Тема 1. Наука и техника как объект исследования 8 глава

В отличие от него правополушарное (синтетическое) мышление способно схватывать бесконечное множество связей, в результате чего формируется целостный многоуровневый образ объекта. Эта способность исключительно важна, когда информация сложна и противоречива, когда она принципиально не сводится к однозначному, легко просчитываемому логическому ряду. Таким образом, правополушарное мышление необходимо в случае, когда логическое не справляется с обилием или разнообразием исходных данных. Тогда на помощь приходит подсознание и его механизм – интуиция.

Вместе с тем, говоря о различиях логического и интуитивного типов мышления, нужно понимать, что человек мыслит не с помощью отдельного (пусть и доминирующего) полушария, а всего головного мозга. Иными словами, в реальном познании интуитивное и дискурсивное тесно взаимосвязаны. Логическое предшествует (исходная информация) и завершает (согласование и доказательство) интуитивную фазу, как бы обрамляя ее с двух сторон.

Возникновение интуитивных способностей у высокоразвитых организмов связано, вероятно, с потребностью принимать решения при неполной информации, т. е. давать вероятностный ответ на вероятностные вызовы среды. Например, в научном познании, которое подчиняется принципу системности и стремится охватить немногими общими положениями (понятиями, законами, теориями) все многообразие фактов, именно интуиция позволяет логически связать несвязуемое. Она осуществляется на основе мобилизации творческих ресурсов и всего накопленного информационного фонда исследователя, часто и неподозревающего о наличии в памяти многих данных, попавших в нее бессознательно, или просто забытых.

Вот мы и подошли к ключевым вопросам: «Как вообще возможна интуиция?» и «Какова ее связь с логикой?»

Онтологическое основание интуиции, на наш взгляд, заключается в том, что порядок природы через порядок наших с ней взаимодействий зафиксирован в структуре и способах деятельности органов чувств и мыслительного аппарата. Из чего следует «логичность» мышления в любой форме – как подконтрольной сознанию (логической), так и бессознательной (интуитивной).

Поэтому, интуиция – не иррациональный и, по большому счету, не алогичный тип мышления, а качественно особый вид логической мыслительной деятельности, в котором отдельные звенья цепи рассуждений остаются в скрытой (латентной) форме на уровне бессознательного. Интуиция – это как бы свернутая логика мысли, всегда опирающаяся на накопленный опыт.

Рассмотрев сущность и возможные механизмы творческой деятельности, кратко коснемся методологической стороны эвристики, так как среди задач последней не только изучение, но разработка методов и обучение творчеству.

Осознание теоретической и практической значимости разработки методологического фундамента творческой деятельности не могло не привести к соответствующим попыткам. В их основе лежали убеждения, что для решения творческих задач могут быть сформулированы общие, выходящие за рамки какой-либо одной предметной области правила, приемы, которые, не гарантируя достижение цели, в то же время существенно повышают вероятность успеха за счет организации поиска.

В результате были созданы многочисленные методики креативных действий, иногда называемые «современными эвристиками». Среди последних «синектика», «мозговой штурм», методы «фокальных объектов», каталога и контрольных вопросов, правила предпочтения, методики прогнозирования и многие другие.

Кратко проанализируем один из самых эффективных методов активизации коллективной творческой деятельности – «мозговой штурм» («мозговую атаку»). Автор этой эвристики американский журналист А. Осборн (1888–1966) исходил из идеи, что критика и боязнь критики тормозят, сковывают творческие мыслительные процессы, поэтому предложил разделить по времени и по исполнителям выдвижение гипотез и их критическую оценку.

Эта методика оказалась настолько эффективной, что вскоре были предложены «письменный», «индивидуальный», «обратный» и другие разновидности мозгового штурма. А в середине ХХ в. В. Дж. Гордоном была разработана синектика – видоизмененная и усовершенствованная методика мозгового штурма. Во время синектических сессий мозговую атаку осуществляет постоянная специально подготовленная группа, набранная, как правило, из обладающих нестандартным мышлением людей разных профессий. Ее члены постепенно привыкают к работе в команде и перестают бояться критики. В результате разрешения критиковать выдвигаемые участниками синектической группы на основе аналогии идеи достигается их развитие.

Дальнейшее развитие науки и техники потребует не только широкого овладения методами креативной деятельности, но и серьезных всесторонних размышлений о месте и роли творчества в жизни человека, социума, Вселенной.

 

Вопросы для самопроверки

 

1. Почему именно в ХХ столетии возникает эвристика и какие задачи стоят перед ней?

2. Перечислите факторы, влияющие на творческий процесс в науке.

3. Что такое интуиция и каков возможный механизм ее функционирования?

4. Какая составляющая мышления – логическая или интуитивная – играет, по Вашему мнению, главную роль в научном познании? Обоснуйте свою позицию.

5. В чем различие между лево- и правополушарным типами мышления?

6. Приведите примеры эффективных методик стимулирования креативной научно-познавательной деятельности.

 

Тема 7. Проблемы нравственной оценки
научно-технического творчества

 

Устойчивая тенденция усиления роли науки и техники в жизни человека и общества, особенно явственно обозначившаяся в прошлом, XX, столетии, актуализировала потребность их всестороннего изучения. Одним из направлений таких исследований стал анализ науки и техники с позиций категорий добра и зла, осуществляемый в рамках этики – науки о морали.

Этические проблемы науки и техники могут быть подразделены на две большие группы:

· Во-первых, это проблемы, возникающие внутри самого научного сообщества по поводу соблюдения профессиональных этических норм, которые регулируют отношения между учеными в процессе осуществления ими совместной исследовательской деятельности.

· Во-вторых, это проблемы соблюдения норм общечеловеческой нравственности, регулирующих отношения между научным сообществом, с одной стороны, и обществом в целом – с другой.

Анализу первой группы проблем должно предшествовать рассмотрениеосновных нравственных норм, существующих внутри научного сообщества, часто именуемых «этосом науки». Выдающийся американский социолог науки ХХ в. Р. Мертон (1910–2003) предложил следующий перечень этих норм:

1. Универсализм научных знаний. Данная норма означает, что законы природы одинаковы для всех людей. Поэтому перед ними «все ученые равны». Это равенство, в частности, влечет за собой необходимость для всех коллег давать профессиональную оценку тех или иных исследований независимо от того, кем именно они осуществлялись. Критерии должны быть одинаковыми для заслуженных и начинающих, академиков и ассистентов.

2. Всеобщность научных знаний. Результаты исследовательской деятельности одних ученых не могут быть получены без опоры на результаты других ученых, поэтому, они в свою очередь, также должны обязательно сообщаться коллегам, так как без этого исследования последних наверняка потерпят ущерб. Знание должно быть доступно всем, оно не должно утаиваться. Другой вопрос, как именно, может происходить передача знания – бесплатно или за деньги? По-видимому, первый вариант реализуется по отношению к результатам фундаментальных теоретических исследований, непосредственное практическое применение которых невозможно. Это знание не просто доступно. Оно является достоянием всего научного сообщества и человечества в целом. Ведь и сами его представители, когда получали профессиональное образование, независимо от того, делали ли они это на платной или бесплатной основе, точно ничего не платили наследникам Ньютона или Эйнштейна за возможность изучать их теории. Второй вариант касается результатов прикладных исследований и так называемых НИОКР (научных исследований и опытно-конструкторских разработок). Они, очевидно, имеют рыночную цену и могут не просто передаваться, а именно, продаваться. Прямым следствием действия данной нормы является, в частности, запрет на плагиат, т. е. на присвоение себе результатов чужих исследований. Даже опубликованные для безвозмездного использования результаты, если авторство их еще не является общеизвестным, требуют при таком использовании обязательной ссылки и указания их автора.

3. «Незаинтересованность» научных исследований. Данная норма означает, что ученые должны быть заинтересованы в первую очередь в обнаружении истины. Естественное стремление к удовлетворению своих финансовых, карьерных и других амбиций, не должно быть главной и непосредственной целью их научной деятельности. Деньги и слава должны приобретаться только как следствие реализации высшей цели – истины, которая для ученого превыше всего!

4. Организованный скептицизм при осуществлении научных исследований. Скепсис, сомнение, поиск критических контраргументов при рассмотрении коллегами результатов исследований друг друга являются нормой в отношениях между учеными. Критика коллег должна встречаться с благодарностью, так как позволяет улучшить полученные результаты, избежать ошибок, использования недостоверных данных и необоснованных гипотез при проведении дальнейших исследований. Однако, для того, чтобы быть полезным, скептицизм должен быть организованным, т. е., в свою очередь, функционировать по строго определенным правилам.

· Критика должна быть аргументированной, содержать развернутое обоснование того, что предложения оппонента являются заблуждением.

· Критика должна быть конструктивной. Мало показать ложность построений оппонента. Необходимо представить собственные предложения и обосновать свое видение разрешения рассматриваемой научной проблемы.

· Критика ценна не сама по себе, а как элемент свободной научной дискуссии. Поэтому она обязательно предполагает право на ответ. Критика сама всегда может быть раскритикована.

· Критике должно подвергаться научное содержание предложений оппонента, а не его личные качества, социальное положение или идеологические предпочтения. Два последних правила особенно важны для научного сообщества нашей страны, так как именно здесь в не столь отдаленном прошлом отступление от них нанесло огромный ущерб продуктивному развитию научных исследований.

· Лучшим видом критики является самокритика. Чем более придирчив ты будешь к себе сам, тем меньше к тебе смогут придираться другие.

Любопытно, что данные этические принципы отношений между учеными являются в известном смысле также и методологически продуктивными для реализации научных исследований. То есть их соблюдение способствует быстрейшему установлению истины, а нарушение – мешает.

Разумеется, Мертон прекрасно понимал, что приведенный перечень представляет собой набор идеальных требований, которые далеко не всегда выполняются в реальном функционировании научного сообщества. Ученые – это живые люди, а не ходячие воплощения принципов. Но его интересовали не такие очевидные причины отклонения от этих требований, как меркантильные соображения или честолюбие отдельных исследователей. Он обратил внимание на менее тривиальные источники нарушения этоса науки.

Известно, например, что абсолютно полной и в то же время непротиворечивой системы норм, регулирующих человеческую деятельность, не существует. Любая такая система как минимум либо противоречива, либо неполна. Поэтому отдельные нормы этоса науки в определенных случаях способны вступать в противоречие друг с другом, предъявлять к профессиональному поведению ученого прямо противоположные требования. Так норма всеобщности научного знания может подхлестывать ученого к ускорению обнародования, публикации полученных результатов, чтобы сообщить их коллегам и дать им возможность использования этих результатов в собственных исследованиях. Но ей прямо противоречит норма организованного скептицизма, требующая проверки и перепроверки полученных результатов в целях ликвидации всякого сомнения в их достоверности.

Разрешением подобных коллизий может быть только личный свободный выбор самого ученого. И коль скоро простор для такого выбора в его исследовательской деятельности всегда существует, всегда существует и его личная ответственность за этот выбор. При этом, внешние условия социального бытия науки могут либо усложнить, либо облегчить нравственный выбор ученого.

Известно, что монополия вредна в любой области человеческой деятельности. Например, в исследовательской она дестимулирует научный поиск.В науке ни у кого не должно быть монополии на истину. Ей необходима свободная дискуссия, столкновение различных точек зрения, аргументации и т. д. Таким образом, конкуренция научных идей весьма полезна для обеспечения достижения истины. Однако, и это правило также имеет свои ограничения. Излишнее обострение конкуренции между различными исследовательскими направлениями, группами, школами (например, за финансирование исследовательского процесса в условиях его резкого ограничения или даже сосредоточения в одном единственном, а именно, государственном источнике) способно подтолкнуть отдельных нравственно неустойчивых представителей научного сообщества к попыткам одержать победу в этой конкуренции с помощью аргументов вненаучного характера, политических и идеологических обвинений и т. п. Напомним, что именно такого рода действия со стороны «злого гения» советской биологической науки Т. Д. Лысенко привели к разгрому одной из передовых в 30–40 гг. ХХ в. мировых генетических школ – советской,и трагической гибели, как ее главы Н. И. Вавилова, так и многих его учеников и соратников.

Свобода научно-технического творчества должна трактоваться, конечно, и как свобода выбора ученым объекта, направления, целей, средств и методов исследовательской и инженерно-конструкторской деятельности. Научно-техническое сообщество в далеком и недалеком прошлом немало пострадало от религиозных и идеологических запретов и репрессий. Помимо только что упомянутых советских исследователей в области генетики (а также кибернетики и некоторых других), не следует забывать и о судьбах Джордано Бруно, Галилео Галилея и еще многих ученых как в Средние века, так и долгое время после них.

Поэтому неудивительно, что попытки ограничить свободу творческого поиска крайне болезненно воспринимаются представителями научного сообщества. Их опасения имеют под собой совершенно справедливые основания. Однако, и трактовать эту свободу как абсолютно безграничную, т. е. закрепить за представителями этого сообщества право исследовать и конструировать то и теми способами, что и какими им заблагорассудится – не менее ошибочно. Свобода научного и творческого поиска, несомненно, является ограниченной, как и любая человеческая свобода. Совершенно другой вопрос, кто и каким образом может и должен вводить подобные ограничения. Здесь мы вступаем в область второй группы проблем, обозначенных в начале данной темы.

Любые права и свободы одних людей ограничены потому, что существуют другие люди, тоже обладающие собственными правами и свободами. И эти права (свободы) могут вступать в противоречие друг с другом. Вот, например, коллизия (столкновение, противостояние) сциентизма и гуманизма, этики науки и общечеловеческой нравственности. Сциентизм рассматривает науку и обеспечиваемое ею познание объективных истин в качестве высшей ценности. А высшей ценностью гуманизма является человек и человечество, его благо и права. Может ли право ученого на познание истины быть поставлено выше, чем право других людей на жизнь и безопасность? Очевидный ответ – нет. Конечно, возникновение такого противоречия не является неизбежным. Более того, в подавляющем большинстве случаев право ученого на свободное исследование и другие фундаментальные права и свободы остальных людей не только совместимы, но и взаимно предполагают друг друга. Получение истинного знания – вообще говоря, необходимо для обеспечения права на жизнь и безопасность. Следовательно, надо разбираться конкретно: по каким именно причинам может появиться указанное противоречие и как оно разрешается.

Примером может служить проблема цены знания. Знание имеет цену, как и все остальное в этом мире. Цену эту можно рассматривать как в прямом, денежном выражении, так и в переносном смысле, когда в качестве средства платежа за истинное знание выступают не деньги, а что-то другое.

В первом случае следует напомнить, что современные научные и технические исследования являются чрезвычайно дорогостоящими, они требуют огромных финансовых вложений. Вполне естественно, что ученые хотели бы получить как можно больше денег на свои исследования. В шутке о том, что ученые – это люди, которые удовлетворяют свое собственное любопытство за общественный счет, есть доля правды. Но финансовые возможности общества всегда ограничены. У него существует множество других неотложных задач, помимо развития научных исследований. На что сегодня правильнее потратить имеющиеся миллиарды: на строительство обсерваторий или больниц? И сколько именно? Ясно, что конкретный ответ на этот вопрос может быть дан только путем открытой демократической дискуссии, в которой примут участие ученые и неученые, представители научного сообщества и общества в целом, законодательные органы, активисты общественных организаций, эксперты, средства массовой информации и т. д. И именно в ней-то и устанавливаются, в конечном счете, на определенный период финансовые границысвободы научных исследований.

Во втором случае дело обстоит еще серьезнее. Порой за знание приходится платить не деньгами, а человеческими жизнями. И если каждый ученый, безусловно, вправе рисковать собственной жизнью ради знания, например, руководствуясь сциентистской нормой «истина превыше всего» или «знание любой ценой», то этого ни в коем случае нельзя сказать о его праве распоряжаться жизнями других людей. Они вполне обоснованно могут оказаться не готовыми заплатить за знание любую цену. Это очень хорошо иллюстрируют этические правила биомедицинских исследований. Человек – не только субъект, но и объект науки. Например, любые новые лекарства, медицинские методики и технологии прежде, чем разрешается их массовое применение, должны пройти испытания, быть апробированы. На ком? Не все можно исследовать на лабораторных животных. Следовательно, необходимы эксперименты над людьми. Но они могут проводиться только при строгом соблюдении определенных правил.

· Во-первых, эти люди должны быть добровольцами, а их участие в экспериментах – хорошо оплачиваться.

· Во-вторых, они должны быть подробно информированы о рисках, которым подвергается их здоровье, а, возможно, и жизнь, и принимать свое решение с полным сознанием этих рисков.

· В-третьих, должны быть заранее обдуманы методики реабилитации в случае наступления опасных последствий.

Здесь речь идет уже не только о моральных, но и о правовых границах свободы научных исследований. История знает высокие примеры ученых, медиков-гуманистов, которые по личному решению сознательно сужали для себя эти границы до минимума и считали возможной и морально оправданной постановку медицинских экспериментов только на самих себе. Они буквально жертвовали собой ради знания того, как помочь другим людям. Но, к сожалению, она знает и обратные примеры, когда эти границы полностью отбрасывались, когда нарушались все указанные правила, как в случае эсэсовских медиков, о которых говорилось в теме 1.

Другим примером моральных проблем, возникающих в отношениях между научным сообществом и обществом в целом, может служить вопрос о границах ответственности ученого, конструктора, проектировщика за результаты своей исследовательской деятельности.

В течение длительного периода времени (примерно до середины ХХ в.) ответ на него, даваемый учеными самим себе, с современной точки зрения оказывался достаточно поверхностным. Ученый отвечает только за истинность полученных им научных результатов. Проектировщик, конструктор, инженер отвечает только за качественную функциональную работоспособность созданных ими технических устройств. И ни за что более. Для чего используются научно-технические достижения, например, бизнесменами, политиками и военными – это дело последних, за которое отвечают уже они. Однако, события, связанные с созданием ядерного оружия, других видов оружия массового поражения, с возникновением глобального экологического кризиса, появлением генной инженерии, уже создавшей технологии глубинной модификации живых организмов, а в перспективе дающей возможность осуществления клонирования человека, – убедительно продемонстрировали участникам научно-технического сообщества, что их прежние взгляды на границы своей моральной ответственности устарели и требуют пересмотра. Дело в том, что цели и средства человеческой деятельности диалектически взаимосвязаны. Изменение масштаба средств с неизбежностью влечет за собой изменение масштаба достижимых целей.

Поэтому сегодня ученый, которому подвластны более значительные и грозные, чем прежде, силы, должен уметь оценить потенциальные возможности своего открытия, показать как экономическую и социальную его пользу, так и возможный вред. Поэтому долг ученого заключается в том, чтобы информировать общественное мнение как о благах, которые принесет употребление его открытия, так и об опасностях, которые могут возникнуть при злоупотреблении им.

Такая острая постановка вопроса о долге и ответственности ученого перед обществом впервые возникла в связи с применением США в 1945 г. атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки. В 1946 г. была создана Всемирная федерация научных работников, зафиксировавшая в своих программных документах принципы гуманизма и социальной ответственности ученого. С 1957 г. стали регулярными конференции знаменитого Пагуошского движения ученых за мир и гуманизм науки, а в 1973 г. было создано Международное общество социальной ответственности в науке.

В связи с теми глобальными изменениями, которые вносит и в среду обитания человека, и в природу самого человека научно-технический прогресс, перед наукой встают новые вопросы, непосредственно заключающие в себе нравственную проблематику: может ли наука, и до каких пределов, вмешиваться в биологию, генетику и психику человека? Допустимо ли с позиций гуманистической этики такое вмешательство? Какими социально-этическими принципами должны руководствоваться ученые в процессе познания человека, особенно в экспериментах на нем? Ряд ученых ставит вопрос о социально-этическом регулировании исследований,
касающихся человека, о необходимости запрета исследований, угрожающих человеку и человечеству. Возможно ли такое регулирование, не ограничит ли оно свободу научного творчества?

Молекулярная биология и генетика открыли большие возможности для манипуляций с геномом человека: стало возможным исправлять генетические дефекты или вводить новую генетическую информацию в хромосомы человека. Многие из этих достижений направлены во благо человека. Но существует опасность и другого их использования: создания людей с заранее заданными свойствами, стерилизации генетически «неполноценных» индивидов, непродуманного, необоснованного вмешательства в генетический фонд человечества и т. д. Именно это заставляет некоторых ученых требовать запрета исследований в области генной инженерии. Однако это не выход из положения:

· во-первых, невозможно и нецелесообразно искусственно сдерживать научный прогресс,

· во-вторых, нельзя отказываться от того, что может принести не только вред, но и пользу,

· в-третьих, и это самое главное, трудно четко разграничить, какой род исследований можно вести, а какой – нет.

В этом пункте необходимо указать на такой интересный опыт регулирования исследований в данной области, как добровольный временный мораторий, неоднократно накладывавшийся на некоторые их направления сами генетиками в связи с невозможностью обеспечения достаточного уровня безопасности в ходе их осуществления. Любопытно обратить внимание, между прочим, на то, что всеобщие законы диалектики (например, закон единства и борьбы противоположностей) проявили свое действие в данном случае, как и во многих других. Ограничение одних исследований (в области генной инженерии) оказало стимулирующее действие на развитие других (в области обеспечения достаточного уровня безопасности и защиты).

Подобные нравственные проблемы возникают сегодня и в связи с глобальными достижениями психиатрии, нейрохирургии и нейробиологии, позволяющими проникать в глубины психики личности, вмешиваться в структуру сознания и влиять на нее. Серьезного этического подхода требует и решение вопросов о трансплантации органов человека, о допустимых пределах его реанимации, заставивших ученых многих профессий (и не только медиков) вновь обратиться к нравственным аспектам проблемы жизни и смерти.

Множество этических проблем возникло в связи с опасностью надвигающегося на планету экологического кризиса. Еще Ф. Энгельс предупреждал: «Не будем… слишком обольщаться нашими победами над природой. За каждую такую победу она нам мстит». Действительно, в результате бурного роста науки и техники, овладения тайнами и силами природы и широкомасштабного использования этих сил людьми среда нашего обитания значительно истощилась и загрязнилась.

Создание больших полифункциональных технических систем, многократно умножающих технологические возможности человека, поставило под угрозу не только природу, но и существование общества. Поэтому формируется новый стиль научно-инженерного мышления, характеризующийся строгой системностью с ориентацией на аксиологический аспект как основу инженерно-технического творчества, направленного на создание принципиально новой техники и организации современных технологий.

Представление о человеческой жизни как высшей ценности диктует настоятельную необходимость выработки новых ориентиров в техническом творчестве. Они в наибольшей степени определяются гуманистическими нормами и должны быть представлены определенными эргономическими, эстетическими, социально-психологическими, правовыми и другими требованиями, которые призваны стать основными внутренними регулятивами инженерного мышления.

В заключение данной темы приведем несколько выдержек из доклада «Наука как призвание и профессия», прочитанного знаменитым немецким философом и ученым Максом Вебером студентам почти сто лет назад зимой 1918 г. в Мюнхенском университете:

«Зачем наука занимается тем, что в действительности никогда не кончается и не может закончиться? Прежде всего, возникает ответ: ради чисто практических, в более широком смысле слова – технических целей, чтобы ориентировать наше практическое действие в соответствии с теми ожиданиями, которые подсказывает нам научный опыт. Хорошо. Но это имеет какой-то смысл только для практика. А какова же внутренняя позиция самого человека науки по отношению к своей профессии, если он вообще стремится стать ученым? …

Есть ли у «прогресса» как такового постижимый смысл, выходящий за пределы технической сферы, так чтобы служение прогрессу могло стать призванием, действительно имеющим некоторый смысл? Такой вопрос следует поставить. Однако он уже будет не только вопросом о том, что означает наука как профессия и призвание для человека, посвятившего ей себя. Это и другой вопрос: каково призвание науки в жизни всего человечества? Какова ее ценность? …

В чем же состоит смысл науки как профессии теперь, когда рассеялись все прежние иллюзии, благодаря которым наука выступала как «путь к истинному бытию… к истинному искусству… к истинной природе… к истинному Богу… к истинному счастью»? Самый простой ответ на этот вопрос дал Толстой: она лишена смысла, потому что не дает никакого ответа на единственно важные для нас вопросы: «Что нам делать?», «Как нам жить?». А тот факт, что она не дает ответа на данные вопросы, совершенно неоспорим. Проблема лишь в том, в каком смысле она не дает «никакого» ответа. Может быть, вместо этого она в состоянии дать кое-что тому, кто правильно ставит вопрос? …

Все естественные науки дают нам ответ на вопрос, что мы должны делать, если мы хотим технически овладеть жизнью. Но хотим ли мы этого и должны ли мы это делать и имеет ли это в конечном счете какой-нибудь смысл – подобные вопросы они оставляют совершенно нерешенными или принимают их в качестве предпосылки для своих целей…

... если все это так, то что же собственно позитивного дает наука для практической и личной «жизни»? И тем самым мы снова стоим перед проблемой «призвания» в науке. Во-первых, наука, прежде всего, разрабатывает, конечно, технику овладения жизнью – как внешними вещами, так и поступками людей – путем расчета… Во-вторых, наука разрабатывает методы мышления, рабочие инструменты и вырабатывает навыки обращения с ними… Но на этом дело науки, к счастью, еще не кончается; мы в состоянии содействовать вам в чем-то третьем, а именно в обретении ясности. Разумеется, при условии, что она есть у нас самих.

Насколько это так, мы можем вам пояснить. По отношению к проблеме ценности, о которой каждый раз идет речь, можно занять практически разные позиции – для простоты я предлагаю вам взять в качестве примера социальные явления. Если занимают определенную позицию, то в соответствии с опытом науки следует применить соответствующие средства, чтобы практически провести в жизнь данную позицию. Эти средства, возможно, уже сами по себе таковы, что вы считаете необходимым их отвергнуть. В таком случае нужно выбирать между целью и неизбежными средствами ее достижения. «Освящает» цель эти средства или нет? Учитель должен показать вам необходимость такого выбора. Большего он не может – пока остается учителем, а не становится демагогом. Он может вам, конечно, сказать: если вы хотите достигнуть такой-то цели, то вы должны принять также и соответствующие следствия, которые, как показывает опыт, влечет за собой деятельность по достижению намеченной вами цели.

Все эти проблемы могут возникнуть и у каждого техника, ведь он тоже часто должен выбирать по принципу меньшего зла или относительно лучшего варианта. Для него важно, чтобы было дано одно главное – цель. Но именно она, поскольку речь идет о действительно «последних» проблемах, нам не дана. И тем самым мы подошли к последнему акту, который наука как таковая должна осуществить ради достижения ясности, и одновременно мы подошли к границам самой науки…

Сегодня наука есть профессия, осуществляемая как специальная дисциплина и служащая делу самосознания и познания фактических связей, а вовсе не милостивый дар провидцев и пророков, приносящий спасение и откровение, и не составная часть размышления мудрецов и философов о смысле мира. Это, несомненно, неизбежная данность в нашей исторической ситуации, из которой мы не можем выйти, пока остаемся верными самим себе…»

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: