Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Жизнеспособна ли анархистская общественно-политическая модель?




В XX столетии миллионы людей в раз­ное время и в разных странах приня­ли участие в попытках создания об­щественно-политических моделей, близких к анархистской. Ханна Арендт видела в народных движени­ях за самоуправление и в Советах за­лог спонтанности, свободного суще­ствования, незапрограммированного никакой внешней по отношению к людям силой. Она писала в 1956 г.: «И опять-таки при всех спонтанных революциях последнего столетия — спонтанное возникновение... системы Советов, которую русские так опозо­рили, что едва ли хоть один человек понимает ещё, что она такое». Под сло­вом «русские» здесь имелся в виду большевистский режим в СССР, а не русский народ как таковой.

Однако все анархистские соци­альные эксперименты существовали очень недолго — от нескольких недель до нескольких лет. Одни бы­ли разрушены силой государства, другие распались из-за внутренних противоречий. В отличие от своих политических противников — либералов, консерваторов, государст­венных социалистов и фашистов анархисты так и не сумели создать устойчивые общественно-полити­ческие системы. Попробуем разо­браться почему. Одна из главных проблем, стоя­щих перед анархизмом, — пробле­ма компетентности. Управление современным предприятием или го­родом требует опыта в решении очень сложных технологических, отказа были военные поражения в борьбе с большевиками).

И наконец, анархизм стремится к установлению глубинного взаимо­понимания между людьми разных культур и национальностей. Анархи­сты хотят, чтобы на месте существу­ющих сегодня государств возникла сеть самоуправляемых сообществ, ко­торые будут решать спорные вопро­сы с помощью диалога. Но в совре­менном мире, в мире, раздираемом межэтническими, межконфессиональ­ными и межличностными противо­речиями и конфликтами, может ли быть задача более сложная, чем эта?

СОБИРАНИЕ УТОПИИ

Формирование свободного обшества представляется анар­хистам как своего рода собирание исконной, истинной социальности, попранной современной цивилизацией. Эле­менты истинной социальности разбросаны и распылены в существующем обществе, присутствуют в нём в виде тра­диций и даже отдельных институтов, сохранившихся от ми­нувших эпох. Эти традиции и институты исчезают и появ­ляются снова и снова, повинуясь необоримому внутреннему побуждению людей. «Тысячами глубоких совершающихся изменений анархическое общество уже давно начало раз­виваться, — писал один из классиков французского анар­хизма Жан Жак Элизе Реклю (1830—1905). — Оно прояв­ляется всюду, где свободная мысль сбрасывает с себя путы буквы и догмата... везде, где люди... возмутившиеся про­тив всякой наложенной на них дисциплины, сходятся по доброй воле, чтобы учиться друг у друга, и без всякого на­чальства стремятся завоевать свою долю жизни, своё пра­во на удовлетворение своих нужд. Всё это уже анархия, даже тогда, когда она бессознательна...» Революции оста­ётся соединить вместе все элементы — кирпичики анар­хистского общества. Так, немецкий философ XX в. Валь­тер Беньямин сравнивал революцию с «собиранием черепков разбитого сосуда». О каких же побуждениях и традициях идёт речь?

Прежде всего о поддержке, оказываемой друг другу, и солидарности, которые имеют очень древнее происхож­дение. И в современном рыночном мире, мире взаимно­го отчуждения и гигантских городов, существуют дружба, любовь, взаимопомощь и братство. И хотя нынешнее об­щество, говорят анархисты, основано на других принци­пах — конкуренции, вражде, неискренности, всё же, если бы люди жили только по капиталистическим правилам, в мире уже не было бы ни дружбы, ни любви. Речь идёт также о присущей людям потребности в творчестве, в том числе в социальном творчестве. Пока общество управля­ется авторитарно, этот потенциал остаётся нереализован­ным. Лишь время от времени он даёт о себе знать в ходе стихийных выступлений протеста, когда люди организуют самоуправляюшиеся солидарные коллективы. Обычно та­кие коллективы пытаются защитить собственные права и добиться возможности делать то, что они хотят.

Существует немало примеров самоорганизации в ходе трудовых и производственных конфликтов. Один из та­ких конфликтов имел место в испанском городе Пуэрто-Реаль в 1986 г. В этом городе расположены кораблестроительные верфи, на которых трудятся тысячи рабочих. В от­вет на планы администрации закрыть предприятия как убыточные, люди забастовали и потребовали их сохра­нить. Они начали действовать не через официальный проф­союз с его чиновниками, а самостоятельно. Все основные решения о ходе борьбы принимались непосредственно трудящимися на еженедельных обших собраниях. Вокруг бунтовавших верфей стало формироваться территориаль­ное самоуправление местных жителей, в подавляющем большинстве поддерживавших рабочих. Во время стачки в городах и селениях района тоже еженедельно проводи­лись собрания жителей. Никаких перегородок между раз­ными собраниями не существовало. Каждый, независимо от того, работал ли он на верфях или нет, мог прийти на любое такое собрание, высказаться, участвовать в про­цессе принятия решений по интересующим его вопросам. В ходе конфликта бастующие неоднократно захватывали верфи и затем отступали под давлением полиции. На ули­цах города проводились демонстрации протеста, соору­жались баррикады. В итоге верфи Пуэрто-Реаля были спасены.

Бывает и так, что самоорганизация вырывается за рам­ки отдельных небольших районов или предприятий и рас­пространяется на большие территории. Такие события всё чаше отмечаются во время социальных конфликтов кон­ца XX — начала XXI в. Например, весной 2001 г. жители нескольких провинций Алжира (регион Кабилия) выступи­ли против деспотизма центральной власти, нищеты и поли­цейского произвола. Поводом для протеста стало убийст­во полицией безработного. Несколько миллионов человек участвовали в кампании гражданского неповиновения, ко­торая нередко принимала острые, радикальные формы. Безработная молодёжь (в Алжире на тот момент не имело работы 40 % экономически активного населения) и дру­гие жители бедных кварталов захватывали продовольст­вие и прочие необходимые им веши в магазинах и на скла­дах, поджигали полицейские участки, правительственные учреждения, офисы политических партий. Возникли неза­висимые от государства и партий органы борьбы и само­управления — Аарш, обшие собрания родовых обшин, городских кварталов и деревень. На уровне районов и про­винций собирались конференции делегатов местных Аарш, образуя координационные комитеты. Создан был также межпровинциальный координационный комитет. Делега­ты всех органов координации действовали в рамках нака­зов местных собраний, которые их выдвинули и могли ото­звать в любой момент. Был согласован единый список требований, причём Аарш даже отказывался обсуждать его с властями, добиваясь безоговорочного принятия до­кумента государством. Среди основных требований — гражданские и социальные права, выплата пособий по безработные, вывод полиции и армии из Кабилии.

Схожие события имели место в Аргентине в 2002 г. Они были вызваны нишетой огромной части населения, провалом экономических реформ и произволом полиции. Сотни тысяч людей в Буэнос-Айресе и других городах уча­ствовали в массовых выступлениях протеста, перекрыва­ли дороги, захватывали продовольствие в магазинах, бас­товали. На нескольких промышленных предприятиях, захваченных трудовыми коллективами, было введено са­моуправление. Руководили движением главным образом собрания жителей городских кварталов (Ьагпов) и их ко­ординационные советы (|п1егЬагпа1).

Анархисты обращают внимание на ешё одну насущную потребность — в чистом воздухе, естественном ландшаф­те, живой природе. По их мнению, человечество, которо­му сегодня угрожает глобальная экологическая катастро­фа, остро нуждается в гармонии с природой.

Действительно, в центре внимания самоорганизован­ных инициатив часто оказываются вопросы зашиты окружаюшей среды. Столкнувшись с нежеланием или неспособностью государства решать экологические проблемы, местные жители иногда соединяются в граж­данские инициативы и сами пытаются добиться своих це­лей: закрыть АЭС или вредное производство, предотвра­тить строительство очередного индустриального гиганта и т. д. Подобных примеров известно немало: это и со­противление жителей окрестностей японской столицы против постройки аэропорта Нарита в 70-х гг. XX в., и борьба против расширения аэропорта во Франкфурте-на-Майне (Германия) в 80-х гг., и продолжающийся уже более двух десятилетий конфликт в северогерманском районе Горлебен. Местное население вначале стреми­лось помешать организации здесь могильника для отра­ботанного ядерного топлива (ОЯТ), а ныне каждый раз пытается воспрепятствовать доставке ОЯТ на место на­значения. Картина борьбы во всех этих случаях схожая. Возникает объединение различных групп жителей дан­ной территории — гражданские инициативы — и сочув­ствующих им активистов социальных движений из дру­гих районов страны. Именно гражданские инициативы и сформированные из их делегатов координационные со­веты выдвигают задачи и принимают решения о тактике и стратегии борьбы. Сопротивление может сказываться в самых разных фор­мах. В начале 80-х гг. участники протестов захватили в Горлебене стройплощадку будущего могильника, поставили там палаточный лагерь и провозгласили «Свободную республи­ку Вендланд», неповинующуюся государственной власти. Но палаточный лагерь разгромила полиция. Тем не менее, когда могильник всё-таки создали, протесты приняли новые формы. Всякий раз, когда в Горлебен должна была посту­пить очередная порция ОЯТ, крестьяне перегораживали тракторами дороги, горожане разрушали железнодорожное полотно, чтобы не пропустить поезд со смертоносным гру­зом, преграждали подъездные пути к могильнику своими те­лами. В акциях протеста приняли участие десятки тысяч че­ловек. Их цель — сделать проект непомерно дорогостоящим, невыгодным для властей. Конфликт продолжается...

Следует отметить, что действия участников протестов в Горлебене, Пуэрто-Реале, Кабилии, Буэнос-Айресе час­то вступали в противоречие с законодательством ФРГ, Ис­пании, Алжира, Аргентины соответственно. Однако анар­хисты не придают значения этому обстоятельству.

Анархистские группы отвергают популизм и заявляют, что не хотят контролировать независимые обшественные движения. Свою задачу последователи безвластия видят в соединении отдельных гражданских инициатив в цель­ное движение. Оно бросит вызов существующей системе и само станет основой свободного общества. Но на прак­тике, как показывает опыт Испании 1936 — 1939 гг., мно­гие анархисты действуют весьма авторитарно.


М.А. БАКУНИН

Федерализм, социализм и антитеологизм

Государство — это самое вопиющее, самое циничное и самое полное отрицание человечности. Оно называет всеобщую со­лидарность людей на земле и объединяет только часть их с целью уничтожения, завоевания и порабощения всех остальных. Оно берет под свое покровительство лишь своих собственных граждан, признает человеческое право, человечность и цивилизацию лишь внутри своих собственных границ; не признавая вне себя никакого права, оно логически присваивает себе право самой жестокой бесчеловечности по отноше­нию ко всем другим народам, которых оно может по своему произволу грабить, уничтожать или порабощать. Если оно и выказывает по отношению к ним великодушие и человечность, то никак не из чувства долга; ибо оно имеет обязанности лишь по отношению к самому себе, а также но отношению к тем своим членам, которые его свободно образовали, которые продолжают его свободно составлять или даже, как это всегда в конце концов случается, сделались его подданными. Так как международное право не существует, так как, оно никак, не может существовать серьезным и действительным образом, не подрывая чту основу принципа суверенности государства, то государство не может иметь никаких обязанностей по отношению к наследию других государств. Следовательно, гуманно ли оно обращается с покоренным народом, грабит ли оно его и уничтожает лишь наполовину, не низводит до последней степени рабства, — оно поступает так из политических целей и, быть может, из осторожности или из чистого великодушия, но никогда из чувства долга, ибо оно имеет абсолютное право располагать покоренным народом по своему произволу.

Это вопиющее отрицание человечности, составляющее сущность Государства, является, с точки зрения Государства, высшим долгом и самой большой добродетелью: оно называется патриотизмом и со­ставляет всю трансцендентную мораль Государства. Мы называем ее трансцендентной моралью, потому что она обычно превосходит уро­вень человеческой морали и справедливости, частной или обществен­ной, и тем самым чаще всего вступает в противоречие с ними. Напри­мер, оскорблять, угнетать, грабить, обирать, убивать или порабощать своего ближнего считается, с точки зрения обыкновенной человечес­кой морали, преступлением. В общественной жизни, напротив, с точки зрения патриотизма, если это делается для большей славы государства, для сохранения или увеличения его могущества, то становится долгом и добродетелью. И эта добродетель, этот дол г обязательны для каждого гражданина-патриота; каждый должен их выполнять — и не только по отношению к иностранцам, но и по отношению к своим соотечествен­никам, подобным ему членам и подданным государства, — всякий раз, как того требует благо государства.

Это объясняет нам, почему с самого начала истории, т.е. с рождения государств, мир политики всегда был и продолжает быть ареной наи­высшего мошенничества и разбоя — разбоя и мошенничества, к тому же высоко почитаемых, ибо они предписаны патриотизмом, трансцен­дентной моралью и высшим государственным интересом. Это объясня­ет нам, почему вся истории древних и современных государств является лишь рядом возмутительных преступлений; почему короли и министры в прошлом и настоящем, во все времена и во всех странах, государст­венные деятели, дипломаты, бюрократы и военные, если их судить с точки зрения простой морали и человеческой справедливости, сто раз, тысячу раз заслужили виселицы или каторги; ибо нет ужаса, жестокос­ти, святотатства, клятвопреступления, обмана, низкой сделки, цинич­ного воровства, бесстыдного грабежа и подлой измены, которые бы не были совершены, которые бы не продолжали совершаться ежедневно представителями государств без другого извинения, кроме столь удобного и вместе с тем столь страшного слова: государственный интерес!

Поистине ужасное слово! оно развратило и обесчестило большее число лиц в официальных кругах и правящих классах общества, чем само христианство. Как только это слово произнесено, все замолкает, все исчезает: честность, честь, справедливость, право, исчезает само сострадание, а вместе с ним логика и здравый смысл; черное становится белым, а белое — черным, отвратительное — человеческим, а самые подлые предательства, самые ужасные преступления становятся до­стойными поступками!

И так как теперь уже доказано, что никакое государство не может существовать, не совершая преступлений или, по крайней мере, не мечтая о них, не обдумывая, как их исполнить, когда оно бессильно их совершить, мы в настоящее время приходим к выводу о безусловной необходимости уничтожения государств. Или, если хотите, их полного и коренного переустройства в том смысле, чтобы они переста­ли быть централизованными и организованными сверху вниз держава­ми, основанными на насилии или на авторитете какого-нибудь принци­па, и, напротив, реорганизовались бы снизу вверх, с абсолютной сво­бодой для всех частей объединяться или не объединяться и с постоян­ным сохранением для каждой части свободы выхода из этого объедине­ния, даже если бы она вошла в него по доброй воле, реорганизовались бы согласно действительным потребностям и естественным стремле­ниям всех частей, через свободную федерацию индивидов и ассоциаций, коммун, округов, провинций и наций в единое человечество.

Государственность и анархия

Мы уже несколько раз высказывали глубокое отвращение к тео­рии Лассаля и Маркса, рекомендующей работникам если не последний идеал, то по крайней мере как ближайшую главную цель — основание народного государства, которое, по их объяснению, будет не что иное, как «пролетариат, возведенный на степень господствующего со­словия».

Спрашивается, если пролетариат будет господствующим сослови­ем, то над кем он будет господствовать? Значит, останется еще другой пролетариат, который будет подчинен этому новому господству, новому государству. Например, хотя бы крестьянская чернь, как известно, не пользующаяся благорасположением марксистов и которая, находясь на низшей степени культуры, будет, вероятно, управляться городским и фабричным пролетариатом; или, если взглянуть с национальной точки зрения на этот вопрос, то, положим, для немцев славяне по той же причине станут к победоносному немецкому пролетариату в такое же рабское подчинение, в каком последний находится по отношению к своей буржуазии.

Если есть государство, то непременно есть господство, следователь­но, и рабство; государство без рабства, открытого или маскированного, немыслимо — вот почему мы враги государства.

Что значит пролетариат, возведенный в господствующее сословие? Неужели весь пролетариат будет стоять во главе управления? Немцев считают около сорока миллионов. Неужели же все сорок миллионов будут членами правительства? Весь народ будет управляющим, а уп­равляемых не будет. Тогда не будет правительства, не будет государст­ва, а если будет государство, то будут и управляемые, будут рабы.

Эта дилемма в теории марксистов решается просто. Под управлени­ем народным они разумеют управление народа посредством небольшо­го числа представителей, избранных народом. Всеобщее и поголовное право избирательства целым народом так называемых народных пред­ставителей и правителей государства — вот последнее слово марксис­тов, так же как и демократической школы, — ложь, за которою кроется деспотизм управляющего меньшинства, тем более опасная, что она яв­ляется как выражение мнимой народной воли.

Итак, с какой точки зрения ни смотри на этот вопрос, все приходишь к тому же самому печальному результату: к управлению огромного большинства народных масс привилегированным меньшинством. Но это меньшинство, говорят марксисты, будет состоять из работников. Да, пожалуй, из бывших работников, но которые, лишь только сдела­ются правителями или представителями народа, перестанут быть ра­ботниками и станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты госу­дарственной, будут представлять уже не народ, а себя и свои притяза­ния на управление народом. Кто может усомниться в этом, тот совсем не знаком с природою человека.

Но эти избранные будут горячо убежденные и к тому же ученые со­циалисты. Слова «ученый социалист», «научный социализм», кото­рые беспрестанно встречаются в сочинениях и речах лассальцев и марксистов, сами собою доказывают, что мнимое народное государство будет не что иное, как весьма деспотическое управление народных масс новою и весьма немногочисленною аристократиею действительных или мнимых ученых. Народ не учен, значит, он целиком будет освобожден от забот управления, целиком будет включен в управляемое стадо. Хо­рошо освобождение!

Марксисты чувствуют это противоречие и, сознавая, что управление Мученых, самое тяжелое, обидное и презрительное в мире, будет, не­смотря на все демократические формы, настоящею диктатурою, утеша­ют мыслью, что эта диктатура будет временная и короткая. Они гово­рят, что единственною заботою и целью ее будет образовать и поднять народ как экономически, так и политически до такой степени, что вся­кое управление сделается скоро ненужным и государство, утратив весь политический, т.е. господствующий характер, обратится само собою в совершенно свободную организацию экономических интересов и общин.

Тут явное противоречие. Если их государство будет действительно народное, то зачем ему упраздняться, если же его упразднение необхо­димо для действительного освобождения народа, то как же они смеют его называть народным? Своею полемикою против них мы довели их до сознания, что свобода, или анархия, т.е. вольная организация рабочих масс снизу вверх, есть окончательная цель общественного развития и что всякое государство, не исключая и их народного, есть ярмо, значит, с одной стороны, порождает деспотизм, а с другой — рабство.

5. Уничтожение государства и юридического права необходимо будет иметь следствием уничтожение личной наследственной собствен­ности и юридической семьи, основанной на этой собственности, так как та и другая совершенно не допускают человеческой справедливости.

6. Уничтожение государства, права собственности и юридической семьи — одно сделает возможным организацию народной жизни снизу вверх, на основании коллективного труда и собственности, сделавших­ся в силу самих вещей возможными и обязательными для всех путем совершенной, свободной федерации отдельных лиц в ассоциации, или в независимые общины, или помимо общин и всяких областных и на­циональных разграничении в великие однородные ассоциации, связан­ные тождественностью их интересов и социальных стремлений и общих в нации, наций в человечество.

Как же морализировать этот мир? Возбуждая в нем прямо, созна­тельно и укрепляя в его уме и сердце единую, всепоглощающую страсть всенародного общечеловеческого освобождения. Это новая, единст­венная религия, силою которой можно шевелить души и создавать спа­сительную коллективную силу. Таково должно быть отныне единствен­ное содержание тайной организации, организации, которая должна в одно и то же время создать народо-вспомогательную силу и сделаться практическою школою нравственного воспитания для всех членов.

Прежде всего определим ближе цель, значение и назначение этой организации. В моей системе, как я уже несколько раз заметил выше, она не должна составлять революционной армии — у нас должна быть только одна революционная армия — народ, — организация должна быть лишь только штабом этой армии, организатором не своей, а на­родной силы, посредницею между народным инстинктом и революци­онною мыслию. А революционная мысль только потому и революционера, жива, действительна, истинна, что она выражает и только по­скольку она формирует народные инстинкты, выработанные историею. Стремиться навязать народу свою мысль, простую или чуждую его инстинктам, — значит хотеть поработить его новому государству. Поэ­тому организация, хотящая искренно только освобождения народной жизни, должна принять программу, которая была бы полнейшим выра­жением народных стремлений.

Организации предстоит огромная задача: не только приготовить торжество революции народной посредством пропаганды и сплочения народных сил; не только разрушить до конца силою этой революции весь ныне существующий экономический, социальный и политический порядок вещей; но еще, пережив самое торжество революции, на дру­гой день народной победы сделать невозможным установление какой бы то ни было государственной власти над народом — даже самой ре­волюционной, по-видимому, даже вашей, — потому что всякая власть, как бы она ни называлась, непременным образом подвергла бы народ старому рабству в новой форме. Поэтому организация наша должна быть довольно крепка и живуча, чтобы пережить первую победу наро­да, — а это совсем нелегкое дело,— должна быть так глубоко проник­нута своим началом, чтобы можно было надеяться, что даже посреди самой революции она не изменит ни мыслей, ни характера, ни направ­ления. В чем же должно будет состоять это направление? Что будет главною целью и задачею организации? Помочь народу самоопреде­литься на основании полнейшего равенства и полнейшей и все­сторонней человеческой свободы, без малейшего вмешательства

какой бы то ни было, даже временной или переходной, власти, т.е. без всякого государственного посредства.

Мы отъявленные враги всякой официальной власти — будь она хоть распререволюционная власть, — враги всякой публично признан­ной диктатуры, мы — социально-революционные анархисты.

П.А. КРОПОТКИН

Хлеб и воля

Всякое общество, покончившее с частной собственностью, должно будет, по нашему мнению, организоваться на началах анархи­ческого коммунизма. Анархизм неизбежно ведет к коммунизму, а ком­мунизм — к анархизму, причем и тот и другой представляют собой не что иное, как выражение одного и того же стремления, преобладающе­го в современных обществах, — стремления к равенству.

Но наш коммунизм не есть коммунизм фаланстера или коммунизм немецких теоретиков-государственников. Это — коммунизм анархи­ческий, коммунизм без правительства, коммунизм свободных людей. Это — синтез, т.е. соединение в одно двух целей, преследовавшихся человечеством во все времена: свободы экономической и свободы по­литической.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...