Предыстория и экономико-политическая подоплека противостояния.

Украина – Запад – Россия: многомерность противоречий, определенность позиции

Хочу сразу оговориться: во-первых, мои размышления являются «провокацией» к диалогу. Во-вторых, они пишутся на протяжении вот уже четырех месяцев, дополняясь все новыми и новыми материалами, ибо ситуация в обозначенном в заглавии треугольнике развивается стремительно. Ниже читателю предлагается версия, завершенная 18 августа 2014 года. В-третьих, для анализа ситуации в/на Украине важно использовать системный диалектический подход. Для марксиста это звучит столь же очевидно, сколь и банально, но при этом такой подход используется крайне редко. Тем важнее его применить к анализу столь сложного предмета как противостояние в/на Украине.

Предыстория и экономико-политическая подоплека противостояния.

Подчеркнем: мы анализируем эту ситуацию в контексте социального пространства и в историческом контексте. Мы не ставим вопрос: кто прав, кто виноват, Россия или Запад, новое правительство Украины или кто-то еще, причем не совсем ясно, кто именно. Вопрос ставится несколько иначе: «Каковы социопространственные и исторические противоречия, которые породили существующую ситуацию в/на Украине?» (я буду пользоваться этим сочетанием через бэк-слеш, поскольку один из предлогов претендует на прозападный взгляд, другой – на прорусский).

Взглянем на проблему сквозь призму истории тех социопространственных параметров, в которых находится сегодня Украина со всем ее комплексом территорий, которые отчасти являются традиционно украинскими, отчасти – традиционно российскими, другие же сменяли своих покровителей на протяжении последних столетий много раз.

Украина прошла через смену [дез]интеграций на протяжении последних столетий несколько раз. Это касалось ее взаимодействия с Польшей, с Россией, это касалось целого ряда внутренних столкновений и войн на территории самой Украины на протяжении последних столетий, начиная от того, что происходило после Богдана Хмельницкого, через Полтаву, через ситуацию гражданской войны конца 1917-1922 гг. История последнего периода особенно поучительна. Часть националистов Украины воевала вместе с Германией и Австро-Венгрией, часть – против; прорусская часть населения объединялась то с красными, то с белыми в борьбе за единую Россию; часть противостояла и белым, и красным в борьбе за самостийную Украину. Вторая Мировая война (для нас – Великая Отечественная война) также прошла через территорию Украины и выделила там две группы людей, не считая тех, кто остался всего лишь жертвами этой страшной войны. Б о льшая часть украинцев вместе с Красной армией боролась против фашизма во всех его проявлениях, абсолютное (но значимое) меньшинство состояло в отрядах Бандеры и различных националистических образований, использовавшихся в качестве карателей немецкими фашистами. По сути они оказались пособниками фашистами, подчас еще более страшными, чем их хозяева, хотя происходило все это под флагом национального освобождения Украины (общеизвестно, что фашизм широко использовал националистические движения, и Украина здесь не была исключением: власовская армия тоже была «Российской освободительной армией», в ней тоже присутствовали националистические лозунги, хотя, естественно, в обоих случаях эти образования были марионеточными и сугубо реакционными).

Этот контекст важен, потому что он вновь всплыл в сегодняшней обстановке, спустя более, чем полвека. И если 30 лет назад на Украине разговор о бандеровцах, оуновцах и т.д. в позитивном смысле был невозможен вообще, в том числе для сторонников перестройки в горбачевский период, то сейчас они для значительной части украинцев превратились в символ национального освобождения.

Второй важный компонент исторического процесса – известный нам шаг по передаче Крыма Украине. Пока существовал СССР, принадлежность Крыма к Украинской республике имела в значительной мере символический смысл, однако с 1992 года, после Беловежского сговора, украинский статус Крыма стал немалой проблемой.

Вообще с 1992 года «русский вопрос» стал более чем актуален в/на Украине, где произошло заметное деление не только по социально-экономическому и политическому признакам, но и по национальной и этнокультурной ориентациям. И здесь язык и культурное пространство оказались значимыми, при этом еще и «диффузными». Русскоязычное пространство на Украине было все-таки украинизировано, теперь там говорят на специфическом русском языке, в ряде случаев – на самостоятельном диалекте (как в Одессе), в ряде случае говорят на южнорусском наречии, которое «немного» украинское и давно проникло на территорию России.

То же самое касается и Западной Украины, в/на которой часть населения уже тяготеет в б о льшей мере к центральным и восточно-европейским культурным пластам, нежели к собственно украинскому культурному наследию, становящемуся признаком провинциализма, от которого хотят избавиться (но не выходит…). То есть диффузия здесь прослеживается. Присутствует диффузия и в «середине», поскольку тот же Гоголь, Шевченко и многие другие великие деятели культуры принадлежат одновременно и Украине, и России; ими одновременно гордятся украинские националисты и русско-ориентированная часть Украины. Это единство особенно характерно для советской украинской культуры: если вы упомянете великого кинорежиссёра Довженко, певца Гнатюка, или создателей грандиозных самолетов «Антей», космонавтов или других героев, в том числе героев Великой Отечественной войны, то каждый – и украинец, и русский будет считать их своими.

Этот контекст важен. Противоречие Восток-Запад в/на Украине – это не столько два полюса, отделенные друг от друга национальным барьером с традициями противостояния, сколько диффузные пространства, где существуют мощные традиции единства, а история борьбы не слишком глубока, за исключением тех случаев, когда на острие противостояния выступают либо украинские националисты с профашистскими корнями, либо русские шовинисты.

Другое исторически важное обстоятельство – «шоковая терапия» (точнее политика «шока без терапии»), которая прокатилась по Украине так же, как и по России после распада СССР, в начале 1990-х. Один из результатов этих «реформ» – «прихватизация», то есть концентрация в течение очень короткого срока в руках ограниченного круга олигархов огромного национального богатства, особенно природных ресурсов и крупных производственных мощностей, выпускающих продукты переработки сырья (металлургия и т.д.). Это произошло почти одинаково в России и в/на Украине, причем и на ее Востоке, и на ее Западе. В результате бюрократически-олигархический капитализм, соответствующий по ключевым параметрам российскому, формировался в/на Украине на протяжении всех 1990-х гг., с одинаковыми, как и у нас, э / ин -волюционными этапами. Разница состояла в том, что в/на Украине не возникло своего В. Путина, вместо которого появились пародийные клоны Горбачева. Централизованная власть, таким образом, оказалась довольно слабой и нерешительной. Борьба олигархических кланов шла очень активно, с использованием этими кланами противоречий в области социокультурного пространства и национализма всех оттенков. Отсюда – значительная социально-экономическая «укорененность» конфликтов, которые на поверхности выглядят как сугубо этнические, культурные.

Результатом бесконечно тянущейся, так и не завершенной до конца политики экономических «реформ» в/на Украине стало формирование весьма сходной с Россией модели полупериферийной мутации позднего капитализма, где основная экономическая власть принадлежит кланово-олигархическим группам, сращенным с политической властью. Спецификой Украины является, однако, то, что, в отличие от нашей страны, там не произошло консолидации этой власти в единую пирамиду во главе с единоличным лидером, а сформировались два аморфных пространства олигархических группировок, одно из которых геоэкономически (а потому и геополитически) тяготело к России, другое – к ЕС.

Балансируя в условиях такого до поры «теневого» противостояния различных олигархо-бюрократических групп, не имевших существенных отличий в социально-экономических платформах, но жестоко боровшихся за перераспределения экономической власти в свою пользу, «западные» и «восточные» политические и общественные силы стали «заигрывать» с различными геополитическими союзниками и националистами. Для одних оказалось выгодно заигрывать с Россией как с геополитическим союзником и позиционировать себя на территории Украины, используя продвижение русскоязычного стандарта, выгоду дешевого газа и другие преимущества интеграции с Россией. Для других было выгодно продвигать идеи о национальной самостоятельности Украины, украинском языке и европейской ориентации этой страны, в отличие от «азиатской» России.

За этим, повторяю, скрывались очень серьезные социально-экономические конфликты одинаковых по своей экономико-политической природе акторов, связанные со стабильными (в отличие от краткосрочных политических) экономическими интересами противостоящих кланово-олигархических группировок. Политическая власть в этих условиях, манипулируя населением, позиционировала себя как единственное средство обеспечить баланс, компромисс противоборствующих сил.

В. Янукович был одним из символов такого компромиссного поведения, и для него разыгрывание «карты» национализма было важным компонентом. Насколько я могу судить, опираясь на мнение своих сведущих товарищей¹, предыдущая власть Украины «заигрывала» с националистами и профашистскими элементами, чтобы показать, кто может придти к власти, если их не изберут в очередной раз. Сформировалась этакая «полу-про-русская» ориентация, непоследовательная, колеблющаяся – власть несколько раз меняла свои решения относительно ЕС, России, оставаясь каждый раз в русле компромиссных, отчасти проевропейских, отчасти пророссийских решений, постоянно пыталась апеллировать к жупелу националистической угрозы. В результате «януковичи» сами же и усилили националистов, создав предпосылки для превращения их в реальную политическую силу.

