Вклад сельского хозяйства в индустриализацию и снабжение продовольствием

Большевики всегда стремились к прямому контролю над аграрным производством с исключением рыночных отношений. Коллективизация должна была способствовать тому, чтобы наконец реализовать это представление. После того как произвольное распоряжение излишками аграрной продукции оказалось непригодным для того, чтобы стабилизировать аграрное производство, колхозная система гарантировала государству почти неограниченный доступ к продукции колхозов. Государственные посевные планы, которые составлялись ежегодно и имели характер законов, во всех деталях предписывали аграрным предприятиям и колхозникам, как они должны использовать свои площади и какие культуры выращивать. Затем на основе этих планов рассчитывались объемы обязательных поставок. Правда, разрешалось возделывать больше площади, но ни в коем случае не меньше. Недовыполнение посевных планов расценивалось как преступление против государства, но ни в коем случае не освобождало от обязательных поставок с невозделанных площадей. Аграрную продукцию, которую требовало государство, оно получало якобы в форме натурального плана, при этом ему не надо было расходовать на это значительных финансовых средств. Цены на продукцию, установленные для обязательных поставок, имели скорее символический характер и после сильной инфляции в начале 1930-х годов были значительно ниже реальных производственных расходов. Эта система гарантировала государству очень высокую долю продукции по сравнению с новой экономической политикой; она составляла для технических культур почти 100 %, для зерна (включая натуральную оплату МТС) примерно 40-50% [21]. Правда, это значение для зерна можно считать высоким, только если учитывать урожайность на гектар. При Сталине с советских полей еще снимался урожай, едва ли превышавший количество посеянного зерна больше, чем в четыре раза, что соответствовало урожайности, которая регистрировалась в Европе в раннее новое время перед началом индустриализации. Колхозная система консервировала отсталость; это нужно рассматривать как главную причину того, что количество зерна, имевшееся в распоряжении государства, даже не удовлетворяло полностью внутреннюю потребность (ср. ниже), хотя в абсолютных цифрах оно было в два-три раза больше объема зерна, заготовлявшегося государством в середине 1920-х годов. Но при этом следует учитывать, что в то время немалая часть населения снабжала себя зерном через местные рынки. Рост объема зерна, заготовленного государством, кажется менее впечатляющим и в том случае, если учитывать перемещение населения из села в города и резкое сокращение поголовья лошадей. Из-за сокращения продуктов переработки потребность в зерновых продуктах на душу населения для достаточного питания также была выше.

Тем самым отчетливо проявлялись недостатки колхозной системы. Она не давала аграрным предприятиям стимула к расширению производства по сравнению с государственными обязательствами и этим неизбежно консервировала низкие значения производства. Правда, колхозная система была в состоянии обеспечить государству сравнительно высокую долю продукции растениеводства. Но поскольку она одновременно препятствовала росту урожайности, в абсолютных цифрах государство получало в руки только жалкое количество аграрной продукции. Расширению животноводства препятствовало также то, что государство оставляло колхозам слишком мало зерна на корм скоту. Можно предположить, что связь между недостаточной оплатой аграрной продукции и стагнацией производства была неизвестна государственному и партийному аппарату. Но об этом не могло быть и речи, как показывает пример с производством хлопка. После прекращения импорта в начале 1930-х годов текстильная промышленность полностью зависела от внутреннего производства хлопка, так что приоритетным был рост производства в Средней Азии. Поскольку колхозы, перешедшие на производство хлопка, зависели от подвоза продовольствия, который часто не удавался, несмотря на гарантию государства, а цены на хлопок из-за инфляции упали ниже производственных затрат, производство хлопка стагнировало, при том, что посевные площади расширялись. В 1935 г. государство приняло решение действовать. Так, с этого момента оно в полном объеме несло расходы на оросительные проекты, а также готово было создать материальный стимул для колхозников, работающих в колхозах, производящих хлопок. Цены на хлопок были значительно подняты, это были единственные закупочные цены, покрывавшие производственные расходы. Только в хлопководческих колхозах колхозники получали высокую денежную оплату за свой труд, так что они могли снабжать себя продуктами, покупая их на местных рынках. Это мероприятие немедленно привело к успеху. За короткое время производство хлопка увеличилось вдвое [22]. В связи с этим встает вопрос, почему цены на другую аграрную продукцию не были подняты таким же образом с целью расширения производства. Судя по тому, что известно сегодня из источников, таких соображений не было вообще. Очевидно, для партийного руководства рост производства остальной аграрной продукции был менее важен, чем заинтересованность в получении аграрной продукции от колхозников практически бесплатно. Миллионная масса крестьян считалась дешевым поставщиком аграрной продукции, поскольку - благодаря приусадебным участкам - государство не должно было заботиться об их выживании. Аргументы социального характера при Сталине с 1932 г. не играли роли [23].

