 |
Рукописный гимназический журнал. 1902 – 1903
|
|
|
|
* * *
Слава, труженики, вам!
Похвала тебе, работа!
Честь трудящимся рукам!
Честь и слава «капле пота»!
Публикуется впервые.
Рукописный журнал Владикавказской
мужской гимназии. VIII класс.
1902 – 1903 учебный год.
Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 77/69. Л. 40 – 41.
Терек
Быстро мчится грозный Терек…
Песнь свободы он поет,
Он бросается на берег
И с собою плыть зовет.
{30} Зов его заслыша, льются
Ручейки с соседних гор
И, обнявшись с ним, несутся
На свободу, на простор…
Тесно здесь ему в ущелье —
Рвется Терек из оков
И к своей заветной цели
Мчится, страшен и суров.
Там, далёко за горами
Чует он, что есть простор.
И туда он то с мольбами
Тихо крадется, как вор,
То, как зверь остервенелый,
За добычею бежит…
Он летит стрелою, смелый,
И со злобою рычит;
То, как шайка удалая
Храбрых воинов Чечни,
Терек мчится, похищая
Все, что встретит по пути.
Вот, уже достиг он цели,
Впереди не видно гор,
Уж вокруг зазеленели
Поле ровное да бор.
И доволен Терек мощный,
Взор огнем его горит,
И с отвагою, немолчный,
Волны резвые он мчит.
Но, увы! Опять в оковах
Чует Терек вдруг себя,
Ряд преград он чует новых
И на бой летит, трубя.
Грозно, смело и упорно
С берегами бьется он.
И несется, непокорный,
Жаждой воли опьянен.
Вот, взобрался он на берег…
Цепь разорвана — вперед!
И летит свободный Терек…
Страшен вид суровых вод!
Публикуется впервые.
Рукописный журнал Владикавказской
мужской гимназии.
VIII класс.
1902 – 1903 учебный год.
Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 77/69. Л. 40 – 41.
{31} Долг
Уныло Марк бродил. Тоскливо глядел он на все — ничто его взор не пленяло: ни горы, вершины которых сияли от вечных снегов, ни синее небо с узорами белых, причудливых, грезам подобных и нежных, как сон, облаков; ни плавные воды реки, вдали словно змейка ползущей, ни тень, ни прохлада… Не слышал он томного шелеста листьев, не видел улыбки царя всей природы, дивной и братской улыбки жизнь всем дающего солнца.
|
|
|
Его душа ничем не восторгалась — она была больна. И боль тяжелая печать тоски гнетущей на взор его давно уж наложила.
«И что за жизнь, когда никто тебя не знает, когда ничем себя не отличил, ничто не дал ты человеку! Велик Гомер в своих твореньях, велик и Пушкин, Рафаэль! Их долго люди не забудут, их долго люди будут чтить! А я! На что живу я, на что талант свой я кладу? Два‑три эскиза, две‑три головки, да вид пустой кой‑как намалевав, я пользуюсь ничтожной славой, которая умрет через неделю. Умрет!.. О, Боже, сколько дум наводит это слово, сколько дум! Неужто я умру! Неужто, ничего не сделав, в тот мир я отойду! Зачем живу я, зачем я создан, что сделать я могу!.. Когда-то видел я, что значит счастье, когда-то знал, что я живу… Я так любил, я так в фортуну свою верил, но Смерть разбила все мечты: она с собой в могилу унесла все то, чем я дышал, чем жил, мою жену, мое сокровище, мою хорошенькую Олю… Она ушла, как сон, как тень… Оставила мне сына, но в нем я не могу найти успокоенья; он мне о счастье прошлом говорит, о счастье невозвратном, и душу мне терзает… Не в силах видеть я его, не в силах приласкать и глазки детские его я не могу поцеловать: напоминают они Олю… Забыться я хочу, хочу бежать куда-нибудь, хочу похоронить воспоминанья, хочу найти покой… И я найду его, найду во что б ни стало… Найду ж его я в славе! Я быть хочу великим! И буду им!.. Уж сердце чувствует, что людям дам творенье, которого никто не создавал, которое весь мир поднимет, весь мир о нем заговорит… Я буду Бог, я столп воздвигну, и всяк поклонится ему! Все силы я отдам ему, исчерпаю на нем талант, свою я душу положу и все, что совершенство составляет, в своем творенье воплощу. Гигантскую создам я силу… При взгляде на нее — бедняк обогатится, богач — отдаст свое богатство, страдалец счастье обретет, а злой, испорченный до мозга — свое паденье позабудет и по пути добра пойдет… И будет мир — обнимут все друг друга, и брату брат протянет руку… И каждый будет понимать, на что он создан, для чего живет, и каждый Бога вспомнит. А мне великая награда будет — слава… Тогда я не умру, мой гений вечно будет жить, народы вечно буду чтить и передавать из рода в род мое великое, могучее творенье… Вот цель моя! — Душа моя спокойна… Теперь я вижу назначенье и, ничего не сделав, не умру!»
|
|
|
Уж Марк устал бродить… Он на траву прилег, закрыл глаза и грезы золотые осуществленными уж видел… Как далеко умчали его мысли!
… Вот, он велик. Дивятся все его созданью и имя славное творца с благоговеньем повторяют… Со всех концов земли идут к нему народы, чтобы посмотреть его творенье… И все расходятся, себя не узнавая. Забыты зло, порок, сомненья, забыты слезы, горе, нищета, душа у каждого воскресла, любовию наполнилась она, и жизнь им в красоте предстала. В труде проклятия не видят, врага не зрят уж в человеке и, братски взявшися за руки, идут по трудному, тернистому пути…
Вот, к дивному созданью еще подходит человек… Чело его нахмурено, и на лице печать тоски. Оно ему знакомо: это сам он — Марк… Вот, близко подошед к картине, он взор свой устремляет и силится получше рассмотреть… Пред ним {32} лишь детская головка с закрытыми глазами… и чудный блеск вокруг головки той. Как будто бы жива была головка, и чем-то радостным и светлым веяло от ней. Вот, тихо глазки открывает и на него глядит она…
«Христос!» — бессильно шепчет Марк и, руки простирая, ниц падает перед картиной, не смея оторвать от чудного виденья глаз… Глаза младенца все смотрят на него… И диво! Душа его преобразилась, как будто бы родилась вновь она… Все существо его светлее стало, глаза прозрели, и стал он понимать тот взор Младенца. В нем он прочел одно лишь слово, одно лишь маленькое слово: «долг».
И понял Марк его значенье: тот «долг», который он забыл и от которого бежать хотел… Он сына позабыл, забыл, что нужно воспитать его и сделать человеком. И, благоговейно преклоняясь, Марк тихо прошептал:
|
|
|
«Христос, я помню заповедь твою! Теперь я знаю средство стать великим бесконечно, я знаю этот путь… Мой «долг» быть человеком и сына воспитать… Что может быть славнее званья «человека»! Христос, я знаю, для чего мне жить!»
И влажные глаза Марк кротко поднимает, желая встретить чудный взгляд… Но дивное виденье уж исчезло… Пред ним вдали сияет небо… Вверху щебечут птички, и так легко, легко колышет ветер листья… Царь всей природы дарит его своей улыбкой…
Проснулся Марк и жаркую молитву к Творцу вознес, благодаря Его за жизнь, которую Он дал ему и цель которой он ясно теперь видит… Пусть каждый долг исполнит свой — и жизнь не будет ему в тягость…
Пусть каждый видит славу в том, чтобы приблизиться ко званью «человека». Бодро Марк с земли поднялся, надеждой взор его блистал, душа рвалась, и сердце радостно забилось, и вся природа перед ним ему по-братски улыбалась…
Евгений Вахтангов
Публикуется впервые.
Рукописный журнал
Владикавказской мужской гимназии.
VIII класс.
1902 – 1903 учебный год.
Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 77/69. Л. 94 – 100.
Ирод
Посвящается «Светляку»
1902 – 1903
Жестокий царь великой Иудеи
В тяжелое раздумье погружен.
Ерусалим горит… На всех
Концах клубится дым и гибель
Городу давно уж предвещает.
С царевичем Пакором во главе
Его дворец парфяне осаждают.
Народ озлоблен. Проклятия,
Гул битвы, стоны, клики
Уж слышатся со всех сторон,
И душу Ирода бессильным
Гневом наполняют. Ему
Не отстоять Ерусалима.
{33} Ничтожен он пред силою
Огромною парфян! Они
Ничто не пощадят и прежде
Всех погибнут женщины.
Погибнет мать, погибнет
Саломея, его любимая сестра,
Погибнет та, что для него
Дороже жизни, — его невеста
Мариамма. И при единой
Этой мысли могильный хлад все члены
Обнимает… Пусть лучше весь
Народ погибнет! Пусть все
Сгорит! Пусть варвары дворец
Его разрушат! Пусть воины
До одного падут в неравной
Битве! Но он спасет
Невесту Мариамму! Уж
Мощная рука его хватается
За меч, и дикий взгляд
На сторону врагов народ
Зовет под знамя и смертию
Грозит всем тем, кто
Не пойдет на бой… как вдруг
К нему является от имени
Парфян гонец и мира ветку
К его стопам кладет.
«Чтоб прекратить кровопролитье
И гибель верную от града
Отвратить, великий вождь
Парфян с тобою говорить
Желает. Не римляне парфяне,
Они пойдут охотно
На уступки. В противном
Случае они тебя не пощадят…
Разрушат храм и осквернят
Святая Святых, а сделать
Этого не сумел Помпей,
Ни даже Александр». Так
Передал гонец слова Пакора
И ждал, что скажет идумей.
А тот, внезапной мыслью
Осененный, угроз гонца
Не слушает давно. «Принять
Пакора во дворце и угостить,
А там…» Он ощутил
Под складками одежды
Талисман, в котором был
Зашит сильнейший яд…
{34} «Езжай к парфянину Пакору
И волю передай мою, что я
Готов его принять сегодня».
Гонцу он гордо отвечает
И мановением руки
Рамеха — виночерпия зовет.
|
|
|
* * *
Невесту Ирода рабыни
В наряд парадный одевают
И легкой диадемой ее головку
Украшают: она должна
Приветствовать парфянского царевича
И встретить с чашею вина.
Ее приводят в тронный зал.
На троне перед ней
Сидит первосвященник,
А рядом с ним, блестящей
Свитой окруженный, царь
Ирод гордо восседает.
Вблизи от Ирода стоит
Рамех и держит блюдо
Золотое: на нем красуются
Две чаши и тонкий
На когтях орлиных
Серебряный сосуд с вином.
При виде Мариаммы
Пакор вздрогнул. Глаза
Его сверкнули, и он
Невольно отшатнулся…
Сосуд с веселою улыбкой
Невеста Ирода берет
И обе чаши наполняет.
Затем, все с тою же улыбкой
К первосвященнику идет
И, взявши чашу в обе руки,
Ему с поклоном подает,
Другую же Пакору предлагает.
«Постой, прекрасная царевна,
И в Парфии у нас и в Скифии,
В Иране таков обычай
Существует, что гостю
Чашу подносящий обязан
Прежде сам устами Освятить».
Так вымолвил Пакор и чашу снова
На поднос поставил.
Рука ее послушно опустилась
{35} К чаше, и мгновенно ужас
Охватил царя… одна еще
Секунда — и ее не станет…
Он вперед рванулся…
Задрожали руки у слуги
Рамеха, и златое блюдо
С чашей и сосудом
Полетели на пол… «дать
Другую чашу!» Прохрипел
Царь Ирод. И злобная усмешка
По лицу Пакора тотчас пробежала…
Sinus [ Е. Вахтангов ]
Публикуется впервые.
Рукописный журнал
Владикавказской женской гимназии «Светляк».
Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 5/Р.
|
|
|
