Передача от 25 января

Продолжаем читать наставления святого преподобного Иоанна Кассиана из второго тома «Добротолюбия». Мы говорим о скорбях. В прошлый раз мы читали 175-й абзац; там Иоанн Кассиан говорит, что, во-первых, вопрос о том, почему люди страдают, не может родиться в сердце верующего человека. Во-вторых, если человек представляется себе и другим как бы человеком верующим, но этот вопрос все-таки у него рождается, то само по себе выражение этого вопроса, его озвучивание является бунтом против Бога, ропотом и возмущением. Это обличает подлинное настроение и состояние нашего сердца.

Мы не должны смущаться этими неожиданными скорбями, тяжелыми болезнями, происходящими с хорошими, праведными людьми. Мы ведь приготовлены Христом к скорбям и смерти. Сам Он прошел путем смерти, и все те, кого Он послал, кто был с Ним, кто продолжал дело Иисуса Христа, прошли путем скорби. Без скорбей, говорит Священное Писание, Богу нельзя угодить. В терпении вашем стяжите души ваши (Лк. 21, 19). Без большего или меньшего, казалось бы, незаслуженного наказания человеку никак нельзя спастись, это необходимое условие. И заканчиваются заповеди блаженств именно этим: мзда ваша многа на небесех (Мф. 5, 12).

В Послании к Евреям, в 11-й главе, как раз говорится о вере. И в подтверждение веры приводится пример сонма ветхозаветных праведников. Мы слышим это апостольское чтение как раз накануне праздника Рождества. В этом отрывке перечисляются ветхозаветные праведники, и то не все, а некоторые из них. Но, как говорит Священное Писание, все они пострадали. Все они вместо заслуженной награды получили скорбь, скитание, очень мучительную смерть (как пророк Исайя) или гонения, притеснения, голод, нужду. Они претерпели всё, но не для того, чтобы сразу принять награду. Они ждут нас, когда мы пройдем тем же самым путем. И дальше Послание к Евреям очень ярко говорит, что любому человеку через эту скорбь пройти надо, по-другому не получится.

Опыт не только ветхозаветных святых, но и опыт новозаветных святых, очень хорошо нам известных, всегда есть иллюстрация к тому, что человек вдруг неожиданно, совершенно незаслуженно начинает страдать. Скажем, преподобный Серафим Саровский был избит разбойниками, этот случай каждый знает. Или преподобный Серафим Вырицкий был неизлечимо болен и страдал даже тогда, когда просто лежал на постели, он лежал очень много лет. Серафим Вырицкий нам очень хорошо известен, его болезнь была мучительной, и заработал он ее очень быстро своим аскетизмом, когда уже стал монахом. Или святитель Игнатий (Брянчанинов): он был гоним всеми кому не лень, при этом еще был неизлечимо болен. И заболевал он именно там, где более всего посвящал себя Богу, там, где более всего потрудился во славу Божью. Ну и, в конце концов, все апостолы умерли мученической смертью, за исключением одного, но и его жизнь была очень трудна, скорбна и мучительна.

Всем людям, которые сейчас наполняют церковное общество, ходят в церковь, надо сосредоточиться и посмотреть на иконы, фрески, послушать песнопения, каноны, почитать акафисты, просто раскрыть себя для Церкви. И тогда мы увидим, что облако свидетелей (Евр. 12, 1), как говорит апостол Павел, окружает нас и побуждает нас идти этим же путем скорби.

Для нас, казалось бы, должно быть естественным, что человек через скорби только и спасается. Но мы далеко от этого ушли, мы ушли далеко от простоты восприятия Евангелия; кроме того, мы стали в известной степени фарисеями. А фарисеи, которые находятся в причинно-следственной системе связей, – это гремучая смесь.

Мы живем в парадигме, что все, что с нами происходит, имеет какую-то причину. Раз это со мной произошло, значит, я в чем-то виноват, иначе бы этого со мной не произошло. А если я еще и фарисей, то я не только в отношении себя, но и в отношении всех других знаю: если это с ними произошло (на них что-то упало, кто-то попал в аварию, кто-то заболел и умер или у кого-то кто-то заболел и умер), то очевидно, что они сами в этом виноваты. Они грешники, не каются, поэтому с ними это и происходит.

На самом деле в мире богочеловеческих отношений причинно-следственные связи даже не вторичны, а отходят как бы на третий план. У Бога всегда есть некая цель, к которой Он ведет человека; так, по крайней мере, нам свидетельствует Писание. Кроме того, мы еще все фарисеи. И как фарисеи, мы любим находить недостатки других, любим укорять других за то, что они сами виноваты в том, что с ними произошло.

С одной стороны, мы имеем облако святых, с другой стороны поем в тропаре всех святых: «Иже во всем мире мученик Твоих, яко багряницею и виссом, кровьми Церковь Твоя украсившися». То есть Церковь украшается кровью мучеников. Кровь мучеников – семя Церкви, говорит Тертуллиан. Мы все это знаем, ведаем, мы все это понимаем. Но, как фарисеи, верим на самом деле не в Бога, а в то, что есть причина и следствие. Но если есть причина и следствие, Бог тогда зачем нужен? Если я что-то сделал плохого, а потом пожинаю за это наказание, при чем тут Бог? Тогда давайте верить в карму, а не в Бога, потому что карма отображает именно веру большинства современных христиан. Если за неким движением, греховным явлением следует наказание, это понятно, это логично, это замечательно, только к христианству это не имеет отношения. А если так верить удобнее, то целесообразнее, может, рассмотреть возможность перехода в буддизм?

Если мы верим в то, что любое совершенное дело непременно имеет последствия, за любой грех нас ждет наказание, то зачем мы тогда приходим к Богу? Ведь мы же перед Ним плачем, чтобы Он нас простил, мы же перед Ним каемся на исповеди, чтобы Он нас помиловал. Если это происходит, значит, Он может (скажем грубо и пошло) не наказывать за этот грех? Тогда, стало быть, не работает система причинно-следственных связей. Только простые люди этого не замечают, а такие святые, о которых здесь сказано, просили прощения; значит, Бог должен их спасти от наказания, но Он их, получается, не спас. Конечно, дело не в том, что Он наконец настиг их Своим наказанием, а в том, что произошло нечто, включенное в план домостроительства спасения человека, нечто важное и нужное для всех участников этой тяжелой ситуации, когда погибает много, казалось бы, невинных людей.

Человеку нужно избавиться от причинно-следственных связей, поверить, что источником того, что с ним будет в будущем, является Бог, Который силен защитить его от всех врагов и силен в любом случае принять решение в отношении любого человека – и это принятие решения будет продиктовано только одной заботой о нем и любовью к нему.

176-й абзац:

Все сущее и бывающее в мире, трояко есть, именно, – добро, зло и среднее. Итак нам надо узнать, что собственно есть добро, что зло, и что среднее, чтоб наша вера, будучи ограждена верным ведением, во всех искушениях пребыла непоколебимою. В делах человеческих ничего не должно почитать существенным добром, кроме одной душевной добродетели, которая, искреннею верою приводя нас к Богу, понуждает непрестанно прилепляться к сему неизменному добру. И напротив, ничего не должно почитать злом, кроме одного греха, который, отделяя нас от благого Бога, связывает с злым дьяволом. Среднее есть то, что может быть относимо к той или другой стороне, судя по качеству и расположению пользующегося тем, как-то: богатство, власть, почесть, телесная сила, здоровье, красота, самая жизнь или смерть, бедность, немощность плоти, напраслины и прочее сему подобное, что по качеству и расположению пользующегося тем может служить или к добру или ко злу. Ибо и богатство часто может служить к добру, по Апостолу, который «богатым в нынешнем веке заповедует богатитися в добрых делах, благоподатливым быти, общительным сокровиществующе себе основание добро в будущее, да примут вечную жизнь» (1 Тим.   6,   17–19): но опять оно же обращается во зло, когда собирают его, чтоб только копить и зарывать в землю, как делают скупые, или расточать на роскошь и утехи, а не в пользу нуждающихся. Также, что власть и почесть, телесная сила и здоровье суть средние, и для той и для другой стороны пригожие, тем уже легко доказывается, что многие из святых в Ветхом Завете, обладая всем этим, и Богу были очень благоугодны, как напротив те, которые худо пользовались сими благами, обращая их на служение своим наклонностям не добрым, не несправедливо были или наказываемы или предаваемы смерти, как часто сказывают о сем Книги Царств. Так и о прочих средних вещах разумей, что они не суть настоящее добро, которое состоит в одних добродетелях, а суть нечто среднее; потому что как для праведных, на праведные и нужные дела их употребляющих, они полезны и благотворны, – яко дающие им возможность плоды добры сокровиществовать для вечной жизни, – так для тех, которые худо ими пользуются, не полезны и пагубны, доводят их только до греха и смерти.

Вот такой отрывок, где этические понятия добра и зла рассматриваются сквозь призму духовной жизни.

По Иоанну Кассиану получается, что добро есть добродетель. Это не масло масляное, тут есть смысл. Что имеется в виду под утверждением, что подлинное, истинное добро есть добродетель? Добро есть то, что соединяет нас с Богом, что является источником всего доброго в нас. В противоположность этому как раз все, что не соединяет нас с Богом, добром не является. Поэтому дальше Иоанн Кассиан и говорит, что вещи бывают средние, то есть могут привести к соединению с Богом, а могут не привести к соединению с Богом. Но настоящее добро – это не просто то, что приводит к Богу, добро – это то, что принуждает Богу повиноваться, то, что принуждает прилепиться к Богу. Получается так: душевная добродетель, которая горит верой и влечет человека к Богу, и есть действие Самого Бога в нас.

По сути, речь идет о том, что благодатью Своею, Духом Своим Святым Бог воспламеняет нашу веру, Он устремляет нас к Самому Себе, потому что для нас это и есть источник всего. Добро не просто вдохновляет, оно именно принуждает нас прийти к Богу, добро – это действие благодати в нас. То есть все, что не являет действие веры, что не влечет человека к Богу, все то, что не является благодатью, не является и добром в современном смысле этого слова, в отношениях, пронизанных Богом, в свете истины не является подлинным добром.

Например, сектанты очень добрые, но уводят человека от Бога. Или, например, люди, которые соблазняют девушек. Вспомнил сейчас образ Анатоля Курагина. Подобных образов много в литературе разных народов. Человек делает хорошо, девушке нравится то, что он делает, ему самому нравится то, что он делает, и он производит потрясающе красивое впечатление. Но он делает это по очень гнусным соображениям, и это не является добром, хотя девушка, очарованная его обходительностью, словами, красотой, думает, что это и есть подлинное добро. Поэтому она воспринимает вмешательство в процесс соблазнения родственников как страшную беду, впадает в депрессию, унывает... Очень много в мире разных подобных ситуаций. В конце концов, как говорит Священное Писание, и сатана может принимать вид ангела света и пытаться произвести доброе впечатление, но любые взаимоотношения с ним являются злом по существу.

Поэтому ценны не сами по себе добрые дела, какие бы они ни были (часто они своевольные, очень часто тщеславные). А смысл имеют лишь дела благодати, то есть дела, которые пронизаны благодатью. Именно эти дела в силу того, что они рождены благодатью, приводят нас к Богу, соединяя нас через это доброе дело с Богом. Вот тогда эти действия являются добром.

Если что-то по-видимому доброе не приводит к соединению с Богом, не является плодом веры и действия благодати, то оно не является и в собственном смысле слова добром. Ибо не приводит человека к Богу, не преисполняет его смирением и, в сущности, ничего человеку подлинно доброго не дает, потому что источник всякого блага есть Бог, и только то, что соединяет нас с Богом, и есть совершенное добро и совершенное благо.

Что же такое зло? Зло – это грех, который отделяет нас от Бога. Если добро – это то, что соединяет нас с Богом, грех – то, что отделяет нас от Бога. Адам ввел в мир зло, он отпал от Бога, поэтому ввел в мир зло. После того как Адам это сделал, весь мир лежит во зле. Лежит во зле, но он по существу не злой, как мы видим это из того, что Иоанн Кассиан называет средним, где каждая вещь этого мира может быть использована в добро, а может во зло. Но сам этот мир теперь обречен лежать во зле. Все в нем отныне может быть использовано с целью зла, может быть использовано с целью добра. Но сама возможность использовать что-то во зло есть, потому что Адам согрешил.

В результате получается, что грех есть не просто совершённое зло; я бы сказал, что грех есть двойное зло. С одной стороны, когда грех совершается, он отделяет человека от Бога и убивает его, ибо отделение от Бога есть смерть. И любой грех является злом в прямом смысле этого слова, потому что напитывает меня смертью, отделяя от источника жизни, отделяя от Бога. Он, естественно, приобщает меня к смерти, я становлюсь мертвым. Но кроме того, что я становлюсь мертвым, естественно, я, совершая грех, умножаю зло в этом мире. Мир не просто лежит во зле, этого зла становится все больше и больше, потому что люди совершают грех уже давно-давно. Очень давно люди практически не соединяются с Богом, а значит, они не творят добра, они не живут в добре. При этом каждый даже из верующих людей переживает состояние отчуждения от Бога, потому что творит зло и этим творением зла убивает себя.

Но при этом, когда человек творит грех и этим творит зло, убивая себя, разрушая себя, погружая себя в смерть и вводя в мир дополнительное присутствие зла, этот человек, делающий зло, делающий грех, не делает зла мне. То есть злой человек или злое существо, творя зло, не причиняет зла мне, потому что я не делаю греха. Если я делаю грех, я делаю зло, опять-таки убивая себя и погружая мир в дополнительную толику зла. Но если в отношении меня делается зло злым человеком (он делает зло, а у меня нет зла, потому что я не совершаю греха; зло совершается в отношении меня, но я зла не делаю, раз я не делаю греха), я могу спокойно воспринимать происходящее со мной в контексте заповедей Божьих. Я знаю, как реагировать, как велит мне реагировать на это Бог, и стараюсь так на это и реагировать; скажем, молиться за обижающих меня.

Поскольку я не сотворяю греха, а сопротивляюсь и не делаю зла, лишь бы только его не сделать, я делаю то, что соединяет меня с Богом, то есть я творю добро с точки зрения этого абзаца Иоанна Кассиана.

Еще раз: если человек творит грех, то это есть зло. Если человек творит добродетель, через которую соединяется с Богом, это добро. Если в ответ на зло я творю то, что хочет Бог, творю Его волю, по благодати Его творю совершенное добро, значит, я соединяюсь с Богом, творю подлинное добро. Если в отношении меня кто-то хочет сделать зло, а я тем не менее творю добро, получается, что если я с терпением переношу скорби и страдания, даже, скажем, если они ни за что на меня обрушились, то я делаю добро. Он делает зло, а я делаю добро.

Получается, что ситуация такая: Крест Христа победил не только зло людей, убивавших Христа, но и все зло мира. Значит, если я сохраняю верность Христу и творю добродетель, даже если в отношении меня творится зло, то я тоже умножаю в мире добро и уменьшаю зло. Я не Христос и не могу сделать то, что сделал Он, Он уже все сделал, но я становлюсь причастным к творению добра, я тоже творю добро, и зло в этом мире уменьшается.

Но единственный способ это сделать – именно так воспринимать любое зло, чтобы на мне оно и остановилось. Если я на зло отвечаю злом, то есть к греху прилагаю еще грех, то зла становится еще больше, я ничего не добиваюсь, я не остановил зло, я его умножил. Поэтому Христос и говорит, что нельзя злом исправить зло, оно исправляется только добром, то есть тем, что я продолжаю не творить грех, а сохранять верность Богу и соединяться с Ним по благодати и утверждать свою жизнь в Нем.