Стандартизированный уровень

Стандартизированный уровень общения иначе называют кон­тактом масок. При общении на этом уровне хотя бы один из парт­неров стремится скрыть свое истинное состояние, как бы спря­тать свое лицо за воображаемую маску. Почему он это делает?

Дело в том, что бывают случаи, когда общение носит вынуж­денный характер для человека. Он бы рад не общаться с тем или иным партнером, но обстоятельства заставляют его вступать в контакт. Например, ученик, оставленный после уроков, чтобы исправить неудовлетворительную отметку, вынужден общаться со своим учителем, выполнять все его задания и требования. Иначе он не добьется нужного результата. Школьник-правона­рушитель вынужден вступать в общение с инспектором милиции и давать ему объяснения по поводу своего поведения. Хотя, будь его воля, он не стал бы разговаривать с милиционером на по­добную тему.

Взрослые тоже довольно часто вступают в вынужденное обще­ние. В городском транспорте приходится отвечать попутчикам на самые различные вопросы: «Какая сейчас остановка?», «Как про­ехать до того или иного места?», «Сколько стоит билет?» Так уж устроена наша жизнь, что без обращений друг к другу мы не мо­жем обойтись.

Но в то же время порой невозможно общаться с каждым, кто пожелает вступить в контакт. Ведь человек бывает не расположен к общению в силу различных причин: из-за усталости, плохого настроения, болезненного состояния, погруженности в какие-то свои проблемы или заботы. Либо могут быть весомые причины для ухода от общения с конкретным человеком: старые обиды на него, недоверие к партнеру, склонному к различным хитростям, к обману, к нечистоплотным поступкам.

Стараясь как-то защитить себя от нежелательных контактов или, по крайней мере, ограничить их, человек и пытается «надеть маску», т.е. спрятать свое истинное состояние за неким извест­ным стандартом.

Так, ученик, оставленный учителем после уроков, может при­кинуться больным, или, говоря иначе, надеть «маску больного». И все попытки учителя привлечь его к учебной работе будут постоянно натыкаться на «головную боль», «сильное недомога­ние», «головокружение» и прочие «страдания» учащегося. А по­скольку гуманное назначение педагогической профессии не по­зволит учителю заставлять работать «больного» ученика, то педагог будет вынужден прервать дополнительное занятие и направить учащегося к врачу или домой. Но именно этого и добивался уче­ник, которому не хотелось общаться с учителем после уроков, именно поэтому он использовал «маску больного».

Другой маской, позволяющей ограничить общение с нежела­тельным партнером, может служить «маска шута». Спрятавшись за такую маску, ученик станет реагировать на предложения учителя включиться в учебную работу несерьезными репликами, шутка­ми, усмешками и прочими атрибутами шутовства. Поэтому педа­гог будет испытывать серьезные затруднения в общении с учени­ком в такой маске.

Возможно также использование и других масок: «маска тигра» позволяет демонстрировать агрессивность и держать партнера на расстоянии; за «маской зайца» можно спрятаться, чтобы не на­влечь на себя гнева или насмешек со стороны более сильного партнера. Этой же цели могут служить «маска робости», «маска послушания», «маска угодливости».

Вот учитель обратился к своему ученику-старшекласснику с просьбой сходить за тряпкой и стереть с доски. А в ответ школьник не просто отказывается выполнить эту просьбу, а обрушивает на педагога бурю гнева и раздражения. В резких тонах, с дикой грима­сой на лице он бесцеремонно заявляет на весь класс: «А почему я должен стирать с доски? Я на ней не писал! Я Вам не мальчик на побегушках, чтобы бегать за тряпками! Пошлите дежурного, это его обязанность!» В данном случае ученик всем своим видом де­монстрирует учителю «маску тигра», предлагая ему общаться на стандартизированном уровне. Следует отметить, что, спрятавшись за подобную маску, ученик вполне может добиться желаемого — сделать так, чтобы учитель, во-первых, не заставлял его в данный момент отрываться от своих занятий; во-вторых, впредь опасался бы подходить к нему с подобными просьбами и поручениями.

Общение с человеком в маске довольно затруднительно, ведь маска для того и надевается, чтобы спрятать за ней что-то свое, личное. Даже если этим личным является элементарная лень. Кон­такт масок означает ограничение, накладываемое на участие собственной личности в диалоге, поскольку вместо себя человек предлагает партнеру общаться с той или иной маской. Подлинно­го общения с партнером в маске не получится. Поэтому если мы хотим общаться с человеком, а не с маской, то надо добиться снятия маски.

Как это сделать? Каких-то универсальных рецептов на этот счет нет и быть не может.

Одним из эффективных средств является шутка, шутливый тон, своеобразная игра. Вот как описывает это А. С. Макаренко.

...Труднее было с такими симулянтами, как Ховрах. Уже на третий день у него начались солнечные удары, он со стонами залезал под кусты и укладывался отдыхать. С такими умел гениально расправляться Таранец. Он выпрашивал у Антона линейку и Молодца и с целой группой санитаров, украшенный флагами и крестами, выезжал на поле. Наибо­лее сильным средством у Таранца был Кузьма Леший, вооруженный настоящим кузнечным мехом. Не успеет Ховрах разнежиться в роще, как 11а него налетает «скорая помощь» для несчастных случаев. Леший мгно­венно устанавливает против больного свой мех, и несколько человек работают мехом с искренним увлечением. Они обдувают Ховраха во всех местах, где предполагается притаившийся солнечный удар, а потом вле­кут к карете. Но Ховрах уже здоров, и карета спокойно уезжает в коло­нию. Как ни тяжело было для Ховраха подвергнуться описанной меди­цинской процедуре, еще тяжелее ему возвратиться в сводный и в молча­нии принимать дозы новых лекарств в виде самых простых вопросов:

— Что, Ховрах, помогло? Хорошее средство, правда?...

(Макаренко А. С. Пед. соч.: В 8 т. — М., 1984. — Т. 3. - С. 395.)

Иногда и педагоги используют своеобразные маски в общении со школьниками. Обратимся еще к одному примеру.

Бывало, только входит наш Харлампий Диогенович в класс, сразу все затихают, и так до самого конца урока. Правда, иногда он нас зас­тавлял смеяться, но это был не стихийный смех, а веселье, организо­ванное сверху самим же учителем. Оно не нарушало дисциплины, а слу­жило ей, как в геометрии доказательство от обратного.

Происходило это примерно так. Скажем, иной ученик чуть припозда­ет на урок, ну примерно на полсекунды после звонка, а Харлампий Диогенович уже входит в дверь. Бедный ученик готов провалиться сквозь пол. Может, и провалился бы, если б прямо под нашим классом не нахо­дилась учительская.

Иной учитель на такой пустяк не обратит внимания, другой сгоряча выругается, но только не Харлампий Диогенович. В таких случаях он оста­навливался в дверях, перекладывал журнал из руки в руку и жестом, исполненным уважения к личности ученика, указывал на проход.

Ученик мнется, его растерянная физиономия выражает желание как-нибудь понезаметнее проскользнуть в дверь после учителя. Зато лицо Харлампия Диогеновича выражает радостное гостеприимство, сдержанное приличием и пониманием необычности этой минуты. Он дает знать, что само появление такого ученика — редчайший праздник для нашего класса и лично для него, Харлампия Диогеновича, что его никто не ожидал, и раз уж он пришел, никто не посмеет его упрекнуть в этом маленьком опозданьице, тем более он, скромный учитель, кото­рый, конечно же, пройдет в класс после такого замечательного ученика и сам закроет за ним дверь в знак гого, что дорогого гостя не скоро отпустят.

Все это длится несколько секунд, и, в конце концов, ученик, не­ловко протиснувшись в дверь, спотыкающейся походкой идет на свое место.

Харлампий Диогенович смотрит ему вслед и говорит что-нибудь великолепное. Например:

— Принц Уэльсский.

Класс хохочет. И хотя мы не знаем, кто такой принц Уэльский, мы понимаем, что в нашем классе он никак не может появиться.

(Искандер Ф. Тринадцатый под­виг Геракла // Школьная пора. — М.: Молодая гвардия, 1989. — С. 233 — 236.)

Конвенциональный уровень

Термин «конвенция» больше относится к сфере политики, нежели к педагогике. Нам знакомы словосочетания «конвенция о ненападении», «конвенция о защите», поскольку слово «кон­венция» означает «соглашение», «договоренность между сторо­нами».

Оказывается, что партнеры по общению также могут достигать определенного соглашения, как бы заключать конвенцию о пра­вилах общения и придерживаться этих условных правил при вза­имодействии. Если это происходит, то говорят, что общение осуществляется на конвенциальном уровне.

Рассмотрим такую ситуацию. Молодая учительница ведет урок. В один из моментов своего общения она замечает, что сидящий на задней парте ученик не слушает ее объяснений, а читает книгу. Она понимает, что надо бы одернуть ученика, призвать его к по­рядку, как-то привлечь к изучению нового материала. Тем более его успеваемость оставляет желать лучшего.

Но учительница понимает и другое. Этот ученик отличается не только слабой успеваемостью, но также скандальным характером и невоспитанностью. Поэтому если попытаться сейчас призвать его к порядку, то он наверняка попытается привлечь внимание класса к своей персоне, затеет неуместную дискуссию о ненуж­ности преподаваемого этой учительницей предмета и о неинтересных методах ее преподавания, т.е. попытается сорвать урок. И учительница решает не отвлекаться от своего объяснения, «не замечать» этого ученика.

В свою очередь, ученик, отдавший предпочтение не новому учебному материалу, а интересной книге, понимает, что учительница в курсе того, чем он занимается на уроке. Но он также понимает, что педагог дорожит временем урока и вряд ли захо­чет терять драгоценные минуты на выяснение отношений с ним. Тем более что при таком выяснении отношений ученик не позволит какой-то неопытной учительнице обидеть себя. Поэтому он тоже делает вид, что не замечает, что учительница увидела его книгу.

Учитель и ученик как бы договариваются не мешать друг другу, т.е. заключают своеобразную «конвенцию о ненападении»: «Я не мешаю Вам, но и Вы не мешайте мне», — как бы говорят они друг другу. При этом вслух никаких слов не произносится. Общение на этом уровне накладывает определенные ограничения на партнеров.

Довольно часто общение на конвенциональном уровне осуще­ствляется с людьми, с которыми мы систематически встречаем­ся, но которых предпочитаем держать на определенном расстоя­нии. Так, довольно многие городские жители ограничивают кон­такты со своими соседями по дому или даже по этажу определенным набором фраз типа: «Доброе утро!» — «Здравствуйте!», «Хорошая погода сегодня!» — «Да, приятно выйти на улицу!», «Ну, бывайте здоровы!» — «До свидания!» Люди как бы отдают определенную дань вежливости своим соседям (все-таки они поговорили друг с другом). В то же время такое общение осуществляется в рамках «заключенной конвенции», по условиям которой можно привет­ствовать друг друга, можно говорить о погоде и других неопреде­ленных вещах, но нельзя вторгаться в ряд сфер: говорить о рабо­те, личной жизни, семейных отношениях. Конвенциональное об­щение — это когда я делаю вид, что «меня это не касается», что «это не мое дело».

Игровой уровень

Игровой уровень общения располагается выше конвенцио­нального уровня. Особенностью общения на уровнях выше кон­венционального является то, что на эти уровни мы выходим лишь с теми людьми, которых хотя бы немного знаем, с которыми хочется общаться, общение с которыми доставляет нам приятные чувства.

На игровом уровне человеку хочется быть интересным для сво­его партнера, хочется произвести на него впечатление, понра­виться ему. Чтобы интересно выглядеть, чтобы заинтересовать со­бой, заинтриговать партнера, необходимо чутко улавливать ма­лейшие нюансы общения с ним: что доставляет ему радость? Что ему приятно? Чего следует избегать, чтобы не вызвать его неудо­вольствия? Улавливание нюансов на этом уровне необходимо не для того, чтобы переиграть партнера (что характерно для манипулятивного уровня), а для того, чтобы не испортить взаимодей­ствие с ним своей невнимательностью, бестактностью, суетливо­стью или излишним напором.

В отличие от манипулятивного уровня, где манипулятор рав­нодушен или недружелюбен к своему собеседнику, общение на игровом уровне строится на неравнодушии к партнеру, на опре­деленной симпатии к нему, на желании продолжать с ним общение. Общение здесь выходит на первое место, оно доставляет ра­дость обоим партнерам, игра принимается обеими сторонами.

В этой игре могут быть обмены не только «поглаживаниями», но и «уколами». Однако эти «уколы» носят мирный характер, редко распознаются партнерами и прощаются друг другу.

Примерами общения на этом уровне могут служить общение влюбленных друг в друга девушки и юноши, общение учеников со своей учительницей, на уроках которой весело и интересно, общение сверстников, имеющих общее увлечение. Ни один из партнеров не стремится к пристройке «сверху» за счет унижения другого, хотя в общении на этом уровне возможны самые различ­ные пристройки. Партнеры как бы приглашают друг друга к игре, к игровому соперничеству. Так, влюбленные говорят друг другу не только ласковые слова, но и подшучивают друг над другом, со­здают определенные ситуации затруднения для партнера. В арсе­нале средств их общения бывают и взаимные легкие подталкива­ния, и убегание друг от друга, и игры в догонялки. Все виды взаимодействия доставляют им удовольствие, общение на этом уровне приятно обеим сторонам.

Общение на игровом уровне довольно часто встречается в школьной жизни. Обратимся к примеру.

— Сан Саныч, — сразу зашумел шестой «Б», — а куда сегодня по­плывем?

— Тихо! Сегодня будем открывать Америку.

— Ур-ра!

— Тихо, я сказал! Сдвигайте парты к стене, Атлантический океан — на пол... Кто будет держать небо? На этот вопрос шестой «Б» реагировал без восторга: скучное это было занятие — держать над океаном карт звездного неба...

— Нет добровольцев? Назначаю по списку: Васильев, Козаченко, Кравченко, Пименов...

— Я в прошлый раз держал! — возмутился Васильев.

— Извини, забыл. Вовик Смирнов, значит, твоя очередь страдать. Быстренько. «Атланты» нехотя побрели за картой.

— Девочки почему-то никогда не держат! — попенял один из них.

— Не почему-то, а потому, что они девочки, — объяснил Александр Арсеньевич. — А тяжелой работой должны заниматься мужчины.

Шестой «Б», толкаясь и споря, устраивался на полу, вокруг «океана».

— Выходим из Лиссабона, — сказал Александр Арсеньевич, огляды­вая свою юную команду. — Дежурный штурман, где астролябия? Компа­сы спрячьте, их еще не изобрели... Экипаж, по местам!

— Стойте! — с отчаянием закричал штурман. — Они опять небо не так держат!

— Всем четверым сейчас двойки поставлю! — грозно пообещал Александр Арсеньевич. — Шутники!

«Атланты», ухмыляясь, развернули небо на сто восемьдесят градусов.

И сразу где-то совсем рядом тяжело и зовуще загремел прибой, загудел ветер. Капитан взбежал на мостик и отдал приказ поднять паруса. Команда бросилась на реи, парусина захлопала под ветром, засвистели пасти... Шестой «Б» ушел в океан. Туда, туда, вдаль, в синь, в ветер, где лежали среди зыбей еще не открытые материки...

(Соломко Н. Белая лошадь — горе не мое // Если бы я был учителем. — М., 1987.-С. 22.)

Деловой уровень

На деловом уровне для партнеров не столь важны внешние атрибуты: как выглядит партнер? Во что он одет? Какая у него прическа? На первый план здесь выступают его деловая или ум­ственная активность, компетентность в совместно решаемых вопросах, способность делать дело.

При общении на деловом уровне «Я» человека как бы отодвигается на задний план, а на первый план выходит дело, отношение к нему. Если один партнер демонстрирует способность ре­шать задачи, возникающие в процессе общего дела (например, и ходе строительства дома, на спортивной площадке, в процессе совместной художественной деятельности), то ему обеспечено уважение со стороны другого партнера. Успех общего дела, забота о том, чтобы оно было сделано хорошо, преодоление возникаю­щих в ходе совместной деятельности препятствий — все это спо­собствует гладкому протеканию общения на этом уровне. Даже если один из партнеров в сердцах обругает другого каким-нибудь обидным словом или крепким выражением, то это обычно не воспринимается как оскорбление или обида. Подобные уколы не принимаются всерьез, так как партнеры заняты не своими соб­ственными персонами, а обеспокоены успешным завершением общего дела.

Общение на деловом уровне не так празднично, как на игро­вом, но зато значительно серьезнее и глубже. Из общения на де­ловом уровне люди выносят не только зримые плоды совместной деятельности в виде созданных материальных или духовных цен­ностей, но и стойкие чувства взаимного доверия, привязаннос­ти, теплоты. А бывает, напротив — неприязни и антипатии друг к другу. Ведь дело проверяет человека на прочность, его надо уметь делать. Сделал хорошо — получи мое уважение за это, не сде­лал — не могу тебя уважать как компетентного специалиста.

Рассмотрим еще один пример.

— Разрешите?

В директорский кабинет входит учитель физики Сумароков — поджарый, высокий человек с палкой.

— У меня пустяковый вопрос. — Он прохромал только полрасстояния от двери до стола, остановился почему-то на середине и заговорил, избегая называть Назарова по имени-отчеству (может, не запомнил еще?). — Нельзя ли так устроить, чтобы приказы по школе оглашались не на уроке?

— Простите, не понял.

— Входит ваш секретарь, формально извиняется, и отнимает ни много, ни мало, а пять минут... Удобно ли это учителю — такая мысль не волнует ее.

Дверь распахнулась.

— Как вы можете, Олег Григорьевич? — вперед выступила пухленькая блондинка Алина. — Это я что, развлекаюсь? От нечего делать, да?

— Не знаю, милая, но так нельзя. Перед ребятами рождалась планетарная модель атома Резерфорда и вдруг — пожалуйста! — является совсем другая модель...

— А уж это нехорошо, ей-богу! — Алина просто вне себя от сумароковского тона.

— Почему же? Модель сама по себе недурна, но не взамен резерфордовской, киса! Как по-вашему? — спросил физик Назарова.

— Минутку, Алина, это что — приказ о дежурстве в раздевалке?

— Ну да. И в буфете.

— Вот там и повесить. А если зачитывать — только на линейке с этого! дня. Урок — неприкосновенное дело. Поняли?

— Я понятливая. — Алина поиграла многозначительной оскорбленной улыбкой.

— Это все, Олег Григорьич?

— Да, благодарю. — Он удалился, сухой и прямой, как раз в тс момент, когда звонок прекратил перемену.

(Полонский Г. Ключ без права передачи. — М., 1980. — С. 164.)

Духовный уровень

Духовный уровень общения не случайно занимает самое высокое место среди других уровней. При общении на этом уровне партнеры не просто проявляют интерес друг к другу или принимают участие в совместной деятельности, доставляющей им удовлетворение. Для общения на этом уровне характерна опреде­ленная устремленность партнеров друг к другу, желание видеть партнера, говорить с ним, задавать ему вопросы, делиться сокро­венными мыслями, делать что-то важное для него. Партнер стано­вится настолько значимым и желанным для другого, что общение с ним воспринимается как высшее благо, как праздник души. Такое общение не утомляет, а, напротив, подпитывает партнеров жизненной энергией, доставляет им радость от контактов друг с другом.

Любящие друг друга мужчина и женщина, испытывающие подобное состояние, способны не просто рука об руку пройти по жизни, но совместно испытать и пережить ее радости и огорче­ния, взлеты и падения, успехи и неудачи.

Подросток, почувствовавший в учителе человека, к которому можно подойти для решения своих жизненно важных вопросов, от которого всегда можно получить помощь и поддержку как в простых, так и в сложных жизненных ситуациях, также будет стремиться к духовному уровню общения с этим педагогом.

В общении на этом уровне каждый из партнеров хочет добра другому, каждый готов уступить, чем-то пожертвовать, взять на себя сложную часть совместного труда, т.е. каждый готов к при­стройке «снизу», лишь бы партнеру было хорошо. Такая позиция располагает к открытому общению, создает особую доверитель­ную атмосферу контакта, содержит благоприятные условия для установления подлинно нравственных отношений между партне­рами. Оба партнера стремятся не жалеть друг для друга душевных сил, все делают от души, от чистого сердца. Каждый испытывает радость от успехов партнера, искренне огорчается при его неуда­чах и затруднениях.

Если в их диалоге что-то не получается, что-то не ладится, то каждый начинает испытывать чувство тревоги, пытается взять вину на себя: «Может, я что-то сделал не так? Может, я его не так понял? Может, я чем-то его обидел? Может, это я не прав?»

Поскольку общение на этом уровне доставляет приятные ощу­щения для обоих партнеров, то они не стремятся его сворачи­вать, им многое хочется сказать друг другу, побыть вместе, пого­ворить, поделиться сокровенными мыслями.

В повести А. Лиханова «Благие намерения» описывается такой пример общения на духовном уровне.

Мысли пришли простые. У малышей никого нет, вот что. Им нужен кто-то. Очень близкий нужен. Им нужен дом. Родные люди.

Им нужно то, что им дать невозможно...

Невозможно!

Это слово вызывало озноб, беспомощность, бессилие.

Из озноба швырнуло в жар. А я-то на что? Я же человек. И я с ними.

Меня душила любовь, нежность к этим детям, мне хотелось обнять их, не каждого, не поодиночке, а всех вместе, враз, обнять и прижать к себе.

Но я не умела этого. Как никто не умел.

Слезы застлали глаза.

Маша читала сказку про мертвую царевну, как раз то место, где ца­ревич с ветром говорит, и я судорожно зашептала вместе с ней сызмала любимое, пушкинское:

«Ветер, ветер! Ты могуч,

Ты гоняешь стаи туч,

Ты волнуешь сине море,

Всюду веешь на просторе,

Не боишься никого,

Кроме бога одного.

Аль откажешь мне в ответе?

Не видал ли где на свете

Ты царевны молодой?

Я жених ее». — «Постой, —

Отвечает ветер буйный, —

Там за речкой тихоструйной

Есть высокая гора,

В ней глубокая нора;

В той норе, во тьме печальной,

Гроб качается хрустальный

На цепях между столбов.

Не видать ничьих следов

Вкруг того пустого места;

В том гробу твоя невеста».

Дети слушали внимательно, Маша читала как-то очень хорошо, мяг­ко, по-домашнему, а если спотыкалась, то и это у нее получалось хорошо. Она не отрывалась от книги, не видела, слава богу, моих слез, и я вы­терла их тыльной стороной ладони, лишь на минутку прикрыв глаза, как меня кто-то обнял за шею.

Я испугано повернулась. В меня смотрели два жалостливых черных зрачка.

— Тебе жалко царевну? — прошептал ломкий голосок. Я кивнула, чтобы оправдать свои слезы. — Ничего, — утешила девочка, — она еще оживет.

Я знала только, что девочку зовут Аня Невзорова. И я не выдержала. Я придвинула девочку к себе и уткнулась в ее несвежий фартук. Руками я ощущала худенькую спину девочки, ее острые лопатки.

Я еще собиралась их пожалеть, а они меня уже пожалели.

За что?

А разве жалеют за что-то?

(Лиханов А. А. Благие намерения // Карусель: Повести. — М., 1984. — С. 144—145.)

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: