Упоминание о завершении дел хана и краткое изложение его жизни

ГЛАВА 105.

УПОМИНАНИЕ О ЗАВЕРШЕНИИ ДЕЛ ХАНА И КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ ЕГО ЖИЗНИ

Рубай:

Весь этот мир станет небытием,
Все, на что ты смотришь, исчезнет,
Тот, кто существует вечно, — бог,
Тот, кто превращается в тлей, — человек

Слова великих мудрецов: все, кроме Господа, < да будет он велик и превозвышен>, подвержено исчезновению, и суть небытия известна — исчезновение, а его отражение существует в воображении. Вчерашнего дня не было, [а в соображении] он был. То, что было невидимо, сегодня стало зримым, и видится оно без его бытия — что же из этого откроется завтра? Тот, который всегда был и всегда будет — это Он, и вуаль его не порвет колючка никакого происшествия. Рубаи:

Каждый лик, покоряющий сердце, который покажется перед тобой,
Будет восхищен небом с орбиты твоего глаза,
Отдай сердце тому, кто по сути своего существа
Был всегда с тобой и будет.

Предопределение всевышнего и всесвятого Творца направлено на то, чтобы каждый, имеющий душу, испил глоток из чаши отчаяния — < каждая душа подвержена смерти> — и от бодрствования существования заснул пьяным сном небытия. Рубай:

/ 296б / Все те, которые ушли и пропали,
Все они исчезли по дороге небытия,
Они были кувшином вина в собрании друзей.
На один миг раньше нас они опьянели.

Никогда не распускался цветок в саду вечности, и никто не вдыхал аромат того нераспустившегося цветка. Только тот нашел дорогу в сад вечности, кто перешагнул через стену небытия и сбросил одежду бытия. Как это бренное тело может достичь моря вечности, [556] если ветер тленности не подготовит его, а глаз сможет увидеть из дверцы небытия цветник вечности? Место постоянного пребывания всех — обитель вечности, а место бегства всех — дома тленности. Устраиваться на том месте, с которого надо бежать, — ошибка. Байт:

В месте прохода потока небытия строит дом
Разве что сумасшедший, умный не построит

Воротник ни одного гордеца не уцелеет от руки смертного часа, разве что душа его

Стихи:

Я слышал, что блаженный Джамшид
Написал на камне у источника
У этого источника подобно нам отдыхали многие,
Очи ушли, только успев закрыть глаза
Они завоевали мир мужеством и силой
Но не унесли его с собой в могилу,
Мир о сын не есть царство вечное
Нельзя надеяться на постоянство его,
Когда чистая душа приготовится к уходу,
То нет разницы умереть на троне или на земле
Если ты и сто лет будешь жить, но в один день
Ты должен уйти из этого радующего сердце дворца

Цель этого вступления и этой речи — описать конец счастливой жизни [Са'ид] хана. Когда он решил упомянутые дела, то отправился из Марйула Тибета в Йарканд. Я проводил его на [расстояние] однодневного пути и поставил клеймо прощания на челе расставания. Огонь безнадежности так и пылал в сердце надежды. Несущий благоденствие взгляд хана до тех пор, пока я видел его, был обращен в сторону сего раба, а я отправился с тревожной душой, с глазами, полными слез, и с сердцем, сжигаемым огнем разлуки. Стихи:

О вращающееся небо, дело твое всегда такое
Обычай твой — насилие, притеснение, жестокость к нам (Текст неясен),
А религия твоя — разлучать любящих друзей
Такой удивительный у тебя обычай и что за религия приносящая беду

В то время, как каждый миг раздувался огонь расставания и усиливалась печаль разлуки, в своем воображении я мечтал о встрече, так как многие такие ночи разлуки / 297а / сменялись утром свидания и такие мысли как-то успокаивали меня. Байт:

Эту мечту я рисую в своем воображении, а небо говорит
“О, какое богатое воображение и неосуществимая мечта! ” [557]

А язык сердца, исходя из обстоятельств, говорил: “Это вечер той разлуки, утро которой будет днем воскресения из мертвых”. Через четыре дня мне прислали письмо, написанное его благословенной рукой, о том, что он прошел перевал Сакри ¹²⁶ и слабости, которой опасались, не было, и он благополучно остановился в Нубре, откуда уедет после праздника жертвоприношения. Там он приписал сочиненное им по-тюркски руба'и:

О утренний зефир отправься к моему цветку распустившемуся,
Нет не к цветку, а к луне моей светящейся, как солнце,
Расскажи ему о моей тоске безутешной
И передай привет моему приемному сыну

Это были последнее письмо и послание. После исполнения положенных церемоний в праздник жертвоприношения они быстро уехали. Когда они прошли ледяные перевалы, в благородной натуре [хана] под действием ядовитости того адского воздуха наступила резкая перемена. Местность, на которой поражала болезнь удушья, от одного до другого конца составляла восьмидневный путь. Описание болезни удушья приведено при упоминании о Тибете. Эмиры согласились на том, что как спешка, так и задержка [сейчас] вредны и опасны, во всяком случае все же следует быстрее добраться до места, где не бывает удушья, возможно, до того времени естественные силы [хана] смогут оказывать сопротивление усилению болезни. Если же пребывание и продвижение через места, где существует болезнь удушья, будут продолжительными, то на такое промедление, возможно, сил [у хана] не хватит. Байт:

У тебя нет выхода кроме двух путей
Или ты умрешь или тебя потащат

Злосчастные неразумные эмиры, главой которых является Мирза 'Али Тагай, посадили больного государя на коня и, поддерживая его со всех сторон, быстро отправились в путь. Хотя пребывание там было гибельным, однако надо было соорудить [для хана] паланкин, а они оправдали себя тем, что с паланкином невозможно перейти через высокие перевалы. Мисра:

Когда настанет день предопределения, нет пользы от старания. [558]

Восьмидневное / 297б / расстояние они прошли за четыре дня и, когда к полуденному намазу оказались в трех фарсахах от того места, где та болезнь случается реже, его настиг [рок]. Кит'а:

Когда настанет время этому соединению
Распадаться по частям,
Не останется места для разговоров,
Нет у человека сил спрашивать, “как” и “почему”

В тот час сила естества под воздействием болезни ослабла и болезнь от того схожего с адом климата, о котором говорилось раньше при описании Тибета, — байт:

Разлука и свидание с тобой —там самум и мираж,
Никто не мог жить там, — удивительный климат! —

полностью победила естество, и тот благочестивый государь, дервиш по натуре, могущественный и справедливый хан на призыв: < Вернись к твоему Господу довольный и снискавший довольство> — беспрекословно ответил: “Слушаюсь”, — и его чистая душа отошла из этого грязного мира в мир чистый, < поистине мы принадлежим Аллаху и к нему мы возвращаемся! >, < да умножит Аллах его блеск и да освятит Аллах его могилу>. Стихи:

Жаль того счастливого шахиншаха,
Джамшида, раздающего короны и покоряющего страны,
Увы, земля больше не увидит
И за сто веков такого справедливого и набожного шаха,
Жаль того владыки мира с чистой верой,
Чести и убежища стран и людей

И это ужасное, сжигающее сердце событие произошло 16 зу-л-хидджа 939/9 июля 1533 года. После этого события злосчастное время и небо, хищное и опасное, как акула, произвели такие удивительные злоключения, упоминание о которых вскоре последует. А до этого мы обратимся к краткому изложению о жизни хана, его прекрасных достоинств, похвальных качеств и совершенных им благих деяний. Хотя все в этом сочинении связано с описанием жизни хана, однако, следуя порядку изложения, [сведения о нем] даны несвязно, здесь же разрозненные сведения будут приведены в сокращенном виде. Его благородная [559] родословная такова: Абу-л-Фатх Султан Са'ид хан гази, сын Султан Ахмад хана, сына Йунус хана, < сына Вайс хана (Добавлено по Л₂ 232б; Л₃ 173б; R 447), сына Шир 'Али хана, сына Мухаммад хана, сына Хизр хана ходжи, сына Туглук Тимур хана, < да умножит Аллах их блеск ¹²⁷ >. А от Туглук Тимура до Йафета сына Нуха, < да будет над ним мир ¹²⁸ >, изложено в “Маджма ат-таварих” ¹²⁹ и в “Предисловии”—“Мукаддима” — к “Зафар-наме” / 298а / и будет упомянуто и описано в основной части “Истории”, < если захочет Аллах>, поэтому от повторения этого я воздержался.

Он родился в Моголистане в 892 (1486—1487) году. Его славное имя дал ему его великий дед Йунус хан. До четырнадцати лет он пребывал в Моголистане под защитой и опекой своего отца. Когда Султан Ахмад хан прибыл в Ташкент, чтобы встретиться со своим уважаемым братом Султан Махмуд ханом, он привез с собой и хана [Султан Са'ида]. Когда между Шахибек ханом и этими двумя упомянутыми ханами произошло сражение в Ахси и ханы потерпели поражение [Султан Са'ид] хан, раненный в сражении, попал в руки Шайх Байазида, который был правителем Ахси. Между Шайх Байазидом и Шахибек ханом существовал “волчий мир”, что уже описано. [Шайх Байазид] продержал хана под арестом один год. Когда на следующий год сюда пришел Шахибек хан, он убил Шайх Байазида и его брата Танбала и захватил вилайат Фергану. В Ахси он освободил из-под ареста [Султан Са'ид] хана, взял его с собой и [Султан Са'ид] хан был вместе с Шахибеком, когда тот захватил Хисар и Кундуз. Когда же [Шахибек хан[ вернулся из того же похода и выступил на Хорезм, то шестнадцатилетний хан с семнадцатью человеками бежал из Самарканда в Моголистан к своему уважаемому дяде Султан Махмуд хану. В конце концов после одной из битв в Моголистане он бежал и прибыл в Андижан. Правителем Андижана был ставленник Шахибек хана; он арестовал [Са'ид] хана с намерением убить его. Хан бежал от него и ушел в Кабул к своему двоюродному брату Бабур Падишаху. Когда Бабур Падишах направился в Хисар для освобождения Мавераннахра, то он послал [Са'ид] хана в Андижан и тот прибыл туда. Мой дядя, < да покроет его Аллах своим милосердием>, передал ему Андижан и стал служить ему. Когда узбеки [560] вновь завоевали Мавераннахр, хан оставил Андижан и пришел в Кашгар. С боем он взял Кашгар и царствовал там независимо на протяжении двадцати лет. В конце жизни он пошел со священной войной в Тибет < искренно, ради Аллаха Всевышнего> и / 298б / в 939 (1533) году умер от болезни удушья. Он прожил 47 лет, и в его волосах седина пробилась еще не настолько, чтобы быть заметной. Он исповедовал ханифитский толк [ислама] по наследству [от своих предков].

В начале жизни, в дни юности, большое внимание он уделял людям праздным и испытывал огромную страсть к запретным вещам, а о похвальных поступках и благих делах он мало думал. Когда годы его благословенной жизни достигли тридцати семи лет, он отказался от всех удовольствий и запретных вещей и посвятил себя счастью служения святым людям. Он вступил на светлый путь тариката под руководством его святейшества, убежища руководства, господина Ходжа Шихабаддина, известного как Ходжа Хованд Махмуд, занялся этим благородным делом и проявлял похвальное старание в молениях и добрых деяниях. На всех интимных собраниях у него мало говорилось о чем-нибудь другом, кроме пути мистического совершенствования, и речи производили на него большое впечатление. Он очень старался в отношении справедливости и укрепления шариата; во всех делах он поступал согласно шариату и для него не составляло труда соблюдать его установления, наоборот, он любил их. Большинство его дел решалось в доме правосудия, и он чрезвычайно почитал ученых-улемов так, что султаны времени порицали его за это, а он отвечал им: “Проявление уважения или высокомерия допустимо в отношении рода человеческого вообще, а эта группа по своей природе не может равняться даже с низшим мулазимом и оказание им уважения, большого или малого, делается ради науки. Мое уважение к ним — это уважение к науке, и за это я не заслуживаю порицания. Проявлять высокомерие к науке — это невежество”. Ко всякому благочестивому человеку и суфию он относился как к брату, не пренебрегал ими и не ставил себя выше их и не думал, что он государь. Он хорошо относился, ко всем и, хотя по отношению к другим людям он соблюдал величие государя, проявлял к ним такую доброту, что больше этого и представить себе было [561] невозможно. Двадцать четыре года / 299а / я находился при нем а услужении, и я не припомню в его отношении к кому-либо, за исключением считанного количества люден, ни непристойности, ни брани, ни пренебрежения. По отношению к некоторым рабам, исполнявшим обязанности подавальщика воды и подобные этому, если они допускали небрежность, заслуживающую порицания, он только хмурил свое благословенное лицо и смотрел на них с гневом, но слов произносил мало, а если ему хотелось поругать их, то он говорил только “дурной” или “нечистый” и, возможно, кроме этих бранных слов, других он не употреблял. Если он выражался по-тюркски, то говорил приблизительно также.

⇐ Предыдущая63646566676869707172Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: