Часть 11. дИКтатура БанКов И военно-БанКовсКИй КомплеКс

Глава 1. государство, монополии, банки

Диктатура монополий

В советское время, особенно в эпоху «зрелого социализма» и «застоя», когда марксизм­ленинизм рассматривался как «единственно верное уче­ние», объективности и научности в отношении изучения своего собствен­ного общества ожидать не приходилось (в конечном счете это была одна из серьезных причин краха Советского Союза и всего лагеря социализма). Но вот по поводу исследования «экономики» и политики западных стран (т.е. капиталистического общества) этого сказать нельзя. Ведь эти страны (в первую очередь США) были в то время нашими идеологическими и гео­политическими противниками, поэтому про них разрешалось говорить и писать то, что думаешь. Выходило много интересных, глубоких работ по данной тематике в СССР и других социалистических странах. Да и тогдаш­ние учебники по политэкономии для вузов понятно и доступно объясняли, что такое «рыночная экономика», или «капитализм» (в отличие от совре­менных учебников по «экономикс», «экономической теории» и «макроэко­номике», которые всячески искажают и запутывают понимание «рыночной экономики» и «капитализма»)¹.

¹ Д ь бк Э. Я. Брегеля Пк эк к, к ь к К, бкх к эк к ь, к щь, кк ш, к ь к ш,, к ью к кк бщ, кфь ь щк экк к э к кх бкх э бьш х кю экю к (щ ь к к эк, кю ш, к, кк к)

В курсе политической экономии капитализма совершенно справедливо отмечалось, что капитализм в конце XIX века стал быстро превращаться в свою высшую стадию, называемую «монополистическим капитализмом». В странах Европы, США, в какой­то мере также в России главенствующую роль в хозяйстве заняли монополии – картели, синдикаты, тресты, концерны. Основатель династии Рокфеллеров любил говаривать: «Конкуренция – это грех». Он отнюдь не предлагал от «законов джунглей» вернуться к отноше­ниям сотрудничества и взаимопомощи, которые некогда были нормой жизни в традиционном обществе. Он имел в виду преодоление конкуренции через удушение конкурентов и установление полного единоличного контроля над производством и реализацией выпускаемых товаров.

В предыдущей главе («“Пищевые цепи” и “пирамиды” “денежной ци­вилизации”») мы уже использовали биологические аналогии для описания и объяснения процессов, происходящих в «рыночной экономике». Продол­жим биологические сравнения, для чего назовем монополии «акулами ка­питализма» или просто «акулами». Сегодня в учебниках по «экономике» затушевывается более чем очевидный факт: логика свободной конкуренции приводит к тому, что одни «акулы капитализма» поедают других «акул ка­питализма» и в океане с условным названием «рыночная экономика» оста­ется всего несколько гигантских существ. Процесс роста этих «акул» мож­но описать с помощью двух понятий:

• концентрация капитала,

• централизация капитала.

 

Концентрация капитала означает увеличение капитала монополии за счет получаемой ею прибыли. Централизация капитала предполагает такое увеличение за счет поглощения других компаний. Безусловно, процессы кон­центрации и централизации капитала тесно между собой связаны. Интенсив­ный процесс концентрации капитала повышает способность «акулы» «про­глотить» другую «акулу», а прирост веса «акулы» за счет поглощения своего сородича активизирует процесс концентрации капитала.

В пределе должна остаться лишь одна гигантская «акула капитализ­ма». Карл Каутский еще в начале прошлого века предрекал именно такой исход развития событий на «свободном рынке» и называл такое состояние «ультраимпериализмом».

В чистом виде «ультраимпериализма» нет и сегодня, в начале XXI века: на том или ином рынке, в той или иной отрасли имеется по несколько «акул». Но это не означает, что они не являются монополиями. Ведь самое главное – не доля рынка, приходящаяся на ту или иную «акулу», а способность «акул» держать под контролем (фактически терроризировать) всех остальных, кто выходит на рынок товаров, денег, активов, рабочей силы.

Речь идет прежде всего о способности «акул» контролировать цены на рынках. А они это научились делать уже давно. С помощью картелей, т.е. соглашений о разделе рынков и установлении общих цен – либо моно­польно высоких, либо, наоборот, монопольно низких. Монопольно высокие цены устанавливаются на то, что монополии продают. Монопольно низ­кие цены – на то, что покупают. Например, на сырье, закупаемое в странах периферии мирового капитализма. Также монопольно низкими являются цены на рабочую силу.

Акулы – отнюдь не созидающие существа (в отличие, скажем, от пчел или муравьев). Они лишь поглощают готовое. Наблюдая жизнь этих обита­телей океана, начинаешь лучше понимать горькую шутку: «Рынок ничего не производит, рынок лишь перераспределяет». А для перераспределения «акулы» используют две вещи: силу и хитрость. Созидающих способностей в данном случае не требуется.

Диктатура банков

Но вернемся к тезису классика марксизма об «ограниченном платеже­способном спросе». Чем он все­таки порождается? Тем, что «капиталисты­эксплуататоры» ужимают заработную плату до прожиточного минимума или даже ниже его, получая «прибавочную стоимость»? Или же тем, что банкиры создают долг, который невозможно погасить? В конечном счете вторым. Ведь в эту долговую петлю попадают все без исключения (кроме банкиров), в том числе те же «капиталисты­эксплуататоры». Капиталистам­предпринимателям необходимы деньги для развития предприятия, а они, в отличие от банкиров, деньги из воздуха не делают. Поэтому они вынуждены брать кредиты. А для того, чтобы их погасить, они, во­первых, вынуждены добывать деньги на рынке, «проталкивая» свой товар в условиях жесточай­шей конкуренции; во­вторых, ужимать все издержки производства, в том числе за счет заработной платы.

Капиталисты­предприниматели, конечно же, не ангелы. Но, во­первых, они в отличие от банкиров заняты выпуском материальных благ, являются организаторами производства, выполняют действительно общественно важ­ные функции. Во­вторых, они находятся в таком же неустойчивом состоянии, как и рабочие, которых они «эксплуатируют». В условиях высоких рисков и при весьма скромной (на фоне банковского дела) норме прибыли они за­просто могут лишиться своего бизнеса, а при определенных обстоятельствах даже оказаться в долговой яме.

Почему все­таки капиталисты­предприниматели не ангелы? Потому что они вольно или невольно стремятся к тому же, к чему стремятся ростовщики.

Т.е. к приумножению капитала. Для них это возможно через получение прибы­ли. Следовательно, вольно или невольно они вносили и продолжают вносить свой вклад в создание тех диспропорций, которые ведут к кризисам. Хорошо, если предприниматели тратят свою прибыль на развитие производства, – в этом случае формируется спрос на машины, оборудование, другие инвестиционные товары. Хуже, если промышленники начинают брать пример с ростовщиков и накапливать прибыль в денежной форме. В этом случае происходит изъятие ча­сти денег из обращения, сокращается объем денежной массы, обслуживающей товарооборот и производство, сужается платежеспособный спрос. При этом промышленники рубят сук, на котором сидят. Для них наступает «час истины» – рецессия (она же – «стрижка баранов»), когда денежная прибыль капиталистов­предпринимателей перекочевывает в сейфы капиталистов­ростовщиков. То есть можно сказать, что капиталисты­предприниматели осознанно или неосо­знанно работают в конечном счете не на себя, а на ростовщиков. Только очень немногие из них осознают этот непреложный факт. Ростовщики же всячески культивируют у промышленников страсть к прибыли: чем больше «шерсти» будут давать «бараны» (т.е. промышленники), тем богаче и могущественнее будут ростовщики – хозяева «баранов».

О вопросе соотношения банковского и промышленного капитала заду­мывались многие мыслители, политики и государственные деятели. Они пы­тались определить: какой из этих капиталов управляет обществом и какой из них важнее для общества? Особо среди таких мыслителей стоит выделить австрийского социалиста Рудольфа Гильфердинга (кстати, бывшего в пра­вительстве Второго Рейха некоторое время министром финансов), который в начале XX века написал ставшую впоследствии широко известной книгу «Финансовый капитал»¹.

В отличие от Маркса Гильфердинг не «замазывал» различия между про­мышленным и банковским капиталом, более того, он считал неизбежной непри­миримую борьбу между этими двумя видами капиталов. Эту борьбу он пред­ставлял как противостояние «анархичных» промышленных предпринимателей (как правило, местных, имеющих национальную привязку) и организованного финансового капитала, слабо связанного с национальными государствами, ча­сто действующего одновременно в нескольких или многих странах.

Как прямолинейно выражался венский соратник Гильфердинга Отто Ба­уэр, при построении социально­экономических прогнозов исходить надо из «противоположности интересов между еврейским торгово­ростовщическим и христианским промышленным капиталами»².

¹ Р Гьф Ф к МЛ: П, 1959 ² О Бэ ь к СПб, 1909 С 382;: Ю Б Т ь ш к №9, 1991 С 133

Прогноз Гильфердинга для всех индустриальных стран – неизбежность победы космополитического финансового капитала над «местноограни­ченным» промышленным. Именно этой победе, по мнению Гильфердинга, призваны способствовать социалисты и левые радикалы, провоцирующие «когда надо» кризисы, стачки и социальные потрясения, которые разоряют промышленников и резко повышают спрос на банковский кредит, усиливая финансистов. Например, в России в период революционного хаоса 1905– 1906 годов прибыль коммерческих банков увеличилась больше чем вдвое. Похожая ситуация складывалась и на Западе, в период Великой депрессии 1929 года. К чему это ведет? Гильфердинг пишет: «Финансовый капитал в его завершении – это высшая ступень полноты экономической и политиче­ской власти, сосредоточенной в руках капиталистической олигархии»¹.

Гильфердинг очень подробно анализирует процесс образования моно­полий, ведущая роль в которых принадлежит финансистам. Уже простой переход к акционерной форме подрывает позиции промышленного пред­принимателя, поскольку тот теряет функцию непосредственного организа­тора производства, а его капитал в форме акций, которые теперь свобод­но продаются на особом рынке – фондовой бирже, – приобретает характер капитала чисто денежного. Доход от ценных бумаг постепенно сводится к общему уровню процента, а предпринимательский доход ушедшего на покой промышленника превращается в учредительскую прибыль, которая теперь присваивается банкирами, поскольку учредительство акционер­ных обществ становится делом крупных банковских консорциумов. Место предпринимателей эпохи делового риска, технологической инициативы и свободной конкуренции занимает иерархия наемных управляющих, точно таких же, как служащие государственных отраслей. Результат: неуклонное уменьшение объема продукции относительно мелких самостоятельных предприятий, хотя именно в их рамках изобретаются и получают путевку в жизнь принципиально новые оригинальные технологии.

Впрочем, отрицательные последствия монополизации Гильфердинга волновали мало. Для него этот процесс – абсолютное благо, движение в сторону так называемого «организованного капитализма», в котором глав­ными (а скорее всего, и единственными) «организаторами» станут банки­ры (финансисты). Более того, свою задачу он видел в разработке рецептов скорейшего наступления эры «организованного капитализма». Р. Гильфер­динг «подробно исследует способы роста фиктивного капитала и техни­ку манипулирования чужими средствами (в его классическом примере ка­питал в 5 млн фактически распоряжается 39 млн; современная практика шагнула дальше). Финансовая техника, которую рекомендует Гильфердинг,

¹ Р Гьф Ф к М–Л: П, 1959 С 478

включает подробное описание операций, стоящих на грани жульнических махинаций: “разводнение” капитала, деление акций на обыкновенные и привилегированные, система “участия” – создание цепи зависящих друг от друга обществ и, наконец, просто разного рода “Панамы”…»¹

Гильфердинг поясняет отличие финансового капитала от ранее су­ществовавших форм капитала: «Финансовый капитал хочет не свободы, а господства. Он не видит смысла в самостоятельности индивидуально­го капиталиста (промышленного. – В. К.) и требует ограничения послед­него. Он с отвращением относится к анархии конкуренции и стремится к организации»².

По сути, Гильфердинг призывал к такому капитализму, в котором про­изводство будет управляться финансовой олигархией из одного центра – наподобие советского Госплана. Не будет и свободных рыночных цен на продукцию промышленности: «цена перестанет быть объективно опреде­ленной величиной. Она становится счетной величиной, устанавливаемой волей и сознанием человека»³. Судя по всему, в эпоху финансового капи­тализма не останется также никаких личных свобод. Оказывается, первым термин «тоталитарное общество» ввели не нацисты или еще какие­то «не­демократичные» люди, а именно Гильфердинг. Для него «организованный капитализм», «финансовый капитализм» и «тоталитарное общество» – это слова­синонимы, отражающие позитивное состояние общества. Современ­ное общество – это в чистом виде «финансовый капитализм». Следователь­но, по Гильфердингу, это «тоталитарное общество».

С учетом сказанного можно уверенно утверждать: Гильфердинг ока­зался более прозорливым «предсказателем» будущего состояния капита­лизма, чем К. Маркс.

Подчиняя себе промышленный капитал, банковский (финансовый) капи­тал тем не менее заставляет промышленников жить по законам капитализма, т.е. всю свою деятельность подчинять получению прибыли и ее накоплению. А это ведет в конечном счете к разрушению экономики (экономики без кавы­чек) как единого живого организма.

Слава Богу, в последнее время у нас (правда, в основном в Интернете) стали появляться публикации, в которых объясняется различие между бан­ковским и промышленным капиталом, показывается их противостояние и раскрывается истинно грабительский характер первого. Вот, например, от­рывок из одной такой публикации, в которой автор говорит о «мировой по­литической борьбе между двумя классами – финансовой олигархией и про­

¹ Ю Б Т ь ш к №9, 1991 С 133 ² Р Гьф Ф к М–Л: П, 1959 С 432 ³ Т С 304

мышленной буржуазией»: «Это два враждующих класса, борьба которых определяет ход современной истории. Пролетариат в этой борьбе выступает лишь в роли союзников финансистов, хотя в стратегическом плане он явля­ется союзником промышленной буржуазии – развитие экономики в интере­сах обоих классов. Это вызовет много споров со стороны марксистов…»¹

Здесь уместно привести выдержку из интересного материала под на­званием «Задумывались ли Вы когда­нибудь над вопросом “Откуда бе­рутся деньги?”»². В этой работе автор использует аналогии из биологии и физиологии. В частности, деньги он сравнивает с «кровью», которая цир­кулирует в сложном, состоящем из многих органов «организме», называе­мом «экономика»:

«В здоровом организме никакой орган не может “выводить из организ­ма прибыль”. Не может, к примеру, “мозг” задерживать у себя кровь как “прибыль от своей деятельности”, так как автоматически это подавляет весь остальной организм. Равно как и не может вдруг “инвестировать” ото­бранную ранее кровь, под которую уже давно печень эмитировала новую, восполнив исчезнувший (конечно же, «возникший». – В. К.) в свое время недостаток. Всему организму от такой эквилибристики хорошо не станет. Такой орган нужно удалять. Это опухоль. Любая задержка денежного об­ращения (или, наоборот, “необоснованная эмиссия”) дестабилизирует рабо­ту сбалансированного единого организма экономики. Вплоть до “смерти”. Если все деньги скопились на вершине… “финансовой пирамиды”, денеж­ное обращение останавливается…»

⇐ Предыдущая152153154155156157158159160161Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: