Крестьяне и колхозная система

Поскольку в экономическим смысле колхоз так и не укрепился как форма организации производства, перелом, который представляла собой коллективизация по сравнению с крестьянским сельским хозяйством, также нужно рассматривать как относительный. Принудительная коллективизация ни в коем случае не принесла полного и окончательного устранения частного производства в сельском хозяйстве. Компромисс 1932-33 г. придавал приусадебным участкам первостепенное значение для обеспечения выживания колхозников и получения ими денежного дохода. Поскольку колхозники должны были платить за приусадебный участок твердую сумму налога, польза, которую извлекала отдельная семья колхозников из приусадебного участка, зависела от ее собственных усилий. Можно сказать, что обложение таким налогом давало стимул к усилению частной инициативы, хотя нельзя не заметить, что она была поставлена в узкие рамки, поскольку расширение площади приусадебного участка было запрещено и работа на приусадебном участке не должна была преобладать над подневольным трудом в колхозе. Благодаря этой налоговой политике пользование приусадебными участками между 1933 и 1938 гг. в значительно большей мере, чем работа в колхозе, было основой социальной дифференциации колхозников. По размерам она, вероятно, превосходила дифференциацию крестьянских хозяйств в 1920-е годы. "Бедность" в колхозной деревне больше не считалась признаком особенно чистых пролетарских взглядов, как это было перед коллективизацией, и тем самым подтверждением, что бедняк - это верный союзник рабочего класса; наоборот, она осуждалась как признак "лени". При этом режим не беспокоило то, что бедность была уделом, прежде всего, многодетных семей и старых людей. Только борьба за сокращение норм приусадебных участков с 1939 г. и переход к прогрессивному налогообложению доходов с них при удвоении обязательных поставок снова значительно ограничили эту частную инициативу [32].

Колхозная система законсервировала и крестьянскую семью. Как правило, величина колхозов, которые преимущественно были "колхозами одного населенного пункта", способствовала тому, что в них в ограниченной мере могли сохраниться традиции, унаследованные от крестьянских общин. Обратим внимание на позицию колхозного собрания. Колхозники использовали право собираться вместе - по созыву сверху и в присутствии уполномоченных вышестоящего партийного комитета, -чтобы по крайней мере частично отстаивать свои интересы. В той мере, в какой крестьяне понимали правила игры, они могли использовать их себе на пользу. Так, путем целенаправленных совместных действий возможно было избавиться от ненавистного председателя колхоза, выдав его на расправу органам государственного контроля. Намеки на нарушение обязательных поставок и сокрытие аграрной продукции руководством колхоза, как правило, приводили к тому, что вмешивались представители властей. Обвиняя председателя колхоза в нарушении государственных интересов, колхозники могли добиться его освобождения от должности [33]. Но крестьяне оставались бессильными, чтобы повлиять на выбор преемника и поэтому не могли препятствовать тому, чтобы им послали еще худшего председателя. Таким образом, собрание колхозников с оговоркой можно считать инструментом крестьянской самоорганизации. Отношение колхозников к труду в значительной мере определялось системой распределения доходов в колхозе. Оно осуществлялось по принципу распределения доходов в конце года в соответствии с числом отработанных трудодней. При этом каждый рабочий день давал определенное число трудодней в зависимости от значения и объема проделанной работы. Но на деле "распределение доходов" не функционировало, поскольку в конце года после выполнения обязательств по отношению к государству у колхоза не оставалось ни продукции, ни денежных средств, тем самым основное значение приобретала выдача зерна во время молотьбы, задуманная только как предварительная оплата. Только за трудодни, отработанные до этого момента, действительно получали натуральную оплату. Трудодни после этого момента оказывались бесполезными "палочками". Колхозники это быстро поняли и с учетом этого аспекта оптимизировали свой труд в колхозном производстве. В работе поздней осенью, после выдачи аванса, они были заинтересованы очень мало. Поэтому колхозы часто вынуждены были нанимать наемных работников их соседних колхозов, работу которых разрешалось оплачивать деньгами [34]. Коллективизация сильно повлияла на социальную иерархию сельского общества. До этого социальный статус зависел прежде всего от успехов в сельскохозяйственном производстве. Лучший хозяин, "кулак", занимал доминирующее положение. Прежний деревенский верхний слой в начале 1930-х годов в значительной мере исчез из-за депортации и расстрелов. Новые господа, которые нередко ничего не понимали в аграрном производстве, часто назначались председателями колхозов извне районным партийным комитетом. Только председатель сельсовета, а также остальные руководящие лица колхоза, счетовод, бригадиры полеводческих бригад и руководители животноводческих звеньев, как правило, набирались из соответствующего населенного пункта. Все колхозники, включая и руководящую верхушку колхоза, если председатель не был направленным в деревню рабочим, по социальному положению были колхозниками. Таким образом, они имели только ограниченные гражданские права и не получали регулярной заработной платы [35].

Новая назначенная государством деревенская верхушка имела явно другой профиль занятости. Речь всегда шла о руководящих, контрольных, административных постах, то есть о деятельности служащих. С этим была связана переоценка отдельных трудовых процессов. За эти посты в колхозе дрались, прежде всего, мужчины наиболее трудоспособного возраста. Такая работа гарантировала мало физического напряжения, но приносила практически за каждый календарный день определенное число трудодней. Собственно производительный труд был теперь занятием для нижестоящих: подрастающего поколения, стариков и женщин. За год он приносил исключительно мало трудодней [36]. Сравнительно привилегированное положение занимали "механизаторы", трактористы и комбайнеры. Трактористы работали в статусе колхозников, то есть без гарантированного ежемесячного заработка. Государство предписывало только минимальное число отработанных ими трудодней и обязывало колхозы к оплате из своих ограниченных средств. Это положение сначала касалось и комбайнеров. Но в связи с высокой стоимостью их подготовки и для предотвращения текучести кадров их, как постоянных работников МТС, включили в списки получающих государственную зарплату [31].

Так складывалась новая иерархия, места в которой занимали в большинстве женатые мужчины. Отчасти это объясняется старыми патриархальными воззрениями. Но настоящий социальный рост для колхозников был закрыт, если только они не вырывались из сельской среды и не уезжали в город.

6. Модернизация сельского хозяйства и преодоление отсталости

Разработанные в связи с коллективизацией проекты реорганизации объектов сельского хозяйства в крупные предприятия на базе современной техники имели целью ее оптимальное использование на немыслимых ранее больших площадях в десятки тысяч гектаров. В этот момент также впервые стали обсуждать идею создания "агрогородов", которую затем вновь подхватил Хрущев. Среди проектов, обсуждавшихся в момент коллективизации зимой 1929-30 гг., особого внимания заслуживают предложения создать "агропромышленные комбинаты". В отличие от тракторных колонн, с помощью которых достигалась только механизация производства зерна, они предусматривали переход к действительно крупным сплошь структурированным предприятиям, которые должны были включать также животноводство и технические культуры. Но, прежде всего, они должны быть связаны с предприятиями перерабатывающей промышленности, чтобы лучше использовать до сих пор не полностью востребованный потенциал рабочей силы. Никулихин, позднее директор института экономики сельского хозяйства в Воронеже, описывал агропромышленные комбинаты как сельскохозяйственные предприятия по типу фабрик, механизирующие аграрное производство на всех ступенях. Они должны были сбывать только переработанную продукцию и специализироваться на определенных отраслях производства. Он считал оптимальной площадь 100000 гектар, причем 5000 комбинатов, необходимых для всей территории Советского Союза, должны были объединять соответственно большое число колхозов, совхозов и машинно-тракторных станций [38]. Даже создание отдельных подобных образцовых предприятий в ситуации явного недостатка аграрной техники и необходимости концентрации имеющихся инвестиционных средств в промышленности было утопией. Колхозы-гиганты, возникшие на бумаге зимой 1929-30 гг., оказались не существующими реально организациями и весной 1930 г. исчезли из-за распада на крестьянские хозяйства. Обычный колхоз начала 1930-х годов имел мало общего с такими представлениями и являл собой предприятие, организованное на базе инвентаря мелких крестьян и тягловых лошадей, которое, как правило, охватывало только один населенный пункт и имело среднюю пахотную площадь около 400 гектаров. Попыток связать с этими колхозами переработку аграрной продукции на практике не было. Пищевая промышленность, как и помол зерна, оставались монополией государства. Аграрным предприятиям было строго запрещено всякое производство несельскохозяйственных товаров для рынка, а также проведение транспортных работ для третьих сторон [39].

