Гражданское общество и государство: соотношение понятий.

Мы расстаемся с иллюзией о том, что гражданское общество – это всегда «хорошее общество». Теперь мы, наученные практикой, начинаем понимать, что гражданское общество таково, каковы граждане. Его состояние и роль в каждой стране детерминированы историческими особенностями и традициями, уровнем политической культуры населения и элиты. Облик гражданского общества, степень его развитости зависят от того, демократична ли страна или в ней сильны авторитарные традиции. Словом, гражданское общество – нераздельная часть социума и потому функционирует и развивается как его составляющая.

Поэтому категория «гражданского общества» может быть определена и раскрыта только в рамках более общей системы координат взаимоотношений «частного» и «публичного» и обретает свой смысл лишь в соотнесении с «государством». Жизнь человека протекает в континууме частных интересов. Они составляют реальную среду обитания людей, «жизненный мир» (lifeworld), по выражению Ю.Хабермаса. В сфере реальной жизнедеятельности генерируются инициатива, предприимчивость, самоорганизация, побуждающие людей к общественным деяниям, к солидарности и борьбе, сотрудничеству и соперничеству. Энергия общественной самодеятельности – такова суть определения гражданского общества, по отношению к которому наиболее распространенное структурное определение этого понятия как совокупности негосударственных ассоциаций по интересам носит вторичный характер, поскольку эта дефиниция выражает не суть, а формы общественной самодеятельности граждан.

Но, наряду с частной, существует публичная сфера общественной жизни – сфера общих интересов всех граждан, общества в целом. Носителем этих общих интересов по определению выступает публичная власть, отделяющаяся от общества и организующаяся как государство. Последнее, как известно, имеет тенденцию отрываться от общества и бюрократизироваться, утрачивая повседневную связь с жизненным миром – главным источником общественной энергии. Гражданское общество – это пространство, в котором артикулируется все многообразие интересов. Они противоборствуют, сопоставляются и сопрягаются, оказывают давление на власть, заставляя ее прислушиваться к голосу общества, брать в расчет разные интересы, искать пути и средства их удовлетворения.

Таким образом, сущность проблемы взаимоотношений гражданского общества и государства заключается в мобилизации социальной энергии частной сферы и поиске каналов ее передачи в публичную власть. Это вопрос о том, как превратить частных лиц в граждан, которые заняты не только своими специфическими интересами, но сквозь призму этих интересов активно участвуют в национальном дискурсе по поводу общих дел; тем самым они воздействуют на власть, добиваются от нее публичной политики, аккумулирующей жизненные интересы и творческую энергию общества.

Иначе говоря, проблема взаимоотношений между гражданским обществом и государством является проблемой создания или налаживания, настройки эффективно действующего механизма обмена энергией между частной и публичной сферами общественной жизни.

Частная сфера жизни не отгорожена от публичной китайской стеной. Люди втягиваются в политику, приходят к осознанию себя гражданами, потому что их побуждают к этому реальные жизненные интересы, стремление выразить и защитить их во взаимоотношениях с другими группами интересов. Совокупность частных интересов «жизненного мира», естественно, многообразна и противоречива. Она не имеет в самой себе какого-либо механизма сублимации частных интересов в общий, публичный интерес и в то же время крайне нуждается в таком механизме, чтобы общество не истребило себя в бесконечной войне всех против всех. Из этой объективной потребности в регулировании многообразия частных интересов и вырастает государство как орган выражения общего интереса. Как оно выполняет свою функцию – это другой вопрос. Ясно, что мощные группы частных интересов способны оказывать на него влияние и даже превращать его в инструмент господства. В таких случаях государственная политика расходится с общим интересом, но все же вынуждена им прикрываться и хотя бы частично его выражать ради собственной легитимации.

Выражая те частные интересы, которые не попали в орбиту государственной политики или не учитываются ею, гражданское общество тем самым оппонирует государству. Но смысл этого оппонирования состоит не в том, чтобы «аннигилировать» публичную власть, а в том, чтобы заставить ее обратить внимание на эти интересы и выразить их в государственной, то есть в публичной, политике. Следовательно, во взаимодействии присутствует не только оппонирование государству, но и сотрудничество с ним. Поэтому умная власть заинтересована в гражданском обществе, ибо оно сигнализирует ей, что существуют какие-то группы частных интересов, которые претендуют на место в публичной политике.

Гражданское общество структурирует частные интересы. Чем более четко они структурированы, тем сильнее гражданское общество и тем мощнее его влияние на формирование публичной политики. Слабость и вялость гражданского общества в России во многом объясняется тем, что частные интересы не структурированы. Так называемый средний класс рухнул вместе с дефолтом, потому что не имел глубоких корней. Предпринимательские организации больше выражают интересы олигархических групп, нежели национальные интересы российского капитала в целом. Интересы наемного труда тоже плохо структурированы как социально, так и организационно. Поэтому и базовая основа гражданского общества очень слабая.

Вместе с тем важно иметь в виду, что на базе одних только групповых интересов гражданское общество еще не складывается. Логика развития этих интересов неоднозначна. Она может вести к гражданскому обществу, но может и к обществу корпоративному, в котором частные интересы превалируют над публичными. Гегель это хорошо понимал. Во введении к «Истории философии» он отмечал, что гражданское общество складывается тогда, когда частные интересы соединяются с публичными. Но такое соединение происходит не сразу, а в итоге длительного развития, включающего трудную многолетнюю борьбу с эгоизмом групповых интересов1. Если же остановиться на ступени структурирования частных интересов, то получится не гражданское, а корпоративное общество. Такие тенденции имеют место и у нас. Многие организации, претендующие на представление гражданского общества, перерождаются в корпоративные структуры или представляют собой искусственно создаваемые структуры.

Формирование в негосударственных структурах гражданского сознания и гражданского поведения ставит очень важную проблему о понятии гражданства. Сегодня здесь существует своего рода парадокс: гражданство как чисто государственная функция отрывается от гражданского действия в самом обществе. Выход из парадокса просматривается в более широкой трактовке гражданства не только в рамках формальных прав, но и в качестве общественных практик гражданских организаций.

Все это нуждается в осмыслении. Но одно несомненно: теория и практика гражданства предполагают модель взаимодействия гражданского общества и государства, в котором оппозиция гражданского общества государству органически сочетается с их сотрудничеством. Алгоритм их взаимодействия – антиномичное противоречие «оппозиция – партнерство».

Безусловно, отношения гражданского общества и государства нуждаются в сбалансированности и уравновешенности. Но сбалансированность, в свою очередь, должна быть уравновешена несбалансированностью, а уравновешенность сбалансирована неуравновешенностью. Гражданское общество, выражая реальную динамику «жизненного мира», постоянно вносит в отношения с государственными структурами моменты несбалансированности и неуравновешенности. Именно эта энергия реальной жизнедеятельности не дает государству замкнуться в собственной бюрократической виртуальности. В силу этой динамики интересов и потребностей, не укладывающихся в сложившиеся нормы, процедуры и ритуалы, во взаимоотношениях общества и государства всегда будут противоречия.

Из сказанного ясно, почему государство и гражданское общество не могут соединиться в одно целое. Взаимоотношения между ними могут варьироваться в широком диапазоне – от напряженно-критических до конструктивно-партнерских. Но гармония невозможна. Для государства гражданское общество – объект «колонизации», то есть интеграции в сложившуюся систему с устоявшимися «правилами игры». Между тем «жизненный мир» порождает новые социальные практики, не вмещающиеся в существующую систему и побуждающие ее к развитию. По этой причине гражданское общество в той или иной мере всегда оппонирует государству, вынуждая его реагировать на новые общественные нужды и потребности. По этой же причине гражданское общество не может быть сформировано «сверху» предписаниями и действиями власти. Оно вырастает «снизу», из глубины жизненного мира.

Конструктивно-оппонирующее противостояние государства и гражданского общества отнюдь не свидетельствует о том, что гражданское общество представляет позитивный полюс, концентрирующий демократическое начало, а государство – полюс негативный, отягощенный авторитарно-бюрократическими извращениями. Речь должна идти о взаимодействии, в котором не только гражданское общество становится базой демократической государственности, но и правовое государство, представляя публичный интерес, защищает права человека и гражданина от всякого ряда деформаций в структурах гражданского общества.

Скорее водораздел между двумя институтами, как уже отмечалось, проходит по линии частного и публичного начал. Когда эти начала не состыкуются, возникают дестабилизирующие разрывы между гражданским обществом и государством. В том, что гражданское общество вырастает из бесконечного многообразия частных интересов, заключено его богатство, но одновременно и ограниченность. Оно не может быть интегратором общественной жизни и выразителем публичного интереса. Когда гражданское общество начинает претендовать на властные функции (такие моменты бывали в истории, вспомним хотя бы польскую «Солидарность»), оно становится источником анархистских тенденций и погружается в череду внутренних конфликтов между различными группами частных интересов, разрушающих его целостность.

Сама эта целостность формируется на горизонтальных сетевых связях, а не на обязательных для государства вертикальных иерархических отношениях. Поэтому роль гражданского общества не в том, чтобы исполнять власть, а в том, чтобы влиять на нее и на весь процесс формирования и осуществления публичной политики, артикулируя и отстаивая все многообразие частных интересов. Это влияние и общественный контроль над властью в основном осуществляются, во-первых, обеспечением прозрачности деятельности властных органов и, во-вторых, реальной возможностью для всех граждан публично и свободно выражать свое мнение относительно всех аспектов этой деятельности.

Разумеется, взаимоотношения гражданского общества и государства нуждаются в институализации. Но ее модель не может уподобляться государственной институализации, в рамках которой гражданское общество с его бесчисленными частными инициативами не могло бы нормально функционировать и постоянно подвергалось бы государственной «колонизации». Именно объединения и ассоциации гражданского общества вносят в механизмы и структуры институализации своих отношений с государством некое беспокойное будирующее начало, обеспечивающее релятивность и эластичность этих механизмов и структур, препятствующее их окаменелости.

Слишком жесткая институализация этой сферы взаимоотношений наталкивается на гражданское сопротивление вплоть до гражданского неповиновения, которое служит сильно действующим средством против бюрократизации государства и его поползновений подмять под себя общество. Американские авторы Д.Коэн и Э.Арато различают две концепции гражданского неповиновения: либеральную и демократическую.

Либеральное понимание допускает наличие в обществе каких-то групп меньшинств, чьи интересы попираются, а права нарушаются. Они недовольны, но не имеют возможности артикулировать (а иногда и формулировать) свои интересы и взгляды так, чтобы общество и власть их услышали. Тогда они прибегают к неповиновению как средству обратить на себя внимание. Гражданское неповиновение в либеральной концепции выступает как некое маргинальное явление консенсусной политической культуры, как отклонение от нормы, которое может и должно быть устранено внесением корректив в механизмы функционирования конституционной и правовой системы, обеспечивающей общенациональное согласие.

Демократическая концепция гражданского неповиновения идет дальше и глубже. Для нее неповиновение – естественное следствие развития общества, которое никогда не укладывается в прокрустово ложе существующей правовой системы, создавая необходимость определенных изменений в правовых институтах, в том числе и в конституции. Гражданское неповиновение – это звонок для правящей элиты, побуждающий ее задуматься об этих изменениях, отвечающих новым общественным потребностям.

Никакая система законов, никакая конституция не могут выразить всего богатства «жизненного мира», который разнообразен и плюралистичен, в котором постоянно появляются новые нужды, новые интересы и устремления. Гражданское неповиновение выступает в демократической концепции не только как протест меньшинств, права которых нарушены, но и как результат и показатель нарастающих противоречий между правовой системой и динамичной реальностью общественной жизни. Возможны разные варианты развития и разрешения этих противоречий вплоть до социальной революции, сопряженной со сменой политических и правовых систем. Но при любых вариантах – эволюционных или революционных – гражданское неповиновение выступает как фактор развития правосознания и права. Как это будет происходить – зависит от конкретно-исторических обстоятельств.

Можно предположить, что по мере дальнейшего развития культуры, сознания, общественных институтов нарушений прав меньшинств будет все меньше и меньше. Тогда гражданское неповиновение, базирующееся на этом основании, в конечном счете, исчезнет. Тем не менее, как фактор воздействия развивающегося общества на правовую сферу гражданское неповиновение сохранится всегда. Актами неповиновения гражданское общество сигнализирует о неблагополучии в своих взаимоотношениях с государственной властью. Эти действия не позволяют государственным и правовым институтам застыть и окостенеть, вынуждают их аккумулировать многообразие общественных практик.

Гражданское общество функционирует на стыке между легитимностью и легальностью. Энергия общественной самодеятельности, расширяющееся богатство жизненных запросов и потребностей раздвигают границы легитимности; легитимируют новые формы общественной жизнедеятельности, побуждают государство реагировать на них, принимать новые законы и правовые нормы, вносить изменения в Конституцию, то есть расширять рамки легальности, придавать им гибкость и эластичность.

Демократические общественные системы обычно создают пространство для легальных форм гражданского неповиновения и вырабатывают механизмы конструктивной реакции на акты гражданского неповиновения. Когда же рамки легальности жестко ограничивают выражение протестных настроений, в акциях гражданского неповиновения, возникают конфликты, способные подорвать политическую и правовую стабильность. Как не допустить этого? Конечно, огромное значение имеет формирование массовой политической и правовой культуры, включающей уважение к законности, в том числе и со стороны тех, кто выражает гражданское неповиновение. Но не меньшее значение имеет и гражданская ответственность власти, ее способность держать руку на пульсе жизни и вовремя улавливать исходящие от нее импульсы к совершенствованию существующих законов и принятию новых. Правители и законодатели при всем уважении к праву и конституции не должны забывать старой истины: «salus populi suprema lex esto» - благо народа есть высший закон.