Коммунизм анархистов и коммунизм марксистов

АНАРХИЗМ

В 40-х гг. XIX в. на арену борьбы идей выступило новое общественно-поли­тическое учение — анархизм. Его крупнейшими теоретиками были француз Пьер Жозеф Прудон (1809— 1865) и русские Михаил Александро­вич Бакунин (1814—1876) и Пётр Алексеевич Кропоткин (1842—1921). Анархисты считали себя социалис­тами или коммунистами, но, в про­тивовес государственному социа­лизму, называли свой социализм антиавторитарным или либертарным, т. е. свободным, безвластным. Наибо­лее ярко кредо нового учения выражено в словах Бакунина: «Свобода без социализма — это привилегия и не­справедливость. Социализм без сво­боды — это рабство и скотство».

«Анархия — мать порядка!» — это знаменитое высказывание Прудона известно всем, однако оно превратно истолковывается. Французский анар­хист имел в виду, что подлинный по­рядок может быть основан только на свободе, добровольности и безвлас­тии, а не на принуждении и насилии.

Но впервые ясно сформулировать основы анархистского мировоззре­ния сумел только Бакунин. В теоретических работах он не стремился к систематичности, всегда был поле­мичен и, отталкиваясь от суждений своих оппонентов, формулировал собственную позицию. В какой-то степени бакунинское мироощущение и сегодня является определяющим для анархизма. Анархисты видят свой идеал в максимальном развитии ин­дивидуальных и коллективных сво­бод и в высвобождении творческого потенциала личности и общества. По­этому они не предлагают какой-ли­бо законченный проект мироустрой­ства или исчерпывающее «научное объяснение» всех общественных про­цессов в настоящем и будущем. От­сюда не следует, что анархисты про­тив научного анализа существующих в обществе отношений или что они отрицают возможность планирова­ния общественного развития. И всё же общественная жизнь, по мнению анархистов, спонтанна, её невозмож­но и не следует пытаться заключить в какие-либо жёсткие рамки.

В либеральной модели делается попытка создать сложную систему сдержек и противовесов, ввести мно­гочисленные обязательные для всех правила игры. Цель либералов — сформировать жёсткий каркас, обес­печивающий стабильное существо­вание общества. В большевистской, фашистской и консервативной мо­делях делается попытка отлить обще­ство в некие застывшие формы, стро­го определённые государством. В анархистской же модели общест­венная жизнь ничем не скована и са­ма организует себя.

АНАРХИЗМ И ПРОГРЕСС

Либерализм и государственный соци­ализм исходят из веры в технический и общественный прогресс, консерва­тизм с ностальгией смотрит в про­шлое, а отношение анархизма к идее прогресса двойственное. Анархизм обращается к общественным инсти­тутам или культурным традициям, унаследованным от дорыночного об­щества (община, семья, солидарность, взаимопомощь), и стремится их использовать. Но лишь в той степени, в которой они способствуют разви­тию индивидуальной и общественной свободы. Так, русские анархисты на­чала XX столетия поддерживали кре­стьянскую общину. Они полагали, что общинная солидарность и практика самоуправления могут стать основой будущего свободного общества. В то же время анархисты считали, что такие черты общины, как замкну­тость, отсутствие интереса к внешнему миру, гос­подство взрослых мужчин, зависи­мое положение молодёжи и жен­щин (не игра­вших роли в уп­равлении селом), должны быть от­брошены. Осо­знавая важность культурных тра­диций, аккумули­рующих в себе

знание и опыт многих поколений, анархизм в противовес консерватиз­му отвергает их иерархическую со­ставляющую.

Анархисты далеки от отождеств­ления экономического и научно-тех­нического прогресса с прогрессом как таковым. Бакунин замечал, что наука, изучая мир и общество, фик­сирует наличие определённых зако­номерностей. Но в то же время науке нет никакого дела до устремлений, чувств и интересов конкретного индивида или народа. А ведь эти уст­ремления индивидов и народов в сущ­ности и есть жизнь. Наука может помогать людям, но она не должна господствовать над жизнью. Для пол­ноценного существования также не­обходимы эмоциональное богатст­во, развитое чувство прекрасного, интуиция. Бакунин писал: «Жизнь... отнюдь не является применением ка­кой бы то ни было человеческой или божественной теории; мы сказали бы, что это — творение, если только мы бы не побоялись превратного толко­вания этого слова. Сравнивая наро­ды, творящие собственную историю, с художниками, мы могли бы спро­сить: ждали когда-нибудь открытия наукой законов поэтического твор­чества? Разве Эсхил и Софокл не со­здали свои великолепные трагедии много раньше, чем Аристотель пост­роил на основании их творений пер­вую эстетику? Разве какая-нибудь тео­рия вдохновила Шекспира?.. И чем было бы произведение искусства, со­зданное по правилам самой лучшей эстетики в мире? Скажем ещё раз: чем-то ничтожным. Но народы, тво­рящие свою историю, по всей веро­ятности, ничуть не беднее инстинк­том и творческой силой, не более зависимы от господ учёных, чем ху­дожники!».

Для Кропоткина характерно иное видение прогресса. «...Мы можем счи­тать доказанным, что, по мере того, как взаимопомощь становится утвер­дившимся обычаем в человеческом обществе и, так сказать, практикует­ся инстинктивно, сама эта практика ведёт к развитию чувства справедли­вости с его неизбежным чувством равенства или равноправия и ра-венственного самосдерживания... Не­которая доля отождествления своей личности с интересами своей груп­пы по необходимости существовала с самого начала общественной жиз­ни, и оно проявляется уже у низших животных. Но по мере того, как от­ношения равенства и справедливо­сти укореняются в человеческих об­ществах, подготовляется почва для дальнейшего и более распростра­нённого развития более утончённых отношений. Благодаря мм человек настолько привыкает понимать и чувствовать отражение его поступ­ков на всё общество, что он избега­ет оскорблять других даже тогда, ког­да ему приходится отказываться от удовлетворения своих желаний; он настолько отождествляет свои чув­ства с чувствами других, что бывает готов отдавать свои силы на пользу других, не ожидая ничего в уплату. Такого рода несебялюбивые чувства и привычки, обыкновенно называе­мые не совсем точными именами альтруизма и самопожертвования, одни, по моему мнению, заслужива­ют названия собственно нравствен­ности... Взаимопомощь, Справедли­вость, Нравственность — таковы последовательные шаги восходяще­го ряда настроений, которые мы по­знаём при изучении животного ми­ра и человека».

Если для Бакунина прогресс — прежде всего творческое, духовное развитие человечества, то для Кро­поткина — нравственное совершен­ствование. Анархизм основывает своё видение прогресса на синтезе этих точек зрения. Творческий порыв и чувство солидарности взаимно дополняют друг друга. Именно с ними анархисты связывают надежды на реализацию своих идей.

ОТРИЦАНИЕ ГОСУДАРСТВА

Государство, по Бакунину, является не чем иным, как «официальной и правильно установленной опекой меньшинства компетентных людей... чтобы надзирать за поведением и управлять поведением этого большо­го, неисправимого и ужасного ребён­ка — народа». Господство над людь­ми притягательно. Поэтому всякая власть стремится себя увековечить, а «ребёнку» никогда не позволят стать взрослым, пока над ним господству­ет упомянутая опека.

Бакунин отрицательно относился к системе представительной демокра­тии. По его мнению, депутаты парла­мента или местных органов власти практически не зависят от интересов избирателей. Всеобщие выборы депу­татов парламента раз в несколько лет мало что решают. В этот промежуток времени депутаты вольны принимать любые законы, а у избирателей про­сто отсутствуют механизмы, позво­ляющие им контролировать данный процесс. В результате «народные из­бранники» превращаются в оплачи­ваемых чиновников. На их действия оказывает влияние финансовая, про­мышленная и торговая элита, обла­дающая огромным богатством. Аль­янс чиновников и предпринимателей издаёт и вводит в действие законы, карает их нарушителей силами под­чинённых государству армии и по­лиции, воздействуя на общество с по­мощью купленной и послушной прессы. Таким образом этот альянс получает возможность командовать всеми остальными людьми как ему заблагорассудится. Правящая элита никогда не согласится добровольно отдать власть и привилегии. Её власть можно разрушить только силой, пу­тём социальной революции.

СОЦИАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Главной силой, способной совершить революцию в Европе, Бакунин считал пролетариат, а в России — крестьян­ство — обездоленные слои населения, которые меньше всех остальных вы­игрывают от сохранения несправед­ливого порядка.

Для Бакунина был характерен ни­гилистический, «отрицающий» под­ход, он полагал, что высшей формой человеческой активности являются бунт, сопротивление. Восставая про­тив несправедливости, человек стано­вится по-настоящему свободен. Имен­но так он открывает для себя новые горизонты, новые идеи, новые спосо­бы существования. Отсюда бакунин­ский принцип: «Дух разрушающий есть дух созидающий, страсть к раз­рушению есть творческая страсть!».

Бакунин считал, что основой для социального переворота являются в первую очередь недовольство лю­дей ныне действующим порядком и их отчаяние. По Кропоткину, на­оборот, людьми в революции дви­жет не столько отчаяние, сколько надежда; революция есть прежде всего созидание, переворот во всех сферах жизни, интенсивное строи­тельство нового. Принцип, за кото­рый выступал Кропоткин, звучал так «созидая, разрушу». То есть хотя ре­волюция вынуждена разрушать всё, что мешает её развитию, в её осно­ве лежит не бунт, а солидарность, стремление к гармоничному обще­ственному устройству. Революция — это объединение населения в само­управляющиеся коллективы, всеоб­щее вооружение народа, разрушение государства, захват собственности наёмными работниками, создание федераций территориального и про­изводственного самоуправления. Революция невозможна без мест­ной инициативы, что исключает пе­редачу монополии на принятие ре­шений «центру».

САМОУПРАВЛЕНИЕ

Социальная революция призвана за­менить государственные и частнока­питалистические институты федера­цией самоуправляемых коллективов. Но как может быть устроена жизнь в таких коллективах? С точки зрения анархистов, основой справедливого общества является суверенное общее собрание. Оно решает вопросы, непо­средственно касающиеся данного кол­лектива. Для решения проблем, кото­рые затрагивают общество в целом, собрания коллективов посылают на специальные совещания своих деле­гатов. Делегату даётся «императивный мандат» — установка голосовать толь­ко за определённые общим собрани­ем вещи (или голосовать против того, что общему собранию не нравится). Решения принимаются большинством голосов. Возможна и система, при ко­торой делегаты на совещаниях будут самостоятельно принимать решения в жёстких рамках, установленных со­браниями коллективов (это относит­ся прежде всего к техническим вопро­сам). Меньшинство в коллективах не обязано подчиняться решениям боль­шинства, но если оно станет регуляр­но их отвергать, то рано или поздно возникнет вопрос о возможности пре­бывания коллективов в одной феде­рации. Всякий коллектив вправе по­кинуть федерацию.

Когда потребуется, общие собра­ния проверяют, насколько верно дей­ствуют их делегаты, и могут в любой момент отозвать их и заменить дру­гими, если сочтут это необходимым. Таким образом, при анархистской си­стеме существует управление обще­ством, но нет государственной влас­ти, стоящей над обществом. Впрочем, анархисты признают, что в отдель­ных случаях, когда нужно быстро при­нять решение, может потребоваться временная концентрация власти в ру­ках одного лица или группы лиц.

АНАРХИСТСКИЙ КОММУНИЗМ

Бакунин подверг жёсткой критике институт частной собственности, так как его существование ведёт к нера­венству между людьми, к нищете од­них и богатству других. Кропоткин же в принципе отрицает право на частную собственность. С его точки зрения, невозможно определить до­лю отдельного человека, внесённую в создание совокупного обществен­ного богатства. Любая, даже мель­чайшая, вещь заключает в себе труд всей цивилизации. Общественное богатство неделимо, оно есть целое. Следовательно, наиболее справедли­вый экономический принцип — «всё принадлежит всем».

Каждый человек имеет равное пра­во пользоваться общественным до­стоянием. Анархистский коммунизм ликвидирует частную и государст­венную собственность и заменяет её пользованием вещами по согласова­нию между членами самоуправляе­мых коллективов (коммуны) и меж­дукоммунами. Коллектив формирует список потребностей, список необ­ходимых его отдельным участникам предметов потребления. Затем эти вещи производятся самим коллек­тивом или другими коллективами, связанными с ним соглашениями. При анархистском коммунизме, утверждал Кропоткин, всё, что будет производиться, будет производить­ся именно для того, чтобы удовле­творить конкретные потребности конкретных людей и сообществ.

Средства, необходимые человеку для решения исключительно собствен­ных проблем, будут использоваться им самостоятельно, а то, что связано с дру­гими людьми (например, эксплуатация общественных зданий), — по согласо­ванию с этими людьми.

КРОПОТКИН О СОБСТВЕННОСТИ

В течение целых тысячелетии миллионы людей работали, расчишая леса, осушая болота, прокладывая дороги, уст­раивая плотины на реках. Всякий клочок земли, который мы обрабатываем в Европе, орошён потом многих поко­лений, каждая дорога имеет свою длинную историю... не­посильной работы, народных страданий... В настоящую минуту ценность каждого дома, каждого завода, каждой фабрики, каждого магазина обусловлена трудом, поло­женным на эту точку земного шара миллионами давно погребённых в землю рабочих, и поддерживается она на известном уровне только благодаря труду легионов лю­дей, обитающих эту точку. Каждая частица того, что мы называем богатством народов, ценна лишь постольку, по­скольку она составляет часть этого огромного целого...

Миллионы человеческих существ потрудились для со­здания цивилизации, которой мы так гордимся. Другие миллионы, рассеянные по всем углам земного шара, тру­дятся и теперь для её поддержания...

Даже мысль, даже гений изобретателя — явления кол­лективные, плод прошлого и настоящего. Тысячи писате­лей, поэтов, учёных трудились целые века для того, чтобы выработать знание, чтобы рассеять заблуждения, чтобы создать ту атмосферу научной мысли, без которой не мог­ло бы явиться ни одно из чудес нашего века... Разве в течение всей их жизни их не кормили и не поддерживали как в физическом, так и в нравственном отношении целые ле­гионы всевозможных рабочих и ремесленников? Разве они не черпали силы, дававшей им толчок, из окружающей их среды?...Всякая машина имеет в своём прошлом подоб­ную же историю: длинную историю бессонных ночей и нуж­ды, разочарований и радостей, второстепенных усовер­шенствований, изобретённых несколькими поколениями неизвестных рабочих, понемногу прибавлявших к перво­начальному изобретению те мелкие подробности, без ко­торых самая плодотворная идея остаётся бесплодной. Ма­ло того: каждое новое изобретение представляет собою синтез, т. е. свод изобретений, предшествовавших ему в об­ширной области механики и промышленности. Наука и про­мышленность, знание и его приложение, открытия и их практическое осуществление, ведущее к новым открыти­ям, труд умственный и труд ручной, мысль и продукт ма­териального труда — всё это связано между собою. Каж­дое открытие, каждый шаг вперёд, каждое увеличение богатств человечества имеет своё начало во всей совокуп­ности физического и умственного труда как в прошлом, так и в настоящем. По какому же праву в таком случае мо­жет кто-нибудь присвоить себе хотя бы малейшую части­цу этого огромного целого и сказать: это моё, а не ваше?

(Из книги «Хлеб и воля».)

КОММУНИЗМ АНАРХИСТОВ И КОММУНИЗМ МАРКСИСТОВ

В отличие от сторонников Маркса анархисты никогда не связывали воз­можность установления коммунистического строя (анархисты иногда называют его коммунитарным) с тем или иным уровнем развития эко­номики. По мнению анархистов, приводящих в качестве примера ком­муны первых христиан, экономическое развитие является существен­ным, но не единственным фактором, влияющим на людей. Так, японский анархист Хатта Сюдзо утверждал, что анархо-коммунистический строй изначально может быть основан и на бедности, но её тяготы компен­сируются духом братства и «коммунитарной солидарности».

Александр Герцен писал «Эгоизм и братство... не до­бродетели и не пороки; это основные стихии жизни че­ловеческой... Понять... всю святость прав личности и не разрушить, не раздро­бить на атомы общество — самая трудная социальная задача. Её разрешит, вероят­но, сама история для буду­щего, в прошедшем она ни­когда не была разрешена».

АНАРХИЗМ И СВОБОДА

Представления анархистов о свобо­де формировались в полемике с ли­берально-демократической и марк­систской мыслью. «Изолированный человек не может осознать своей сво­боды, — считал Бакунин. — Я могу назвать себя и чувствовать себя сво­бодным лишь в присутствии и по от­ношению к другим людям». Свобода, по Бакунину, должна быть отражена и подтверждена «равно свободным сознанием всех людей». С точки зре­ния анархистов, люди не являются самодостаточными существами. Их объединяют тысячи связей — эконо­мических, культурных, психологиче­ских. Человек растёт, развивается и изменяется за счёт многообразия связей с внешним миром и другими людьми. Подобно собственности, ко­торая в понимании анархистов при­надлежит всем, являясь чем-то цело­стным и неделимым, свобода также неделима. Все люди прямо или кос­венно связаны со всеми, и потому не­возможно человеку быть свободным в мире, где существуют рабы. С этой точки зрения свобода индивида не кончается там, где начинается свобо­да другого, а разрушается чужим раб­ством или деспотизмом и, напротив, расширяется и обогащается чужой свободой. «Моя личная свобода, под­тверждённая... свободой всех, стано­вится беспредельной», — утверждал Бакунин.

СВОБОДА ВОЛИ

Анархисты, признавая, что человек не может сформироваться как че­ловек вне общения с другими людьми, отстаивают концепцию индиви­дуальной независимой свободной воли. Итальянский анархист Эррико Малатеста (1853—1932) писал об этом так: «Для того чтобы люди обре­ли уверенность в себе или по крайней мере надежду, необходимо при­знать существование творческой силы, самопричины, независимой от физического мира, —той силы, которую мы называем волей».

Анархизм нацелен не на механи­ческую фиксацию границ прав и сво­бод индивидов, конкурирующих друг с другом, а на достижение глубинно­го взаимопонимания между людьми, которое позволит им управлять жизнью совместно. Представим себе две воюющие армии. Их генералы дого­ворились о правилах ведения войны, например о том, что не используют химическое оружие и что с пленны­ми будут хорошо обращаться. Допу­стим, что солдаты обеих армий не хо­тят больше воевать, не видят смысла в войне. Они перестают подчинять­ся своим генералам, отказываются друг в друга стрелять, переходят ли­нию фронта, делятся друг с другом едой. Такие случаи действительно имели место во время Первой миро­вой войны на российско-германском фронте: их называли братаниями. Это не означает, что люди сразу же сде­лались друзьями, но, по крайней мере, они стали открыты для взаимопони­мания, а возможно, и для совместных согласованных действий.

Для консервативной и государст­венно-социалистической мысли че­ловек всего лишь элемент огромного общественного организма. Для либе­ральной — изолированный атом. Анархизм же стремится соединить представление о неповторимости и самобытности каждой личности, ко­торая представляет собой «особую Вселенную», с принципом обществен­ной солидарности. Быть свободным, с точки зрения анархистов, — значит управлять своей жизнью самостоя­тельно, действуя сугубо индивидуаль­но в вопросах, касающихся только тебя, и согласовывая, гармонизируя свои действия с другими людьми в той мере, в какой эти действия затрагива­ют других. Поэтому безгосударст­венное общество всеобщего само­управления, за которое выступают анархисты, есть одновременно обще­ство диалога.

Абсолютная гармония недостижи­ма. И в анархистском обществе воз­можны конфликты между коллекти­вами, между отдельными людьми или между коллективом и личностью. Но важно стремиться к идеалу.

1234Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: