Итог подчинения - социальная и экономическая реорганизация деревни

Ш. Мерль

В момент нападения Германии в 1941 г. Советский Союз, несмотря на бесспорные успехи в индустриализации, все еще следует рассматривать как в значительной мере аграрное государство. Большинство населения жило в деревне, и большая часть трудоспособных людей (54%) работала в сельском хозяйстве. Вклад сельского хозяйства в валовой общественный продукт невозможно точно определить в связи с крайним искажением цен: цены на промышленные товары были завышенными, а цены на аграрную продукцию были значительно ниже производственных затрат; но, вероятно, до 1941 г. он составлял минимум 20-25% [1]. Поэтому вопрос о том, каков был итог подчинения деревни и крестьян спустя десять лет после принудительной коллективизации, имеет большое значение для интерпретации общей системы "сталинизма". Если иметь в виду значительную стагнацию аграрного производства, то появляется соблазн считать этот итог крайне отрицательным. Только учет специфических для системы политико-идеологических критериев может, по крайней мере, с государственной точки зрения, улучшить общую картину. В плане социально-экономического развития рубеж второй мировой войны представляется для СССР не столь существенным. Хотя вполне законно задать вопрос, насколько успешным было преодоление "вековой отсталости" за десятилетие, которое, по прогнозам Сталина 1931 года, имелось в распоряжении Советского Союза [2], тем не менее следует четко указать на то, что для сталинской системы 1941 год, год нападения немцев, не является переломным моментом; несмотря на частичную либерализацию, основополагающего изменения системы не произошло. После победоносного окончания Второй мировой войны на аннексированных территориях коллективизация, как и отчасти необходимая повторная коллективизация, проводилась по тому же образцу, что и принудительная коллективизация в начале 1930-х годов; никакого "извлечения уроков" при этом не видно. Как в отношении развития производства, так и в том, что касается человеческих страданий, возникли те же самые роковые последствия. Только смерть Сталина в 1953 г. явилась отчетливым поворотным моментом, который особенно явно виден как в области аграрной политики, так и в отношении изменения условий жизни [3].

Колхозная система, о которой прежде всего идет речь в дальнейшем, - это специфическое явление сталинизма. Она была ответом на голод 1932-33 гг. и окончилась проведенным по инициативе Хрущева принудительным укрупнением колхозов, отдельных населенных пунктов путем их объединения в начале 1950-х годов [4]. Колхозы, возникшие в начале 1930-х годов, только условно можно рассматривать как аграрные предприятия, они были еще относительно небольшими, так что члены колхоза были, как правило, знакомы друг с другом. Совхозы при Сталине играли только ограниченную роль и располагали всего 10 процентами посевной площади. В середине 1930-х гг. некоторые из них были распущены, а их земля была передана колхозам. Колхоз согласно советской пропаганде основывался на "коллективной собственности". Но эта якобы третья форма собственности между частной и государственной собственностью была чистой фикцией, которая служила прежде всего для того, чтобы замаскировать неполную оплату труда колхозников. Все важные решения о руководстве предприятием, организации производства и распоряжении продукцией принимались государственными учреждениями, собрание колхозников могло в лучшем случае выразить свое одобрение. Права собственности на землю также находились в руках государства, тем самым, коллективная собственность служила только предлогом, чтобы не платить колхозникам заработную плату, как рабочим и служащим, а разрешить им только в значительной мере фиктивное "участие в прибыли" на основе отработанных "трудодней". Можно лишь с оговоркой использовать оценки колхозной системы, высказанные в Советском Союзе непосредственно после смерти Сталина. В первую очередь Хрущев еще осенью 1953 г. открыто критиковал прежнюю аграрную политику и беспощадно показал ее губительные последствия. Очевидно, партийные руководители, находившиеся рядом со Сталиным, очень хорошо осознавали определенные слабости системы, строящейся на терроре и отказе от рационального потребления. Но даже в непосредственном окружении Сталина, очевидно, было невозможно высказывать возражения и критику. Со смертью Сталина условия в сельском хозяйстве коренным образом изменились. Образованные в то время крупные колхозы объединяли несколько населенных пунктов, и существовавшие прежде тесные связи колхозников друг с другом были утрачены. Поэтому все, что будет высказано в дальнейшем, относится только к периоду до 1953 г. Коренное повышение доходов и улучшение социальной защищенности колхозников, основывающееся на значительном субсидировании сельского хозяйства государством, было начато при Хрущеве и достигнуто при Брежневе. Но если и после этого аграрная политика не достигла успеха, то причины этого были существенно иными, чем при Сталине [5]. В дальнейшем я хотел бы, прежде всего, рассмотреть следующие вопросы: Удалось ли стабилизировать ситуацию в деревне после коллективизации и упрочить новую производственную структуру, колхоз? В чем заключается значение террора для сельского хозяйства, служил ли он подавлению крестьянских восстаний? Удалось ли достичь главной цели коллективизации: улучшить трансферт труда и капитала из сельского хозяйства в промышленность? Обеспечивала ли колхозная система снабжение продовольствием рабочих, а во время Второй мировой войны - всего населения, лучше, чем до этого мелкое крестьянское сельское хозяйство? Как изменились условия жизни крестьянского населения? Продолжало ли существовать что-то вроде социальной дифференциации? Способствовала ли коллективизация тому, чтобы уменьшить отсталость русского аграрного сектора и дать старт процессу модернизации? Могут ли недавно возникшие крупные аграрные предприятия рассматриваться как современные формы производства?