 |
Рис. 4.1. Триада опыта 4 страница
|
|
|
|
Рис. 3. 2
Понятно, что все сложившиеся во взрослой жизни Джорджа взаимоотношения, вместе с относящимися к ним чувствами, ролями и моделями поведения, коренились в его детском гневе и фрустрации, связанными с фигурой отсутствующего отца, на которого было нельзя положиться.
Итак, мы можем считать перенос причиной возникших у Джорджа трудностей в общении с Фредом; его гнев и фрустрация, связанные с отцом, вновь напомнили о себе в повседневной жизни.
В психодраме отношения между Джорджем и отцом были экстернализованы в переносе, направленном не на Пола, директора психодрамы, а на вступивших в игру вспомогательных “я” из группы (Джордж выбрал Виктора на роль Фреда). Именно эти отношения и исследовались в терапевтическом процессе.
В соответствии с определением Гринсона (Greenson, 1967), “все человеческие взаимоотношения содержат смесь реалистических и трансферентных реакций”; сложность состоит в том, в какой пропорции смешаны реальность и перенос.
Затруднительное положение Джорджа заключалось в том, что болезненные, негативные, деструктивные чувства проявились в его отношениях с боссом. Однако ребенком у него был опыт самых разнообразных отношений с его матерью и, конечно же, с отцом, которые также составляли часть его “внутреннего мира” и могли (в соответствии с теориями переноса) влиять на его взаимоотношения с миром внешним. Вероятно, они воздействовали на прочность его супружеских уз и на его профессиональные способности социального работника. Если бы Джордж проходил индивидуальную терапию, эти отношения также проявились бы в разнообразных переносах, направленных на психотерапевта.
Модель психологического внутреннего мира, объясняющая, как далекое детское прошлое влияет на настоящее, будет описана в последующих главах.
|
|
|
Морено: перенос против “теле”
Морено верил в существование переноса, но рассматривал его как феномен, который “играет определенную, но ограниченную роль в интерперсональных связях” (Moreno, 1946: 229). Он полагал, что психоаналитики не в состоянии в достаточной мере осознать, что психоаналитический процесс включает двоих людей в их взаимоотношениях здесь-и-теперь и что они оба привносят в это взаимодействие что-то свое.
Справедливости ради замечу, что психоаналитики во главе с Фрейдом сравнительно быстро заинтересовались тем, что привносит в профессиональные отношения терапевт, и достигли глубокого понимания природы и содержания этого вклада. (Концепцию “контрпереноса”, эмоциональный ответ терапевта на пациента и лечебную ситуацию, мы рассмотрим в главе 7. )
Рассматривая индивида в системе отношений как часть своего “социального атома”, Морено склонялся к мнению, что бессознательные связи между людьми возникают благодаря “теле”, а не переносу. По определению Морено, “теле” — это:
“Процесс, который притягивает личности друг к другу или отталкивает их, тот поток чувств, из которых составлены социальный атом и [психосоциальные] сети”.
“Социометрия” (Moreno, 1937 в Fox 1987: 26)
Он считал, что “теле” — это интерперсональный процесс, с помощью которого мы все устанавливаем друг с другом связь. Зерка Морено говорит, что “теле” отвечает за взаимность между людьми, над и за их проекциями, а также за интерперсональную групповую сплоченность”. Дж. Л. Морено приводит пример “теле” в отношениях “врач — пациент”:
“Когда пациента привлекает психиатр, в пациенте происходят два процесса. Первый процесс — это развитие бессознательных фантазий, которые тот проецирует на психиатра, окружая его определенным ореолом. В то же время в нем совершается другой процесс — та часть его Эго, которая не увлеклась самовнушением, вчувствуется в доктора. Она составляет свое мнение о человеке по ту сторону стола и выносит интуитивную оценку, каков этот человек. Такое вчувствование в реальность другого человека, физическую, психическую или иную, отчасти основанное на информации, и является отношениями “теле”.
|
|
|
(Moreno, 1946 и 1977: 230)
Следует также предположить, что и терапевт “начинает узнавать” пациента, отчасти основываясь на реально имеющейся информации (скажем, из сопроводительного письма его личного врача или по виду одежды, которую носит пациент), а отчасти — на “теле”. И конечно, на чувства терапевта влияют его собственные переносы по отношению к человеку, сидящему напротив.
Взгляд Морено на концепцию переноса для аналитического психотерапевта может показаться необычным:
“Сам по себе процесс переноса во многих отношениях есть выражение работы сновидений, но в данный момент времени не пациента, а психиатра.
Отношения “теле” можно рассматривать как всеобщий интерперсональный процесс, особым психопатологическим продуктом которого и является перенос. Поэтому лежащий в основе каждого переноса процесс проекции пациента — это тоже комплексные отношения “теле”.
(Moreno, 1946 и 1977: 231)
Итак, Джордж в своих отношениях с Фредом и Питером использовал “теле” как часть своего способа познать их. Поскольку он не был безумцем, его гибкость в исследовании реальности была по меньшей мере адекватной, и сила “теле” могла многое рассказать об этих людях.
Проблемы Джорджа с этими людьми, я полагаю, возникли из его ранних отношений с отцом, но лишь до некоторой степени, поскольку мы должны помнить, что Фред и Питер также были сложными личностями со свой собственной историей и детскими переживаниями, что могло внести свой вклад в проблемы с Джорджем.
Как обнаружить перенос?
Отношения между психотерапевтом и пациентом во время индивидуальной терапии можно представить состоящими из трех элементов:
1) те аспекты отношений (не основанные на реальности), которые являются производным от внутреннего мира пациента (перенос);
2) такие же аспекты, но основывающиеся на внутреннем мире терапевта;
|
|
|
3) дополнительные, основывающиеся на реальности отношения здесь-и-теперь (как правило, если пациент не находится в состоянии глубокого расстройства). Психоаналитики называют подобные отношения терапевтическим или лечебным альянсом. Это контракт взрослого со взрослым и, говоря словами Морено, это встреча, включающая в себя “теле”.
Терапевтический прогресс в индивидуальной психоаналитической психотерапии происходит, в частности, в результате анализа трансферентных реакций пациента на терапевта (необходимо подчеркнуть, что данный процесс не является единственным в этом виде терапии). Таким образом, для терапевта крайне важно иметь представление о том, какие из реакций пациента являются результатом переноса.
Часть этого знания является следствием самоосознания терапевта, имеющего некоторое чувство того, что привнесено в эти отношения его контрпереносом.
Гринсон (Greenson, 1967) описывает некоторые особенности реакции пациента на терапевта, которые могут свидетельствовать о переносе, хотя и подчеркивает, что наличие перечисленных особенностей не является абсолютным доказательством проявления этого феномена.
Несоответствие
Как и во всех предложенных характеристиках, здесь присутствует определенная степень субъективности в оценках. Гнев (и даже ярость) пациента, обращенный к терапевту, могут основываться на реальности (Гринсон приводит примеры терапевта, разговаривающего по телефону во время терапевтического сеанса); в то же время реакция может быть неуместна, из чего можно подозревать наличие переноса.
Интенсивность
Джордж описал сильные чувства к своему боссу, Фреду. Он сам был обеспокоен несоответствием силы своей реакции происходящему, в чем директор отдавал себе полный отчет.
Амбивалентность
Гринсон описал, что трансферентные чувства к терапевту часто отмечаются мощными амбивалентными и изменчивыми реакциями; любовь и привязанность к терапевту сопровождаются определенной степенью ненависти (подчас скрытой). Несомненно, ненависть и гнев сосуществуют с любовью и потребностью в помощи, которую пациент может получить во время сеанса. Развитие сексуального влечения или страстного желания сопровождается чувством отвращения и вины (которые опять-таки могут быть завуалированы).
|
|
|
Джордж продемонстрировал значительную степень амбивалентности по отношению к Фреду, испытывая по отношению к нему ярость, которую он переживал как “предательство” и нарушение долга перед работой, и в то же время ощущая свою потребность в нем и чуть ли не цепляясь за него.
Непостоянство
Гринсон также писал, что “трансферентные чувства часто непостоянны, неустойчивы и причудливы. Это особенно характерно для начальной стадии анализа” (1967: 160).
Я полагаю, что последняя особенность — наиболее типичное проявление переноса в индивидуальной психоаналитической терапии. У каждого человека есть связи с определенными людьми из своего детства (и множество самых разнообразных связей с другими людьми). Таким образом, теоретически возможно появление множества трансферентных отношений. В психотерапии “один на один” терапевт — это единственный человек, на котором фокусируются все потенциально возможные трансферентные отношения. В психодраме участие различных членов группы в качестве вспомогательных “я” позволяет распределить возможные трансферентные реакции по различным ролям.
Да, Джордж был способен на самые разные типы трансферентных реакций. Однако прелесть психодраматического метода состоит в возможности их разделения по различным вспомогательным ролям, что обеспечивает необходимую степень ясности, которая не всегда доступна в индивидуальной психоаналитической терапии (по моему опыту — ни пациенту, ни терапевту).
Стойкость
Реакции переноса в анализе могут быть длительными и закрепляться, и тогда те или иные не соответствующие реальности чувства по отношению к терапевту будут стойко сохраняться у пациента на протяжении многих месяцев или лет.
“Подобная продолжительность не означает, что аналитическая работа зашла в тупик, потому что в течение этого времени могут измениться другие поведенческие характеристики пациента и возникнуть новые понимания и воспоминания”.
(Greenson, 1967: 161)
Джордж проявил большую стойкость, придерживаясь своей привычки реагировать на начальников как на своего отца.
Гринсон предположил, что эти пять особенностей характеризуют повторение опыта предшествующих отношений через перенос.
“Все это верно не только тогда, когда подобные реакции наблюдаются по отношению к терапевту, но и тогда, когда они возникают по отношению к другим людям. Реакции, не соответствующие характеру ситуации или месту, — это проявление феномена переноса”.
|
|
|
(Greenson, 1967: 162)
Перенос и психодрама
Концепция переноса — это конструкт, идея, оригинально развитая психоаналитиками в попытке объяснить поведение человека в терапевтическом кабинете. Я считаю, что эта концепция полезна для психодраматиста, когда он пытается осмыслить непроходимую трясину всей совокупности человеческих отношений, выявляющихся во время сессии.
Понимание концепции переноса содействует управлению психодрамой, помогая понять отношения протагониста с директором, с группой и со всем миром вообще, увидеть, как окрашены эти отношения его вытесненным внутренним миром.
Знание особенностей переноса, описанных Гринсоном, помогает директору развить свое понимание протагониста. Наблюдая их всех: протагониста в отношениях с собой, другими членами группы или другими ролями, которые играют вспомогательные “я”, — директор мог бы предположить, что скрытая роль объектных отношений требует своего исследования на внешней психодраматической сцене.
Часто это происходит путем перехода к другой сцене, обычно из раннего периода жизни протагониста, в которую оказываются вовлечены ранние и более фундаментальные объектные отношения из ролевых (обычно родительских) кластеров (Goldman, Morrison, 1984). Трансферентные ответы не ограничены протагонистом и могут проявиться в течение сессии четырьмя различными способами.
1. В отношениях протагониста с директором/терапевтом. Эта форма напоминает перенос в индивидуальном психоанализе.
2. В отношениях протагониста с другими участниками группы.
3. В чертах отношений других членов группы между собой и с директором.
4. В реакции директора на протагониста и на группу.
В заключение
Психодрама, несомненно, во многом отличается от психоанализа. Морено отмечал:
“В психодраматической ситуации у руководителя-терапевта или аналитика, если желаете, есть помощники-терапевты, так называемые вспомогательные “я”. Теперь он гораздо меньше вовлечен в возможные взаимодействия. Более того, эти вспомогательные “я” — не просто другие аналитики или наблюдатели, как он сам, но представляют близкие пациенту роли и фигуры прошедшего и настоящего”.
(Moreno, 1959 и 1975: 96)
Я думаю, что силы, управляющие феноменом переноса, связаны с психологическими процессами, вовлеченными в творчество протагониста и использование им вспомогательных психодраматических ролей.
В следующей главе мы увидим, как ранние переживания становятся частью индивидуального мира, из которого они могут возникать как повторяющиеся паттерны поведения.
4. Внутренний объектный мир
Группа
Теперь Пол интервьюировал “Питера”.
— Расскажите нам немного о себе.
Джордж в роли Питера рассказал группе, что он мужчина средних лет, женатый, социальный работник, руководитель небольшого подразделения службы занятости.
— А каким был этот молодой человек, Джордж?
— О, довольно странным. Не слишком самоуверенный, тихий. На самом деле он был скорее одиночкой. Я никогда не знал, что же с ним происходит. Он бросил работу так внезапно. Просто принес однажды утром заявление. Я так и не узнал, почему. Я пришел к выводу, что он обучался профессии социального работника.
— Спасибо, Питер. Меняйтесь ролями.
Джордж вновь перешел на свое место.
— Кто мог бы играть Питера?
— Дэвид, — ответил Джордж.
— Не мог бы ты быстро приготовить сцену?
Пол подозревал, что встреча между Джорджем и Питером будет короткой, и не хотел тратить время на детальное оформление сцены.
— Итак, Питер и Джордж разговаривают друг с другом.
Джордж и Дэвид в роли “Питера” начали разговор о проблемах социальной работы.
— Меняйтесь. Джордж будет Питером. Я чувствую, что у Питера есть что сказать Джорджу.
Сцена стала более насыщенной. “Питеру”, которого теперь играл Джордж, действительно было что сказать.
— Я никогда не знал, чего ты хочешь. Ты шлялся по офису, разыскивая, чем бы заняться, но так ничего и не сказал. Затем несколько дней ты просто не появлялся, говорил, что посещал клиентов дома. Допускаю, что так и было. Но ты каждый день должен хотя бы заглядывать в офис.
— Меняйтесь.
Джордж стал собой, Дэвид занял место “Питера”.
— Ну, ты никогда не уделял много внимания моему руководству. Для меня эта работа была новой, и мне действительно была нужна твоя помощь. Ты же всегда был занят другими вещами.
— Меняйтесь.
— Но, Джордж, если бы только ты был более открытым! Ты же постоянно бродил по офису в плохом настроении. Я никогда не знал, чего ты хочешь. Ты выглядел раздраженным и занятым собственными мыслями, но я никогда не знал, почему. Ведь ты ведь ни разу не подошел ко мне и не сказал, что тебе нужно мое руководство и помощь.
— Меняйтесь.
“Питер” почти не говорил, в то время как Джордж играл обе роли; получалось, что он как бы вел диалог сам с собой. Это продолжалось еще некоторое время, после чего Пол спросил его:
— Что ты хочешь получить от встречи с Питером?
— Я хочу сказать ему, чтобы он уделял мне больше времени! И что я страшно зол на него!
Джордж произнес это, глядя на Пола.
— Не говори это мне. Скажи Питеру. Сейчас!
— Питер, я действительно сыт тобой по горло!
Джордж сделал это утверждение бесцветным голосом. В его словах не чувствовалось энергии.
— Меняйтесь.
Дэвид в роли Джорджа повторил его жалобу в такой же покорной манере.
— Но, Джордж, Вы всегда только ноете. Вас нельзя удовлетворить. Я уделяю Вам столько же времени, сколько и другим. И знаете ли, я очень занят, и у меня есть еще много обязанностей в офисе.
— Меняйтесь.
— О, я думаю, вы правы. Я прошу слишком многого.
Джорджу, протагонисту, явно не хватало энергии. Казалось, что даже в безопасной обстановке психодрамы он не мог противостоять людям. Пол спросил его:
— В каком возрасте ты ощущаешь себя сейчас, в этой сцене?
— Не знаю. Маленьким мальчиком, может быть, семи-восьми лет.
Пол почувствовал, что пришло время показать связь начальников Джорджа (Фреда и Питера) с его отцом, которая проявилась в разогреве.
— Так это похоже на то, что было с твоим отцом?
— Да. Его никогда не было поблизости.
— Ладно, давай на этом закончим с Питером. Спасибо, Дэвид.
Дэвид покинул сцену, и Пол с помощью группы убрал с нее ненужные стулья.
— Теперь мы можем приступить к сцене с твоим отцом?
— Да.
Во время разогрева участников группы попросили вспомнить игрушку из их детства. Поначалу упражнение давалось Джорджу с трудом, но в конце концов он нашел себе роль и превратился в бравого игрушечного солдата, которого подарил ему отец. Изображая эту игрушку, Джордж обратился к тем трудностям, которые он, будучи уже взрослым, испытывал на работе. Позже, после сцены со своим первым начальником, Джордж внезапно почувствовал себя вновь маленьким мальчиком и вспомнил, что чувствовал себя в этот момент, как в детстве в присутствии своего отца. И Джордж согласился с предложением директора исследовать встречу между ним и отцом.
— Где ты встречаешься со своим отцом?
— В кафе неподалеку от дома. Когда он на самом деле пришел повидаться со мной, вот тогда! Моя мать не хотела видеть его в нашем доме, поэтому мы должны были уходить куда-нибудь разговаривать. Тогда у него не было машины...
Пол чувствовал, что Джордж теряет свою энергию и спонтанность, потому что страхи и тревога начали возвращаться к нему.
— Хорошо, Джордж, покажи нам это кафе. Сооруди его для нас.
Джордж выглядел слегка потерянным.
— Все это было так давно. Я не уверен, что смогу вспомнить.
Пол чувствовал, что, мягко направляя Джорджа, ему удастся сдержать его беспокойство и сопротивление.
— Встань у входа в кофейню. Как, кстати, она называлась?
— “Чай для двоих”. Мне никогда не нравились ни название, ни та угрюмая женщина, которая обслуживала посетителей. И растения в горшках выглядели здесь полумертвыми! Это было ужасно тоскливое место.
— Итак, воссоздадим эту сцену. Где располагались столы и стойка?
Казалось, что Джордж начал воскрешать в памяти кафе “Чай для двоих”, извлекая на свет воспоминания, которых не касался, быть может, уже многие годы. Он быстро организовал сцену: столы и стулья, горшки с умирающими растениями. Можно было ощутить затхлую атмосферу этого заведения. Пол был восхищен. Его протагонист вновь обрел спонтанность. С клинической точки зрения это было тоже чудесно. Он чувствовал, что Джордж хочет действительно разобраться в своих взаимоотношениях с отцом. Тем не менее, Пол помнил, как Джордж рассказывал группе о недовольстве, которое испытывала по отношению к нему жена. Пол отметил связь между фрустрацией Джорджа перед его начальниками и недовольством, которое выражала Джорджу его жена.
Продолжение на стр. 124.
Повторение — переживание прошлого
Судя по всему, поведение Джорджа мало изменилось по сравнению с днями его юности. Как стало ясно из психодрамы, он повторял те же паттерны поведения и жалобы почти с любой “отцовской” фигурой, с которой встречался во взрослой жизни. Эта проблема могла быть результатом переноса (мы обсуждали его в прошлой главе). Что управляет этими повторяющимися паттернами в жизни людей? Почему многие из нас продолжают придерживаться их даже в старости?
Что бы ни контролировало эти паттерны поведения, они прочно укоренились в нашем внутреннем мире, потому что мы носим их с собой везде. Мы можем поменять партнеров, работу, даже страну проживания, но так и не будем способны на разумные способы взаимодействия. “Это” продолжает появляться с новой силой, часто против нашего сознательного желания, создавая временами крайне болезненные ситуации.
Когда Джорджа спросили, в каком возрасте он ощущал себя в сцене с Питером, он ответил “семь или восемь лет”. Пол предположил, что чувства его могли быть связаны с отношениями с отцом. С помощью психодраматического метода Джордж связал свои проблемы на работе с событиями из прошлого, ситуациями, связанными с его внутренним миром. Давайте посмотрим, как создается это царство разума.
Фрейд и младенческие потребности
Чтобы поместить в контекст наших исследований современную психоаналитическую теорию, давайте еще раз рассмотрим точку зрения Фрейда на ребенка и его отношения с окружением. Фрейда главным образом (но далеко не полностью) интересовали “закрытые системы” индивидуальной психики или разума, в которых он видел психологическое сопровождение биологических процессов. Гораздо меньше его занимали отношения детей с другими людьми. Он полагал, что у людей есть инстинкты или влечения, имеющие биологическую природу (Freud, 1915). Он наблюдал так называемые “эго-инстинкты” (такие, как жажда и голод). Они связывались с “сохранением, утверждением и усилением индивидуальности” (Freud, 1933) и воздействовали на отношения индивида через внешние стимулы, такие как опасность или наличие пищи.
Фрейд также описал другие психологические инстинкты. Они возникают из Ид, которое содержит
“... все, что унаследовано, что присутствует с момента рождения, все, что заложено в конституцию. Следовательно, это главным образом инстинкты, которые порождаются из соматической организации и находят здесь (в Ид) психическое выражение в формах, нам неизвестных”.
(Freud, 1940: 376)
Один из таких инстинктов, говорил Фрейд, связан с сексом и с тем, что человек должен производить потомство и продолжать род. Увидев связь между сексом и любовью, он назвал этот инстинкт либидо (или Эрос). Либидо представляет собой жизненные силы.
Позже, в двадцатых годах, возможно, под воздействием ужасов Первой мировой войны, Фрейд решил, что человечеству присущ и другой инстинкт, или влечение. Он включает в себя психическую энергию агрессии и потребность в разрушении. Этот инстинкт смерти, или влечение к разрушению, позже был назван, очевидно, аналитиком Федерном, “танатос” (греческое слово, обозначающее смерть). По мнению Фрейда, силы танатоса в людях стремятся вернуть их в предшествующее неорганическое, неорганизованное состояние, что происходит в противовес жизненным силам, или либидо.
Взгляды Фрейда на механизмы психики были характерны для наук XIX века. Психическая энергия влечений или инстинктов имеет свой источник — Ид; ее можно запрудить, как воду, вытекающую из источника. Подавление этой энергии приводит к возникновению различных симптомов, однако в конце концов ее давление нарастает и она все же вырывается на свободу. Как голод или жажда, психологические влечения вызывают внутреннее напряжение, которое нуждается в высвобождении через разрядку или удовлетворение.
Эти инстинкты ищут “объекты”, на которые можно выпустить свою энергию, подобно тому, как электрическая энергия молнии в грозу будет искать дерево или церковную колокольню. Если их сдерживать, они форсируют свое высвобождение, что приведет к психологическим проблемам или формированию симптома. Используя психоаналитический жаргон, можно сказать, что инстинкты “нагружают” выбранный объект, который может быть частью самого ребенка или частью другого человека:
“Мы можем различать источник инстинктов, объект и цель. Источник — это состояние возбуждения в теле человека, цель — устранение этого возбуждения... Цель может быть достигнута в собственном теле субъекта: как правило, внешний объект перемещается вовнутрь”.
(Freud, 1933: 128)
Способ, которым базовые инстинкты или влечения контролируются в детстве, определяет последующее развитие человеческой личности.
В разное время Фрейд излагал две довольно противоречивые точки зрения по поводу путей, с помощью которых, как он полагал, новорожденный ребенок устанавливает связь с миром (см. Balint, 1968).
Сначала он предполагал, что ребенок испытывает потребность в удовлетворении через высвобождение своего либидо, причем внешний объект отделен от ребенка и находится вне его. Инстинкт получает удовлетворение “с получением питания. Сексуальный инстинкт имеет сексуальный объект вне тела ребенка в виде материнской груди” (“Три очерка по теории сексуальности”; Freud, 1905b: 144). Позже Фрейд писал:
“Сосание материнской груди есть начальная точка всей сексуальной жизни... Это сосание предполагает создание из груди матери первого объекта сексуального инстинкта. Я не могу вам ничего сказать о том, насколько важно рождение этого первого объекта выбора для выбора каждого последующего объекта”.
(Freud, 1916—17: 356).
Тем не менее, Фрейд также постулировал, что ранние влечения ребенка направлены к частям самого себя, а не других (поскольку тот не осознает окружающих его людей). Он назвал фазу, во время которой младенец взаимодействует со своим собственным телом, применяя свои инстинкты “аутоэротически”, первичным нарциссизмом. В соответствии с этой теорией, ребенок лишь позднее начинает вступать в психологически значимые для него отношения с другими.
Новый мир — самый ранний период
младенческой жизни
В свою очередь, теория объектных отношений рассматривает ребенка как “открытую систему”, постоянно вступающую во взаимоотношения с внешним миром. Эта активность приводит к созданию внутреннего мира, который можно изучать, наблюдая его развитие в детстве (см. “Интерперсональный мир ребенка” или “Дневник малыша”; Stern, 1991), во время работы в кабинете аналитического консультирования или в психодраматическом театре.
Вероятно, логичнее всего начать с жизни плода в утробе и с того опыта, который он там получает. Психоаналитик Майкл Балинт (Michael Balint) так описывал окружение плода в утробе:
“Это окружение, вероятно, недифференцированное; с одной стороны, в нем еще нет объектов, с другой стороны, едва ли у него есть какая-нибудь структура; нет, в частности, определенных границ, выделяющих индивида. Окружение и индивид проникают друг в друга, они существуют вместе в “гармоничной неразберихе (mix-up)”.
“Главная ошибка” (Balint, 1968: 66)
Недавние исследования показали, что психологическая связь с матерью не является абсолютной. Некоторые переживания, связанные с внешним миром, судя по всему, действительно проникают в матку и воздействуют на растущий плод (Stern, 1985: 92). И все же утроба матери — достаточно спокойное и безопасное место, из которого младенец при рождении выйдет в огромный внешний мир. В этом мире существует множество “других”, с которыми ребенок должен обрести связь. Это окружение, полное новых звуков, образов, запахов и других переживаний, несущих новые волнующие возможности и опасности, с которыми малыш пойдет по жизни, развиваясь физически и психологически.
Отношения, мотивация и эмоции
С момента рождения ребенок начинает устанавливать связи с окружающими. Что же содействует развитию его отношений с миром и к каким последствиям для внутреннего мира это приводит?
Младенец — не пассивный объект; он движется, плачет, со временем он будет смеяться, гулять и искать себе компанию. Для всего этого есть мотивационные силы, связанные с базовыми потребностями, включающими в себя еду, сон и контакты с окружающими (а позднее и сексуальную жизнь) — все основополагающие аспекты физического выживания представителя животного мира. Данные системы включают в себя наследуемые инстинкты и влечения и создают сложные паттерны поведения, часто вовлекающие в свой круг различные объекты или других людей (см. Buck, 1988). Именно память об этой деятельности формирует основу детского внутреннего мира воспоминаний.
Существуют и другие наследуемые системы, которые действуют как влечения или мотивы к организации и интеграции воспоминаний, находящихся в психике. Эти процессы весьма критичны для спасения ребенка, потому что, как и другие высшие животные, мы не просто программируемые существа. Нравится нам это или нет, но мы способны учиться и таким образом приспосабливаться к окружающей обстановке.
Чувства или эмоции являются психическими феноменами, связанными с системами мотивации. У них есть психологическая основа, и они могут быть описаны как “производные влечения, поскольку происходят вследствие потребности влечения к выражению” (Kernberg, 1976: 29—30). Индивидуальное эмоциональное состояние зависит от нейрофизиологических реакций, происходящих в мозгу вследствие мотивированного поведения (или другого опыта).
Эмоции дают индивиду информацию о состоянии его влечений или систем мотивации. Говоря компьютерным языком, они обеспечивают психике “считывание” или “обратную связь” с определенными влечениями, сообщая об их активности и связанных с нею психологических последствиях (Buck, 1988).
|
|
|
