Передача от 1 июня

Мы продолжаем читать наставления святого преподобного Иоанна Кассиана. Сегодня коснемся темы, на которую не будем долго говорить, – это единственная тема, которая опасна в силу того, что о ней говоришь, думаешь или слушаешь. Обо всем остальном можно говорить сколь угодно долго, но эта тема единственная в своем роде. Но поскольку есть вопросы и недоумения, приходится говорить, но как можно меньше.

Пятьдесят девятый абзац:

Чем выше и небеснее есть достоинство целомудрия, тем сильнейшие вызывает оно наветы вражеские. Почему тем усиленнее должны мы соблюдать не только воздержание тела, но и сокрушение сердца, с непрестанными молитвенными воздыханиями, чтоб пещь плоти нашей, которую Царь Вавилонский непрестанно покушается поджечь поджожками плотских подсад, непрестанно же угашать и охлаждать нисходящею в сердца наши росою Духа Святого.

Очень красивый, поэтичный образ. Наше естество, отравленное грехом, есть пещь вавилонская. Царь Вавилонский – враг, сатана. И эта пещь может быть охлаждена только небесной росой Святого Духа. Сатана поджигает нашу пещь поджожками плотских подсад. Эти поджожки плотских подсад связаны с разными искушениями, страстями, предметами и вещами, явлениями и феноменами этого мира, которые так или иначе возбуждают нашу страсть. Что же это?

Во-первых, это само наше естество, которое порой испытывает такие физиологические состояния, которые не могут оставить нас равнодушными и не только воздействуют на нашу телесность, но своей особой неповторимой сладостью цепляют и нашу душу, уводят ее в плен. Поджожка (говоря языком Феофана Затворника, который пытается достаточно поэтично перевести слова Иоанна Кассиана) – это чисто физиологическое переживание, которое цепляет душу, и человек хоть на какой-то момент увлекается сладостностью тех ощущений, которые ему предлагаются. И ему нужны внимание, усилия, воля и кое-что еще для того, чтобы не то что не среагировать (не среагировать нельзя), а оторвать душу от этого, не позволять душе своей увлекаться сладостностью переживаемых ощущений.

Во-вторых, поджожки плотских подсад – это воспоминания и сны. Воспоминания более произвольны, но все-таки они часто посещают нас. Есть люди (и сам Иоанн Кассиан относится к такой категории людей), которым вспоминать нечего. Но мы с вами относимся к людям обыкновенным, и нам всегда есть что вспомнить. Либо сами что-то переживали, либо видели в жизни или в кино, читали в книгах. Все это порой, как нам кажется, непроизвольно приходит к нам на мысль, и мы не всегда ловим себя на том, что уже вспоминаем не совсем приличествующие нашему современному статусу вещи.

Например, начали с мысли: «Интересно, а что сейчас происходит с этим человеком? Что-то слышала, что он заболел». И вслед за этим возникает некоторое романтическое воспоминание, связанное с этим человеком. Вспомнили человека – вспомнили и то, что нас когда-то связывало, объединяло. Боль переживания за этого человека незаметно для нас растворяется с переживанием приятности того времени, которое мы с ним проводили. И вот уже душа воспламенилась. Воспоминание ушло, мы его выкинули из головы, а томление души осталось.

Сны – вещь совершенно непроизвольная. Они приходят к нам в голову непонятно откуда и уходят, но, в отличие от воспоминаний, они переживаются очень ярко, и избавиться от них гораздо сложнее – они так сильно потрясают нашу душу, что оставляют в ней след, даже если мы этого и не хотим. Если мы попытаемся с помощью молитвы (об этом мы еще скажем) выбросить этот сон из головы, то практически до нуля можем минимизировать последствия этого сна. Если же мы сразу не помолимся (а это бывает часто), то этот сон воздействует на нас в течение всего дня, разжигая и возбуждая нашу душу определенными сладостными томлениями, мечтаниями, то есть подставляя нас под воздействие духа блуда.

Если две первые плотские подсады характерны более для людей монашествующих, уединенных, таких как Иоанн Кассиан, то дальше идут плотские подсады, присущие всем людям, и их воздействие гораздо более неприятное.

Следующая подсада – это лицезрение живых людей или лицезрение через Интернет фотографий, обложек, картинок, рекламы. Причем составители рекламы в этом смысле действуют профессионально – они не столько рекламируют товар, сколько привлекают внимание. Они знают, как привлечь внимание, и успешно это делают.

Вряд ли кто-то всерьез откликается на то, что рекламируют на баннерах, особенно на тех, которые расположены у дороги, потому что машина мчится и не успеваешь прочитать номер телефона, сайт, даже порой название. Но то, что привлекает внимание, остается в сознании, цепляет душевные влечения. Лицезрение живых или нарисованных, сфотографированных, движущихся картинок соблазнительного характера – это та среда, в которой мы живем. Увы – и еще раз увы. Так или иначе, но нас окружают соблазнительные люди, соблазняющие люди, соблазнительные картинки, целенаправленно нас соблазняющие. Мы находимся постоянно в соблазнительной сфере, нас постоянно окружает атмосфера, обстановка, которая направлена на то, чтобы нас соблазнить. Кто-то это делает неосознанно, кто-то – вполне осознанно, но делается это специально, то есть эффект именно на соблазнение.

Девушка, одевающая очень короткое платье или очень короткую юбку, делает это для того, чтобы привлечь к себе внимание. Мужчина в шортах или майке однозначно привлекает внимание к своей фигуре. Это и есть соблазн. И в этом смысле люди, конечно, осознают, что они делают.

Следующая замечательная плотская подсада – это непосредственный контакт; то есть не то, что мы видим, а то, с чем вступаем в соприкосновение. Это на самом деле самая опасная часть искушения, и мы говорим о ней только потому, что избежать ее человеку, живущему полноценной социальной жизнью, не представляется возможным.

Случайные прикосновения. Хорошо у нас сейчас так называемый карантин – и значительная часть людей носит перчатки. Но в целом, когда просто передаешь деньги или карточку, например, случайно прикасаешься к человеку. В общественном транспорте прикасаешься к другому человеку.

Или тебе улыбается девушка, когда ты пришел оформлять кредит. Конечно, ее улыбка дежурная, она делает это без всякой задней мысли, но она улыбается, обнажая таким образом всю красоту своей эмоциональной сферы, зажигая своей женственностью. Она не пытается тебя соблазнять, улыбка – это часть ее работы, но она для того и улыбается, чтобы ты не смог выйти из чар ее обаяния. Она улыбается не потому, что тебе рада, а потому, что это работает, это необходимая часть ее работы, чтобы клиент был очарован, чтобы остолбенел от того психофизического облика, который она излучает. То же самое можно сказать о молодом мужчине, который работает менеджером по продажам в каком-то магазине. Все это для того, чтобы очаровать, вовлечь в сферу своего влияния, используя свое обаяние.

На церковнославянском языке слово «обаять» носит негативный контекст. Собственно, как и слово «очаровать». Изначальный смысл на церковнославянском языке, на старорусском языке – это своими чарами человека связать. Потом уже благодаря русской поэзии слово «очарование» (очей очарованье) стало свободно от своего прямого контента, абстрагировалось, стало нейтральным – как синоним прекрасного. А изначальный смысл заключается в том, что женщины или мужчины очаровывают другого для того, чтобы пленить его волю.

Вот четыре поджожки плотских подсад, которые обычно окружают любого человека. Если человек уровня Иоанна Кассиана знает только первые две, то несчастный обыкновенный современный человек знает все четыре. И я бы даже сказал, это не поджожка, а серьезная поджога. Иоанну Кассиану, наверное, и не снилось, как можно теперь подпаливать, поджигать, буквально заливать пещь нашего естества и смолой, и нефтью, и паклей, и соломой, как это написано, собственно, в помянутом сюжете про пещь Царя Вавилонского.

Бороться со всем этим можно, иначе никто не смог бы против этого противостоять никогда, ни при каких обстоятельствах. Естество угашается постом, воздержанием. Хотя и не до конца. Чтобы угасить это до конца, нужно брать во внимание то, что написано Иоанном Кассианом в шестьдесят третьем абзаце: чтобы побороть страсть, необходимо иметь сокрушение и смирение. По мере нашего смирения естество успокаивается.

Сны и воспоминания, с точки зрения святых отцов, – это всегда действие врага. Особенно сны; они всегда попущены нам за нашу гордость и высокомерие. Про сны можно согласиться, без сомнения, потому что здесь нашей воли нет, а вот про воспоминания люди готовы поспорить, но на самом деле это так. Если мы вспоминаем человека – мы вспоминаем просто человека, и он нам должен быть дорог как человек. Если же к этому примешивается что-то нечистое – это явно попущено за наше прекословие, гордыню, противодействие. Если бы мы находились под действием благодати Божией, Бог защитил бы нас от этой душевной сладости, душевного томления, всегда присутствующих в определенного рода воспоминаниях. Если же Бог оставил нас и воспоминания о событиях, прошедших двадцать-сорок лет назад, нас тревожат, то, несомненно, это попущено оставившим нас Богом для того, чтобы мы смирились, протрезвились и стали более внимательны к тому, что есть, а не к тому, что было.

Вспоминать прошлое мы можем только по двум причинам: чтобы оплакать свое бедственное существование до того, как уверовали, либо чтобы прославить Бога за то, что Он вывел нас из этого бедственного состояния, в котором мы были до того, как уверовали. Если же мы вспоминаем свое прошлое без благодарности к Богу за избавление от греха и без плача об этих самых грехах, то это воспоминание нечистое; это уже показывает, что душа скитается, она не устремлена к Богу, ей надоел Бог, ей скучно с Богом. И для того чтобы развлечь себя чем-то помимо Бога, она пускается в какое-то скитание по прошлому, по будущему или где-нибудь еще. Это показывает, что душа как бы наказывается за то, что вместо того, чтобы думать о спасении, стремиться к Богу, она зашла на опасный путь.

Понятно, что человек монашествующий не испытывает третьего и четвертого вида искушений. Монах не смотрит на женщин, а сестры в женских монастырях обычно не смотрят на мужчин. Обилие прикосновений, эмоциональный контакт в монастырях минимизированы. Поэтому там на первых двух искушениях, по сути, все и заканчивается. А у мирских дух блуда определяется в значительной степени третьим и четвертым видом искушений, не исключая первый и второй.

Мирской человек может быть под действием врага, он может быть беззащитен перед врагом, он может быть (и часто бывает) оставлен Богом, но всегда только за какие-то очень упорные, очень настойчивые противодействия воле Божией. У среднего верующего человека, идущего к Богу, зависимость от этих четырех подсад, от блудных искушений определяется только его собственным вниманием. Враг там иногда бывает, но обычно благодать Божия защищает мирского человека от врага. Защищает в силу того, что он, во-первых, угашает собственные плотские разжжения тем, что у него есть семья; во-вторых, тем, что он находится в системе служения, послушания (о чем мы говорили в прошлый раз), у него хватает скорбей, трудностей, и Господь его хранит от всего этого.

Поэтому если мы чувствуем разжжение, страдание души от блудной страсти, как правило, в этом редко виноваты бесы. Бывает, но редко. Чаще всего виновато наше собственное невнимание. Внимание к девушке, которая улыбается, когда мы пришли в Сбербанк; внимание к продавщице, которая прикасается к нам, когда дает сдачу; внимание к интернет-картинкам и обложкам журналов, кричащим из киосков «Союзпечати», – не бесами определяется. Мы прошли по улице и обратили внимание на баннеры, на витрины, на киоски, на манекены в салоне женского белья, на девушку в вызывающей одежде. Но виноваты не они. Да, они создают фон соблазнения. Но наше внимание к этому определяется нами, это показывает, что душа хочет удовольствия, плотской сладости, она томится по этой плотской сладости, ей нужна именно эта сладость.

Наше внимание к этим соблазнам, возбуждающим нашу сласть, показывает, что человек не любит Бога всем сердцем. Таким образом Бог обличает человека, что он не устремился к Нему всем своим сердцем, не любит Его всем своим существом. На самом деле человек любит себя, свое удовольствие, этот мир, а не Бога. Поэтому апостол Иаков и называет таких людей прелюбодейцами, ибо они изменяют Богу, любя этот мир с его соблазнами, сладостями, удовольствиями. То есть, по сути, человек лицемерит: он представляется христианином, по виду выглядит христианином, но на самом деле он любит мир, любит себя, любит плоть, хотя демонстрирует из себя сына Духа и разглагольствует о духовных вещах. И, по сути, разжжение страсти показывает ему его подлинное «я», кто он есть на самом деле.

Например, идет человек с работы домой. По дороге он соблазнился десятью видами разных картинок, рекламы, живых женщин, еще чем-то подслушанным, эмоционально заразился. Он должен прийти домой, встать перед иконой, посмотреть на себя и сказать: «Господи, я лгу. Я же Тебя не люблю, на самом деле я люблю совсем другое». Он должен осознать свою плотяность, свою неверность Богу и ложь Богу и упасть перед иконой в покаянии. И это покаяние оторвет его сердце от мирских прихотей и устремит к Богу. Поэтому мы и читаем здесь, в пятьдесят девятом слове, что молитва и сокрушение низводят на распаленную пещь страстей человеческих росу Святого Духа.