Полигика, религия и культура: новая психотерапия 303

302____________________ Мартия Э. П. Зелягмав

киса показатели резко упали по сравнению с его выступле­нием на съезде, примерно до уровня его агитационных ре­чей. Буш же оставался стабильным и вновь демонстрировал более оптимистичный стиль, чем Дукакис.

На утро после первой телевизионной дискуссии между Бушем и Дукакисом Гарольд сказал, что он. все еще не готов принять участие в моем пари. Он интуитивно чувст­вовал (и это ощущение крепло): Буш во время кампании, его речь на съезде — это настоящий Буш, большой опти­мист. Что касается Дукакиса, то он не выглядел больше оптимистом, и Гарольд не мог справиться с ощущением, что июльская речь Дукакису не принадлежала. Опросы, похо­же, тоже отражали эту ситуацию: Буш двигался вперед, разрыв увеличивался.

Вторая дискуссия была форменным несчастьем для Дукакиса как оптимиста. Когда его спросили, может ли он обещать стране сбалансированный бюджет, Дукакис сказал: «Я не думаю, что кто-нибудь из нас сможет; и вообще нельзя предвидеть, что может случиться». Это предполо­жение, что проблема имеет постоянный и неконтролируе­мый характер, звучит более пессимистично, чем заявление Дукакиса в июле и даже в сентябре. Этот тон становится для него типичным. Тем временем Буш неизменно оставал­ся оптимистом.

У нас с Гарольдом сложилось впечатление, что в ходе избирательной кампании в начале октября наступил пере­лом, и в глубине души Дукакис сдался. В конце октября мы заложили показатели дебатов и осенней агитационной речи в наше уравнение и получили окончательный прогноз: Буш должен победить с перевесом 9, 2%.

В ноябре Джордж Буш побил Майкла Дукакиса с перевесом 8, 2%.

Полигика, религия и культура: новая психотерапия 303

ВЫБОРЫ В СЕНАТ 1988 ГОДА

Спор шел за тридцать три места в сенате; нам удалось получить в свое распоряжение речи обоих претендентов на каждое из двадцати девяти мест, с которыми они выступали ранее в этом году, большей частью весной и летом. В основном потенциальные сенаторы произносили эти речи, объявляя о вступлении в избирательную борьбу, то есть задолго до конца кампании. Поэтому разница в их оценках (в отличие от финальной дискуссии Буш — Дукакис) вряд ли могла проистекать из того, какие места они занимали по результатам опросов общественного мнения, впереди или позади. За день до выборов Гарольд в последний раз про­анализировал выступления двадцати девяти пар претенден­тов и отправил запечатанные конверты с результатами не­скольким свидетелям с хорошей репутацией.

Результаты президентских выборов стали известны довольно рано, но для нас неопределенность продолжалась всю ночь. Оказалось, что мы не только верно предсказали судьбу двадцати пяти мест из двадцати девяти; когда были подсчитаны все голоса, выяснилось, что нам удалось пред­сказать все поражения сенаторов прошлого созыва, а также верно спрогнозировать все победы с небольшим отрывом — кроме одной.

Мы предсказали, что в Коннектикуте Джо Либерман победит фаворита Лоуэла Вайкера, занимавшего до этого момента место в сенате, с небольшим перевесом. Либерман выиграл у соперника 0, 5% голосов.

Мы предсказали, что во Флориде Конни Мэк сменит в сенате Бадди Маккея. Оптимист Конни так объяснял в своей «внешней, временной и конкретной» манере, почему

304___________________ Мартин Э. П. Зелигмаи

были увеличены налоги: «Лоутон Чайлз (бывший сенатор) снюхался с теми, кто привык тратить, и проголосовал за повышение себе жалованья». (Гарольд оценил это объясне­ние четырьмя баллами). Соперник Мэка, Бадди Маккей, пессимистично свел проблемы развития Флориды к ее «само­ощущению». (Гарольд оценил это постоянное, широкое и персонализированное объяснение четырнадцатью баллами).

Начав со значительного отставания, Конни Мэк выиграл

л о/ с перевесом меньше 1 /о.

Нам не удалось спрогнозировать удивительное низвер­жение Джона Мельчера Конрадом Бернсом в Монтане.

Итак, основываясь только на стиле объяснения речей и «пережевывании», которое они отражали, мы попытались предсказать результаты первичных и основных президент­ских выборов, а также выборов двадцати девяти сенаторов. Мы полностью выполнили свою задачу относительно прай-мериз, где задолго до опросов общественного мнения на­звали победителей и побежденных. Прогноз основных пре­зидентских выборов оказался частично удачным. Я, правда, проиграл свое пари, но, по мнению Гарольда, речь Дукакиса с согласием баллотироваться была составлена не им. Осен­ние выступления позволили предсказать победу Буша, но в это время ее уже предсказывали все. Наш прогноз по выборам сенаторов'оправдался на 86 /о, в том числе почти все ниспровержения и победы с небольшим перевесом. Больше никому такое не удавалось.

СТИЛЬ ОБЪЯСНЕНИЯ И ГРАНИЦЫ

В 1983 году я отправился в Мюнхен на конгресс Меж­дународного общества изучения развития поведения, где на второй день ввязался в разговор с энергичной немецкой аспиранткой, которая представилась просто Эле. «Давайте я

Политика, религия и культура: новая психотерапия 305

расскажу вам, какая идея пришла мне в голову, когда вы утром рассказали про свою методику CAVE, — предло­жила она. — Но сначала позвольте задать вам один во­прос. Как вы думаете, выгоды оптимизма и опасности пес­симизма, беспомощность и пассивность отражают универ­сальные законы человеческой природы, или же они приме­нимы только к обществу нашего типа, западного, я имею в виду, вроде Америки и Западной Германии? »

Отличный вопрос. Я ответил ей, что и сам иногда задумывался, определяется ли наша озабоченность контро­лем и оптимизмом сочетанием рекламы, с одной стороны, и пуританской этики — с другой. Депрессия, похоже, не принимает в незападных культурах такого эпидемического масштаба, как в западных. Не исключено, что культуры, не озабоченные проблемой достижений, не страдают от беспо­мощности и пессимизма так, как мы.

С другой стороны, предположил я, полезно обратить­ся к урокам животного мира. Признаки депрессии при по­тере и беспомощности бывают не только у западных муж­чин и женщин. И в природе, и в лабораторных условиях животные реагировали на беспомощность симптомами, очень похожими на те, что характерны для жителей Запада. Это относится и к шимпанзе, которые реагируют на смерть себе подобных; и к крысам, реагирующим на неизбежный шок; золотые рыбки, собаки и даже тараканы ведут себя очень похоже на то, что делаем мы при неудачах. Я подозреваю, что если человеческая культура не реагирует депрессией на потерю и беспомощность, то это связано с тем, что тыся­челетний гнет нищеты, когда в семье еще в раннем возрасте умирали двое из троих детей, выбил из этой культуры естественную способность реагировать депрессией на стрессы.

«Я не верю, — сказал я, — что жители Запада были загнаны пропагандой в депрессию, что им промыли мозги,

306                                         Мартня Э. П. Зелягмаи

чтобы ввергнуть в этику контроля. Но говорить, что стрем­ление к контролю и разрушительная реакция на беспомощ­ность естественны, это совсем не то же, что объявить дей­ствие оптимизма повсеместным. Возьмем, к примеру, успех на работе и в политике. Оптимизм прекрасно работает на американского агента по страхованию жизни и на кандида­тов, желающих стать президентом Соединенных Штатов. Однако трудно представить себе, чтобы сдержанный англи­чанин хорошо реагировал на неунывающего агента. Или чтобы суровый шведский избиратель выбрал Эйзенхауэра. Или чтобы японец одобрительно воспринял человека, кото­рый в своих неудачах всегда обвиняет других».

Я сказал, что, по моему мнению, обучение оптимизму могло бы принести облегчение от мучений депрессии и этим культурам, но при этом оптимизм должен быть приспособ­лен к местным условиям на рабочем месте и в политике. Беда, однако, в том, что было проведено не так уж много исследований того, какую роль играет оптимизм в различ­ных культурах.

«Но скажите, — спросил я, — что за идея посетила вас во время моего доклада о методике CAVE? »

«Я думаю, что мне удалось отыскать путь, — ответила Эле, — определить, сколько надежды и отчаяния содержат культуры и история. Вот, например, такой вопрос: сущест­вует ли на свете национальный стиль объяснения, который позволяет спрогнозировать, как нация или народ поведет себя в кризисной ситуации? Порождает ли одна конкретная форма правления больше надежды, чем другая? »

Мне пришлось признать, что вопросы Эле задает пре­красные, но настоящего ответа на них дать почти невоз­можно. Допустим, проанализировав при помощи методики CAVE то, что они пишут, говорят или поют, нам удалось узнать, что стиль объяснения у болгар лучше, чем у индей­цев навахо. Все равно не понятно, как этот результат интер-

Политика, религия и культура: новая психотерапия 307

претировать. В одной культуре может оказаться более пре­стижным говорить оптимистичные вещи, чем в другой. Эти народы живут в разных климатических и исторических ус­ловиях, на разных континентах, у них разный генофонд. Любую разницу в стиле объяснения между болгарами и навахо можно объяснить тысячью способами, кроме соот­ношения надежды и отчаяния.

«Конечно, — сказала Эле, — если вы сравниваете несравнимое. Но я не имела в виду навахо и болгар. Я думала о культурах, гораздо более близких — Восточный а Западный Берлин. Они находятся рядом, у них одна погода, они говорят на одном диалекте, междометия и жес­ты означают одно и то же, до 1945 года у них была одна история. После этого они отличались только политическими системами. Они вроде однояйцевых близнецов, которых воспитывали врозь в течение сорока лет. Это тот самый случай, когда можно задать вопрос, различно ли отчаяние при разных политических системах, когда все остальные факторы идентичны».

На следующий день на конгрессе я рассказал одному профессору из Цюриха о творчески мыслящей аспирантке. После того, как я описал ее и упомянул, что она назвалась Эле, он сказал мне, что это — принцесса Габриэль цу Эттинген-Эттинген унд Эттинген-Шпильберг, одна из са­мых многообещающих молодых ученых Баварии.

На следующий день за чаем мы с Габриэль продолжи­ли наш разговор. Я сказал, что согласен с тем, что различие между стилем объяснения в Восточном и Западном Берли-нах (если только его удастся обнаружить) должно опреде­ляться разницей между коммунизмом и капитализмом. Но откуда взять материал для сравнения? Не может же она просто перебраться через Берлинскую Стену и начать раз­давать анкеты случайным жителям Восточного Берлина?

«Конечно, в нынешнем политическом климате это не-

308_______________________ Мартин Э. П. Зелигман

возможно, — согласилась она (в это время во главе Со­ветского Союза стоял Андропов). — Но ведь все, что мне требуется, это сопоставимые письменные документы из обоих городов. Они должны касаться одних и тех же событий, происходящих в одно и то же время. Это должны быть нейтральные события, не связанные ни с политикой, ни с экономикой, ни с душевным здоровьем. И вот о чем я подумала. Через четыре месяца в Югославии начнутся зимний Олимпийские Игры. Их будут подробно освещать и в вос-точноберлинских, и в западноберлинских газетах. Как во­дится в спортивных репортажах, там наверняка будет много заявлений спортсменов и журналистов о причинах побед и поражений. Я хочу обработать их и посмотреть, какая куль­тура более пессимистична. И вот это будет демонстрацией того, что можно количественно сравнивать уровень надеж­ды разных культур».

Я поинтересовался, каков ее прогноз на этот счет. Она ожидала, что восточногерманский стиль объяснения, по крайней мере, на спортивных страницах, окажется более оптимистичным. В конце концов, восточные немцы — вы­дающаяся олимпийская нация, а газеты — вещь сугубо государственная. И одна из их функций — поддерживать мораль нации на высоком уровне.

Я придерживался другой точки зрения, но промолчал.

В течение трех последующих месяцев я несколько раз разговаривал с Габриэль по телефону через Атлантику и получил от нее несколько писем. Ее очень беспокоило, су­меет ли она добывать газеты из Восточного Берлина, по­скольку иногда были проблемы с тем, как переправить пе­чатный материал через Стену. Она договорилась со знако­мым механиком из Восточного Берлина, что он будет при­сылать ей по почте всякую ерунду типа битых чашек и гнутых вилок, завернув их в спортивные страницы газет. Оказалось, что в этом нет необходимости. Во время Олим-

Политика, религия и культура: новая психотерапия 309

пиады она смогла беспрепятственно ходить через берлин­ские контрольно-пропускные пункты с таким количеством восточноберлинских газет, каким хотелось.

Затем наступило время работы по прочесыванию трех западноберлинских и трех восточноберлинских газет, выхо­дивших во время Олимпиады. Габриэль удалось набрать там и оценить 381 цитату с объяснением спортивных собы­тий. Вот некоторые из оптимистических объяснений, дан­ных спортсменами и журналистами.

Конькобежец не сумел выдержать темп, потому что «в этот день утром не было солнца, которое могло бы обеспе­чить зеркальную поверхность льда» (отрицательное собы­тие, 4 балла); «лыжница упала, потому что со стоявших рядом деревьев свалился снег, засыпавший стекло ее шле­ма» (отрицательное событие, 4 балла); «спортсмены не бо­ялись, потому что «знали наверняка, что сильнее соперни­ков» (положительное событие, 16 баллов).

А вот примеры пессимистических объяснений: беда пришла потому, что «она была в такой плохой форме» (отрицательное событие, 17 баллов); «ему пришлось сдер­жать слезы, надежда на медаль исчезла» (отрицательное событие, 17 баллов); спортсменам удалось победить, потому что «наши соперники пропьянствовали всю ночь» (положи­тельное событие, 3 балла).

Но кто же делал оптимистичные, а кто пессимистичные заявления? Ответы оказались неожиданными для Габри­эль. Заявления восточных немцев были гораздо пессимис­тичнее, чем западных. Это было тем более знаменательно, что восточные немцы прекрасно выступили на Играх. Они выиграли двадцать четыре медали (западные немцы — всего четыре). Поэтому у восточноберлинских газет была возможность сообщить о намного большем количестве хо­роших событий. И действительно, 61% восточных объяс­нений касался событий, хороших для восточных немцев, в

310                                         Мартин Э. П. Зелигмаи

то время как всего 47% западных объяснений касались событий, хороших для Запада. Тем не менее тон восточно-берлинских репортажей был намного мрачнее, чем западно­берлинских.

«Результаты меня потрясли, — сказала мне Габри­эль. — Я просто отказываютсь в них верить, пока не найду какой-нибудь другой способ дополнительно убедиться в том, что жители Восточного Берлина более пессимистичны и подвержены депрессии, чем Западного. Я пробовала до­быть точные данные по статистике самоубийств и заболева­ний из Восточного Берлина и сравнить их с западными, но, конечно, мне это не удалось».

Докторская диссертация Габриэль относилась не к пси­хологии, а к этиологии человека, разделу биологии, кото­рый посвящен наблюдению за людьми в естественных усло­виях и подробной регистрации того, что они делают. Она начала с наблюдений, которые Конрад Лоренц проводил над утятами; у утят, увидевших его, сформировалось убежде­ние, что он их мать, и они везде стали следовать за ним. Его тщательное изучение природных явлений впоследствии вылилось в систематическое наблюдение за людьми. Габри­эль подготовила свою диссертацию под руководством двух видных последователей Лоренца. Я знал, что Габриэль выполнила много мелких наблюдений над детьми в школе, но меня взволновало ее намерение обследовать бары Вос­точного и Западного Берлина.

«Единственный способ получить дополнительное под­тверждение моим результатам, до какого я смогла доду­маться, — писала она мне, — состоит в том, чтобы отпра­виться в Восточный Берлин и добросовестно считать при­знаки отчаяния, а затем сравнить результат с данными, полученными в аналогичной обстановке в Западном Берли-

⇐ Предыдущая56575859606162636465Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: