 |
Глава 40. ОХОТА НА ВОЛКА
|
|
|
|
Глава 40
ОХОТА НА ВОЛКА
Фейлег проснулся. Вокруг него кричали вороны. Лихорадка отпустила его, рана заживала. Он сел и огляделся по сторонам. Несколько мгновений он не понимал, что видит перед собой. Там, где располагалось большое семейство, горел костер и сияли приветливые улыбки, теперь царила смерть.
Разумеется, ему и раньше приходилось находиться среди мертвецов, да он и сам убивал, но никогда он не видел такого кровавого месива. Тела были искалечены до неузнаваемости: мужчин было не отличить от женщин, детей – от животных. Сколько он здесь пролежал? Фейлег поглядел на мертвецов. Тела уже начали разлагаться.
От увиденного Фейлегу не сделалось дурно, его не стошнило, как стошнило бы любого, кто не прожил половину своей жизни волком, однако он содрогнулся. С тех пор, как он пустился на поиски девушки, человеческая сущность постепенно возвращалась к нему, страдания начали кое‑ что значить для него. Он подумал о годах жизни, отнятых у этих детей, о нежности и радости, которых им уже не познать. Он снова вспомнил о матери – разлука с семьей была для него равносильна ампутации.
Фейлег задумался, как быть дальше. Он понятия не имел, какие традиции у этих людей, какие погребальные обряды. Птицы уже слетелись, он знал, что и волки пожалуют, когда немного стемнеет и звери смогут слиться с сумерками. Лично он считал такое погребение вполне достойным, поэтому только положил обратно на пень каменную плиту, служившую алтарем, пристроил рядом бубен и ушел.
Идти по следу Вали оказалось легко. Земля была сырая, хотя и не мокрая, и следы молодого князя отчетливо виднелись, а кое‑ где на траве он оставил кровавые пятна.
|
|
|
Фейлег вспомнил о том, что видел на корабле: тогда, стоя среди покойников, князь, судя по всему, кормился. Волкодлак, сколько бы ни убивал руками или зубами, никогда не ел человечины. В том не было нужды зимой, когда ослабевшие животные становятся легкой добычей, и возможности летом, когда почти все путешествуют по воде. Кроме того, Квельд Ульф не велел ему есть людей. Оборотень знал, что людоедство грозит одними только болезнями и безумием.
Фейлег не сомневался, что это Вали убил охотников на оленей. Заклятие, под действием которого находился князь, уничтожало его душу. Но Фейлег понимал, что у него нет выбора, поэтому следовал за Вали. Вали ищет Адислу, а это означает, что Фейлег неразрывно с ним связан. Когда Фейлег вернет девушку, она выйдет за него замуж, и тогда он попросит освободить его от данного слова и убьет Вали.
Фейлег несколько дней шел по следу Вали на восток, полагаясь на свое чутье, следы и охотничьи инстинкты. Проходя через черные горы, он натолкнулся на одну пещеру. Судя по всему, Вали задержался здесь на несколько дней. Князь утратил свою обычную цивилизованность – прямо на входе в пещеру лежала куча человеческого дерьма. Фейлег заметил, что оно особенно липкое, похожее на глину, и от него разит кровью. Что лишь подтверждало его опасения.
Ночевать здесь Фейлег не захотел, поэтому двинулся по следу через перевал.
По мере продвижения на восток делалось все холоднее, а небо из голубого постепенно превращалось в серое. Обычные березы и сосны сменились кустарниками и стелящимися деревьями, низкорослая растительность тундры как будто съеживалась под порывами ветра. Стало все труднее находить укрытие. Фейлег ел то, что захватил на корабле, он не смог заставить себя взять что‑ нибудь из припасов охотников, хотя понимал, что им эти припасы уже ни к чему. Он пил из ручьев, прятался в пещерах и норах, если начинался дождь. Проходили недели, и по некоторым признакам он узнавал, что Вали движется уже не так быстро. Князь постоянно останавливался, иногда в пещерах, иногда на открытых местах, и теперь он оставлял иной запах. За запахами человеческого тела начали проступать совсем иные. Фейлег был знаком с ними лучше, чем с любыми другими запахами в мире. Так пахнет волк.
|
|
|
После еще нескольких дней пути горы закончились, и Фейлег оказался на краю широкой равнины, переходящей в пологие холмы, за которыми плескалось море. Немного осмотревшись, он отыскал место, где трава была примята. Фейлег двинулся по следу и увидел впереди стаю воронов. Когда он подошел, они взмыли в небо, вознеслись, словно дух того мертвеца, на котором они пировали. Покойник оказался охотником. Его небольшой лук лежал рядом. Фейлег забрал его вместе со стрелами. Он с детства не стрелял из лука, не использовал и другого оружия, но сейчас был рад любой помощи. Вороны наблюдали за ним с некоторого расстояния.
– Будете есть, когда я уйду, никак не раньше, – сказал им Фейлег.
Он опустился перед мертвецом на корточки. Череп был расколот надвое. Никакая птица не способна на такое.
Через полдня пути его ждала новая находка. Он увидел, что кто‑ то останавливался под прикрытием скалы и, судя по сильно примятой траве, провел здесь какое‑ то время. От места стоянки тянулись следы, не принадлежавшие Вали. Отсюда ушло нечто гораздо более крупное, ушло на двух ногах, но громадными шагами. Фейлег принюхался к следам и снова учуял то же самое: волк. Он пошел дальше, и скоро на влажной траве появились другие следы, которые перекрыли все следы князя, – здесь прошел домашний олень с волокушей. Тучи над головой сгущались. Начали срываться отдельные снежинки, холодя кожу Фейлега.
Потеряв след Вали, Фейлег просто двинулся по дороге, вроде бы ведущей к морю. Сколько дней он шел за князем? Дважды он видел полную луну, а теперь она превратилась в серебристый серп на ночном небосклоне. Только сегодня ночью ее вообще не будет. Погода все портилась, а поблизости не было видно ни одного укрытия. За два месяца силы вернулись к Фейлегу, и он шагал бодро. Вскоре он заметил вдалеке островок. Скала в море походила на вытянутую плоскую лепешку, на отражение облака в воде, на светлую полосу в темном полотнище моря.
|
|
|
У Фейлега не было теплой одежды, только волчья шкура, драные штаны, которые ему дали из жалости даны Хемминга, рубаха и плащ, прихваченный на корабле. У него имелось и кое‑ что еще, способное согревать, однако он опасался использовать эти предметы. Они висели у него на шее с того дня, как он снял их с мертвого тела на датском корабле, но пока еще не набрался храбрости, чтобы натянуть на себя. Ему казалось, что он предает Квельда Ульфа лишь тем, что носит при себе эти вещи. Но сейчас в них был смысл. Почти всю свою жизнь, когда становилось холодно, Фейлег просто обматывал ноги кусками оленьей шкуры. Но сейчас он натянул пару сапог. Они оказались немного велики, но в целом ощущения были отличные. Он подумал, что надо набить в сапоги траву, чтобы они лучше сидели на ноге. Фейлег знал, что так делают крестьяне.
Мысленно он услышал голос Браги: «А ты не разбаловался тут со мной, сынок? » Фейлег улыбнулся сам себе – воспоминание согревало лучше любой одежды.
В порыве ветра он уловил какой‑ то запах – олени. Он остановился и прислушался. Услышал топот их копыт, этот особенный топот, который они умудряются издавать даже на мягкой траве, и понял, что олени стоят на месте. Вперед, вперед по побелевшей равнине, бегом, чтобы не замерзнуть совсем, может быть, повезет убить оленя и забраться в тушу, чтобы пережить ночь в тепле. В угасающем свете Фейлег заметил какое‑ то движение и понял, что олени не одни. Рядом с ними суетились люди, а сами животные были запряжены в небольшие деревянные сани.
Фейлег перешел на шаг. За полосой воды, на острове он только что увидел, как много людей поднимается к самой высокой точке плоской скалы. Там явно происходит что‑ то важное. Он поднялся на небольшой утес над скованным льдом берегом. Море внизу выглядело неприветливо. Над водой с острова неслись рокот бубнов и завывания. Фейлега охватило какое‑ то странное чувство, как будто конечности вдруг перестали слушаться его приказов. Он подошел к тому месту, где стояли олени, и увидел человека, похожего на него словно отражение. Человек, стоявший рядом с санями, носил волчью шкуру, почти такую же, как у Фейлега, только белую. На его товарище был плащ из черных перьев, а волосы на голове он выстриг особенным образом: они торчали гребнем, чтобы придать человеку сходство с птицей. Люди не обратили на Фейлега никакого внимания, они стреножили своих оленей и двинулись вниз по склону к морю. Фейлег пошел за ними, а они, оказавшись на берегу, принялись спускать на вздымающиеся волны маленькую лодку.
|
|
|
Фейлег действовал теперь импульсивно, разум заполнили грохот бубнов и пение. Ему необходимо укрыться где‑ то от непогоды. Эти люди помогут ему найти укрытие. Отбросив в сторону лук и стрелы, он подбежал к ним, помог столкнуть лодку на воду и запрыгнул в нее вместе с этими двумя. Они не сказали ни слова, лишь помогли ему сесть на время короткого, но жуткого путешествия на остров.
Лодка причалила на узкую полоску суши под нависающей скалой; спутники Фейлега тоже вынули бубны и, поднимаясь на скалу, присоединились к остальным шаманам. Поднявшись, Фейлег понял, что стоит на вершине плато. На него смотрели пятьдесят человек в звериных масках, все они били в бубны, завывали, ревели и лаяли. От этого зрелища он окаменел.
Затем, словно по команде, все разом замолкли. Люди расступились, и вперед вышел невысокий человек в волчьей маске. С виду он был хрупкий и явно нездоровый. Он подошел к Фейлегу, взглянул ему в лицо, развернулся к своим собратьям и проговорил что‑ то на странном языке.
Бубны загудели с новой силой, множество рук схватили Фейлега. Ему в лицо совали обереги и амулеты, плескали на него водой, а потом потащили куда‑ то вглубь острова. Он отбивался, вырывался, сбивал людей на землю, однако их было слишком много, его толкали, тащили на руках, пинали, били палками. Откуда‑ то взялись веревки, их набросили на Фейлега, а когда он стряхнул их с себя, набросили новые. Грохот бубнов как будто высасывал из него силы, и наконец, что было неизбежно, его связали. Но к этому времени в веревках уже не было нужды. Гул бубнов заполнил сознание Фейлега, лишив способности двигаться.
Его затащили в пещеру, зияющий разлом в камнях, из‑ за которого ближайшие холмы напоминали челюсти какого‑ то уродливого чудовища. Фейлега всем миром втолкнули в эту каменную пасть, и в мерцающем свете множества фонарей длинные тени потянулись к нему, словно паучьи лапы, желающие ощупать, пока он спускался по наклонному каменному коридору в темноту. Шаманы остановились в том месте, где в каменном полу коридора зиял провал. Вперед вышел человек в волчьей маске, в одной руке он держал факел, а в другой – ярко сверкающий нож.
|
|
|
– Господин, – произнес он по‑ норвежски.
Он поклонился и развернул Фейлега лицом к яме. Одним взмахом он разрезал на нем веревки и сильно толкнул в спину.
Фейлег хотел повернуться и ударить шамана, но никак не мог заставить тело подчиняться приказам. Он полетел в темноту. Фейлег сильно ударился и сначала даже не мог дышать. Немного придя в себя, он услышал чье‑ то тяжелое дыхание – человек явно старался сохранять спокойствие, но от смертельного страха хватал воздух ртом.
– Кто ты?
– Госпожа? – удивился Фейлег.
Послышался плач. Фейлег был уверен, что это Адисла. Даже сквозь рыдания он узнал ее голос.
– Это ты? Я поклялся тебя защищать, помнишь? Адисла, это ты?
– Я, – отозвался голос из темноты.
– Госпожа, – повторил он, и она вышла к нему, обняла и назвала по имени.
Грохот бубнов над головой затих.
Лиейболммаи развернулся к своим собратьям. Его голос был слаб, но полон решимости.
– Мы уже развязали его, и теперь дух его найдет. Оттуда выйдет голодный волк и сделает то, что необходимо сделать, чтобы приветствовать бога.
Снова зазвучали завывания и животные крики, только теперь они стали еще пронзительнее.
Адисла прижалась к Фейлегу в темноте.
– Ты хочешь убить меня?
– Я готов умереть за тебя, – ответил Фейлег, снимая веревки с лодыжек, Лиейболммаи наверху уселся и отложил в сторону свой бубен. Прошло два месяца, и вот он допел свою песнь, призывающую волка, и теперь обливался потом. Его магия становилась все сильнее и сильнее с того дня, когда он схватился с Ябмеаккой, богиней подземного мира, но до сих пор ноаиди все равно не был уверен, что волк явится. Ушли долгие годы на то, чтобы направить магический обряд в верное русло и позвать волка, долгие годы тяжкого труда. А потом шаман отнял кое‑ что у богини, яркую переливающуюся руну, которая как будто норовила ему услужить и росла, словно дерево. Лиейболммаи постоянно думал о руне, исполняя свои песнопения, и чувствовал, как волк приближается к нему. А затем, две недели назад, что‑ то изменилось, и он потерял волка, во всяком случае, так ему показалось. И вот теперь волк пришел, и он точно такой, каким видел его шаман в тот первый раз в трясине. Его лицо в точности такое, как и в его видении. Теперь шаман может приступить к превращению.
Придется как следует поработать еще месяц, может быть, больше, чтобы достичь той цели, к которой они стремятся, но Лиейболммаи был готов ждать. Он оставил подробные указания всем своим соплеменникам, призвал всех, кто несет в себе знание, оторвав от охоты на китов и оленей, и вот теперь готовился пожинать плоды. Он знал, что многие ноаиди ослабели и не дотянут до конца обряда, некоторые преодолели невообразимые расстояния, чтобы попасть сюда, однако он был доволен. Пусть кто‑ то не выдержит и упадет, но другие займут его место. Он и те, кто начинал с ним обряд, смогут передохнуть и снова присоединиться к остальным, когда настанет время.
Лиейболммаи чувствовал себя изможденным, но готовым к дальнейшим трудам. Битва с богиней сделала его сильнее. Он отнял у Ябмеакки ее знания, увидел, как гибнут ее товарки, заставил ее отдать то, что они несли в себе, – вопящие руны, вырванные из когтей умирающих сестер. Однако битва обессилила его. Руны гудели внутри шамана, мешали заснуть, наполняли непонятными силами и дарили ненужную чувствительность. Лиейболммаи был человек деликатный и недостаточно сильный для этих ужасных символов. Он постоянно чувствовал себя больным, издерганным и даже обезумевшим.
Лиейболммаи представлял себе руну копьем, длинным и острым. Он сосредотачивался на этой мысли – это помогало не забывать о цели. Действительно помогало, хотя и пробуждало непривычный для него гнев. Руны были неуправляемыми и очень опасными, некоторые обрушивались водопадами образов и звуков, угрожая затопить собой его здравый смысл, некоторые прикидывались тихими, пряча свое безумие глубоко внутри.
Пение продолжалось, ночи становились все длиннее. На небе появлялись величественные всполохи света, оно фосфоресцировало, и это означало, что дух небесной лисицы тоже явился на их собрание. Лиейболммаи понимал, что лучших знамений просто не может быть. Лисица была самым волшебным из всех созданий, она благословляла обряд, ударяя хвостом, пока отливающие зеленью всполохи света не расцвели по всему небосклону.
Шаман сосредоточился на том образе, который являлся ему в видениях: логово темной богини внутри чудовищной горы. Ему требовалось вселить образ горы в сознание волка, чтобы тот знал, в каком направлении двигаться, когда выйдет преображенным из пещеры.
Две недели не прекращалось пение. Фейлег с Адислой, сидя в темноте, потеряли счет времени. У них было только немного еды в мешке, а жажду они утоляли из тоненького ручейка. Адисла, менее привычная к лишениям, чем Фейлег, начала угасать.
Тело Фейлега не лишилось своей силы, но он понимал, что из‑ за непрерывных песнопений шаманов все хуже сознает связь с реальным миром. Он потел и кашлял, когда перед его мысленным взором вставала Стена Троллей. Оборотень, в отличие от шаманов, не находил в этой горе ничего удивительного. Он много раз охотился рядом с ней, бродил у ее подножья, в восхищении задирал голову к ее вершине.
«Действуй, тогда выйдешь отсюда. Сверши начертанную тебе судьбу, – слышал он голос у себя в голове. – Убей и стань свободным».
Фейлег понимал, что его принуждают к какому‑ то поступку, подталкивают к чему‑ то, но он не понимал, к чему именно, и от собственной бестолковости ему было больно и неуютно. Он был словно раб, которому хозяин выкрикивает приказания на непонятном языке, – раб хочет действовать, но понятия не имеет, что делать. Адисла чувствовала, как он дрожит. Она стала совсем слаба, и ее постоянно мучил голод.
А на воле, наверху, в жидком свете арктического утра Лиейболммаи не ведал усталости, он был неестественно бодр. Шаман оторвался от совершения обряда, чтобы немного перекусить, дать отдых голосовым связкам, попытаться немного поспать, впервые за несколько дней. Он уже почти не слышал пения. Руны водили вокруг него хоровод, как будто обретая собственную жизнь, они висели в воздухе, шипели, цокали, брызгали искрами, иногда даже издавали чистые музыкальные ноты. Но при этом они помогали ему. Шаман достиг таких высот, что чувствовал животную сущность волка в яме и говорил с ним, обращался к нему напрямую, показывая, куда надо идти. Он много раз общался с волком во время долгих и сложных обрядов, говорил с ним через огромные расстояния и слышал, как тот отвечает звериным рыком. Но человек, запертый сейчас в яме, так и оставался человеком. Однако это все‑ таки он, шаман точно знал, ведь руны показали ему это лицо. Он решил, что магия просто в очередной раз сбила его с толку, что так проявляется порожденное им самим безумие.
Серый воздух прорезал вой. Лиейболммаи задрожал, не понимая, что именно кажется ему странным в этом звуке, однако ощущая беспокойство. Остальные ноаиди на скале начали переглядываться. Им тоже показалось, что вой какой‑ то странный. Перспектива у звука – если у звука бывает перспектива – была неверной. Он доносился откуда‑ то издалека, пустой, но при этом громкий, как будто звучал совсем близко. Никому в голову не пришло самое простое объяснение: вой издает существо, намного превосходящее размерами любого волка, которого они когда‑ либо видели.
Фейлег на дне ямы сел, холодея от страха. Он лучше других понимал, насколько неправильный этот вой.
У Лиейболммаи ужасно болела голова, но он улыбался. Волки на равнине, решил он, приветствуют приближение волчьего бога. Вой с материка повторился. Очень громкий, решил шаман, действительно громкий. Всех ноаиди охватило смущение, смешанное с восторгом. Этот вой породила и их магия. Они не сомневались, что приближается их защитник.
Внизу, под скалой, на берег выскочил из лодки мальчишка и закричал, зовя их. По его акценту Лиейболммаи понял, что он из числа восточных ноаиди, которые всегда опаздывают к началу ритуала. Шаман обрадовался, что в голову ему пришла именно эта мысль: значит, он все‑ таки не потерял связь с обычным миром, несмотря на зловещее присутствие этих рун.
– Волк! Волк идет! Волк здесь! – кричал мальчик.
Лиейболммаи съежился у костра. Неужели парнишка действительно ощущает приближение волка, или же он просто старается извиниться за опоздание, проявляя неумеренный восторг?
– Бери бубен, брат, и пой с нами, – крикнул ему шаман, стоявший рядом с Лиейболммаи, осипшим от долгого пения голосом.
– Черный волк со сверкающими зелеными глазами! Он там, на равнине! Он там!
– Нет, он тут, в пещере, – возразил Лиейболммаи.
Порыв холодного ветра пронесся над плечом. Шаман повернулся, чтобы взглянуть на ноаиди, стоявшего рядом, и с изумлением понял, что, хотя тот пока еще стоит на ногах, головы у него нет.
|
|
|
