Влюбленность и создание пары

ЛЮБОВЬ

Любовь в своей активной и пас­сивной формах, когда в первом случае любят, а во вто­ром – позволяют себя любить, а также в своем кратко­временном варианте – влюбленности, и варианте дли­тельном – страстной любви, занимает привилигированное положение в азбуке страстей.

Как показывает обыденная жизнь и психотерапев­тическая практика, люди не становятся счастливыми от секса и порнографии. Современные молодые люди живут раскрепощенно, с легкостью меняя одного поло­вого партнера за другим. Их практически не беспокоит чувство вины, досаждавшее их родителям и представи­телям так называемого скептического поколения. В дан­ном случае прогресс в деле освобождения от прежних сексуальных табу очевиден.

Однако при ближайшем знакомстве с типом прогрес­сивно мыслящего человека, для которого нет ничего не­возможного, начиная частой сменой половых партнеров и заканчивая групповым сексом, приходишь к другим выводам. Зачастую такой человек не способен на любовь, которую он в то же время постоянно ищет и не находит. Таким образом, он никогда сам не испытывал чувства любви и не ведает, что это такое. В отношении чувств подобный человек ощущает себя опустошенным. Обладая функциональной “генитальной потенцией”, он является “эмоциональным импотентом”, у которого полностью блокированы чувства, имеющие отношение к любви и страстям. Каждая новая связь, на которую он в очередной раз возлагает свои надежды, его разочаро­вывает. Вспомогательные средства, например нарко­тики, которые он использует для того, чтобы заполнить невыносимый вакуум чувств, приносят лишь временное облегчение. Этот самообман неминуемо раскрывается, и тогда безжалостная реальность душевной, пустоты может довести до отчаяния.

В Песне Песней Соломона есть такие слова: “Ласки твои лучше вина <...> Я изнемогаю от любви <...> Левая рука его у меня под головою, а правая ласкает меня <...> На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя <...> Души во мне не стало, когда он говорил <...> Крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, рев­ность <...> Стрелы ее – стрелы огненные; она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, реки не зальют ее <...> Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презре­нием”. В этих строках страсть выражена непосредст­венно. Здесь нет и тени пренебрежения или пуританской морали. Все чисто и непорочно, как в первый день творе­ния; перед нами великолепный образец несокрушимой, незамутненной, необезображенной любви.

Сравняться ли с такой любовью чувства Казановы, величайшего ловеласа всех времен? В своих мемуарах он писал: “Ничему не обязан я так, как любви”. Он без смущения описывал пикантные подробности своих мно­гочисленных похождений. Однако действительно ли он любил женщин, которых желал? Действительно ли ощущал он в экстазе обольщения высочайшее блажен­ство? С точки зрения современной глубинной психоло­гии Казанова – это несомненно сексуально одержимый, но, в принципе, неспособный на любовь человек, при­надлежащий к тому распространенному сейчас типу молодых людей, который характеризует постоянная смена половых партнеров, что объясняется отсутствием душевных сил, необходимых для длительных отноше­ний. Элементы негативной тенденции кроются в стой­ком желании отвергать одну женщину в угоду другой. Не обнаруживается ли здесь скрытое женоненавист­ничество? Подобным же образом ведут себя и сексу­ально одержимые женщины, часто меняющие мужчин. В основе их действий также лежит неспособность любить по-настоящему.

Возникает вопрос, почему именно страстная любовь столь редко бывает счастливой не только в романах и драмах – вспомним хотя бы роковое заблуждение, погубившее Ромео и Джульетту, смерть Тристана и Изольды, – но и в жизни?

ВОЗЗРЕНИЯ СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ НА ЛЮБОВЬ

Современная психология рассмат­ривает любовь как уравнение с тремя неизвестными: интимностью, сексуальностью и ответственностью, Роберт Дж. Стернберг (1988) прекрасно продемонстрировал несколько принципов, действующих в рамках треугольника интимности, страсти и ответственности в соответствии с которыми можно определить типологи­ческую принадлежность любви:

1. Крайне выраженная интимность, душевное распо­ложение, при отсутствии сексуальности и ответственности.

2. Крайне выраженная страстная любовь, когда индивид, минуя межличностные отношения, попадает в зависимость от другого человека при наличии сексу­альности и отсутствии ответственности.

3. Крайне выраженная абсолютная ответственность, лишенная сексуальности и интимности.

Для того чтобы убедиться в практическом значении данных экстремальных формулировок, следует рассмот­реть следующие двойные комбинации трех основных характеристик:

– связь сексуальности и интимности, существую­щая при романтической любви, но подразумевающая любовь страстную.

– связь интимности и ответственности в рамках товарищеской или партнерской любви, из которой исключена сексуальность.

– совершенная любовь, при которой три ее компо­нента, словно зрелый плод, находятся в состоянии рав­новесия, именуемого Стернбергом “Balanced Triang­le” (1988), сбалансированным треугольником, и любовь после фазы своего развития балансирует между интим­ностью, сексуальностью и ответственностью.

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ НА ЛЮБОВЬ

1. Бессознательная побудитель­ная сила любви – половое влечение, энергия которого, либидо, проистекает из физиологического источника и любой ценой стремится к своей цели, удовлетворе­нию. Для достижения данной цели необходим объект; это может быть мастурбация, самоудовлетворение или половые контакты с другими людьми гетеросексуального или гомосексуального рода. Разумеется, такая энергия связана с внешними возбудителями, к которым можно причислить привлекательное лицо, определен­ные части тела, изображения или фантазии.

2. Любовь – это в большей или меньшей степени попытка наверстать другую любовь, упущенную в детстве; это мнение полностью согласуется с психо­аналитической теорией травмы. Травма в данном случае носит душевный характер и возникает как результат оскорбительного действия, от которого индивид не мог защититься либо по причине чрезмерности травматиче­ского обстоятельства либо из-за собственной слабости на момент происшествия. В качестве травматических обсто­ятельств могут выступать такие действия, наносящие непосредственный ущерб, как сексуальные домогатель­ства взрослых или жестокое обращение с ребенком. Зна­чительное место среди травматических обстоятельств занимают действия, ущерб от которых носит опосредо­ванный характер: недостаток заботы, отсутствие ува­жения, дефицит общения, небрежность, равнодушие, отсутствие заинтересованности. В первом случае возни­кает травматический опыт, сопровождаемый стимуля­цией аффектов, обуславливающей в дальнейшем проб­лемы, связанные с невозможностью распутать клубок травм, а также сопутствующие этому гнев, ненависть, враждебность. Во втором случае речь идет об опыте недостаточной любви, недостаточной заботы, сопровож­даемом угнетением аффектов и обуславливающем чув­ство дефицита, ощущения неполноценности собствен­ной личности, внутренней опустошенности и тоски.

Разумеется, черты отношений матери и ребенка суще­ственно обуславливают типологическую принадлежность любви взрослого человека. Если будучи детьми, мы много получали, то, повзрослев, мы сможем столько же дать. Если детство было проникнуто фрустрацией, то в дальнейшем такой человек будет фрустрировать своего партнера. Индивид, который был способен на эмоцио­нальную отдачу, на ребяческую, но действенную любовь в детском возрасте, повзрослев, сможет любить активно даже в том случае, если предмет его любви не отвечает ему взаимностью. Хороший опыт в более или менее удов­летворительных отношениях между матерью и ребенком гарантирует будущую способность давать и принимать. Неудовлетворительные отношения матери и ребенка, чрезмерная травматизация или дефицит любви, напро­тив, ведут к тому, что индивид, хочет он того или нет, привносит элементы своей травмы или неудовлетворенности в существующие любовные отношения. Прежние разочарования, обиды и страдания начинают сказываться на нынешней любви. В случае невроза на первый план выступают фантазии, призванные возместить индивиду утаенную от него в детстве любовь; детскую травму пыта­ются компенсировать за счет партнера мечтами, симпто­мами и повторением. При перверсиях такую роль выпол­няет, к примеру, фетиш, компенсирующий недостаток любви. Садомазохистские действия представляют собой “эротическую форму ненависти” (J. Stoller), при которой “любовь состоит на службе у агрессии” (Otto F. Kernberg), и являются инсценировкой непреодоленных дет­ских впечатлений. Алкоголизм и наркотики выступают в качестве средств, сулящих заполнение внутренних пус­тот; преступление дает возможность попросту украсть или в крайнем случае насильственно заполучить то, в чем человеку было отказано и в чем он очень нуждался.

3. Любовь является бессознательным повторением непреодоленных конфликтов, идущих из прошлого. К числу последних следует отнести как вышеупомяну­тые доэдиповы конфликты, связанные с отношениями матери и ребенка, так и типичные эдиповы конфликты, сопутствующие отношениям ребенка, матери и отца. Ребенок ощущает себя “третьим лишним” (Freud, 1910), исключенным из жизни влюбленной пары, переживает нарцистическую обиду, завидует имущим, ревнует к тому, кто отнимает у него одного из родителей. Чело­век, недостаточно преодолевший такой печальный опыт, бессознательно повторяет его во взрослых отношениях. При этом в течение жизни он постоянно меняет роли: если в детстве его обманывали, то в дальнейшем он может превратиться в обманщика. Человек, ощущавший в детстве свою слабость, может захотеть стать сильней­шим. Так жертва оборачивается палачом, и тогда месть бывает сладостна. Некоторые события могут влиять на смену ориентации: например, мужчина, которого поки­нула возлюбленная, предпочтя ему другого человека, может поначалу ревновать ее к сопернику и злиться на последнего, но затем заинтересоваться тем, чем занима­ется он с этой женщиной, а не тем, что ощущает она. Данный гомосексуальный компонент выявляет гомосек­суальные черты любви в целом. То же самое относится к женщинам. Людям приходится на протяжении всей жизни сталкиваться с непреодоленными конфликтами, обсуждать их в разговорах с друзьями, размышлять о них в одиночестве. Так или иначе, речь идет о непре­одоленных детских конфликтах, которые снова и снова толкают нас на любовь.

4. Любовь – это всегда удовлетворение неизбежного желания самоутвердиться. Следовательно, любовь, главным образом, посвящена самому любящему, а не предмету любви. Человек любит не другого человека, а себя, подобно Нарциссу, воспылавшему страстью к сво­ему отражению. Получается, что любовь аналогична самовлюбленности, а вера в то, что мы любим другого, не что иное, как иллюзия. В любви мы желаем лишь само­утвердиться, поднять собственную цену в своих глазах. Другой человек – лишь средство для достижения этой цели. В своей книге “Анализ самости” (Н. Kohut, “The Analysis of the Self”, 1971), вылущенной на немецком языке под названием “Нарцистизм” в 1973 году, Гейнц Когут продемонстрировал, как индивид идеализирует свою личность благодаря “зеркальному переносу” на другого, сливаясь с ним или пытаясь найти и обнаружи­вая в нем свое “alter ego”. Ребенок желает увидеть “блеск в глазах матери”, указывающий на то, что он ей не без­различен; повзрослев, человек ищет волшебство и шарм в своем возлюбленном, который дает ему понять, что любит только его и никого другого.

ВЛЮБЛЕННОСТЬ

Влюбленность отличается от любви, но, как правило, последняя начинается с того, что человек влюбляется.

В период влюбленности предмет ее кажется недости­жимым и прекрасным. Нас чарует его облик, привле­кает его обаяние, нами овладевает тоска. Мы хотим всегда быть с ним, делить с ним все. Наше воображение переполнено его образами до такой степени, что мы пере­стаем замечать себя. Сонеты Шекспира, лирика Пет­рарки и Данте, баллады миннезингеров и бесчисленные стихотворения щеголяют друг перед другом похвалами, воздаваемыми чувству бессмертной влюбленности. Тем не менее рано или поздно эта “великая” любовь завершается разочарованием, которое закономерно уже толь­ко потому, что мы чрезмерно идеализируем возлюблен­ного. Испытывая счастье “цветущей влюбленности”, человек рисует в своем воображении красочный и пре­красный образ, увеличивая пропасть между мечтой и реальностью, хотя сам он этого долго не замечает. И только проанализировав реальное поведение возлюб­ленного, которое не соответствует нашему идеальному о нем представлению, мы медленно начинаем спускаться с небес на землю, испытывая болезненную опустошен­ность, обиду, разочарование и печаль. Таким романти­ческим мечтам, иллюзиям и псевдолюбви целиком посвящена книга Стена И. Катца и Эммы Э. Лин “На седьмом небе разреженный воздух”.

Идеализация возлюбленного тесно связана с детской идеализацией родителей, когда отец и мать представля­ются ребенку недостижимыми, совершенными, восхити­тельными существами. Процесс, обратный идеализации, разочарование, достигает особенно значительных мас­штабов, когда любимая мать не отвечает ребенку взаим­ностью. Всякому из нас знакомо чувство отвергнутой любви и связанная с этим боль разлуки, печаль, одино­чество. Однако если нам удастся сохранить об этой любви только добрые воспоминания, то данный опыт обогатит нас. Если же оно пробуждает в нас дремавшие до того чувства, то выигрыш от данного происшествия несравненно больше, чем ощущение конкретной утраты.

Однако даже если отношения продолжаются, разо­чарование неизбежно. Влюбленность превращается в любовь, которая ни в коем случае не лишена страст­ности. Для этого превращения существуют две базовые предпосылки: во-первых, не следует бояться ответствен­ности, во-вторых, потеря определенной свободы и свое­волия не должна превышать выгоды от партнерства.

ЧТО НЕОБХОДИМО ПРЕОДОЛЕТЬ, ЧТОБЫ НЕ СТРАШИТЬСЯ ЛЮБВИ?

1. Ответ таков: необходимо хотя бы в какой-то мере преодолеть младенческую травматизацию, чтобы она не могла бессознательно преследовать индивида со всеми вытекающими из такого преследова­ния последствиями для нынешних отношений. В первую очередь речь идет о непреодоленных конфликтах доэдиповой фазы, берущих начало в отношениях матери и ребенка. Сепарация, или отделение, от матери может ока­заться непреодоленной утратой, которая будет препятст­вовать индивидуации в контексте автономного существо­вания и самостоятельности. Вместо этого может сохра­ниться зависимость от других людей, при отсутствии которых индивид чувствует себя несчастным и требует, чтобы эти люди находились всегда подле него. Это нахо­дит свое наиболее яркое выражение в популярных пес­нях. Во вторую очередь речь идет о типичных эдиповых конфликтах, стереотипные реакции которых индивид фиксирует и бессознательно воспроизводит в процессе навязчивого повторения (Freud, 1920), перенося на плос­кость треугольника отношений, даже при условии, что сам индивид страдает от этого и на сознательном уровне желал бы освободиться от подобных стереотипов.

2. Сексуальность и физиологические аспекты в целом должны быть интегрированы в любовь. Разумеется, существует сексуальность без любви, точно так же, как любовь без сексуальности. Однако я веду речь преимуще­ственно о любви, которая первоначально возникает как результат растущего доверия и вторично включает в себя сексуальность в качестве “премиального наслаждения” (Freud, 1925), которое приносит равное удовольствие обоим индивидам, отвечая их пожеланиям. Для этого следует в рамках последовательного анализа не только повторить дурной опыт, приобретенный в ранних отно­шениях с матерью, в форме скрытого стереотипа отно­шений, но осознать и переработать его; тогда он будет не в силах разрушить любовь. Непережитые чувства, свя­занные с отсутствием положительного опыта, можно восполнить задним числом, например, в рамках так называемого моратория (Erikson, 1970) юности, когда человек с азартом пробует, экспериментирует и учится всему тому, что ускользнуло от него в детстве по вине семьи, однако при этом избегает серьезной ответствен­ности, ложащейся в таком случае на плечи взрослого человека.

Предпосылками страстной любви являются:

1. Отчасти сложившиеся отношения матери и ребен­ка вкупе с последующим положительным опытом “пер­вой” любви к матери.

2. В достаточной мере преодоленные эдиповы кон­фликты вкупе с последующим положительным опытом “второй” любви к отцу в рамках трегольника отноше­ний: ребенок, мать и отец.

3. Удачная интеграция сексуальности и физиологи­ческих аспектов в сферу чувств.

4. Более или менее сбалансированное супер-эго, кото­рое не подавляет индивида завышенным идеалом и стро­гими нормами, не преследует и не наказывает, а, доступ­но для критики, допускает замену предрассудков на соб­ственное мнение, осознание и исключение проекций.

5. Относительно четкая мужская или женская поло­вая идентичность.

Искусность в любви в позитивном смысле зависит от способности любить талантливо, которая возникает из опыта, подобно “искусству любви”. К этому относятся не только так называемая базовая способность на контакт, умение добиваться определенных отношений, но и готов­ность построить нежные отношения так, чтобы оба участ­ника длительное время оставались друг для друга равно интересными, что связано со способностью к межличност­ным отношениям; не следует забывать и о “способности к агрессии” (Alexander Mitscherlich, 1956, 1958), которая в настоящее время определяется как агрессивность, сопутствующая активному соблазнению, агрессивность, “стоящая на службе у любви”, а не перверсии.

Кроме того, следует упомянуть сексуальность и отно­сящиеся к ней аффективные элементы, которые явля­ются составной частью здорового отношения к своему и чужому телу, в результате чего подобный контакт не оскорбляет, а приносит радость, доставляет удовольствие и обогащает двух любящих. Таким образом, любовь – это “страстный диалог”, который ведется всеми доступ­ными любящим средствами. Это включает в себя и посто­янное желание совершенствовать отношения, рискуя остаться непонятым или разочароваться. Кто не рискует, тот не выигрывает.

ПОМЕХИ В ЛЮБВИ

Возникает вопрос: какие чувства способны чинить помехи любви? Прежде всего следует назвать болезненные чувства дефицита, собственного несовершенства, неполноценности, беспомощности и бессилия. Перечисленные чувства вызывают сильный стыд, следовательно, могут травмировать чувство соб­ственного достоинства, и поэтому с легкостью вытес­няются. Данные чувства берут начало в самой первой любви индивида, т. е. в той любви, которую вызвал у него самый первый участник отношений. Для муж­чины и для женщины таким человеком является мать. Мы пассивно желаем, чтобы мать нас любила. Первая любовь начинается прекрасно, но кончается несчаст­ливо. Даже при условии, что мать действительно любит своего ребенка, она просто не в состоянии любить его столь сильно, сколь желает того ее нена­сытное дитя.

В этом таится первопричина тесной взаимосвязи между любовью и смертью, неразрешимой дилеммы между счастьем утоленной страсти и его трагическим исходом. Несчастный конец в какой-то степени запро­граммирован глубоким впечатлением от первого не­удачного опыта.

Проводя аналогию с компьютером, можно сказать, что если данная программа будет снова запущена под воздействием первой юношеской любви или любви, воз­никшей во взрослом возрасте, которая, как правило, оказывается любовью второй, то поведение индивида будет в значительной мере определяться прежним сте­реотипом, хранящимся в бессознательном.

Однако первая активная любовь в жизни индивида немногим отличается от любви пассивной; кончается она тоже разочарованием. В детском возрасте человек зача­стую любит заботящихся о нем людей активно, сближа­ется с ними, обращается к ним, наивно желает доставить им удовольствие, чем-нибудь порадовать. Когда речь идет о маленьком мальчике, то большую долю в его неж­ности занимают совершенно мужские чувства, а точнее, вполне сексуальное желание обольстить мать, приоб­рести в ее лице подругу и соратницу, осчастливить ее. Эта первая любовь окрашивается разнообразными фан­тазиями и переполняет мальчика, однако заканчивается она непременно несчастьем. Обожаемая мать не может ответить взаимностью на чувства сына, и тем самым отталкивает его от себя.

Маленькая девочка тоже не ограничивается пассив­ным желанием быть любимой, она, подобно мальчику, хочет обольстить свою мать, призывая последнюю любить ее так же сильно, как любит она сама. Кристи­ана Оливир полагает, что мать не в состоянии “вожде­леть” свою дочь, поскольку она сама когда-то была маленькой девочкой, тогда как мальчика, будучи жен­щиной, она “вожделеть” могла бы. Тем не менее, по личному аналитическому опыту мне известно, мать гораздо теснее сближается с дочерью, чем с сыном, поскольку ребенок одного с ней пола вызывает у матери большее доверие.

“Эдипову” стадию развития, продолжающуюся от трехлетнего до пятилетнего возраста девочке переносить гораздо легче. На этой стадии ее новая любовь к отцу – гетеросексуальная в отличие от прежней любви, носив­шей гомосексуальный характер. Для нее пришло время познать, что значит любить мужчину и быть им люби­мой, а это включает в себя в первую очередь трепетность, уважение, тактичность. Девочка ожидает по большей части приятных и многообразных нежных отношений, охотно идентифицирует себя с отцом, хочет походить на него, обогащая тем самым свою формирующуюся лич­ность, что дает ей определенные преимущества в гряду­щей любви к мужчине.

Развитие мальчика происходит иначе. Если мальчик любит отца подобно тому, как прежде он любил мать, и желает, чтобы отец тоже отвечал ему взаимностью, то он испытывает чувства гомосексуальные. Однополая сущность данной любви, обусловленная биологиче­скими факторами, непременно осложняет ее течение, поскольку бытует распространенное предубеждение против такого рода чувств. В связи с этим отец и сын всеми возможными способами избегают проявлений нежности, что сопровождается болезненным чувством неразделенной любви. Поэтому многие мальчики пред­почитают фиксировать свое развитие на стадии первой любви к матери и впоследствии, уже повзрослев, бес­сознательно стремятся обрести в любимой женщине заботливую мать.

Неудача в первой и второй любви при всех половых различиях в том и другом случае связана с равноценной первичной травмой, в свете которой мать начинает казаться существом всемогущим, а сам ребенок – чем-то вроде придатка к этому существу. Очевидно, детское разочарование способно в дальнейшем ощутимо навре­дить любви. Однако если данный механизм будет нами осознан, то мы сможем избежать многих страданий. Именно в этом контексте следует интерпретировать про­тиворечия, возникающие между любовью и здравым смыслом, о которых толкуют с античных времен по сию пору; драматизм, неизбежно сопровождающий любовь, является ее непременным функциональным элементом, порожденным разочарованием, пережитым в детстве.

Степень такого разочарования не одинакова в каж­дом конкретном случае. Однако драматический исход детской любви каждого индивида закономерен и неизбе­жен для всех. Если человеку посчастливится утешиться в своем разочаровании, он сможет избежать “неопре­деленности и ранних страданий”. Этому способствует понимание того, что, помимо родителей, существуют и другие объекты для обольщения, другие люди, кото­рые тоже нас любят. Если в период страданий мы ощу­тим их участие, то рана постепенно затянется. В против­ном случае возникнут перверсии. Например, женщины бывают склонны “слишком сильно любить” (Norwood), а мужчины желают одного: чтобы “их любили” (Wieck). Кроме того, наблюдаются перверсивное поведение как “позитивное” проявление невроза: алкоголизм, наркома­ния, служащие заменителем потерянной любви, а также делинквентное поведение, позволяющее силой добыть столь необходимую любовь; в случае изнасилования это проявляется со всей определенностью, а в случае кражи материальных ценностей или денег – в сублимирован­ной форме.

Менее патологичной и, следовательно, более нор­мальной представляется в этой связи нарцистическая компенсация – занятия искусством, литературой и музыкой, хотя это и чревато утратой непосредственного общения с людьми. Отдав предпочтение картине, книге или музыке, мы избегаем контакта с окружающими и уже ничем не рискуем: нас не бросят, нас не разоча­руют, мы держим ситуацию под контролем.

Венера – древнеримская богиня весны, садов и любви и ее древнегреческий двойник, Афродита, дочь Зевса, а также Диана – богиня чувст­венной любви и красоты, и Эрос, сын Ареса и Афродиты, крылатый мальчик, который ранит людей стрелами в сердце, пробуждающими любовь между мужчиной и женщиной, – все эти образы символизируют разнооб­разные аспекты половой любви, отражая значение кра­соты, сексуального наслаждения и страсти.

В случае, если взаимная чувственность, страсть и любовь сливаются в единое переживание, следует вести речь о синтезе чувств, персонифицированных Венерой, Афродитой и Эросом, о синтезе, который невозможно описать, а можно лишь ощущать. Упоение и возбужде­ние, характерные для такого состояния, обусловлены привлекательностью возлюбленного. Подобным же образом стимулируют чувственность фантазии. Потреб­ность в реализации любви влечет нас к возлюбленному и заставляет желать взаимности. “Только она к нему потянулась, как он потупил взор и ничего уже более не видел”, – так описывает Гете удачное соблазнение “холодного как лед” рыбака русалкой.

Любовь оказывается сладострастной, если приводит к возбуждению половых органов и вызывает стремле­ние достигнуть удовлетворения в слиянии гениталий, обусловленном анатомическим строением последних. Поэтому в книге Эриха Фромма “Искусство любви” речь идет прежде всего о любви половой. Ранний опыт в этой области следует воспринимать положительно, поскольку он позволяет познать сущность половой любви. Современные средства контрацепции позволили молодым людям достаточно свободно проявлять свою чувственность, не испытывая столь губительного для половой любви страха перед беременностью. Необхо­димо уточнить: речь идет не об обучении сексуальной технике, а о возможности поупражняться в чувствах, ощутить, что такое самоотдача, сосуществование, взаим­ное наслаждение, забота и ответственность.

Разумеется, половая любовь включает в себя и сли­яние гениталий. Здоровая женщина испытывает в дан­ном случае естественное чувственное наслаждение. Так называемая эмансипированная женщина, для которой проникновение пениса во влагалище является своего рода “экспансией” и невыносимым унижением, вряд ли по-настоящему свободна в своей женской сексуаль­ности. Очевидно, подобные женщины не могут сми­риться с какой бы то ни было зависимостью от мужчин и защищаются, принижая значение последних. Точно так же поступают некоторые мужчины. Однако и муж­чины, и женщины нуждаются друг в друге, хотя эта вза­имная зависимость весьма уязвима.

Женщины не всегда безосновательно боятся муж­чин, ведь определенные мужчины способны использо­вать женщин, применять грубое насилие, лишь бы ] добиться удовлетворения. Подобное поведение сви­детельствует о том, что способность индивида на чувственное наслаждение и оргазм не обуславливает спо­собность любить, испытывать человеческие чувства. Иными словами, половая потенция и оргазм – это еще не гарантия способности любить. Чувственное удо­вольствие нуждается в страстных взаимоотношениях, наполненных мощным и длительным чувством, вклю­чающим в себя телесные ощущения. Речь идет о здо­ровом, психосоматическом феномене, в рамках кото­рого объединяются телесные и душевные переживания, ориентированные равным образом на себя и партнера. Способность на комплексное переживание такого мас­штаба требует длительного развития и также весьма уязвимо. Не случайно многие люди в последнее время страдают сексуальными расстройствами. Наруше­ния потенции и неспособность достигать оргазма явля­ются в данном случае лишь наиболее явными проявле­ниями многообразных расстройств, требующих психо­терапевтического вмешательства, будь то лечение или профилактика.

Страх мужчин перед женщинами тоже имеет свои основания. Нередко в отношениях с женщиной мужчина оказывается жертвой ее ненависти и мести, первона­чально относившихся к отцу. В процессе психоанализа всегда можно уточнить, обоснован ли страх мужчины или является продуктом его фантазии.

Гораздо чаще, чем непосредственные нарушения потенции и отсутствие оргазма у мужчины и женщины, выявляется неспособность поддерживать страстные сек­суальные отношения, иными словами, “эмоциональная импотенция”. Косвенные намеки на это обнаружива­ются даже в языке; существуют такие выражения, как “спать вместе”, “разделять ложе” и т. д., указывающие на машинальность полового акта, которому отводится роль примитивного рефлекса. Возбуждение половых органов происходит словно в пустоте, поскольку оно не связано с душевным переживанием. Половой акт совер­шается партнерами бесстрастно.

Порой возникает впечатление, что мужчины чрезвы­чайно склонны к чувственной любви, поскольку легко возбудимы. Однако совмещение чувственного возбужде­ния и душевного переживания представляет для мужчин определенные сложности.

Возникает также впечатление, что женщины чаще, чем мужчины, бывают способны на сильные чувства, и эта способность не дана им от природы, а является следствием воспитания, принципы которого согласуются с общественными устоями. Женщина может любить страстно, но это не означает, что параллельно с этим она испытывает половую любовь в генитальном смысле. Даже сейчас женщины реже мужчин приобретают пред­варительный опыт подобных переживаний путем само­удовлетворения. Следовательно, для женщин представ­ляет определенные сложности процесс интеграции чув­ственных элементов сексуальности в наличное страстное переживание. Согласно Мастерсу и Джонсону, у жен­щин наиболее чувствительной в сексуальном отношении является внешняя часть гениталий, к которой относятся такие зоны возбуждения, как клитор, половые губы и вход во влагалище. Именно эти зоны женщина воспри­нимает негативно по вине неправильного вос