Кроме аграрной продукции государство ожидало от сельского хозяйства вклада в индустриализацию в форме перекачки рабочей силы. Во время принудительной коллективизации многие жители деревни буквально спасались бегством; между 1930 и 1932 г. в города устремилось почти 10 млн. человек. Но с кризисом индустриализации и начавшимся бегством из областей, где был голод, бесконтрольному переселению в конце 1932 г. был поставлен заслон введением внутренних паспортов. Колхозники не получили паспортов и тем самым - как раньше крепостные были привязаны к своему клочку земли - были привязаны к своему колхозу. Правда, путем "организованного набора" деревню должно было покидать столько рабочей силы, сколько требовалось в промышленности. Но на практике система функционировала плохо, и полностью устранить рынок в отношении фактора труда не удалось. Для колхозников предлагаемые формы занятости были не слишком привлекательными, поскольку речь шла о сезонных работах, часто в очень тяжелых условиях (лесо- и торфозаготовки и т.д.). Кроме того, колхозное руководство рассматривало всех, кто хотел работать в другом месте, как "дезертиров" и пыталось препятствовать тому, чтобы они покидали колхоз, даже если речь шла о приеме на работу на государственные промышленные предприятия. В сельском хозяйстве происходило сокращение возможностей занятости. Уничтожение половины продуктивных животных, резкое сокращение поголовья лошадей и значительные препятствия дополнительной ремесленной работе крестьян в течение года привели к резкому сокращению потребности в рабочей силе. Лишь сезонно достигался максимум занятости в растениеводстве. В целом избыток сельской рабочей силы, вероятно, был не меньше, чем в середине 1920-х годов и составлял несколько миллионов человек трудоспособного возраста. В конечном итоге решающим эффектом колхозной системы было то, что она препятствовала мобильности рабочей силы.

В отличие от того, что сообщают современные источники, главной проблемой колхозников следует считать недостаток возможностей прибыльной занятости. Обычный колхозник, занятый в растениеводстве, мог быть счастлив, если находил работу в колхозе 150 дней в году [23]. Если колхозы тем не менее жаловались на недостаток рабочей силы, то причинами этого следует считать, с одной стороны, недостаточный стимул к труду, а с другой - создание в принципе излишних руководящих, контрольных и административных постов, из-за которых в особенности мужчины наиболее трудоспособного возраста полностью исключались из участия в полевых работах.

Часто утверждается, что колхозная система обеспечила снабжение населения продовольствием во время Второй мировой войны. Но это верно только относительно. Продукции колхозов на неоккупированных территориях едва хватало, чтобы снабжать армию и некоторые категории привилегированных рабочих. Настоящее объяснение того, что при очень скудных нормах на продовольствие, за исключением трудовых лагерей и окруженных городов, таких как Ленинград, не было массовых смертей среди гражданского населения, заключается именно в том, что война вынудила почти все советское население к частичному или полному самообеспечению незерновыми продуктами, и тем самым вызванное войной кризисное состояние уже за восемь лет до начала войны стало нормальным состоянием. После резкой нехватки продуктов питания в начале 1930-х годов в 1933 г. партия должна была действовать, чтобы избежать массовых смертей. Почти каждая семья вынуждена была сама снабжать себя продуктами питания. Все живущие на селе рабочие и служащие и дополнительно миллионы семей городских рабочих получили небольшие участки земли, которые могли и должны были использоваться на огороды для выращивания картофеля и овощей, а также для содержания мелкого скота. Государство брало на себя обязательство только снабжать эти категории населения хлебом. Промышленные рабочие, как правило, получали и другие продукты, но не в размере потребности. С 1933 г. сельскохозяйственных излишков на экспорт от колхозов, в отличие от прежних мелких крестьянских хозяйств, не ожидалось. Едва ли провал коллективизации можно документировать нагляднее. Городские рабочие и служащие производили не только картофель и капусту. Включая живущих на селе рабочих и служащих, в конце 1930-х годов около 10 млн. семей, не занятых в сельском хозяйстве, имели свои участки. Рабочие и служащие в начале 1941 г. держали около 400000 лошадей, 3,5 млн. коров, 2,7 млн. свиней и 4,8 млн. овец и коз - за которыми после Второй мировой войны закрепилось название "сталинская коровка" [25]. Значение приусадебных участков в снабжении было еще больше. Колхозники вынуждены были продавать на рынке часть продукции, произведенной ими частным образом на приусадебных участках, поскольку им нужны были деньги для оплаты налогов и сборов государству и для приобретения отдельных производимых промышленностью предметов потребления, таких как соль и сахар; колхоз, как правило, не платил им денег и не покрывал потребность в них. Продажа на рынке продуктов животноводства, отчасти также овощей и т. д., являлась для колхозников важнейшим источником денежных доходов. Население, не занятое в сельском хозяйстве, было вынуждено покупать продукты на рынке, поскольку продуктов, полученных через государственную систему распределения, и собственного производства было недостаточно. Преобладающей частью картофеля и значительной частью мяса и молока, которые получало государство, были принудительные поставки с приусадебных участков колхозников. В 1939 г. обязательства по выращиванию картофеля и тем самым его принудительные поставки государству были распространены также на живущих на селе рабочих и служащих, имевших земельные участки. Кроме того, с этого момента они должны были, как и колхозники, сдавать государству молоко и мясо [26]. Из числа лиц, которым вменялись в обязанность принудительные поставки, исключались только представители интеллигенции и ограниченное число партийных и советских функционеров. Таким образом, после коллективизации снабжение населения продовольствием, если не считать зерна, основывалось преимущественно на собственном производстве на садовых и приусадебных участках. Поэтому при недостаточном снабжении хлебом со стороны государства- как затем во время Второй мировой войны -снабжение населения в значительной мере могло обеспечиваться децентрализованно. Таким образом, результатом сталинской аграрной политики следует считать то, что она значительно усилила стратегическое значение частного производства продовольствия, которое, собственно говоря, предполагалось ликвидировать. Если при этом государство вынудило большую часть населения использовать значительную часть приусадебного или садового участка для выращивания картофеля, то это было вполне рационально. Только так можно было получить сравнительно высокий урожай на небольших площадях. Недостаточная способность колхозов кормить советское население в дальнейшем должна была поставить их существование под вопрос. Даже неустойчивое равновесие, которое было достигнуто в положении со снабжением после учреждения колхозной системы благодаря компромиссу 1932-33 г., партийное руководство еще раз поставило под угрозу в 1939 г. С атаки на колхозников, которые якобы расширили свои приусадебные участки свыше допустимого размера, началось сокращение площади приусадебных участков. Действительно, в некоторых местах колхозники присоединили к своим приусадебным участкам неиспользуемые площади. Но отрезание участков следует объяснить прежде всего изменением постановлений о положении приусадебных участков, поскольку их новые площади часто были значительно ниже регионально допустимых максимальных норм, которые были особенно низкими поблизости от городов, значит, от рынков. Колхозники срубали фруктовые деревья на площадях, предусмотренных для отрезания, но и производство продукции животноводства тоже пострадало от одновременно предпринятого повышения норм сдачи государству. По сравнению с периодом до 1939 г. поголовье скота у колхозников к 1941 г. значительно сократилось [27]и внутреннее снабжение оказалось подорванным. Правда, ухудшение снабжения рабочих в советской статистике было скрыто благодаря присоединению аннексированных территорий. Поэтому официальная статистика показывает рост производства продовольствия, хотя на территории в границах до 1939 г. можно констатировать ощутимый спад [28].

Цель финансирования инвестиций в промышленность путем трансферта капитала из сельского хозяйства также не могла быть достигнута. Уничтожение поголовья лошадей в связи с принудительной коллективизацией и чрезмерным изъятием зерна из деревни потребовало немедленных инвестиций в сельское хозяйство, в то время как первая пятилетка предусматривала концентрацию имеющихся средств в промышленности. Между 1929 и 1932 г. резко возрос импорт тракторов и тяжелых сельскохозяйственных машин; нужно было строить тракторные заводы в первую очередь [29]. Уровень жизни колхозного населения был таким низким, что взимаемые с него денежные налоги и сборы не могли внести значительного вклада в государственные доходы; важнее были натуральные налоги аграрной продукции. Напротив, инвестиции в сельское хозяйство обременяли советское народное хозяйство во время первой пятилетки больше всего. Ясно то, что относительное значение перекачки чистого капитала из сельского хозяйства во время первой пятилетки сильно упало по сравнению со второй половиной 1920-х годов, когда оно еще представляло собой важнейший источник инвестиций в промышленность [30]. Во время второй пятилетки государственные инвестиции в сельское хозяйство в абсолютных цифрах достигли максимального объема в связи с возросшим экономическим потенциалом. Затем, с 1938 г., инвестиции в сельское хозяйство снизились, так что в годы непосредственно перед войной перекачка чистого капитала из сельского хозяйства достигла максимальных объемов, но его относительная доля в аккумуляции капитала оставалась низкой.

Если не колхозники, то кто же нес бремя аккумуляции капитала для индустриализации? Имеющиеся данные однозначно говорят о том, что основную долю должны были вносить рабочие и служащие благодаря вынужденному отказу от потребления. Они платили не только подавляющую часть "налога с оборота", наложенного на промышленно переработанные продукты питания и товары народного потребления, но путем прямых удержаний из заработной платы также почти все денежные налоги и сборы, включая принудительные займы на индустриализацию, которые поступали в государственный бюджет [31].