При Сталине не было попыток лучше использовать в перерабатывающей промышленности большой сезонный избыток рабочей силы, вызванный концентрацией на растениеводстве. Фактически государство препятствовало всему, что позволило бы стабилизировать аграрные предприятия благодаря солидному экономическому фундаменту. Это касалось даже введения систем севооборота, которые подходили для предприятий и могли вызвать существенное повышение урожайности на гектар. Правда, в середине 1930-х годов для многих колхозов были разработаны научно обоснованные севообороты, но их введение в практику решительно пресекалось, поскольку они противоречили предписанным государствам посевным площадям, и каждому председателю колхоза в этом случае грозил арест и отправка в лагеря как "злонамеренному саботажнику" государственного посевного плана. Любой улучшенный севооборот вел к сокращению площади, засеянной зерном [40].

Таким образом, потребность государства все контролировать непосредственно вредила экономической стабилизации колхозов. Это еще обострялось из-за цен, которые диктовались государством. Если колхоз получал за свою продукцию, которую он должен был поставлять государству, значительно меньше, чем составляли "затраты" на производство, то это означало вынужденное производство с убытками, что лишало предприятия возможности создать собственный инвестиционный фонд, с помощью которого можно было провести расширение производства и важные строительные работы. Так, включение животноводства в колхозное хозяйство требовало инвестиций в строительство. Поскольку государственная ценовая политика увеличивала убытки колхоза при расширении производства, введение новых отраслей производства или рост животноводства не были в интересах колхоза. Кроме того, сбалансированному включению всех отраслей сельскохозяйственного производства препятствовал компромисс 1932-33 годов. Колхоз оставался предприятием, в значительной мере ограниченным растениеводством; производство продукции животноводства, как правило, было незначительным. Сбыт на "колхозном рынке" по свободным ценам для колхозов был закрыт, поскольку они должны были сдавать всю свою продукцию государству в форме обязательных поставок или по низким государственным закупочным ценам. Следовательно, преимущества крупного производства в советском сельском хозяйстве при Сталине не могли проявиться. Освобождение рабочей силы и снижение расходов благодаря применению техники было невозможно, поскольку количество рабочей силы было задано колхозу числом людей, проживавших в соответствующем населенном пункте. Предприятие должно было хозяйствовать с этим числом рабочей силы, что не имело отношения к направлению производства. Все мероприятия, которые способствовали лучшей занятости рабочей силы, были запрещены предприятию государственной командной системой. Поскольку колхоз при Сталине функционировал, прежде всего, как инструмент административного контроля государства над аграрным производством, не удивительно, что от председателя колхоза не требовалось специальных сельскохозяйственных или экономических знаний. Руководитель предприятия представлял государственную власть и должен был действовать как таковой. Механизация сельского хозяйства при Сталине, по-видимому, приобрела сенсационный размер. В начале 1930-х годов резко возросло число тракторов, а затем с середины 1930-х годов - и число комбайнов. Благодаря американской технике в Россию были привнесены самые современные технологии. Нигде в Европе в начале 1940-х годов отдельные рабочие процессы в производстве зерна, такие как пахота и уборка урожая, не были механизированы так широко, как в Советском Союзе. И все же это не может рассматриваться как подлинный признак прогресса. Применение тракторов было вынужденным в связи с уничтожением значительной части поголовья лошадей. Поскольку до 1941 г. не удалось заменить уничтоженную тягловую рабочую силу, оно даже не увеличило мощность сельского хозяйства. В связи с ситуацией постоянного дефицита замедление поставки новых тракторов сельскому хозяйству после 1937 г. вызвало проблемы. Степень износа подвергавшихся чрезмерной нагрузке тракторов была так велика, что они все чаще выходили из строя [41]. Применение комбайнов вообще служило в первую очередь государственным интересам экспроприации колхозной продукции. Поскольку зерно прямо с колхозных полей можно было транспортировать в государственные бункеры, минуя колхозные амбары, колхозы теряли всякий доступ к своей продукции. Вооруженные сторожа, охранявшие ночью поля, на которых созрел урожай, олицетворяли состояние осады в период урожая. В целом из-за отделения приусадебного и колхозного производства колхозная система консервировала примитивные формы аграрной техники. Сам колхоз для собственных потребностей располагал только лошадьми. На многих работах, также в трудовых звеньях, при выращивании технических культур преобладал ручной труд. Попыток облегчить тяжелую работу на конюшне и т.д., выполнявшуюся преимущественно женщинами, в отличие от нацистской Германии не наблюдалось. Это показывает, что в Советском Союзе механизация скорее была инструментом для осуществления государственного контроля, чем для модернизации сельского хозяйства. Напротив, в Германии потребность в механизации была вызвана непрекращающимся оттоком рабочих, чью рабочую силу нужно было заменить техникой [42].