 |
Глава шестая 1 страница
|
|
|
|
Звонарев провел несколько дней на батарее литеры Б, помогая Борейко. Хотя батарея и мало подходила для отдыха, но идти в город прапорщику не хотелось, а на Залитерной сидел Чиж, одно присутствие которого раздражало его. Прапорщик занялся производством ручных бомбочек. В крайнем каземате была организована лаборатория по их изготовлению. Они делались просто: пироксилином набивали стреляные гильзы тридцатисеми — и сорокасемимиллиметровых патронов, вставляли небольшой кусок запального шнура, и бомбочка была готова.
За старшего в лаборатории орудовал Блохин. Он не отставал от прапорщика ни на шаг, оказывая ему большую помощь во всех его начинаниях.
Столовались офицеры вместе с солдатами из котла. Благодаря заготовленным припасам питание на батареях литеры Б и Залитерной было сносное, но все же Звонарев со вздохом вспоминал Варины обеды, которых был теперь лишен. Из гордости он не хотел напоминать Варе о себе, а девушка, видимо, всерьез решила порвать с ним. Борейко по‑ братски делился с прапорщиком.
В один из вечеров на батарее появилась Харитина. С ней пришел и Вася. Мальчик имел весьма солидный вид в длинной до пят японской шинели, в старой генеральской фуражке, с повязкой Красного Креста на рукаве.
Увидев Звонарева, он не узнал его и недоверчиво покосился.
— Здравствуй, Вася! — приветствовал мальчика прапорщик.
— Так это вы, Сергей Владимирович? — даже взвизгнул от радости Вася. — Тетя Варя уже который день ищут вас, и в штабе были, и в Пушкинской школе. То‑ то они обрадуются!
— Не смей ей и заикаться, что я здесь, — предупредил Звонарев, — я завтра буду в другом месте.
— Ты не слушай его, хлопчик, — вмешался Борейко, — тете Варе скажи, что мы с Сереженькой совсем умираем с голоду без ее обедов. А если прапорщика здесь и не будет, то я всегда тут. Мигом проглочу все.
|
|
|
— Как же вы чужое возьмете? Тетя Варя завсегда наказывает мне, как я иду с судками, чтобы вам не давал, — сожрет, грит, все этот Ведмедь, а Сереже ничего и не достанется, — не унимался Вася.
Звонарев хохотал во все горло, а Борейко, скорчив страшную физиономию, свирепо прорычал:
— Я те пропишу такого Ведмедя, что ты забудешь, как себя самого звать.
Мальчик весело запрыгал на месте.
— Пиши, Сережа, покаянное письмо своей амазонке, авось завтра поедим досыта, — предложил Борейко.
Прапорщик написал несколько теплых слов и просил не присылать ему обедов, так как он каждый день будет находиться в разных местах.
Получив записку, мальчик с деловым видом спрятал ее в фуражку и собрался уходить, но его задержала Харитина.
— К вам я, Борис Дмитриевич, — обратилась она к Борейко, — явите божескую милость, защитите от супостата. Проходу мне не дает‑ пристает с неприличностями. Придирается к мужу ни за что ни про что, ставит под винтовку, да еще впереди наблюдательного пункта, японцам на расстрел. Вчерась на Егорушке полу шинели прострелили, нонче, может, и вовсе убьют…
— Что же я с Чижом поделать могу? Чином он меня старше, слушать не станет. Сходи к генералу Белому, а лучше к Варе, расскажи ей, она сообщит отцу, — посоветовал поручик.
— Пока генерал возьмутся за это дело, так штабскапитан всех солдат на Залитерной переведут.
— Сходил бы ты, Сережа, туда, попробовал уговорить эту сволочь!..
— Со мной Чиж и разговаривать не станет. Он меня не переносит.
— Вы бы, Сергей Владимирович, будто ненароком, по другому делу зашли на наблюдательный пункт. Штабс‑ капитан провинившихся ставят под винтовку впереди пункта, а сами сидят в броневой башне и смотрют. Чисто аспид, а не человек, — с чувством проговорила Харитина.
|
|
|
Звонарев обещал на следующий же день побывать на Залитерной.
— Не сносить Чижу головы, — заметил Борейко, когда Харитина и Вася вышли. — Убьют его солдаты.
На следующий день прапорщик отправился на Залитерную. Подойдя к батарее, Звонарев увидел трех солдат, стоявших под винтовкой, в их числе Ярцева и Зайца. Перед ними расхаживал Чиж.
— Я вас, сволочей, научу, как служить! Сгною под винтовкой, распустились, мерзавцы! — бесновался он, поднося кулаки к лицам солдат.
По команде солдаты повернулись и пошли по направлению к наблюдательному пункту, расположенному на вершине Залитерной горы.
— Станете в ста шагах впереди пункта! — крикнул им вдогонку Чиж. — Здравствуйте, Сергей Владимирович! — приветливо обратился он к прапорщику. — Какие новости?
— По‑ видимому, начинается новый штурм крепости. Поэтому рекомендуется солдат далеко от батареи не усылать. Не ровен час, прорвутся японцы на Залигерную, как в августе. Тогда каждый человек будет на счету, — ответил Звонарев.
— Зачем изволили пожаловать на Залитерную? — поинтересовался Чиж. — Я тут совсем пропадаю от холода и сырости в обществе тридцати вшивых канониров и одной грязной солдатской шлюхи. Быть может, вы не откажете замолвить за меня словечко перед его превосходительством, вашим будущим тестем?
— Я не собираюсь стать родственником Белого, — сухо ответил прапорщик.
— Что же вы скромничаете, Сергей Владимирович! Все в Артуре говорят о вашей свадьбе с мадемуазель Белой.
В это время с горы показались артиллеристы с раненым на руках.
— Никак, кого‑ то убило. Уже не моего ли Егорушку? — вскрикнула вышедшая из кухни Харитина и бросилась им навстречу.
Прапорщик поспешил за ней. Раненым оказался Заяц. Пуля ударила ему в бедро, как только он стал под ружье на указанное штабс‑ капитаном место. Артельщик был без сознания. Из наскоро перевязанной раны падали на землю густые капли крови. Звонарев пощупал чуть заметный пульс и велел отнести раненого в офицерский блиндаж. Но Чиж решительно воспротивился этому.
— Наполовину представляется, жидовская морда! — брюзжал он. — Ему и на кухне хорошо, а вы‑ марш обратно на место! — обернулся он к Ярцева и другому солдату.
|
|
|
— Казните нас здесь, вашбродь, а под расстрел мы не пойдем, — угрюмо ответил Ярцев.
— Что? — взвизгнул штабс‑ капитан. — Да я тебя изувечу! — И он с кулаками бросился на солдата.
Не помня себя от возмущения, Звонарев бросился вперед и стал между Ярцевым и Чижом.
— Как вы смеете, прапорщик, мешать мне, когда я наказываю солдата! — заорал Чиж.
— Мордобой не предусмотрен в числе дисциплинарных взысканий, — едва сдерживая себя, проговорил Звонарев. — Кроме того, подобное обращение с солдатами недостойно культурного человека.
— Молчать! Прочь с дороги! — Шгабс‑ капитан вновь ринулся к Ярцеву, по Звонарев его не допустил, схватив руку.
Чиж рывком освободил руку и, выхватив револьвер, направил его на прапорщика. Ярцев изо всей силы ударил штабс‑ капитана по руке. Грохнул выстрел. Пуля пролетела мимо. Тогда с искаженным от ненависти лицом Чиж один за другим два раза выстрелил в живот Ярцеву. Солдат со стоном повалился на землю. В то же мгновение Харитина кинулась на штабс‑ капитана и, схватив его за горло, опрокинула его на землю.
Сбежавшиеся на выстрелы солдаты отнесли в блиндаж смертельно раненного сказочника и с трудом оттащили молодую женщину от избитого, исцарапанного Чижа.
— Подать мне винтовку, — прохрипел Чиж, — я должен кровью этой шлюхи смыть нанесенное мне оскорбление.
— Вы арестованы, господин штабс‑ капитан, — заявил Звонарев. — Отвести его благородие в блиндаж и выставить к дверям часового, — распорядился прапорщик.
Чиж пытался сопротивляться, но двое солдат подхватили его под руки и поволокли в блиндаж.
Звонарев по телефону сообщил о происшествии Борейко и спросил, что ему делать.
— Японцы готовятся штурмовать форты и батареи. Принимай командование на Залитерной, а потом донеси обо всем Белому. Присмотри, чтобы Чижик не вздумал улететь, а то солдаты бросятся за ним и растерзают его на части.
— Я сам готов немедленно прикончить его.
— Самосуда не допускать! — предупредил Борейко.
Звонарев зашел в блиндаж к раненым. Заяц пришел в себя и тихонько стонал. Ярцев был в агонии. Харитина тихо плакала над ним.
|
|
|
— Неужто штабс‑ капитану ничего не будет за сегодняшнее смертоубийство? — чуть слышно спросил артельщик, узнав Звонарева.
— Что бы там ни было, а от меня он не уйдет — своими руками смертью казню душегуба проклятого! — крикнула Харитина. — А потом опять в стрелки пойду…
Грохот орудий заставил Звонарева поспешить на командный пункт.
Затрещал телефон, из штаба фронта передали приказание поддержать огнем Куропаткинский люнет.
Первые же снаряды, пущенные с Залитерной, легли очень удачно. Штурмующие колонны японцев залегли, а затем начали откатываться назад.
Соседние батареи присоединились к Залитерной, и японцы в беспорядке побежали. Русская артиллерия преследовала их своим огнем. К трем часам дня штурм на всем участке был отбит.
Воспользовавшись затишьем, прапорщик прошел на батарею. Уже издали были слышны плач и причитания Харитины. Звонарев понял, что Ярцев скончался. Возле кухни Белоногов с несколькими солдатами на скорую руку сбивали гроб для сказочника. По заведенному обычаю, всех утесовцев, где бы они ни умирали, — на позициях ли, в госпиталях, — хоронили на кладбище около Электрического Утеса, за небольшой скалой, у самого моря. За время осады там выросло несколько десятков небольших солдатских надмогильных крестов.
С батареи литеры Б тоже пришли солдаты проститься с покойным. Пришел и Борейко. Он долго смотрел в лицо Ярцева, затем положил земной поклон.
— Прости, сказочник, если когда ненароком обидел, — с чувством проговорил он. — А с убийцей твоим мы посчитаемся.
Затем он обернулся к Харитине и погладил ее по голове.
— Не кручинься, ты молода, найдешь еще себе человека по сердцу.
Блохин наскоро простился с Ярцевым, но зато долго шептал что‑ то на ухо Харитине.
Заметив движение на батарее, Чиж потребовал к себе Звонарева. Прапорщик подошел.
— Как старший в чине, я приказываю вам немедленно освободить меня из‑ под незаконного ареста, иначе я применю силу оружия, — угрожал штабс‑ капитан.
— В случае малейшего неповиновения часовым вы будете немедленно расстреляны на месте, — ответил Звонарев.
Штабс‑ капитан растерялся. Мягкий, деликатный, застенчивый прапорщик вдруг заговорил языком Борейко. Даже обычно приветливое, улыбающееся лицо Звонарева теперь было хмуро и непроницаемо.
— Блохин, — позвал Борейко, — на тебя возлагается обязанность сторожить арестованного, пока за ним не пришлют из Управления.
— Слушаюсь, вашбродь! Не извольте беспокоиться, не убегет, разве на тот свет, — хмуро отозвался солдат и, вскинув трофейную японскую винтовку, расположился у входа в блиндаж.
|
|
|
Под вечер начался новый штурм.
Японцы обрушились орудийным огнем на Китайскою батареи и батареи второй линии, к числу которых принадлежала и Залитерная. Ежеминутно падали десятки снарядов. Воздух наполнился массой осколков, со свистом летевших во всех направлениях.
Звонарев приказал солдатам спрятаться в блиндажи, а сам продолжал наблюдение. Только с темнотой окончился обстрел, и прапорщик вернулся на батарею. Перед ним встал вопрос: что делать с Чижом? Еще днем он послал донесение в Управление артиллерии, но ответа не было. Штабс‑ капитан опять вызвал его к себе и справился о своей дальнейшей судьбе. От его прежней заносчивости не осталось и следа. Заискивающим голосом он просил убрать часовых, особенно Блохина.
— Этот бандит обязательно прирежет меня ночью, — говорил он. — Верните мне хоть оружие для самозащиты.
— По уставу арестованным не полагается иметь при себе оружие. Блохин, смотри в оба, — обернулся к солдату Звонарев.
— Слушаюсь! Пожалуйте в блиндаж, вашбродь. — И он вплотную приставил штык к животу Чижа. Тот отчаянно взвизгнул и отскочил назад.
— Не так стремительно, господин Чиж, а то, не ровен час, споткнетесь и упадете, — иронически заметил прапорщик.
Штабс‑ каптан со злостью хлопнул дверью.
Звонарев решил на ночь поместиться в одном из солдатских блиндажей. Вскоре вернулись с Утеса солдаты, провожавшие Ярцева в последний путь, с ними пришла и Харитина. Она уже не плакала, но была сурова, молчалива.
— Честь имею явиться! — доложил Звонареву Родионов.
— А, Софрон Тимофеевич! — обрадовался прапорщик. — Что, поправился?
— Так точно, почти все зажило! На Утесе сегодня преставился капитан. Они наполовину заживо сгнили от цинги…
— Царство им небесное. Добрый к солдату был командир, никого зря не обижал, — закрестились солдаты, узнав о смерти Жуковского.
— Отчего это хорошие люди умирают, а такая вредная для солдата птица, как наш Чижик, живет да еще других людей убивает? — задумчиво проговорил Юркин.
— Дай срок, и ему башку открутим! — отозвался Блохин.
Прапорщик по телефону сообщил Борейко о кончине Жуковского. Поручик тяжко вздохнул.
— Всем хорош был покойник, да больно мягок со всякой сволочью, вроде Чижа, — проговорил он.
Совсем уже поздно прибыл ординарец из Управления артиллерии с приказом направить Чижа в распоряжение Белого.
Штабс‑ капитан прежде всего потребовал возвращения себе оружия и хотел расправиться с Харитиной, но она уже ушла с батареи. Тронуть же солдат Чиж не решился и, не прощаясь с Звонаревым, пошел пешком в город.
Ночь выдалась темная, туманная. Чиж не заметил, как за ним неотступно двигались две тени. Когда он проходил по глухому, пустынному району около Пресного озера, перед ним неожиданно появились двое. Штабскапитан принял их за ночной патруль и крикнул:
— Штабс‑ капитан Чиж идет по делам службы в Управление артиллерии.
— Молись богу, вашбродь, смерть твоя пришла, — прозвучал грудной голос Харитины, переодетой уже в солдатскую одежду.
— Да как ты, сволочь, смеешь! — выхватил Чиж из кармана наган.
Но в то же мгновение другой солдат сбил его с ног ударом приклада.
Офицер ткнулся лицом в грязь и заверещал:
— Братцы, пощадите!..
Харитина, деловито нацелившись, всадила штык под левую лопатку Чижа. Короткий стон, хрип, и все было кончено.
Труп оттащили в ближайшую воронку. Брлохин положил ему на грудь бомбочку и поджег фитиль.
— Теперь тикаем, Харитина. — И они исчезли в ночном мраке. Через мгновение раздался глухой взрыв.
Наутро патруль обнаружил труп неизвестного офицера, у которого была снесена голова и верхняя часть туловища.
Следствием установили его личность и определили, что он погиб от случайного снаряда.
Ночью Звонарев получил приказ срочно прибыть в штаб генерала Горбатовского. Прапорщик нехотя встал с постели и, выйдя из блиндажа, позвал старшего фейерверкера Родионова.
— Я отправляюсь в штаб. Ты останешься старшим на батарее, — распорядился он. — Утром доложи об этом поручику Борей ко.
Стояла мутная ноябрьская ночь. Шел мокрый снег. Изредка срывался ветер. По дороге уныло тянулись темные силуэты солдат, матросов, повозок. После почти часового путешествия пешком Звонарев наконец попал в штаб. Там он застал капитана Степанова с воспаленными от бессонницы глазами, бегающего от одного телефона к другому. Тут же находился окончательно поглупевший от переутомления генерал Горбатовский.
— Па форту номер три ранены Булганов и Соломонов и большие потери в людях. Туда двинуты» баянцы» во главе с лейтенантом Соймановым. Отправляйтесь немедленно и примите на себя командование всей артиллерией форта. Японцы в настоящий момент лезут на бруствер, им удалось захватить капонир, и, кроме того, они засели во рву, — дал указание Степанов.
Прапорщик попросил разрешения взять с собой на форт своих солдат. Капитан охотно согласился, и Звонарев тут же отправил записку Борейко с просьбой прислать Блохина, Юркина и Лебедкина.
Спотыкаясь в темноте на каждом шагу, прапорщик только к рассвету добрался до места назначения. Занималось туманное, серое утро. Окрестные горы сливались с небом. Продолжал идти мокрый снег.
На форту прапорщика встретили матросы и проводили его с Сойманову.
— Японцы подготовляют взрыв переднего бруствера форта, — взволнованно проговорил лейтенант. — Слышны стук и возня во рву. Боюсь, что взрыв может произойти каждую минуту, и не знаю, что мне предпринять.
— Отводи солдат в казармы и к горжевому рву, а впереди оставь только часовых, — посоветовал Звонарев.
Лейтенант тотчас же отдал необходимые распоряжения. Затем оба офицера прошли во внутренний дворик форта. С помощью стрелков и матросов артиллеристы сделали бруствер из мешков, заполненных землей. Здесь же установили три полевых пушки, возле них положили картечь и картузы с порохом. За наводчиков около орудий Звонарев поставил подошедших утесовцев. С ними пришла и Харитина в солдатском обмундировании.
— Дозвольте, вашбродь, остаться при вас, — попросила она.
— Вы опять перешли на солдатское положение? — удивился Звонарев.
— После смерти Егорушки мне жизнь совсем опостылела. Я решила вернуться на позиции, только теперь артиллеристом, а не стрелком.
Матросы также обратили внимание на Харитину. Коекто даже попытался поухаживать за ней, но, получи, в решительный отпор, незадачливые кавалеры поспешили ретироваться.
— С огоньком, — улыбнулся Сойманов, издали наблюдая за Харитиной.
Наступило утро. Холодное ноябрьское солнце осветило окрестности Артура.
Звонарев каждые четверть часа ходил в потерну, ведущую в передний капонир, и там прислушивался к стуку, доносившемуся из подземного коридора. Двое часовых зорко следили за происходившим во рву.
— Японец дюже торопится. Вот‑ вот взорвет мину, — тревожно докладывали они прапорщику, но продолжали оставаться на своих местах.
Около трех часов дня стук прекратился. Звонарев понял, что момент взрыва приближается. Он отвел всех солдат к тыловой казарме, велел зарядить орудия. Сам стал за наводчика у правой пушки.
— Стрелять только тогда, когда японцы взберутся на бруствер, — предупредил прапорщик Блохина, Юркина и Лебедкина.
Прошло несколько томительных минут. Звонарев уже начал думать, что он ошибся, ожидая немедленного взрыва, как вдруг земля вздрогнула, передний бруствер чуть колыхнулся и сразу глубоко осел. В то же время из переднего рва поднялось густое облако темно‑ сизого дыма. Стало очевидно, что вследствие слабой забивки камуфлет прорвался в ров и вызвал лишь частичное оседание бруствера.
Вслед за взрывом раздались крики «банзай», и японцы ринулись на штурм. На переднем бруствере сначала показались два офицера, которые обнаженными шашками указывали путь своим солдатам.
— Не торопись стрелять, — еще раз напомнил прапорщик.
Блохин ерзал от нетерпения на месте, его лицо разгорелось от возбуждения. В правой руке он держал вытянутый шнур, в левой — свою трофейную винтовку.
У Юркина постукивали зубы, и он беспокойно вертел головой то в сторону прапорщика, то в сторону японцев.
Между тем с каждой секундой на бруствере появлялось все больше японцев. Вскоре они заполнили весь передний вал. Офицеры взмахнули саблями, и несколько сот человек со штыками наперевес ринулись внутрь форта.
— Пли! — скомандовал Звонарев.
Картечь с визгом врезалась в густые ряды наступающих, все сметая на своем пути. Когда дым рассеялся, артиллеристы увидели перед собой десятка полтора японских солдат. Остальные усеяли своими телами всю переднюю часть дворика. Дружным залпом моряки добили уцелевших.
Артиллеристы снова зарядили орудия. Не прошло и пяти минут, как новая волна штурмующих нахлынула на форт, но и она была сметена картечью. Огромные потери, понесенные японцами, их все же не смутили. Через несколько минут во рву раздались воинственные звуки горна, слившиеся с оглушительными криками «банзай», и третья, еще более многочисленная колонна кинулась во внутренний дворик. Ни картечь, ни ружейные залпы не смогли уничтожить всех японцев. Вокруг орудий завязалась рукопашная схватка. Звонарев с кучкой артиллеристов отбивался от наседавшего врага. Харитина очутилась рядом с прапорщиком, она с яростью орудовала штыком и приколола несколько человек. Блохин схватился врукопашную с японским офицером, опрокинул его на землю, пытаясь задушить, но тут на него налетел солдат, и, не ударь его Звонарев штыком, смерть Блохина была бы неизбежной.
Подошедшие стрелки опрокинули японцев и отбросили их. Вместе с моряками, на плечах японцев, они ворвались в ров и перекололи почти всех отступающих.
Наступили ранние зимние сумерки. Артиллеристы со стрелками принялись за уборку множества трупов, лежавших на дворике и брустверах. Убитых сбрасывали в левый ров, где их складывали, как дрова, штабелями, чтобы они не мешали обстрелу.
Харитина принесла Звонареву банку консервов, галеты и бутылку коньяку.
— Наши все целы? — справился у нее прапорщик.
— Все, только Блохину японец чуть нос не откусил. И так был некрасив, а тут и вовсе на черта стал бы похож, — улыбнулась она.
Вскоре появился Блохин с перевязанной физиономией, но в сильно приподнятом настроении.
— Я, вашбродь, решил сегодня попробовать сходить в разведку! Не знаю, что из этого выйдет, — проговорил солдат.
— Только не в эту ночь. Мы будем заняты исправлением повреждений на форту, — предупредил его Звонарев.
Вечером на форт прибыл водовоз со своей сорокаведерной бочкой, запряженной парой мулов. Вместе с ним появился Вася с неизменными судками.
— Кто тебе позволил прийти сюда? — набросился на него прапорщик. — Узнает об этом тетя Варя, попадет тебе от нее.
— Я вас шукал на «ли гербе». Ведмедь хотел было весь обед отобрать, да я не дал. Насилу узнал, где вы.
— Записка от тети Вари есть?
— Нет. — И Вася хитренько улыбнулся. — Пусть, грит, он думает, что я еще сердюсь. А как прочитали ваше письмо, так аж запрыгали на месте и сейчас меня послали до генеральши Стесселевой купить курицу. Но я ее и гак достал, — опять хитро сощурился мальчик.
— То есть как? Украл, что ли?
— На удочку поймал.
— Какую удочку?
— Абнакновенную, што рыбу ловлють. Крючок с леской, только без удилища. Куры‑ то ходят по двору за забором. Я их подзову и кидаю крючок с хлебом. Они начинают клевать, а я их тут подсекаю, дергаю за леску. Смотришь, крючком и зацепило какую‑ нибудь. Ташу через забор, она, конешно, верещит. Тут я ей голову сворачиваю, да и деру, — неторопливо рассказывал Вася.
— Дознается тетя Варя, по головке тебя не погладит за такие художества, — неодобрительно покачал головой прапорщик.
— А вы ей не сказывайте.
Все же суп из курицы пришелся Звонареву по вкусу, равно как и куриные котлетки. Харитина наградила Васю несколькими банками консервов, найденными у японцев.
— Ты скажи барышне Варе, чтобы она за Сергея Владимировича не беспокоилась. Нас японец кормит, — улыбнулась она.
Вася попросил оставить его на форту до утра.
— Хочу поближе посмотреть на японца, какой он с виду.
— Во рву не одна сотня дохлых валяется, можешь и сейчас на них полюбоваться, — ответила Харитина. — Да и не место здесь малому дитю. Подрастешь, тогда и сам пойдешь на войну, всего насмотришься.
Огорченный мальчик вместе с водовозом отправился в обратный путь. Как особую драгоценность, он нес японскую фляжку и перочинный ножик с несколькими лезвиями.
Ночь на форту прошла спокойно. Перед рассветом Звонарев отправился в обход постов. На гласисе японцы рыли новую траншею, а в десятке шагов от них русские из мешков с землей выкладывали бруствер. Изрядно морозило. Солдаты согревали дыханием руки и топали ногами.
Днем японцы произвели еще две вялых атаки на форт, которые легко были отбиты Так же безуспешны были их попытки овладеть фортом номер два и укреплением номер три. Понеся большие потерн, осадная армия вернулась в исходное положение.
Прибывший на форт номер три новый комендант капитан Усенко, немолодой уже человек с длиннейшими запорожскими усами, неторопливо обошел укрепления, познакомился с солдатами и решил с наступлением темноты произвести вылазку с целью узнать, что делается у японцев.
Приехавший позже капитан Степанов нашел, что достаточно послать в разведку двух‑ трех солдат, а не целый взвод, как предполагал Усенко.
— Поскольку прапорщик Звонарев лучше остальных офицеров знаком с расположением и обороной форта, то он и назначается мною временным комендантом его. Капитан же Усенко будет его непосредственным помощником и заместителем, — распорядился Степанов
Капитан поморщился, но возражать не посмел. Сойманов дружески похлопал прапорщика по плечу.
— Ты делаешь карьеру не но дням, а по часам, дорогой Сережа. Этак к концу осады окажешься по меньшей мере комендантом крепости, если не заместишь самою Стесселя!
Вечером Звонарев вызнал охотников из числа стрелков и матросов, но желающих не оказалось. Тогда вышли вперед Блохин, Юркин.
— Мы охочи, вашбродь, с японцами потрать в кошки‑ мышки, — осклабился Блохин.
Прапорщик хотел было отговорить Харитину от намерения идти в разведку, но она решительно настаивала на своем.
Уже за полночь трое разведчиков вышли из своего рва и поползли в сторону японцев. Звонарей с десятком стрелков и матросов взобрался на наружный скит правого рва. Наблюдая за движением разведчиков, он ежеминутно готов был подать им помощь. Сначала все было тихо, раздавались только ружейные выстрелы. Затем у японцев тявкнула собака, за ней другая.
— Почуяли, сволочи! — забеспокоились стрелки.
Но лай вскоре прекратился. Прошло несколько томительных минут. Вдруг справа раздался грохот взрыва, отдельные вскрики и вспыхнула сильная ружейная перестрелка.
«Влопались», — мелькнуло в голове Звонарева.
— Смотри теперь, ребята, в оба, где наши! — крикнул он солдатам.
Стрелки и без напоминания старательно вглядывались в окружающую темноту. На фоне мутного неба промелькнула тень, и тотчас же показался запыхавшийся Блохин.
— Харитину ранило, упала недалеко, подсобите ее вынести, — прохрипел он, едва переводя дух.
Разорванный рукав шинели Блохина постепенно темнел.
— Тебя что — ранило? — спросил Звонарев.
— Не извольте беспокоиться, вашбродь, зацепило малость. Харитину бы вот вытащить…
Пули свистели в воздухе, громко щелкая при ударе о мерзлую землю. Солдаты замялись.
— Переждать надо, вашбродь, пока японец малость поуспокоится, — заметил кто‑ то из них.
— Пойдем со мной, Блоха, — неожиданно предложил Звонарев и выскочил из‑ за укрытия.
Блохин мгновенно оказался рядом с ним.
Пробежав шагов двадцать, солдат приостановился.
— Где‑ то тут, в темноте не разберешь. Харитина, отзовись! — вполголоса позвал он.
Ружейная трескотня заглушила его голос. Прапорщик опустился на землю и стал ощупью шарить вокруг себя. Немного в стороне он вскоре наткнулся на что‑ то.
— Харитина, это вы? — тихо спросил он.
В ответ послышался слабый стон. Звонарев подхватил молодую женщину на руки и побежал по направлению рва. Но не успел он сделать и десяти шагов, как что‑ то сильно ударило его по ногам, и он упал, выронив свою ношу. Харитина громко охнула и смолкла. Прапорщик попытался было встать, но с удивлением почувствовал, что ноги ею не слушаются. Тогда он ощупал их и тотчас же почувствовал на ладони горячую липкую жидкость.
«Ранен», — мелькнула мысль, и он сразу ослабел.
— Харитина! — чуть слышно позвал он, но не получил ответа.
Собрав последние силы, Звонарев пополз к форту. Вскоре он свалился в глубокую воронку от снаряда.
Варя кипятила инструменты в операционной, когда перед ней неожиданно вырос запыхавшийся Вася. Он был в шинели, фуражке и грязных сапогах.
— Как ты смеешь в таком виде входить сюда! — набросилась на него девушка.
— Тетя Варя, они пропали! — только мог ответить мальчик.
— Кто, где?
— Сергей Владимирович! Пошли ночью в разведку с тетей Харитиной. Тетю‑ то убило, а они пропали, не нашли их.
Варя выронила банку из рук и опустилась на табуретку.
— Когда это случилось? — глухо спросила она.
— Этой ночью. Я был в штабе, смотрю: лежит тетя Харитина, совсем мертвая, лицо в крови, а рядом солдаты о ней горюют. А я и спросил о Сергее Владимировиче. Они и говорят — пропал он безо всякой вести. Не то убит, не то японец к себе уволок.
Варя побежала к главному врачу госпиталя и попросила разрешения уйти с работы.
— Мы вас, мадемуазель, никогда не неволим — ведь вы работаете добровольно. Но что случилось, на вас лица нет!
— Погиб близкий мне человек…
— Неужели этот розовощекий, веселый прапорщик?! Как жаль беднягу, — начал было Протопопов… Варя разразилась громкими рыданиями и торопливо ушла.
— Пойдем сейчас же со мной в штаб, — позвала она Васю.
Через минуту они шлепали по мокрой дороге, направляясь к фортам.
— Господин капитан, скажите, ради бога, где Звонарев? — не здороваясь, обратилась Варя к Степанову, когда они добрались до штаба Восточного фронта.
— К величайшему сожалению, мадемуазель, ничего не могу вам ответить на этот вопрос. Известно только, что прапорщик был ночью ранен и остался между окопами. Утром его на поле не обнаружили. Вероятнее всего, он попал в плен к японцам.
— Я хочу лично отправиться на поиски Звонарева. В меня‑ то, женщину, представительницу Красного Креста, японцы стрелять не станут.
— Они не позволяют подбирать раненых и всегда обстреливают наших санитаров из ружей и пулеметов.
— Но ведь это варварство!
Степанов пожал плечами.
|
|
|
