Передача от 15 июня

Продолжаем читать наставления преподобного Иоанна Кассиана Римлянина, его беседы о борьбе со страстями. Мы говорим о борьбе со страстью сребролюбия. В прошлый раз мы читали первую часть шестьдесят восьмого абзаца. Там Иоанн Кассиан, описывая знакомые ему монашеские примеры, говорил о том, как эта страсть развивается у монахов. Рассматривая опыт одного бедного несчастного монаха, мы выделили, что в увлечении страстью сребролюбия просматриваются четыре ступени.

Сначала монах сомневается в Промысле Божьем, он не думает о том, что Бог о нем позаботится, руководствуется одной из известнейших пословиц: «На Бога надейся, а сам не плошай». Он не плошает и, сомневаясь в Промысле Божьем, пытается позаботиться о себе сам. «Если сам о себе не позаботишься, никакой Бог о тебе не позаботится» – так он думает.

Сомневаясь в Промысле Божьем, человек начинает искать возможность заработать деньги. Нормально он заработать их не может, потому что он не рабочий человек, он должен это сделать в обход каких-то правил и норм. Поэтому он лукавит, в данном случае скрывает это от своего наставника, аввы, не исповедует ему это, то есть тайком от своего духовного отца, попирая все законы монашеской жизни, делает работу, которая принесет ему доход.

Третья ступень: получив эту денежку, он думает, как ее сохранить, и все его переживания связаны с возможностью сохранения денежки. И четвертая ступень: как это все преумножить. Потому что одна денежка – это, конечно, хорошо, но мало ли что? А вдруг на то, что, возможно, произойдет, одной денежки не хватит? В конце концов, одна денежка может потеряться, может быть украдена, а две денежки – это все-таки большая гарантия. Понятно, что это дурная бесконечность, потому что когда у тебя будет две денежки, ты поймешь, что четыре – еще лучше, а восемь – лучше, чем четыре. А когда у тебя где-то в надежном месте хороший мешочек спрятан, то тебе и игумен не игумен – что хочешь, то и делай. Это то, что касается монашествующих.

А как это проявляется у нас, обыкновенных мирских людей? Мы ведь тоже сомневаемся в Промысле Божьем. «А вдруг что-то произойдет? А вдруг я заболею (сейчас часто болеют раком) и на мою операцию надо будет много денег? А вдруг жена меня предаст и мне придется куда-то уезжать? Надо иметь запасную квартиру, о которой никто не знает, чтобы было куда скрыться, если что. А вдруг, например, придет налоговая проверять, а у меня, как у всех бизнесменов, не все ладно? Никто же не может честно платить все налоги, потому что тогда нет смысла заниматься бизнесом. Надо что-то предусмотреть, надо какую-то подушечку безопасности приспособить, чтобы она защитила меня в какое-то время. Да мало ли что еще? А вдруг будет очередной кризис, квартиры будут в большой цене? Поэтому куплю-ка я парочку квартир; в крайнем случае, сыну подарю или любовнице, но пока пусть стоят. А когда вдруг у меня не будет денег, я их продам, вложу деньги в банк и проживу до конца своих дней. Или буду сдавать эти квартиры в аренду, и тоже будет хороший доход. Мало ли что? Сейчас-то, конечно, они не важны для меня, но потом-то вполне могут пригодиться».

То есть я сомневаюсь в Промысле Божьем. Я как разумный человек, зная нашу действительность, пытаюсь каким-то образом выстроить логику своего поведения, обезопасить себя, если вдруг какая-то беда со мной случится. Я переживаю за будущую свою жизнь, я в тревоге за свою будущность. Я, конечно, понимаю, что Бог сильный, могучий, но Он не будет решать мои проблемы за меня. Спасение утопающего – дело рук самого утопающего, вот я и стараюсь это сделать. На Бога надейся, а сам не плошай.

Вот эта тревога является в отношении сребролюбия вещью показательной. Почему? Часто перед нами возникают реальные проблемы, которые происходят здесь и сейчас. Например, у меня сын женится, ему надо квартиру, и я пытаюсь заработать деньги на первоначальный взнос. Если я беру дополнительную работу, чтобы помочь сыну взять ипотеку, то это не имеет отношения к сребролюбию, никак с этим не связано, потому что я решаю реальную проблему, которая передо мной стоит. Я понимаю, что я ее решить могу, и решаю ее. Если я ее решить не могу финансово, то есть никакая моя работа не поможет заработать столько, чтобы внести первый взнос на ипотеку, тогда я уповаю на Бога и что-то делаю из того, что Бог подсказывает мне делать, или просто надеюсь, что как-то все устроится. Например, что первоначальный взнос будет очень маленький или, может быть, какая-то программа льготная выйдет. Я начинаю молиться, чтобы что-то устроилось. Я решаю конкретную встающую передо мной задачу.

Для сребролюбия очень важна тревога, первая ступень – сомнение в Промысле Божьем. Еще никакой проблемы нет; она, может быть, когда-нибудь возникнет. Я слышал, что такие проблемы возникают, и думаю, что вдруг она возникнет и у меня. То есть я не доверяю Богу, не уповаю на Бога, а решаю проблему, сейчас не актуальную, ее сейчас нет, она не стоит передо мной. Она, может быть, и завтра не будет стоять, и через двадцать лет и через пятьдесят не будет стоять. А я думаю: «А вдруг будет? Я же не знаю, как сложится моя жизнь».

Вот это недоверие Богу и тревога, которая вовлекает человека в сребролюбие, увлекает на этот путь, ведущий вниз, – эта ступень вполне доступна всякому человеку, независимо от того, монах он или нет. Человек пытается перестраховаться. Руководимый тревогой, он пытается решить проблему, которая когда-то, возможно, перед ним будет стоять.

Поскольку он решает не реальную проблему, а надуманную, поскольку он руководствуется не верой, а сомнением в Боге, само по себе сомнение извращает ум, и человек пускается в лукавство, начинает лукавить. Тайком от других, чтобы никто не знал, он пытается скрыть источник своего дохода, размеры своего дохода, скрыть, что он на что-то копит или где-то что-то строит, где-то что-то покупает. Он кому-то врет, кого-то обманывает, где-то что-то скрывает или где-то кого-то не слушается. Именно в этой ситуации он легко может повестись на то, чтобы взять взятку или дать взятку, чтобы никто не сказал, чтобы никто не узнал, чтобы никто об этом не ведал. Чтобы ему дали то, что ему вообще-то не положено, но тайком, чтобы как-то обезопасить будущее.

Например, по какой разумной причине мужчина, имеющий двух сыновей двадцати и пятнадцати лет, строит трех-четырехэтажный дом где-нибудь в зеленой полосе России? Зачем огромный дом одному человеку? Он знает, что дети с ним жить не будут, да он этого и не хочет. Он хочет там жить, может быть, с женой – у них романтические отношения и, несмотря на двадцать лет брака, они сохранили нежность и теплоту. Но зачем им двоим трех-четырехэтажный дом? Он нужен большой семье. Очень интересно, когда туда вместе съедутся братья, сестры, много детей, много внуков. Но он вовсе не хочет этого. И строит-то он тайком на всякий случай; например, если его снимут с работы, он будет жить в доме своей мечты. Не будет! Потому что если даже все получится, как он хотел, он не сможет туда уехать с женой. Но даже если уедет туда с женой, через полгода сойдет с ума от тоски и одиночества, потому что ходить одному по пустым комнатам ужасно тяжело.

Но он не думает об этом, потому что живет тревогой: вдруг что-нибудь случится? А так у меня есть запасной дом, о котором никто не знает. Даже жена не знает, я привезу ее, покажу, расскажу. Она скажет: «Фи, я не хочу здесь жить! Нам станет скучно». Но меня тешит мечта, которая компенсирует тревогу, потому что я не знаю, как сложится моя жизнь. Вот эта тревога заставляет меня обманывать, лукавить, притворяться, лицемерить, льстить, лгать и творить все эти несообразности, которые страшно отравляют сердце.

Человек берет новую работу, берет новый кредит, запутывается в этих кредитах для того, чтобы тайком решить какую-то проблему, по поводу которой у него тревога. Реально проблемы нет, но вдруг она появится? – Он тревожится, беспокоится об этом.

Вот он все-таки добился своего: у него есть дом, который он построил тайком, не совсем законным образом. Дом, о каком он мечтал: двухэтажный или трехэтажный, с гаражом, с прудом, с рыбками. Или же это счет в банке. Или кубышка, зарытая под березой. Или еще что-то. И теперь он думает, как это сохранить, чтобы об этом никто не узнал, чтобы комар носу не подточил, потому что тогда может вскрыться не совсем честный способ, ведь он скрывался, лукавил.

Кубышку под березой сохранить проще, чем трехэтажный особняк в лесу, но суть не меняется. Земля продается, перепродается – вдруг кто-то купит это поле с березой? Попробуй доказать, что зарытая там кубышка с золотом или долларами принадлежит тебе. Поэтому я переживаю. Счет в банке можно изъять, можно арестовать. Столько проблем, переживаний! Естественным последствием тревоги является страх.

Кто-то может подумать, что это дело богатых людей. Вовсе нет! Бабушка откладывает себе на всякий случай деньги. Я лично был свидетелем истории двадцать лет назад, когда у нас в поселке, где я жил, сгорел дом. В соседях жила бабушка, которая накопила деньги на смерть. Когда загорелся дом, она выскочила, а про деньги-то забыла – естественно, она спасала свою жизнь. А когда дом сгорел, она вспомнила, что деньги она там забыла, и они, естественно, сгорели. Так у этой бабушки не было радости от того, что она спаслась, что она жива, – у нее было горе от того, что деньги сгорели. Для нее они были самым ценным, ценнее ее жизни. Не то что у нее не на что было есть, пить или жить. У нее была семья, дети и внуки, которые позаботились о ней во всех смыслах: и с точки зрения дома, и с точки зрения питания, и одежды, и квартиры, и даже похоронили ее честно и славно, как достойно для хорошей матери. Но в тот момент она была в страшной депрессии, потому что все ее сокровище, на которое она надеялась, вдруг исчезло, причем так нелепо, глупо.

На самом деле у всех такая проблема: сохранить сокровище, самую главную ценность, на которую я надеюсь. Особенно это деньги в наше время. Ладно золото, бриллианты – они всегда в цене. А деньги? Каждый, кто жил в 90-е годы, знает, как все эти сбережения в момент превратились в ничто, и люди, пережившие это, боятся. «Конечно, у меня есть сколько-то на карточке, на книжке или в банке (в смысле стеклянной) – а вдруг они обесценятся? Вдруг их не станет? » Вот уже переживания. Я слежу за новостями: нет, сегодня не обесценились. А вдруг завтра обесценятся?

Все, кто пережил дефолт в 90-е годы, кто пережил деноминацию рубля, переживают. Все люди, которые жили в 90-е, знают, как это делается, – и переживают. По этой причине человек, если имеет что-то, накопил что-то, – не спокоен. Тревога, оказывается, никуда не ушла, человек мучим страхом. Потому что если он это потеряет, он почти мертвый: на что ему теперь надеяться?

В ряде случаев, если речь не о бабушках, а о людях более-менее активного возраста, имея какое-то сбережение на черный день, человек думает: «Сто тысяч – это, конечно, дело хорошее, но ведь это ни о чем. Вот был бы миллион! Значит, надо заработать миллион. А миллион – это что? Ни квартиры, ни машины ни купишь. Вот бы три миллиона. Но их надо накопить. Но опять-таки на три миллиона хорошую квартиру не купишь. Если хорошо посчитать, так и эта сумма ни о чем».

Человеку реально надо на какую-то малость, а эта малость, как в «Сказке о рыбаке и рыбке», вдруг разрастается до больших размеров. И человек откладывает и беспокоится о подушке безопасности все больше, больше и больше. Тревога, оказывается, не успокаивается, а приумножается, разрастается и требует все большего и большего количества средств. «Мне нужно больше, тогда я буду спокойнее! » Но, имея больше, ты понимаешь, что на самом деле можешь потерять, если все пойдет не так. Тревога и страх становятся все больше, и в конце концов человек становится весь в этих попечениях о деньгах для нужд, которых реально нет.

Я подчеркиваю: важно не количество денег, не само их наличие, даже не качество, откуда они появились. Важно, о чем это переживание: оно связано с решением реальной проблемы здесь и сейчас или оно надуманное: «А вдруг что-нибудь случится»? Если эти деньги не решают реальных проблем, то это чистой воды сребролюбие, человек уже попался на удочку этой страсти. Но, в сущности, что это, как не неверие Богу?

В 68-м абзаце Иоанн Кассиан об этом и говорит:

В поджожку ей приходят далее и другие заботливые помышления: обещается долгая жизнь, преклонная старость, немощи разные и продолжительные, которых в старости и перенести не будет возможности, если в ранние лета не заготовишь побольше денег. – Так несчастная душа, связана будучи узами сей змеи (сребролюбия), все далее и далее влечется, в желании с непотребною заботою умножать не добре начатое собрание имущества, сама в себе порождая заразу, которая все жесточе и жесточе пожирает ее, подобно пламени. Будучи вся поглощена корыстолюбным помыслом, она ни на что не обращает сердечного воззрения, кроме того, откуда могла бы достать денег, чтоб с ними поскорее улететь из-под ига монастырской строгости. Коль скоро блеснет ей какая-либо надежда на получение денег, – тут она ничем уже не дорожит: из-за нее она не погнушается ни ложью, ни клятвопреступлением, ни воровством, ни нарушением верности. Словом, – золото и чаяние корысти во всем бывает для нее богом, как для иных чрево. Почему блаженный Апостол, провидя пагубный яд сей болезни, назвал ее не только корнем всех зол, но и идолослужением, говоря: «и любостяжание (умертвите), еже есть идолослужение» (Кол.   3,   5).

Мы видим, что, по сути, сребролюбие есть неверие Богу, ибо с момента, когда человек допускает помысел сомнения: «А вдруг что-то случится», он отвергает благой Промысл Божий о себе. Он пока в сомнении об этом Промысле. Но когда у него появилась деньга (или мешок денег) или счет и он корпит, бдит над этим, с этого момента его богом стала эта деньга (или этот мешок, или счет). Потому что он надеется не на Живого Бога, а на эту деньгу; он бережет ее как зеницу ока, потому что эта деньга, а не Бог – вся его надежда. Если он служит ей, думает только об этой деньге, заботится о ее сохранении и приумножении, то, естественно, это стало его богом. А раз он служит этому и готов ради этого на все – это и есть не что иное, как сказанное апостолом идолослужение.