияют на качество повседневной жизни». Эта фраза — из предисловия к книге Лауры Нейдер, которая исследует «альтернативы» — пути разрешения конфликтов и жалоб вне судебной системы, начиная с Бюро по лучшему бизнесу и кончая деятельностью офисов конгрессменов. Глава 2 нашей книги также коротко затрагивала вопросы «неформального правосудия». В настоящее время обсуждается множество планов по улучшению деятельности судов или преданию им новой жизни и по принятию более эффективных мер для обеспечения доступного правосудия. В 1977 году министерство юстиции в экспериментальном порядке учредило три местных юридических центра. Они были расположены в Атланте, Канзас-сити и Лос-Анджелесе и были предназначены служить альтернативой судам в разрешении мелких конфликтов. В будущем нам еще предстоит услышать об этом и еще многом другом, о новых идеях.

Можно предположить, что суды плохо работают в тех случаях, когда речь идет о мелких делах, но они определенно играют свою роль в жизни общества в целом. Они все более и более становятся (или вынуждены становиться) мускулами, проводящими решения правительства в жизнь. По крайней мере они проверяют и контролируют большую часть работы тех, кто действительно управляет. Границы между тем, что традиционно считается прерогативой судов и что — нет, кажется, исчезают. Области жизни, которые в прошлом были вне рамок деятельности судов, больше не сопротивляются их интервенции.

Мы наблюдаем постоянные признаки эволюции. Газеты сообщают о крайних случаях. Например, один мужчина угрожал преследованием по суду молодой женщине, поскольку она не пришла к нему на свидание. Еще один мужчина пытался судиться со своими собственными матерью и отцом, поскольку они с ним «плохо обращались». Они плохо выполняли свою работу по его воспитанию, говорил он, и вызвали в нем психологический надлом. Выпускник Йельского университета, будучи не в духе по какому-то поводу, пожелал, чтобы федеральный суд вычеркнул его имя из йельских документов. Согласно статье в одном популярном журнале, которую мы уже цитировали ранее, родители девятилетней девочки в Индиане подали в суд, поскольку она не нашла никаких сюрпризов в коробке с крекерами.

Как правило, суды не принимают к производству подобные дела. Но они являются странными уродцами; прежде всего именно поэтому о них и пишут газеты. Они иллюстрируют один довольно важный момент: почти все сегодня может вы-

литься в судебное дело. Не осталось ни одной девственно чистой от судебных тяжб области жизни. Суды монотонно принимают решения о внутренних делах фабрик, больниц, школ и тюрем — решения по предметам, немыслимым в качестве основы для судебного процесса еще век назад, когда эти предметы являлись «частными» и были вне досягаемости права или находились в рамках ничем не ограниченных полномочий правительственных чиновников.

Суды вмешиваются даже в семейные дела. В одном из дел в 1972 году четырнадцатилетняя девочка из Миннесоты подала на своих родителей в суд по делам несовершеннолетних. Ее родители сели в лодку и намеревались отправиться вместе со своей дочерью в кругосветное путешествие. Девочка же, Ли Энн, хотела остаться дома со своими друзьями. Она обратилась в суд и одержала частичную победу. Судья по делам несовершеннолетних разрешил ей остаться дома под опекой ее тети.

Этот пример является весьма поразительным, прискорбным и, возможно, даже тревожным фактом. Мы можем понять, почему многие люди расценили дело Ли Энн как недопустимое вмешательство в семейные дела. Но было бы несправедливым сводить все только к одному суду. Прежде всего едва ли найдется какая-либо область жизни, которая осталась вне сферы деятельности правительства. Чем больше делает правительство, тем больше мы нуждаемся в контроле за его деятельностью. В большинстве стран, правительство слишком велико, слишком могущественно, слишком всепроникающе. Обычный средний гражданин не имеет возможности получить компенсацию или даже добиться слушания. В этом смысле не существует значительного судебного надзора за деятельностью правительства в России, или на Кубе, или в Чили. Правосудие бессильно против воли режима.

Суды в Соединенных Штатах, несмотря на все их недостатки, дают людям по крайней мере некоторый вполне реальный способ для исправления несправедливостей, допущенных правительством и отдельными центрами власти. Имеются, конечно, и другие демократические страны, в которых суды, однако, довольно бездеятельны. Возможно, некоторые из них используют другие методы контроля за деятельностью государства. Но суды являются частью нашей системы контроля, удовлетворяющей нашим нуждам и традициям.

Регулярные суды, возможно, являются слишком дорогими и формальными для обычных дел и для повседневных конфликтов. Но они хорошо приспособлены для рассмотрения больших дел, групповых исков, классовых действий. Что касается мелких дел, нам действительно необходимы свежие идеи и новые институты;

нам нужны дебаты и исследования об урегулировании споров, процедурах рассмотрения жалоб, доступности права. Идеи носятся в воздухе; некоторые из них достигли стадии рассмотрения, мы становимся свидетелями некоторых подобных примеров. Несомненно, нас ждут перемены.

ОБЩЕСТВО НЕЗНАКОМЦЕВ

Общество, подобное нашему, является обществом, в котором все взаимосвязано. Все мы находимся в одной лодке. Вообразите, например, экстремальный случай — семью первопереселенцев 19 века, семью, живущую во многих милях от ближайшего соседа, семью, которая имеет свой собственный дом, выращивает свою собственную пищу, ткет свою собственную одежду. Родители сами учат своих детей, сами устраивают себе развлечения, действуют в качестве докторов, дантистов, парикмахеров, нянь — делают всё, играют всевозможные роли.

Это экстремальный случай, и он был редок даже в прошлом. Но он подчеркивает, насколько наш теперешний образ жизни отличается от того. Америка 1980-х годов очень далеко ушла от этих пионеров. Ее образ жизни далеко отстоит от образа жизни первобытного общества, где управляет обычай, где жизнь

привязана к крошечному поселению и нескольким милям окрестного леса. Жизнь такого поселения является жизнью так называемой примитивной группы, натуральной культуры. Каждый мужчина, женщина и ребенок связаны кровными, или брачными, или клановыми узами с каждым, кто что-то значит для этого человека. Аналогично на острове Тристан-да-Кунья первичная группа являлась единственно возможной группой. В нашем обществе, однако, несмотря на то что мы также глубоко зависимы друг от друга, как и люди любой племенной культуры, большинство звеньев в цепи зависимости представляют незнакомые нам люди, а отнюдь не родственники или друзья.

Короче говоря, мы являемся «нацией незнакомцев», страной, где величайшее число потенциальных злоупотреблений происходит между людьми, незнакомыми друг с другом. Мы работаем на большие компании. Мы получаем готовую пищу и одежду. Незнакомцы защищают нас, как полиция, или угрожают нам, как преступники, когда мы ходим по улицам. Незнакомцы тушат пожары. Незнакомцы учат наших детей, строят наши дома, инвестируют наши деньги. Незнакомцы по радио, или телевидению, или через газеты снабжают нас новостями со всего света. Когда мы путешествуем на автобусе или самолете, наши жизни находятся в руках незнакомцев. Если мы заболеваем и попадаем в больницы, незнакомцы разрезают наши тела, моют нас, ухаживают за нами, убивают нас или лечат нас. Когда мы умираем, незнакомцы закапывают нас в землю.

Мы принимаем все это. Мы привыкли к этому. Окружающие нас незнакомцы являются неотъемлемой частью нашей среды обитания. Граница между интимной жизнью и неперсонифицированной общественной жизнью становится почти неразличимой. Незнакомцы вторгаются даже в самые интимные, потаенные уголки нашей жизни. Любовь, секс, брак также не имеют к этому иммунитета. Работники социальных служб, психиатры, брачные юристы — имеются тысячи «экспертов» в этих делах; и мы, с нашими многочисленными заботами, положительно относимся к их существованию. Иногда, в экстремальных случаях, мы даже бываем вынуждены идти к ним. Все более и более технический, профессиональный бюрократический мир прокладывает свою дорогу в области, бывшие до сих пор священными областями частной жизни человека.

Однако это не означает, что сокращается пространство для нас как для личностей, что мы имеем меньший диапазон для проведения экспериментов в нашей жизни или что больше нарушаются границы нашей частной жизни. Как раз наоборот. Вероятно, сейчас для личной автономии самое лучшее время, которое когда-либо было в нашей истории; ее гораздо больше, чем в прежнем обществе, чье существование было жестко ограничено потребностями выживания. Добывание пищи, поддержание тепла и сохранение жизни отнимали почти всю энергию. Сегодня для средней личности имеется гораздо большее число удовольствий и возможностей. Но границы между тем, что предположительно является частным и личным, а что — нет, не несут в себе больше того смысла, который был заложен в них раньше.

А право развивается все дальше, следуя в своем развитии жизни, в соответствии с этими общественными фактами и в 1980-е годы ни одна из областей не была столь интимной, личной или частной, чтобы быть свободной от всепроникающих глаз права. А, собственно говоря, почему бы и нет? Обычай — это то, что мы называем нормами, регулирующими непосредственные взаимоотношения;

право — это слово, означающее нормы, регулирующие отношения незнакомцев. Когда нормы традиций разрушены, общество обращается к закону. И это центральный тезис данной книги. Маленькое общество, племя, крошечный остров могут продолжать развиваться год за годом на базе общих норм, невысказываемых разрешений, правил поведения, являющихся священными вследствие существующих традиций. Наше общество не может себе позволить этого. Американцы придерживаются многих общих идей, но этого недостаточно для автоматического управ-

ления. Страна все-таки слишком велика. Нам нужны (или мы только так думаем) формальные, структурированные способы управления нами. Это и означает — законы.

Несомненно, многое было приобретено и многое потеряно в общественном устройстве, построенном таким образом. Здесь не место взвешивать и изучать приобретения и потери в деталях. Некоторые экономисты утверждают, что регулируемая экономика менее эффективна во всех отношениях, чем свободная, полностью приводимая в движение «невидимой рукой». С другой стороны, почти каждый соглашается, что более справедливое, более равное — или безопасное и здоровое — общество требует в некоторой степени контроля. Мы должны иметь полицию. Большинство из нас хочет гораздо более сильного правления;

а небольшие группы слева верят в почти что тотальный коллективный контроль. Где провести черту — это предмет постоянных политических дебатов; это повод для одного из самых крупных расколов в демократическом обществе.

В сложном современном мире свобода не обязательно означает отсутствие всякого контроля со стороны правительства. Парадоксально, но право, возможно, является необходимым условием для увеличения свободы. Когда воздух, которым люди дышат, свеж и чист, ничего больше не надо. Воды текут чистыми и прозрачными, кажется, что не будет конца этой жизни, деревьям, территориям или газу, нефти и углю. Эти времена прошли. Автомобиль дал не только свободу, но также породил новые нормы. Суды создали или расширили многие права, чтобы обеспечить контрбаланс сил большого правительства, большого бизнеса, больших союзов. Постоянное противоречие между свободой и контролем всегда было, есть и будет. Но не существует путей, уводящих от взаимозависимости;

люди в этой стране связаны вместе естественными узами и навсегда. Нужда в праве продолжает оставаться огромной.

Специфическую роль судов в нашем обществе трудно предсказать. Будущее, как всегда, туманно. Та особая работа, которую суды выполняют сейчас, может измениться. Ничто не запечатлено в камне. Некоторые из нынешних тенденций — широкомасштабное использование судебного контроля, например, — вероятно, будут простираться в грядущие годы так далеко, насколько хватает взгляда. Определенно в целом потребность в этом не пропадает. Если и не суды, то какие-нибудь другие учреждения возьмут на себя эти функции в том или ином отношении.

Право — это продукт общества. Общество не проявляет признаков возвращения к простым обычаям минувших времен или продвижения к государству утопического совершенства, в котором бы не было нужды в правительстве. Следовательно, мы может ожидать, что право, правовой процесс и правовая система в Соединенных Штатах будут продолжать занимать свое центральное место. Возможно, роль права будет расти, а возможно, нет; но она не будет сжиматься и не завянет. И юридическая система будет продолжать изменяться так и этак — в соответствии с социальными переменами. Суды могут измениться немного (или значительно) в своей работе; налоги могут вырасти или упасть; правительство может вторгнуться в одну область и отвести свои «войска» из другой. Но, несмотря на громадные перемены в нашем образе жизни, право пойдет за нами так далеко, насколько хватает взгляда — оно важнейший участник нашей жизни.

ДОКУМЕНТЫ

В настоящей книге мы уже рассматривали многие различные виды закона и различные источники права. Этот краткий сборник документов служит иллюстрацией для некоторых наиболее важных источников права, таких, как конституции, законодательство, административные уложения и прецедентное право.

В нашей правовой системе федеральная Конституция является верховным законом страны. Она стоит выше любых других источников права. Никакой закон штата или федеральный закон, никакое постановление, принятое на уровне городских властей, а также никакое административное уложение не имеют юридической силы, если они противоречат федеральной Конституции. Естественно, существуют также конституции штатов, и им принадлежит последнее слово в том, что касается местных вопросов, находящихся в ведении штатов.

Документы, содержащиеся в части I, начинаются с выдержек из федеральной Конституции, которые имеют особое отношение к материалу, содержащемуся в настоящей книге. Приводимая небольшая выдержка из конституции штата Орегон служит иллюстрацией конституционного права этого штата. В выбранном разделе обсуждаются вопросы, связанные с законотворчеством посредством внесения инициативы или через референдум, то есть источники права, которые неизвестны федеральной Конституции, такие, как запрещение, относящееся к «местным» и «специальным» законам.

Термин «законодательство» включает в себя широкий круг деятельности. Документы, содержащиеся в части II, дают некоторое представление об этом круге. Закон Шермана, являющийся законодательным актом и имеющий большое историческое и экономическое значение, по своей форме представляется довольно-таки общим и сжатым. В нем излагается несколько основных принципов, но из него совершенно выпадают вопросы, связанные с толкованием и применением на практике. Краткая выдержка из федерального Закона о продовольственных товарах, медикаментах и косметике с его смешением принципа широкого подхода и мельчайших деталей показывает, как может выглядеть современное регулирующее право. Раздел VII Закона о гражданских правах 1964 года по своему стилю похож на него и показывает, насколько глубоко федеральное право пронизало области жизни, которые при прежних поколениях пользовались иммунитетом от федерального регулирования. В часть II также вошли два примера из законодательства штатов. Закон штата Айдахо представляет собой типичное компенсационное право работников. Компенсация, выплачиваемая работникам, заменила собой прежнюю систему, при которой несчастные случаи, происходившие на работе, рассматривались путем возбуждения частных исков. В настоящее время система, применяемая в штате Айдахо, а также других штатах, представляет собой детально разрабо-

танный, подробный и в высшей степени «зарегулированный» правовой свод. Краткая выдержка из калифорнийского закона, принятого департаментом по борьбе с вредителями растений, является еще одним примером такой общей и важной формы законодательства штатов, как профессиональное лицензирование.

В части III рассматривается административный процесс. Основной темой является то, каким образом административные органы заполняют пробелы в статутном праве с помощью издания правил и постановлений. Три приведенных примера были взяты из правил, установленных федеральным управлением пищевых продуктов и медикаментов, комиссией по обеспечению равных возможностей при найме и калифорнийским департаментом по борьбе с вредителями растений. Данные примеры имеют самое непосредственное отношение к законам, включенным в часть II.

Конечно, в нашей правовой системе суды играют одну из ключевых ролей в толковании законов, что на практике означает законотворчество. В части IV приводятся четыре дела, и каждое из них по-своему иллюстрирует данную проблему. В деле Браун против Департамента образования, нашумевшем деле, связанном с десегрегацией школ, Верховный суд Соединенных Штатов смело сформулировал в вынесенном им решении политику, что, возможно, является наиболее важным решением, когда-либо вынесенным этим органом. Дело Брауна также служит примером судебного надзора, когда Верховный суд отмел в сторону десятки законов штатов и постановлений муниципальных органов, которые требовали сохранения сегрегированных школ, на том основании, что федеральная Конституция поставила такую сегрегацию вне закона.

В деле Дотард против Ролинсон Верховный суд сформулировал политику в несколько ином контексте. Это дело представляло собой сложную проблему дискриминации по признаку пола. С формальной точки зрения задача заключалась в толковании политики, изложенной в разделе VII Закона о гражданских правах 1964 года. В деле Луи против Бамбу Гарденз перед Верховным судом штата Айдахо внешне стояла сходная задача в отношении широкого принципа, сформулированного в законе штата Айдахо о компенсации работникам. Однако факты, приводимые по этому делу, усложняли ситуацию, так как это была ситуация, граничащая со статутной политикой. Решение, вынесенное судом, может истолковываться как превышение полномочий, как вынесение принципов ответственности за рамки текста закона. И наконец, дело Марвин против Марвина, нашумевшее калифорнийское дело о «палимонии», которое анализировалось в главе 14, показывает, как суды реагируют на меняющиеся нравы и обстановку в тех областях, в которых нет закона или конституционного мандата, которые были бы для них обязательными или которыми они могли бы руководствоваться.

⇐ Предыдущая40414243444546474849Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: