 |
ГЛАВА 18. ЧУДОВИЩЕ/ОГОНЬ И СТАЛЬ
|
|
|
|
ГЛАВА 18
ЧУДОВИЩЕ/ОГОНЬ И СТАЛЬ
Они забрали ее на второй день, когда начали сгущаться сумерки.
Мы были готовы к этому. Мы были готовы. Мы были.
Мы были.
С тех пор я повторяю себе это снова и снова каждый день.
Мы были.
Клянусь Богом. Всем, что у меня есть.
Мы были.
Но этого оказалось недостаточно. Этого никогда не было достаточно. И уже никогда не будет.
— Мне нужно сходить домой, — сказала мама. — Возьму кое-какую одежду на завтра. Униформу на работу.
— Я схожу с тобой, — ответил я.
— Оставайся здесь, — остановила меня она. — Это недалеко. Ты и так очень занят.
Так и было. Я тренировался. С Томасом. С Джо. И остальными. Осмонд внимательно наблюдал за мной. Меня не покидало чувство, будто я должен ему что-то доказать. Зная, кто я. Зная свою роль. В стае.
Рядом с Джо.
— Ты не можешь идти одна, — возразил я.
— Я отправлю с ней двух своих людей, — отозвался Осмонд.
— Ладно, — согласился я.
Ладно.
Я сказал «ладно». Как будто все было в порядке. Как будто не существовало никакой угрозы.
Элизабет с Марком ушли в дом. Картер с Келли царапали и крошили друг друга справа от меня. Гордо проверял защиту по всему городу. Осмонд наблюдал, как мы двигаемся, но его глаза все время оставались прикованы ко мне. Я оказался для него загадкой. Чем-то таким, чего он никак не мог понять. Он был крайне осторожен. Любопытен. С тех самых пор, как тон моего голоса заставил его Бет задрожать.
Мы на эту тему не говорили. По крайней мере, я ни разу не слышал, чтобы он упоминал об этом.
Я был рассеян.
— Ладно, — сказал я.
— Тебе что-нибудь нужно? — спросила мама как ни в чем не бывало. Как будто не существовало никакой угрозы.
|
|
|
Я отрицательно покачал головой. Вытер пот со лба. Сделал обманный маневр, когда Джо атаковал. Крутанулся еще раз. Зарядил кулаком ему в затылок. Заставил споткнуться.
— Нет, — ответил я. — Порядок.
Потому что так и было. Все было хорошо. В полном порядке. Со мной все было в полном порядке. Надвигалось неизвестное. Чудовище, способное на ужасные вещи. Но я был в кругу своей семьи. Над головой сияло солнце. На небе проплывало несколько облачков. Я слышал пение птиц. Чувствовал запах деревьев и травы. И все было зеленым. Все вокруг было таким неимоверно зеленым, что даже фиолетовые края его казались далеки, потому что мы стая. Мы были сильнее всего, что могло напасть на нас, и если бы Ричард Коллинз сунулся сюда, это было бы последнее, что он когда-либо сделал. Если бы Роберт Ливингстон явился сюда, источая озон и молнии, мы бы вырвали из него магию, и он бы превратился в ничто. Клянусь. За Джо.
За то, кем он являлся. Для своей стаи. Для таких людей, как Осмонд. Для меня.
Я был сосредоточен.
Не задавал вопросов, которые должен был бы задать.
Почему отец Гордо примкнул к Ричарду Коллинзу?
Чего они хотели?
Что искали?
(Кто был самым слабым звеном. Кого легче всего будет убрать первым. Кого можно было оторвать. Кто был добрым и красивым и не заслуживал такого гребаного трусливого поступка, чудовищного поступка, который…)
— Я сейчас вернусь, — сказала мама.
Джо атаковал снова.
Томас внимательно наблюдал за происходящим.
Картер с Келли рычали и огрызались.
Осмонд указал на двух своих Бет, и они последовали за моей мамой.
Оба были крупными парнями.
Я даже не придал этому значение.
Здесь мы были в безопасности. На территории Беннетов. На их земле. С колдовской защитой и лесом, наполненным древней магией, которую я никогда не пойму. Впрочем, в этом не было необходимости.
Потому что ее понимал мой Альфа.
И он защитит нас.
Через двадцать минут начало казаться, что что-то не так.
|
|
|
Мама была частью стаи. Была.
Но не совсем так, как я.
Я был связан с Беннетами.
Узы между нами стали невероятно крепки. В полнолуние я слышал их шепот в своей голове.
Правда, это уже прошло.
Сейчас было новолуние.
И у мамы не было таких уз, как у нас.
Она была связана с ними посредством меня.
Волки были во мне.
Она же порхала по краям яркими маленькими вспышками света.
Но я знал.
Сначала оно было крохотным. Всего лишь слабое тянущее чувство где-то в затылке.
Томас смотрел на Картера, Келли и Джо.
Я сделал глоток воды. Оно было холодным и нежным, это крохотное чувство, вызывающее зуд.
— Эй, — окликнул я. — Сколько уже? Как давно они ушли?
— Двадцать минут. Около того, — нахмурившись, ответил Осмонд.
Я вытащил телефон. Отправил сообщение.
«Почему так долго? »
И стал ждать.
Меня прошиб пот.
Но вскоре пришел ответ:
«Уже заканчиваю. Можешь быстренько прийти и помочь мне? »
Я набрал:
«Конечно»
— Сейчас вернусь, — сказал я Осмонду. — Ей нужна помощь.
— Окс… — начал он, и я внимательно посмотрел на него. — Ничего, — после короткого колебания закончил он.
Я прошел через весь дом.
Элизабет с Марком были на кухне. Они улыбнулись мне, когда я проходил мимо.
Выглядело натянуто, но они старались.
— Все в порядке, Окс? — спросила она.
— Да, маме нужна какая-то помощь по-быстрому дома.
— Подожди, — сказал Марк, — я пойду с тобой.
— Не нужно, — я отрицательно покачал головой. — Не думаю, что это займет много времени.
— Окс…
— Все в порядке, — рассмеялся я. — Честно.
— Просто… поторопитесь. Хорошо?
— Ладно.
И я был быстр. Пересек лужайку, направляясь к своему дому. Стараясь оставаться на чеку, я держал глаза и уши открытыми, потому что меня этому научили. Защита Гордо, разумеется, была активирована. Меня окружали волки. Я был в стае. Большой и сильный. Отец когда-то сказал, что ко мне будут дерьмово относиться, но он мертв и похоронен, а я все еще жив. Я стал важен для кого-то. Даже для многих людей. У меня появились друзья. Была семья. Может, когда-нибудь ко мне и отнесутся дерьмово, но в таком случае их встретят клыком и когтем.
Я двигался целенаправленно.
Оставался на чеку.
|
|
|
Все было в порядке.
Ничего необычного.
Пускай я оставался человеком, тем не менее мои инстинкты обострились.
Все было хорошо. Все было просто прекрасно.
Но я все равно перестраховался.
Вошел через боковую дверь на кухне.
Стоило закрыть ее за собой, как меня будто накрыло мокрым одеялом.
Темным. Заглушающим все.
В воздухе стоял резкий запах, почти как от дыма.
Узы стаи все еще ощущались, но стали серыми и тусклыми. Приглушенными.
— Мам?
И какой-то мужчина ответил мне:
— Привет.
Он стоял, прислонившись к столешнице возле раковины. Это был высокий мужчина. Стройный. С редеющими каштановыми волосами. Вокруг его глаз залегли крохотные морщинки. Острый, угловатый нос, ровные зубы. Загорелая кожа без единой видимой отметины. Он улыбнулся мне, и это была добрая улыбка.
Искрившаяся весельем. Удовольствием.
Он был доволен.
— Окс, верно? — произнес он.
Я сделал осторожный шаг, потому что это было неправильно, неправильно, неправильно.
— Где моя мама?
Мужчина склонил голову набок, и улыбка его слегка померкла.
— Это было грубо, — заметил он. — Я задал тебе вопрос.
Я ничего не ответил.
— Окс, — тяжело вздохнул он.
Она хранила серебро в шкафу в другом конце кухни. Я мог бы…
— Я, конечно, слышал о тебе разные истории. Человек, который бегает с волками. Человек в волчьей стае. Скажи-ка мне, Окснард. Чувствуешь ли ты зов волка в себе? Цепляется ли он когтями за человеческую плоть, окружающую твои человеческие кости?
— Где она? — это тяжелое чувство не покидало меня, и я подумал, что именно так ощущается магия, когда ты окутан ею. Видимо, Гордо чувствовал себя так все время.
— Я задал тебе вопрос, — нахмурился незнакомец.
— Я не волк.
— Я знаю. Это мне прекрасно известно. Но я спрашивал не об этом.
— Нет. Я этого не чувствую.
— Это была ложь, — заметил мужчина. — Зачем ты мне лжешь, Окс?
— Прошу прощения. Пожалуйста. Где она?
— Ты же знаешь, они тебя не слышат.
— Кто?
— Твоя стая. Они не догадываются, что что-то… не так. Оно слишком мощное. Это заклинание.
— Я заметил.
|
|
|
— Ты знаешь, кто я такой? — поинтересовался он. Его глаза были ярко-зелеными, пока в них не вспыхнул оранжевый огонь. Но это был не тот хэллоуинский оранжевый, к которому я привык, яркий и живой. Нет, этот оранжевый напоминал гниль.
— Нет.
— Еще одна ложь. Окс. Неужели они ничему тебя не научили?
— Не делай этого, — попросил я.
— Не делать чего? — рассмеялся он.
— Не причиняй ей боль.
— Ах. Что ж. Разумеется. Ты можешь остановить это, Окс. Если пожелаешь.
— Как?
— На самом деле все очень просто. Отдай мне Джо и Томаса Беннетов, а я отдам тебе твою мать. Ты позвонишь им и попросишь прийти. Мне все равно, что ты скажешь, чтобы привести их сюда. Мне нужны лишь эти двое и только они. Если я хотя бы заподозрю, что ты пытаешься их предупредить, я выкрашу стены ее кровью.
— Ты не можешь…
— Вот тут ты ошибаешься, — перебил он. — Потому что я могу. И даже более того, я уже это делаю. Прямо сейчас. Пока мы разговариваем. Пока ты дышишь. Пока стоишь там с гулко бьющимся кроличьим сердечком.
— Ты не можешь…
— Окс. Окс. Не спорь со мной. Только не об этом. Я чудовище. Я стал таким по милости и глупости людей, и уже давно перестал отрицать то, кем я являюсь. Я возьму то, что принадлежит мне по праву, и все будет хорошо.
— Не нужно этого делать, — мой голос дрогнул.
— Тебе придется сделать выбор, Окснард. Поторопись. У тебя есть минута, чтобы принять решение.
Я шагнул к нему, сжав руки в кулаки. Голова болела, в ней пульсировало только «Мама», «Джо» и «Томас», я испытывал столько злости. Столько ярости из-за того, что этот человек, этот обманчиво простой на вид человек смог войти в мой дом и попытаться отнять у меня все. Все, что у меня было. Все, что я построил.
— Ричард Коллинз, — сказал я.
Он усмехнулся. Поклонился. Расставив руки в стороны в изящном реверансе.
— К вашим услугам.
Его глаза вновь вспыхнули прогнившим оранжевым светом.
— Я убью тебя, — предупредил я. — За все, что ты сделал.
Его улыбка стала еще шире. Зубы у него были скорее волчьи, чем человеческие.
— Теперь я понимаю, почему ты нравишься Томасу. Человек или нет, но в тебе есть крохотное нечто… нечто особенное, я прав? Сорок пять секунд, Окс.
— Не делай этого, — попросил я. — Возьми меня. Оставь их в покое. Я пойду с тобой.
Его улыбка угасла.
— Так скоро жертвуешь собой?
— Просто возьми меня, — еще один шаг вперед. — Я пойду не сопротивляясь. Куда захочешь.
— Так ты убьешь меня или пойдешь со мной? Ты запутываешь ситуацию, Окс. Как же непостоянна воля людей.
Я с трудом перевел дыхание.
— Тридцать секунд, Окснард. И мне не нужны люди, разве лишь для того, чтобы получить то, чего я хочу. Ничего не выйдет.
|
|
|
Еще один шаг и вот она. Я увидел ее. Прямо в гостиной. С ней были другие люди. Омеги, все до единого. Их глаза горели ярко-фиолетовым, и моя мама… О боже, моя мама стояла на коленях, глядя на меня. С кляпом во рту. Слезы текли по ее щекам. Она увидела меня и глаза ее распахнулись шире, она подалась вперед, ко мне, но один из Омег схватил ее за волосы, и, откинув голову назад, обнажил шею.
— Убью вас, — хрипло пообещал я. — Всех вас. Каждого. Клянусь. Клянусь всем, что у меня есть.
Они рассмеялись.
Беты Осмонда стояли на коленях по обе стороны от нее, кровь лилась из незаживающих ран. Ран, которые уже не заживут.
— Пятнадцать секунд, — напомнил Ричард.
— У меня нет телефона, — сказал я. — У меня нет его, клянусь, у меня его нет.
И я не мог дышать, потому что это были мама, Джо и Томас, а он заставлял меня выбирать, он заставлял меня выбирать между ними.
— Убейте Бет, — велел Ричард Коллинз.
И прежде чем я успел сделать хоть шаг, двое Омег вышли вперед и схватили головы стоящих на коленях волков. Резкое движение запястьями — раздался треск костей и разрываемой плоти, а еще через миг те упали на пол, ноги задергались, руки превратились в когтистые лапы. Их головы были так сильно скручены, что кожа порвалась и пролилась кровь. Возврата после такого уже не будет. Никакого исцеления. Омеги стояли над ними и ждали, когда те умрут. Это не заняло много времени.
— Я серьезно, Окс, — негромко произнес Ричард. — Мне кое-что нужно. И следует кое-что сделать, прежде чем я смогу уехать отсюда. Я готов на все, чтобы забрать то, что принадлежит мне, то, что мне причитается. Неужели ты не видишь? Окс, она напугана… Это же твоя мать. Вы с Джо пока что не пара. Еще нет. Ты сможешь найти себе кого-нибудь другого. В будущем у тебя появится хорошенький мальчик или девочка, но другой матери у тебя никогда больше не будет, Окс. Она у тебя одна единственная. Прошу, не заставляй меня причинять ей боль. Я бы очень расстроился из-за этого. Правда. Честное слово.
И я знал это. Я знал. Знал. Она была моей единственной и неповторимой. Кроме нее у меня больше никого никогда не было.
— Я схожу и приведу их, — сказал я. — Обещаю. Возьму и приведу их.
— Окс. Окс. Окс, — вздохнул Ричард. — Так не пойдет.
Он казался таким разочарованным. Подошел к моей маме.
Я посмотрел на нее, и мне снова стало семь лет. Или шесть. Или пять, и я смотрел на свою маму, спрашивая ее, что же мне делать, умоляя ее сказать мне, какого хрена я должен сделать, потому что все вокруг было фиолетовым и синим, а глаза мне застлала красная пелена.
И моя мама снова взглянула на меня. Потемневшими глазами. Она больше не плакала. Ее лицо было мокрым, как и глаза, но слез больше не было. Там были огонь и сталь, погребенные в холодной решимости, она просто посмотрела на меня, и я понял. Я знал, что она собирается сделать.
Она была храброй и глупой, и я ненавидел ее.
Я ненавидел ее за это.
Потому что она сделала выбор за меня.
Она прощалась.
— Нет, — ответил я. — Нет, нет, нет…
И сделал шаг ей навстречу.
Омеги зарычали.
Ричард был уже в нескольких шагах.
Ее взгляд метнулся к двери, в которую я вошел. Дверь, через которую мама велела мне выйти, когда она шевельнется.
— Мама…
Она кивнула.
— Это очень трогательно, — произнес Ричард. — Окс, последний шанс.
— Мам, — прохрипел я.
Она улыбнулась сквозь кляп. Яркой и сияющей улыбкой, и ничего более жуткого я в жизни еще не видел.
А потом мама начала двигаться.
Изящно. Красиво. Плавно, будто вода и дым. Съежившись на миг, она вдруг быстро вскочила. Резко откинув голову назад, мама врезала Омеге позади нее. Его нос сломался, и он закричал от боли, а я, споткнувшись, сделал шаг назад, потому что если буду достаточно быстр, если выскочу из дома и из кокона магии, которая душила меня, тогда смогу позвать свою стаю, и они спасут нас, спасут ее, и мы никогда больше не будем одни.
Вот только рука Ричарда превратилась в черные когти.
И он занес ее в воздух.
Я вспомнил ночь своего шестнадцатилетия, когда мы с мамой танцевали на кухне.
То, как она мне улыбалась.
Мыльный пузырь на моем ухе.
Как она смеялась.
И когда я уже толкнул дверь, чтобы завыть песнь и позвать свою семью, рука зверя опустилась на ее горло.
Весь пол стал мокрым. Вокруг нее.
Она издала влажный звук.
Ее глаза были влажными. Ее уста.
И ее горло тоже. Ее горло.
Ее горло.
И мама начала падать, а я изо всех сил толкнул дверь, магия удерживала ее, тянула меня, я закричал свою песнь утраты и ужаса, каким-то чудом все-таки протиснувшись сквозь нее.
А оказавшись снаружи, почувствовал, как в груди образовалась дыра, там, где порвалась связь, и я понял почему. Я знал, я знал, я знал.
И тогда я запел. Упал на четвереньки и завыл.
Эта песнь посвящалась моей маме, песнь разбитого сердца из самых глубин души.
Они поняли. Моя стая. Как только моя песнь достигла их слуха, они все поняли.
Их ответный вой был наполнен гневом, яростью и отчаянием.
И я пополз к ним, зовя, умоляя, чтобы они избавили меня от этой боли. Умоляя, чтобы это был сон. Ночной кошмар. Но я читал, что во сне не бывает настоящей боли. Я вспомнил об этом сквозь туман магии и тьмы. Я это прекрасно помнил. Так что все происходящее не могло быть сном, потому что единственное, что я испытывал — это боль. Она прокатывалась волнами по всему телу, пока я не начал задыхаться от нее.
Джо добрался до меня первым, в волчьем обличье, с него свисали клочья одежды, которые он даже не потрудился сбросить. Джо прижался ко мне и задрожал вместе со мной, скуля и потираясь своим носом об меня. А потом перекинулся и прорычал:
— Окс, Окс… Пожалуйста. Прошу, просто посмотри на меня. Пожалуйста. Где рана? Почему ты пахнешь кровью? Он ранил тебя? Пожалуйста, только не это. Прошу, скажи мне, что случилось. Ты не можешь пострадать. Просто не можешь… Ты ни за что не можешь пострадать, — его руки шарили по мне, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь рану.
Волки пролетели мимо нас, направляясь к дому.
Солнце уже садилось, прячась за горами.
Джо взял мое лицо в ладони и поцеловал в лоб, щеки, подбородок.
— Прости, — шептал он. — Мне так жаль. Прости.
Как будто это была его вина. Как будто это сделал он.
И на какое-то мгновение — какое-то дико ужасное мгновение — подумалось, что так и есть. Я подумал, что они все виноваты. Беннеты. Потому что если бы они никогда не вернулись, если бы я никогда не повстречал их, никогда не слышал, как они разговаривают, не видел, как раскрываются их тайны, моя мама все еще была бы со мной. Мы были бы печальнее. Тише. Возможно, более одиноки.
Но мы были бы.
И этот момент минул.
Это прошло, потому что у меня был выбор. Между ней и ими.
И я сделал свой выбор.
Воздух был теплым, птицы пели, а руки Джо казались гладкими, но я ничего не чувствовал. Ничего не слышал.
На моем лице не было слез.
Я не плакал, потому что мой отец говорил мне, что мужчины не плачут.
Я оттолкнул руки Джо и встал.
Томас вышел их моего дома. Он перекинулся из волка в человека. Вцепился в перила крыльца и закрыл глаза. Осмонд вышел из-за его спины. Я слышал, как остальные двигались внутри дома.
— Где он? — спросил я.
— Ушел в лес, — ответил Томас.
— Можешь его выследить?
Томас сделал шаг ко мне.
— Окс. Я…
— Можешь его выследить? — повторил я.
— Да, — вмешался Осмонд. — Но именно этого он и хочет. Сколько их было?
— Пять или шесть, — ответил я. — Омеги, все.
Осмонд прикрыл глаза.
— Они собираются вокруг него. Он ведет их за собой. Там будут и другие. Он пытается стать Альфой для Омег.
Элизабет вышла с пепельно-бледным лицом. Она все еще была одета, так что, должно быть, не перекидывалась в волка. Протиснувшись мимо Осмонда и Томаса, Элизабет потянулась ко мне еще до того, как спустилась по ступенькам. Обхватив меня руками, прижала к себе. Мои руки безвольно свисали по бокам.
— Окс, — заговорила она.
— Мы найдем его, — пообещал я, не отводя взгляда от Томаса. — Сегодня.
— О, Окс… — произнесла она и у нее перехватило дыхание.
— Он не убежит, — заметил Осмонд. — Таков и был его план.
И Томас сказал:
— Позвони Гордо. Нам скоро нужно будет выдвигаться.
* * *
Я сидел на крыльце с монтировкой в руке.
Стая собралась вокруг меня. Джо не отходил от меня ни на шаг.
Я никогда раньше не чувствовал такого холода.
Когда Гордо вернулся, уже совсем стемнело.
Он вышел из машины.
— Окс…
Я встал.
— Мне так жаль, — начал он.
— Из-за чего?
— Из-за всего, что случилось. Я… позвонил кое-кому. О ней позаботятся.
— В каком смысле?
— Я не позволю, чтобы с ней что-нибудь случилось.
Для этого было уже слишком поздно.
— Хорошо.
Он сделал шаг в мою сторону.
— Я могу забрать тебя отсюда. Подальше от всего этого.
Волки вокруг меня зарычали.
Я проигнорировал их.
— И куда же мы уедем? — спросил я.
— Куда пожелаешь. Можем уехать из Грин-Крик и никогда больше не оглядываться.
Джо встал и обошел меня.
— Отвали, — прорычал он, и я знал, что его глаза полыхают оранжевым.
— Джозеф, — предупредил Томас, и его альфа-голос прокатился по нам. — Не вмешивайся.
Джо выглядел так, словно его ударили.
— Окс, — сказал он. — Ты не можешь.
— Может, — отрезал Гордо. — Он может делать все, что захочет.
— Правда? — переспросил я.
— Да. Что угодно.
Я повернулся к Томасу.
— Правда? Могу?
— Да, Окс, — тихо ответил он.
— Хорошо, — сказал я. — Я хочу выследить Ричарда Коллинза и убить его.
Никто не произнес ни слова.
— Окс, — задохнулся Гордо. Он сделал еще шаг в мою сторону.
Мои пальцы крепче сжали монтировку.
— Она бы этого не хотела, — сказал он.
— Не смей говорить мне, чего хотела моя мать, — прервал его я. Мой голос дрожал. Не знаю от чего больше — скорби или ярости. — Не смей.
Потому что она все еще лежала в нашем доме в луже собственной крови, и он не имел права о ней говорить. Элизабет сказала, что накрыла ее одеялом, и я хотел поблагодарить ее, но вместо этого промолчал, потому что это было так несущественно. Чертово одеяло.
— Пожалуйста, — попросил Гордо. — Позволь мне забрать тебя отсюда. Подальше от всего этого.
— Я не сбегаю от проблем, — произнес я так холодно, как только мог. — Я — не ты.
И он отступил, широко распахнув глаза.
Чья-то рука легла мне на плечо. Я думал, это Джо. Или Томас. Или Элизабет.
Но, оказалось, нет.
Рука напряглась с едва заметным намеком на когти, когда Марк заговорил:
— Остановись, Окс. Я знаю, тебе больно. И знаю, что это выжигает так, как ты никогда прежде не испытывал. Но остановись. Это не его вина. Не говори тех слов, которые не сможешь взять обратно.
Я стиснул зубы, сдерживая слова, которые, как знал, причинят боль. Вот в чем заключается главная опасность, когда хорошо знаешь и любишь кого-то. Ты всегда обладаешь информацией, которую при случае можешь швырнуть в лицо.
И я не был исключением. Как и большинство других людей.
Но все свелось к выбору.
Поэтому я проглотил обиду (это его вина, ваша вина, это все из-за вас, потому что вы привели это чудовище сюда, вы сделали это, почему вы не могли просто оставить нас в покое, почему Джо должен был подарить мне своего волка, я ненавижу вас всех) и спросил:
— Ты поможешь мне?
— Окс, — произнес Гордо. — Это… это не конец, ясно? Уверяю. Даже если кажется, будто так и есть. И чувствуется тоже. Это не конец. Клянусь тебе.
— Гордо, — вмешался Осмонд, — тебе следует знать. Там было нечто… влажное. В доме Мэтисонов. И весьма мощное. Оно не просто приглушило связь. Оно сделало так, что никто за пределами дома не мог почувствовать в них никакого беспокойства.
— Мой отец, — констатировал Гордо. — Защита на севере. Она была изменена. И я даже не почувствовал этих изменений. Он единственный, кому под силу сделать такое. Очень на него похоже. Но по ощущениям все же немного иначе.
— А ты мог бы восстановить ее снова? — спросил Осмонд.
Гордо кивнул.
— Я стал лучше, чем раньше. Он этого не знает. Ему удалось лишь понять, насколько защита сложна, но не то, насколько глубоко она уходит. Это было похоже на инфекцию на поверхности. Я исцелил ее.
Из мрака появились волки Осмонда.
— На север, — сказал один из них. — Они двинулись на северо-запад.
— Сколько их было?
— Десять или около того. Может, больше, может, меньше.
Осмонд глянул на Томаса.
— А что находится к северо-западу отсюда?
— Поляна, — ответил Томас. — Та, которой мы чаще всего пользуемся. Он знает об этом. Мы играли там в детстве. Это священное место для моей семьи.
— Он двигается по спирали, — тихо произнес Осмонд. — Зашел на вашу территорию. Зная магию, которая есть здесь, в этом лесу. Она очень древняя, Томас. Да еще и в новолуние? Вряд ли он может рассчитывать на победу.
— До него, наверное, дошли рассказы о свергнутом короле, — ответил Томас. Его голос был горьким и мрачным. И я впервые слышал от него нечто подобное. — Он, без сомнения, считает меня слабым. Думает, ему осталось лишь разделять и властвовать. Он начал с людей, потому что все, что ему о них известно, — это то, как легко их можно сломить. Он не ожидал что встретит в них такую силу.
В его словах звучала гордость, но я ничего не почувствовал. Просто не мог.
Томас посмотрел на меня и сказал:
— Если бы я попросил тебя довериться мне и остаться здесь, ты бы это сделал?
— Нет.
— Окс.
— Это несправедливо, — сказал я.
Его глаза вспыхнули красным. Я чувствовал это притяжение, потребность подчиниться, распускающуюся глубоко во мне.
— Я могу заставить тебя, — предупредил он. — И ты это знаешь.
— Но ты этого не сделаешь.
— О? И почему же? Я — твой Альфа. Ты подчиняешься мне и делаешь, что я велю.
— Ты не такой. И я верю, что ты это помнишь. Но здесь я не останусь. Куда пойдешь ты, туда и я.
Вид у него был печальный.
— Иногда мы идем туда, куда другие не могут последовать.
— Он забрал ее у меня, — мой голос дрожал.
— Я знаю, — ответил Томас.
Он шагнул ближе. И еще. До тех пор, пока не оказался прямо передо мной. Положив руку мне на шею, притянул к себе, и я уткнулся лицом в изгиб его шеи. Успокаивающий рокот зазвучал в его груди, и он прошептал:
— Мне так жаль, что это с тобой произошло. Как бы мне хотелось избавить тебя от всей той боли, которую ты испытываешь. Но даже если бы я мог, то не сделал бы этого, потому что эта боль напоминает тебе, что ты жив. Что ты дышишь. Что ты в состоянии сделать еще один шаг. И куда ты пойдешь, туда пойду и я. Мы покончим с этим, а потом наша стая поможет твоей матери упокоиться с миром. Ты не одинок, Окс, и никогда не будешь одинок.
Монтировка упала на землю, когда я крепко обнял его.
Но я так и не заплакал.
|
|
|