В отличие от тактики заигрывания с националистами, линия на подавление левых носила последовательный характер, кто бы ни стоял у руля – их не пускали к власти, на них деструктивно воздействовали. Это касалось, с одной стороны, разрушения изнутри при помощи самых разнообразных политических технологий социалистической партии Украины, которая пыталась изображать проевропейскую социал-демократическую альтернативу, имея при этом пророссийскую культурную ориентацию (в социально-экономической и политической областях они были скорее западниками, в культурной – не отрицали близости с Россией и двуязычия). С другой стороны, Коммунистическую партию Украины фактически загнали в «гетто» русофильской ориентации, и она стала известна не столько своими социально-экономическими альтернативными программами, сколько однозначной поддержкой В. Путина как великого вождя, альтернативного нынешней власти и политике на Украине.

Последнее создало довольно неприятную атмосферу. Я не раз сталкивался с украинскими марксистами, коммунистами и представителями левых движений, особенно в восточной части Украины, где в Путине видели надежду на «спасение». Когда я пытался объяснять, какие экономические и политические последствия жители Восточной Украины получат в результате этого «спасения», мне объясняли, что это неважно, главное – им позволят говорить по-русски.

Такая инверсия социально-экономической и политической борьбы оказалась не случайной и очень значимой. И это при всем при том, что социально-экономическая политика В. Путина была более правой (в экономическом смысле – более либеральной, в политическом – более авторитарной), нежели «имевшая место быть» на протяжении последнего десятилетия политика В. Януковича или его предшественников. Последние были чуть более мягкими, чуть более социально-ориентированными в сфере экономики, и это один из парадоксов украинской ситуации.

Еще один важный аспект: социально-экономических различий в политике и программах прозападных и провосточных ведущих политических сил накануне кризиса практически не было. За теми и другими стояла власть олигархов, стремящихся привести к политическому господству чиновников, силовые структуры, идеологические формирования, институты, которые обеспечат продвижение их капиталов и максимальную прибыль от эксплуатации природных ресурсов и работников страны. Весьма символично то, что прорусских на (не «в») Украине поддерживали до недавнего времени одни олигархические кланы, связанные, как правило, с российским капиталом, а новое правительство в (не «на») Украине поддержали иные кланы – те, для кого более выгодна тесная интеграция с Западной Европой, и кто стремится перераспределить восточно-украинские ресурсы в свою пользу.

В этом смысле примечательно также и то, что руководителями восточных регионов новое правительство постаралось назначить западноукраинских олигархов: считалось, что они должны будут отдать свои деньги для помощи народу в восточной части Украины, но на деле они (подобно тому же Коломойскому) использовали свои капиталы для уничтожения народов этого региона.

Такова социально-экономическая предыстория противостояния. Речь шла, как видно из контекста, о переделе очень больших, а по украинским масштабам так и вовсе грандиозных – сотен миллиардов долларов – капиталов с возможностью стабильного извлечения прибыли в течение следующих десятилетий.

В этом плане столкновение в/на Украине – это миниатюрная «фарсовая» копия трагической ситуации, сложившейся в Европе накануне Первой Мировой войны, когда боролись однотипные экономические системы: в России – авторитарная модель военно-феодального империализма; в Германии, Франции, Англии – чуть более «цивилизованные» модели по сути той же системы, только с меньшим наследием феодализма и с большим развитием собственно капиталистических начал. Отличий было не так много, при этом внутри АНТАНТЫ они были более глубокими, нежели между АНТАНТОЙ и Центрально-Европейским блоком (монархическая Россия вместе с республиканской Францией воевала против находящейся с политической точки зрения в «промежутке» между ними полуавторитарной Германией, Австро-Венгрией и Ко). Основой противостояния двух блоков было сходство экономических базисов – империалистических капиталов, равно требовавших «переделить» экономическое пространство. Сюда можно также добавить геополитические амбиции огромных бюрократических государственных машин, которые были тогда (и остаются сейчас) сращены с капиталом.

Повторю: нечто похожее, но в виде «фарса» и в меньших масштабах, мы имеем сегодня в/на Украине.