 |
(в ответ на ее письмо). (Из Шиллера)
|
|
|
|
(в ответ на ее письмо)
Как под сугробом снежным лени,
Как околдованный зимой,
Каким-то сном усопшей тени
Я спал, зарытый, но живой!
И вот, я чую, надо мною,
Не наяву и не во сне,
Как бы повеяло весною,
Как бы запело о весне…
Знакомый голос… голос чудный…
То лирный звук, то женский вздох…
Но я, ленивец беспробудный,
Я вдруг откликнуться не мог…
Я спал в оковах тяжкой лени,
Под осьмимесячной зимой,
Как дремлют праведные тени
Во мгле стигийской* роковой.
Но этот сон полумогильный
Как надо мной ни тяготел,
Он сам же, чародей всесильный,
Ко мне на помощь подоспел.
Приязни давней выраженья
Их для меня он уловил —
И в музыкальные виденья
Знакомый голос воплотил…
Вот вижу я, как бы сквозь дымки,
Волшебный сад, волшебный дом —
И в замке феи-Нелюдимки*
Вдруг очутились мы вдвоем!..
Вдвоем! — И песнь ее звучала,
И от заветного крыльца
Гнала и буйного нахала,
Гнала и пошлого льстеца.
1850
Поминки*
(Из Шиллера)
Пала царственная Троя,
Сокрушен Приамов град*,
И ахеяне*, устроя
Свой на родину возврат,
На судах своих сидели,
Вдоль эгейских берегов,
И пэан* хвалебный пели,
Громко славя всех богов…
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; «Раздавайся, глас победный!
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Вы к брегам родной земли
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Окрыляйтесь, корабли,
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; В путь возвратный, в путь безбедный! »
И сидели в длинном строе —
Грустно-бледная семья —
Жены, девы падшей Трои,
Голося и слезы лья,
В горе общем и великом
|
|
|
Плача о себе самих,
И с победным, буйным кликом
Дико вопль сливался их…
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; «Ждет нас горькая неволя
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Там, вдали, в стране чужой.
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Ты прости, наш край родной!
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Как завидна мертвых доля! »
И воздвигся, жертвы ради,
Приноситель жертв, Калхас*,
Градозиждущей Палладе*,
Градорушащей молясь,
Посейдона силе грозной,
Опоясавшего мир,
И тебе, эгидоносный
Зевс*, сгущающий эфир!
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; «Опрокинут, уничтожен
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Град великий Илион!
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Долгий, долгий спор решен, —
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Суд бессмертных непреложен».
Грозных полчищ воевода,
Царь царей, Атреев сын*,
Обозрел толпы народа,
Уцелевший строй дружин.
И внезапною тоскою
Омрачился царский взгляд:
Много их пришло под Трою,
Мало их пойдет назад.
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; «Так возвысьте ж глас хвалебный!
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Пой и радуйся стократ,
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; У кого златой возврат
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Не похитил рок враждебный! »
«Но не всем сужден от бога
Мирный, радостный возврат:
У домашнего порога
Многих Керы* сторожат…
Жив и цел вернулся с бою —
Гибнет в храмине своей!.. » —
Рек Афиной всеблагою
Вдохновенный Одиссей*…
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; «Тот лишь дом и тверд и прочен,
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Где семейный свят устав:
|
|
|
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Легковерен женский нрав,
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; И изменчив, и порочен».
И супругой, взятой с бою,
Снова счастливый Атрид*,
Пышный стан обвив рукою,
Страстный взор свой веселит.
«Злое злой конец приемлет!
За нечестьем казнь следит —
В небе суд богов не дремлет!
Право царствует Кронид*…
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Злой конец началу злому!
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Правоправящий Кронид
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Вероломцу страшно мстит —
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; И семье его и дому».
«Хорошо любимцам счастья, —
Рек Аякса брат меньшой*, —
Олимпийцев самовластье
Величать своей хвалой!..
Неподвластно высшей силе
Счастье в прихотях своих:
Друг Патрокл* давно в могиле,
А Терсит* еще в живых!..
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Счастье жеребии сеет
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Своевольною рукой.
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Веселись и песни пой
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Тот, кого светило греет!
Будь утешен, брат любимый!
Память вечная тебе!..
Ты — оплот несокрушимый
Чад ахейских в их борьбе!..
В день ужасный, в день кровавый
Ты один за всех стоял!
Но не сильный, а лукавый
Мзду великую стяжал…
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Не врага рукой победной —
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; От руки ты пал своей…
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Ах, и лучших из людей
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Часто губит гнев зловредный!
И твоей теперь державной
Тени, доблестный Пелид*,
Сын твой, Пирр, воитель славный,
Возлияние творит…»
— «Как тебя, о мой родитель,
Никого, — он возгласил, —
Зевс, великий промыслитель!
На земле не возносил!
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; На земле, где всё изменно,
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Выше славы блага нет.
|
|
|
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Нашу персть* — земля возьмет,
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Имя славное — нетленно».
«Хоть о падших, побежденных
И молчит победный клик,
Но и в родах отдаленных,
Гектор, будешь ты велик!..
Вечной памяти достоин. —
Сын Тидеев* провещал, —
Кто как честный, храбрый воин,
Край отцов спасая, пал…
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Честь тому, кто, не робея,
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Жизнь за братий положил!
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Победитель — победил,
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Слава падшего святее! »
Старец Нестор* днесь, маститый
Брашник*, кубок взяв, встает
И сосуд, плющом обвитый,
Он Гекубе* подает:
«Выпей, мать, струи целебной
И забудь весь свой урон!
Силен Вакха сок волшебный,
Дивно нас врачует он…
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Мать, вкуси струи целебной
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; И забудь судеб закон.
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Дивно нас врачует он,
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Бога Вакха дар волшебный».
И Ниобы* древней сила
Горем злым удручена,
Соку дивного вкусила —
И утешилась она.
«Лишь сверкнет в застольной чаше
Благодатное вино,
В Лету рухнет горе наше
И пойдет, как ключ, на дно.
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Да, пока играет в чаше
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Всемогущее вино,
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Горе в Лету снесено,
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; В Лете тонет горе наше! »
И воздвиглась на прощанье
Провозвестница-жена*,
И исполнилась вещанья
Вдохновенного она;
И пожарище родное
Обозрев в последний раз:
«Дым и пар — здесь всё земное,
Вечность, боги, лишь у вас!
|
|
|
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Как уходят клубы дыма,
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Так уходят наши дни!
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Боги, вечны вы одни, —
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Всё земное идет мимо! »
Конец 1850 — начало 1851
" Смотри, как на речном просторе…" *
Смотри, как на речном просторе,
По склону вновь оживших вод,
Во всеобъемлющее море
Льдина за льдиною плывет.
На солнце ль радужно блистая
Иль ночью, в поздней темноте,
Но все, неизбежимо тая,
Они плывут к одной мете& #769;.
Все вместе — малые, большие,
Утратив прежний образ свой,
Все — безразличны, как стихия, —
Сольются с бездной роковой!..
О, нашей мысли обольщенье,
Ты, человеческое Я,
Не таково ль твое значенье,
Не такова ль судьба твоя?
‹1851›
Предопределение*
Любовь, любовь — гласит преданье —
Союз души с душой родной —
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье,
И… поединок роковой…
И чем одно из них нежнее
В борьбе неравной двух сердец,
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Оно изноет наконец…
Между июлем 1850 и серединой 1851
Близнецы*
Есть близнецы — для земнородных
Два божества — то Смерть и Сон,
Как брат с сестрою дивно сходных —
Она угрюмей, кротче он…
Но есть других два близнеца —
И в мире нет четы прекрасней,
И обаянья нет ужасней,
Ей предающего сердца…
Союз их кровный, не случайный,
И только в роковые дни
Своей неразрешимой тайной
Обворожают нас они.
И кто в избытке ощущений,
Когда кипит и стынет кровь,
Не ведал ваших искушений —
Самоубийство и Любовь!
Между июлем 1850 и серединой 1851
" Я очи знал, — о, эти очи!.. " *
Я очи знал, — о, эти очи!
Как я любил их — знает бог!
От их волшебной, страстной ночи
Я душу оторвать не мог.
В непостижимом этом взоре,
Жизнь обнажающем до дна,
Такое слышалося горе,
Такая страсти глубина!
Дышал он грустный, углубленный
В тени ресниц ее густой,
Как наслажденья, утомленный
И, как страданья, роковой.
В эти чудные мгновенья
Ни разу мне не довелось
С ним повстречаться без волненья
И любоваться им без слез.
Между июлем 1850 и серединой 1851
" Не говори меня он, как и прежде, любит…" *
Не говори: меня он, как и прежде, любит,
Мной, как и прежде, дорожит…
О нет! Он жизнь мою бесчеловечно губит,
Хоть, вижу, нож в руке его дрожит.
То в гневе, то в слезах, тоскуя, негодуя,
|
|
|
Увлечена, в душе уязвлена,
Я стражду, не живу… им, им одним живу я —
Но эта жизнь!.. О, как горька она!
Он мерит воздух мне так бережно и скудно…
Не мерят так и лютому врагу…
Ох, я дышу еще болезненно и трудно,
Могу дышать, но жить уж не могу.
Между июлем 1850 и серединой 1851
" О, не тревожь меня укорой справедливой!.. " *
О, не тревожь меня укорой справедливой!
Поверь, из нас из двух завидней часть* твоя:
Ты любишь искренно и пламенно, а я —
Я на тебя гляжу с досадою ревнивой.
И, жалкий чародей, перед волшебным миром,
Мной созданным самим, без веры я стою —
И самого себя, краснея, узнаю
Живой души твоей безжизненным кумиром.
Между июлем 1850 и серединой 1851
" Чему молилась ты с любовью…" *
Чему молилась ты с любовью,
Что, как святыню, берегла,
Судьба людскому суесловью
На поруганье предала.
Толпа вошла, толпа вломилась
В святилище души твоей,
И ты невольно устыдилась
И тайн и жертв, доступных ей.
Ах, когда б живые крылья
Души, парящей над толпой,
Ее спасали от насилья
Безмерной пошлости людской!
Между июлем 1850 и серединой 1851
" О, как убийственно мы любим…" *
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепости страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Давно ль, гордясь своей победой,
Ты говорил: она моя…
Год не прошел — спроси и сведай,
Что уцелело от нея?
Куда ланит девались розы,
Улыбка уст и блеск очей?
Всё опалили, выжгли слезы
Горячей влагою своей.
Ты помнишь ли, при вашей встрече,
При первой встрече роковой,
Ее волшебны взоры, речи
И смех младенческо-живой?
И что ж теперь? И где ж всё это?
И долговечен ли был сон?
Увы, как северное лето,
Был мимолетным гостем он!
Судьбы ужасным приговором
Твоя любовь для ней была,
И незаслуженным позором
На жизнь ее она легла!
Жизнь отреченья, жизнь страданья!
В ее душевной глубине
Ей оставались вспоминанья…
Но изменили и оне.
И на земле ей дико стало,
Очарование ушло…
Толпа, нахлынув, в грязь втоптала
То, что в душе ее цвело.
И что ж от долгого мученья,
Как пепл, сберечь ей удалось?
Боль злую, боль ожесточенья,
Боль без отрады и без слез!
О, как убийственно мы любим!
Как в буйной слепости страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!..
Первая половина 1851
Э. Ф. Тютчевой (" Не знаю я, коснется ль благодать…" )*
Не знаю я, коснется ль благодать
Моей души болезненно-греховной,
Удастся ль ей воскреснуть и восстать,
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Пройдет ли обморок духовный?
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Но если бы душа могла
Здесь, на земле, найти успокоенье,
& #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; & #8196; Мне благодатью ты б была —
Ты, ты, мое земное провиденье!..
Апрель 1851
Первый лист*
Лист зеленеет молодой.
Смотри, как листьем молодым
Стоят обвеяны березы,
Воздушной зеленью сквозной,
Полупрозрачною, как дым…
Давно им грезилось весной,
Весной и летом золотым, —
И вот живые эти грезы
Под первым небом голубым
Пробились вдруг на свет дневной…
О, первых листьев красота,
Омытых в солнечных лучах,
С новорожденною их тенью!
И слышно нам по их движенью,
Что в этих тысячах и тьмах
Не встретишь мертвого листа.
Май 1851
|
|
|
