Юдин А. В. Ономастикон русских заговоров. Москва 1997. Восточнославянский заговор: структура, семантика и прагматика текста

Юдин А. В.

Ономастикон русских заговоров.

Имена собственные в русском магическом фольклоре

Москва 1997

Рекомендовано к изданию ученым советом Южноукраинского государственного педагогического университета им. К. Д. Ушинского (г. Одесса).

РЕЦЕНЗЕНТЫ:

Журавлев А. Ф., доктор филологических наук,

Карпенко Ю. А., доктор филологических наук, академик АН высшего образования Украины

Толстая С. М., доктор филологических наук

ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКИЙ ЗАГОВОР: СТРУКТУРА, СЕМАНТИКА И ПРАГМАТИКА ТЕКСТА

Словарь, предлагаемый вниманию читателя, представляет собой по возможности полное описание корпуса собственных имен, встречающихся в текстах русских заговоров. Заговорами называются " особые тексты формульного характера, которым приписывается магическая сила, способная вызвать желаемое состояние" (Топоров 1980а, 450). Согласно другому современному определению, заговором называется " словесная формула магического характера, рассчитанная на немедленное достижение результата, предотвращение нежелательного явления или осуществление желания" (SFP, 459). Впрочем, такие определения слишком широки, потому, чтобы отделить в рамках заклинательной поэзии заговоры от заклинательных песен и закличек (заклинательных речитативов), некоторые исследователи вводят определение " непесенная", относя к этому подразделению заклинательной поэзии заговоры и некоторые другие жанры (см.: Харитонова 1992, 5; о жанровой дифференциации заговорно-заклинательной поэзии - Харитонова 1988). О различных определениях заговора см.: Михайлова 1997, 132-133. Существенной проблемой является и отличение заговоров от народных (и) апокрифических молитв. Приходится признать, что предложить четкий набор критериев, позволяющий отличить их друг от друга, практически невозможно: критерий устный - письменный текст не работает из-за несовпадения границ двух пар классов (в изобилии известны письменные заговоры, существовали и устно передававшиеся молитвы); вставные церковные молитвенные формулы и отсутствие сложной композиции текста (анализируется ниже) нередко присущи и заговорам; результата с уверенностью ждали в равной мере от тех и других, так что трудно применить и противопоставление магический - религиозный текст. Ничего не дают и народные названия текстов: и те, и другие могли именоваться словами, молитвами и т. п. Потому длинные сложные письменные тексты, скажем, на оберег стада, свадебного поезда, для рыбной ловли или против лихорадки, могут быть отнесены при желании и к заговорам, и к апокрифическим молитвам, тем более, что и составляться они могли в среде низшего клира. В ситуации такой диффузной расплывчатости (соответствующей религиозно-магическому синкретизму) для различения текстов исследователю зачастую приходится полагаться лишь на собственную интуицию. Отбирая материалы для данного словаря, мы отказались от включения в него большинства имен из явно молитвенных и прочих околоцерковных текстов, изобилующих сложными книжными заимствованными и вымышленными книжниками формами. Много примеров таких текстов в сборнике Н. Виноградова: ср. грандиозный перечень из 88 (! ) проклинаемых, но абсолютно неизвестных народу бесов из " завещания Киприанова": Вин. 2, 190; или список демонических имен: Акфенес, Факфиял, Еремиорка, Сенахия, Елизда, Даил, Мардикия, Измаил Измаилович: Вин. 2, 53(56. Как пишет О. А. Черепанова, " это " ахристианские" (термин Н. И. Толстого), т. е. порожденные христианством, но не входящие в рамки канонического учения, образы. Раннехристианские или апокрифические по происхождению, они сохранены книжной традицией до нового времени, но в материалах XVIII(XIX вв. представляют собой результат синкретизма книжно-церковных и народно-бытовых представлений. Они не имеют этнографической характеристики. Имя - единственная маркировка персонажа, т. е. персонаж практически тождествен своему имени" (Черепанова 1983а, 42). Имена такого рода включались в словарь в случае, если тексты, в которых они встретились, обладали (даже будучи письменными) признаками фольклорности, некоторой обработки коллективным народным творчеством.

Впрочем, заговор имеет весьма мало отношения к тому, что мы привыкли называть творчеством, а функции его далеки от эстетических. Заговорный текст прежде всего - одно из орудий, позволяющих выполнить желание заговаривающегося (далее - субъекта; впрочем, заговор может произноситься на благо или во вред и другому человеку, который тогда оказывается объектом магического воздействия; см. об этом Песков 1977, 28), осуществив переход (passage) от исходного состояния к желаемому. Словесный текст является составной частью сложного акционально-вербально-реального ¹ (т. е. совмещающего выполнение определенных действий, произнесение некоторых слов и нередко использование каких-то предметов) магического текста. Каждая из его частей - будь то вербальная (собственно заговор), акциональная (пользуясь термином старой русской науки, " чара", " чарование" ), набор используемых ритуальных или иных предметов (предметная, реальная) - выражает один и тот же мифологический смысл средствами разных параллельных символических кодов (см.: Толстой 1995а, 63-65), обладая при этом определенной структурой и ритмической организацией. Последнее подчеркивается в еще одном определении заговора, принадлежащем В. П. Аникину: " заговор есть традиционная ритмически организованная формула, которую человек считал магическим средством достижения различных практических целей. Заговору приписывали безусловную силу принудительного воздействия на людей и природу прежде всего в силу того, что он особым образом ритмически организован" (Аникин 1987, 94; о значении ритма для заговорно-заклинательного искусства см.: Харитонова 1992, 26-31 и др. ). И именно слово нередко было основным ритмообразующим фактором, сообщающим организацию всему заговорно-заклинательному акту (по крайней мере, в первом и втором из трех выделяемых В. И. Харитоновой видов таких актов: " 1) с включением вербального текста как равноправного наряду с действием и предметными манипуляциями, 2) текстом, подчинившим ритуальную сторону, и 3) текстом, имеющим минимальное значение в магическом действе" (Харитонова 1992, 50). Эти первые два вида были весьма широко распространены. Как пишет Л. Н. Виноградова, " в системе взаимодействия разных кодов, образующих ритуалы, направленные на избавление от болезней, вербальный компонент часто занимает наиболее сильную позицию. Иногда весь ритуал лечения сводится к произнесению заговорного текста. Такая доминантная роль словесной формулы повышает ее ритуально-магический статус, так как основная прагматическая функция обряда реализуется прежде всего через посредство слова" (Виноградова 1993, 153). Композиция заговорных текстов, как и структура заговорно-заклинательного акта, достаточно хорошо изучена (см.: Зелинский 1897; Познанский 1917 [1995]; Чернов 1965; Савушкина 1993; Исследования... 1993 и др. ). Рассмотрим особенности этих структур, их изоморфизм и взаимную соотнесенность, в частности, соотнесение структурных элементов заговорного текста с конкретными элементами ритуала.