Глава вторая. Глава третья
Через несколько дней Звонарев получил приказ отправиться на форт номер три. Около штаба Восточного фронта он застал роту» баянцев «, пришедшую в резерв. Моряки в черных бушлатах, высоких сапогах, с винтовками и подсумками своим видом напоминали больше морскую пехоту, чем матросов. Командовал ими Павлик Сойманов. Поздоровавшись с ним, прапорщик справился, зачем здесь моряки. — Прибыли на помощь форту номер три и укреплению номер три. К вечеру должны будем сменить в них часть гарнизона. Пока же стоим неизвестно зачем, — жаловался лейтенант. В свою очередь, прапорщик рассказал ему о своем назначении на третий форт. — Значит, вместе будем! — обрадовался Сойманов. Появление Фока верхом на лошади заставило их отойти к своим частям. — Здорово, матросня! — приветствовал моряков генерал, прибавив при этом, как всегда, матерщину. Моряки рявкнули что‑ то похожее на ответную брань. Но Фок только добродушно улыбнулся и тут же завернул несколько совершенно нецензурных выражений, вызвавших громкий смех среди солдат и матросов. Довольный произведенным эффектом. Фок слез с лошади и, подозвав офицеров, вошел с ними в штабной блиндаж. Надеин и Степанов поднялись ему навстречу. — Генерал Стессель приказал мне подробно ознакомиться с положением на вашем участке и обо всем доложить ему, — проговорил Фок, пожимая им руки. — Шлушаюшь, — прошамкал Надеин. — Капитан Штепанов шейчаш вше доложит вашему превошходительштву. Начальник штаба подошел к карте и подробно стал объяснять, что происходит на каждом форту и батарее. — Выходит, что японцы присосались к фортам второму и третьему и укреплению номер три. Сколько же времени они, по‑ вашему, смогут еще продержаться? — спросил Фок, делая заметки в записной книжке.
— Ждавать их я не шобираюшь, — отрезал Надеин, но Фок на него даже не посмотрел, ожидая ответа Степанова. — Я вполне разделяю мнение его превосходительства, — ответил капитан. — Нет таких крепостей, которые не сдавались бы, тем более нет таких фортов. Нужно заранее определить срок ее возможной обороны и своевременно подготовиться к ее очищению. — Шрок обороны иштечет тогда, когда на форту не оштанетшя жащитников. Пока я жив, форты жданы не буду ешли мне даже это прикажут! — разволновался старик, тряся от возбуждения своей длинной белой бородой. — Надо, Митрофан Александрович, всегда исходить из реального соотношения сил, а не из личных побуждений и чувств. Мне тоже совсем не хочется, чтобы форты были сданы, но предусмотреть эту возможность необходимо. — Генерал Кондратенко больше заботится об укреплении фортов, чем о сроке их сдачи, — заметил чуть насмешливо Степанов. — Надоел мне этот умник! В Артуре сложилось мнение, которое, к сожалению, разделяет даже Стессель, что Кондратенко все знает, все может и, кроме него, в крепости нет ни одного толкового человека. По‑ моему же, он приносит больше вреда, чем пользы. Возьмите, например, избыток солдат в окопах. Зачем это? Это ведет только к излишним потерям. Зря льется солдатская кровь. Если война затянется и через месяц Куропаткин не будет у Цзинджоу, то Артур обречен на капитуляцию — Ошобенно при наличии таких генералов, как ваше превошходительштво, — не утерпел Надеин. — Вы, очевидно, переутомлены от слишком долгого пребывания на позициях, и вам следует отдохнуть, — спокойно, не повышая голоса, чуть поблескивая своими холодными серо‑ голубымч глазами, ответил Фок. — Пока у меня ешть шилы, буду нешти шлужбу его величештва. — Итак, господа, я хотел бы, чтобы вы продумали вопрос о пределе обороны атакованных фортов и в письменной форме доставили генералу Стесселю ваши соображения.
— Прошу предштавить и этот приказ в пишьменной форме, — потребовал Надеин. — Сегодня же получите. — Тогда и подумаем, што нам с ним делать, а равно и ш теми генералами, которые отдают такие прикажания! — весь трясся от негодования Надеин. — Вредно так волноваться в ваши почтенные годы, — с издевкой проговорил Фок, поднимаясь со стула. Через минуту он уже трусил мелкой рысцой, направляясь в тыл. Степанов бегло ознакомил Звонарева с положением на форту и попросил его вечеров прийти с докладом в штаб. — Вообще я считаю ваше постоянное пребывание на фортах ненужным. Вы — инструктор, а не офицер гарнизона, поэтому вы должны ночевать при штабе. Пока желаю счастливого пути, — пожал ему руку капитан. Воспользовавшись некоторым затишьем, Звонарев и Сойманов напрямик пошли к форту. Военная дорога здесь шла узкой лощиной почти до самого форта, который возвышался на крутой каменистой сопке. Комендант форта штабс‑ капитан Булганов, подвижной, веселый человек лет тридцати, приветливо встретил гостей и провел их в конец казармы, где за занавеской он расположился с двумя младшими офицерами и ветеринарным врачом Авроровым. Доктор заведовал на форту перевязочным пунктом. — Правда, воздух у нас не лучше, чем в остальной казарме, и далеко не спокойно, зато нижние чины всегда у меня на глазах, а мы — у них. Это обеспечивает непосредственную и постоянную связь с ними, что очень важно в военное время, — пояснил он Сойманову и Звонареву. — Прошу закусить чем бог послал, — не то конинкой, не то ослятинкой. Отдельной кухни от солдат у нас нет, питаемся из общего котла. — И жестоко страдаем желудками, — докончил Авроров. — Вода, правда, у нас привозится из города в бочках и часто бывает несвежая, от этого болеем и мы и солдаты, но улучшить водоснабжение все же не удается, — продолжал капитан. Узнав о цели визита своих гостей, он предложил вместе пойти осмотреть форт. — Пока он еще не окончательно разбит одиннадцатидюймовыми бомбами. Вчера, сволочи, десять снарядов влепили, засыпали наполовину левый ров, отбили угол капонира, разрушили горжевой бруствер. Мы всю ночь провозились потом с починкой.
Следуя за Булгановым вдоль казармы, Звонарев обратил внимание на то, что при проходе офицеров солдаты продолжали спокойно сидеть и заниматься своими делами. Некоторые из них подходили к командиру с различными вопросами. Капитан держался с ними просто, шутил, хлопал по плечу и шел дальше. Заметили это и прибывшие с Звонаревым солдаты. — Комендант‑ то здесь не очень форсистый, вроде нашего поручика, не то что на втором форту, — говорили они. Из казармы, по короткой потерне, они вышли во внутренний дворик форта и оказались перед четырехорудийной батареей шестидюймовых пушек, примыкавшей к правому брустверу. Одно из орудий было подбито и лежало на боку. Артиллеристов не было видно. — С час тому назад попали, — указал Булганов на лежавшую на земле пушку. — И все потому, что она стоит открыто, — вставил Сойманов. — На Скалистом кряже, где мы, моряки, строим новые батареи, все орудия устанавливаются на обратных скатах. — Наконец‑ то за ум взялось ваше начальство, — отозвался Звонарев. Из бокового блиндажа батареи появился молодой поручик Соломонов, которого Звонарев раньше встречал на цзинджоуских позициях. Раненный в ногу на батарее литеры Б во время августовских боев, он и сейчас еще ходил с палочкой. — Привет артурскому Архимеду, — поздоровался он с прапорщиком. — Ваше появление у нас сразу же подняло мой слабеющий дух. Не желаете ли заглянуть ко мне в келью? — Мы, Александр Александрович, сейчас заняты и зайдем к вам на обратном пути, — ответил за Звонарева капитан. — Лихой артиллерист, но любит заложить за галстук, — заметил он, когда они отошли от батареи. Внутренний дворик вдоль и поперек был загроможден траверсами из мешков для предохранения от пуль и осколков. — Нас обстреливают с трех сторон. Брустверы недостаточно высоки, поэтому и приходится так загромождать внутренность форта, — пояснил Булганов. Офицеры подошли к входу в бетонную потерну, ведущую в капонир, расположенный в переднем рву. Потерна проходила через передний бруствер и спускалась под дном рва. У входа в нее стояли противоштурмовые пушки и пулеметы, приготовленные к быстрому выдвижению на валы форта при атаке. Обслуживались они матросами с» Пересвета «, которые помещались в небольшом каземате рядом. Миновав слабо освещенную потерну, офицеры попали в капонир.
В отличие от второго форта, он был приспособлен для ружейно‑ пулеметной обороны и поэтому имел только узкие стрелковые бойницы. Они пропускали настолько мало света, что внутри капонира царил полумрак. Присмотревшись, Звонарев увидел нескольких матросов и стрелков. Некоторые стояли, приложив ухо к задней стенке капонира. — Слышно что‑ нибудь? — справился Булганов. — Так точно. Постучит, постучит и перестанет, — ответил один из них. — Какой здесь грунт? — поинтересовался прапорщик, прижав ухо к стене. — Сплошь скала, и притом такая твердая, что лом — и тот часто не берет, не говоря уже о кирках и лопатах. — До японцев, по‑ моему, не меньше двадцати пяти — тридцати саженей, если судить по силе доносящихся ЗВУКОВ. — Они свою траншею ведут как раз на таком расстоянии. — Раз так, то трудно определенно сказать, роют ли они траншею или ведут минную галерею, — решил Звонарев. — Все же следует незамедлительно приступить к противоминным работам. Крепления стен и крыши у вас, конечно, не потребуется. Я сейчас могу наметить и места для минных галерей, — предложил он. Капитан вытащил план форта, на котором были нанесены линии японских траншей. При взгляде на карту стало очевидным их стремление возможно скорее продвинуться именно к капониру. В ближайшем будущем должна была начаться подземная борьба в непосредственной близости к форту. — Не следовало допускать занятия японцами передних окопов, — заметил Звонарев, — теперь они оттуда легко могут опередить нас в продвижении под землей. Минная же галерея в непосредственной близости от капонира потеряет свой смысл. — Это почему? — Ведя подземные работы, мы стремимся подойти под противника и взорвать его. Вблизи же от стен капонира такой взрыв будет опасен прежде всего для нас, так как может разрушить капонир, — пояснил Звонарев. — Быть может, уже и поздно начинать работы? — О нет, время еще не упущено, но мешкать, конечно, не следует. — Сейчас же пришлю сюда стрелков для работ. Саперов у меня нет. — Со мной пришли два артиллериста, которые уже знакомы с ведением минных галерей. Они и будут руководить стрелками. — Я могу прислать матросов. Среди них имеются шахтеры, — предложил Сойманов. — Вот и отлично. Общее руководство возьмет на себя прапорщик Звонарев, в помощь вам я прикомандирую своего» фендрика «, а сам перееду из казарм в помещение при входе в потерну. Оттуда мне будет близко до любого места форта.
— Но зато не очень удобно и весьма беспокойно, — заметил прапорщик. — На войне с этим считаться не приходится. Очень признателен вам, господа, за все указания, — пожал руки гостям Булганов. — Заходил сюда вчера саперный поручик Мокриевич, — мямлил, мямлил, так ни с чем и ушел. Подозвав солдат и матросов с» Баяна «, Звонарев подробно разъяснил им, как приступить к работам, что надо делать и чего следует опасаться. Булганов тоже слушал и старательно делал заметки. — Если вас и не окажется на форту, я сам все растолкую солдатам, — улыбнулся он. — Пока на фронте тихо, давайте‑ ка полюбуемся на панораму, открывающуюся с нашего богом спасаемого форта. — Надо думать, что помимо господа бога и гарнизон принимает в этом некоторое участие, — вставил Сойманов. Все направились к выходу из капонира, сталкиваясь в полутемных узких переходах. Едва успели они выйти на дворик, как раздалось хорошо знакомое шипенье одиннадцатидюймовых бомб. — Наша! — крикнул Булганов и, схватив за руки Звонарева и Сойманова, бросился обратно в потерну. Едва они скрылись в ней, как на дворе взвились два огромных столба дыма, сопровождаемые страшным грохотом. Тысячи осколков и камней с визгом разлетелись во все стороны. Сойманов упал на землю, а капитан налетел на пулемет и сильно расшиб колено. Матросы и артиллеристы, не успевшие еще выбраться из потерны, побежали назад в капонир. Когда наконец офицеры пришли в себя и вновь выглянули наружу, они увидели, что левый боковой бруствер снесен почти наполовину, а сложенные из мешков траверсы разметаны по всему внутреннему дворику форта. Свист новых снарядов заставил всех вернуться в потерну и переждать здесь обстрел. Снаряды с ревом взрывались, уничтожая все вокруг и до основания сотрясая весь форт. — Пронеси, господи, и помилуй, — набожно крестились солдаты при каждом новом взрыве. — Это, пожалуй, будет почище морского боя. Там дистанция до цели все время меняется, и поэтому попасть гораздо труднее, а тут и батарея и цель неподвижны, — можно все снаряды класть чуть ли не в одну точку, — заметил Сойманов. — По‑ видимому, к третьему форту пристрелялись сразу несколько батарей и теперь решили его смести с лица земли, — проговорил Звонарев. Он с опаской поглядывал вверх на свод потерны, откуда сыпалась бетонная пыль. — Ты боишься, что потерна завалится? — спросил его Сойманов. — Я думаю, она рассчитана с большим запасом прочности. — На обстрел шестидюймовыми снарядами, а не одиннадцатидюймовыми, — пояснил прапорщик. — Эти могут свободно пронизать любое перекрытие на форту. — Я этого и не подозревал. Значит, мы фактически совершенно беззащитны! — испуганно вскочил Булганов. — О чем же вы, инженеры, думали, когда строили форты? За это всех вас надо отправить в Сибирь на каторгу или просто расстрелять! — От этого форты прочнее не станут, — философски заметил Сойманов. — Надо немедленно же принять меры к усилению бетонных перекрытий!.. Яркий сноп огня у входа в потерну заставил всех броситься на землю. Раздался страшный грохот, посыпались целые глыбы бетона. Булганов пронзительно вскрикнул и сразу умолк. Несколько небольших бетонных осколков ударили Звонарева по голове, но папаха предохранила его от ранения. Рядом с ним Сойманов отряхивался, вставая на ноги. В группе матросов и солдат кто‑ то громко стонал. — Капитан‑ то наш убит или только обмер от страха? — чуть иронически справился лейтенант, наклоняясь к Булганову. — Кажись, жив, только малость животом приболел, — потянул он воздух носом. — У меня началась тифозная дизентерия, — охая, поднимался комендант форта. Звонарев обернулся к солдатам. В темноте можно было разобрать лежавшую на земле фигуру. Чиркнув спичкой, прапорщик нагнулся к раненому и в ужасе отпрянул. Большой осколок снаряда врезался в лицо матросу, превратив его в кашу. — Аминь! — сказал Сойманов, снимая фуражку. — Аминь! — как эхо отозвались солдаты и матросы. Капитан приказал послать за носилками, и тут только все увидели, что вход в потерну был завален обломками бетона с землей. — Попали в ловушку, черт возьми! — проговорил Сойманов. Звонарев подошел к засыпанному месту. Проход был завален до самого верха. Ни лопат, ни кирок под руками не оказалось. Надо было вручную разгребать землю и разбирать камни. — Аида, ребята, разбирать завал, — обернулся Звонарев к солдатам и, показывая пример, начал вытаскивать камни. С десяток рук сразу же потянулось за ним. Работа двигалась медленно. Несколько новых взрывов поблизости увеличили обрушение свода. Прошло добрых полтора часа, пока наконец показался дневной свет. Капитан успел вылезти наружу, когда со стороны тыловой казармы показался десяток‑ другой стрелков с кирками и лопатами, предводительствуемых доктором Авроровым. — Где же офицеры? Почему они не сразу пришли к нам на помощь? — накинулся на врача Булганов. — В горжу тоже были попадания снарядов. Ранены подпоручики Жилин и Турсхий. Убито десять солдат, а ранено свыше тридцати. Я едва успел перевязать, — сообщал Авроров. — Это возмутительное безобразие! Вы начали оказывать помощь солдатам и забыли о коменданте! Что делал артиллерийский поручик Соломонов? — Пьян, пришлось ему дать нашатырного спирта, чтобы он хоть немного пришел в себя. — Под суд! Расстреляю! — бешено орал капитан, наседая на врача. — Наша! — вдруг крикнул Сойманов и кинулся бежать к казарме. Забыв обо всем, капитан бросился за ним. Звонарев прислушался, но знакомого свиста снаряда не было слышно, и он не торопясь пошел по дворику. — Лейтенанту с перепугу все время мерещатся выстрелы из мортир, — усмехнулся один из артиллеристов. — И выходит, что ты совсем дурак, — вступился за своего офицера матрос с» Баяна «. — Лейтенант нарочно крикнули, чтобы капитан поскорее убрался отсюда. Веселое и хитрое выражение лица Сойманова, поджидавшего Звонарева у казармы, подтвердило правоту этих слов. — Здорово я разыграл этого капитаншу! Мигом смылся и прямо в уборную! — хохотал Сойманов. — Вы, что ли, господин доктор, будете руководить работами по восстановлению потерны? — спросил у Авророва прапорщик. — Стрелки и без меня это сделают. Я иду к раненым. Среди них есть тяжелые. Трудно одному здесь работать, так как никто не решается поселиться вместе со мной. Уйти же зазорно, — сам сюда напросился. — Хотите, пришлю к вам сестрицу? — неожиданно для самого себя предложил Звонарев, вспомнив о Варе. — Дайте мне лучше двух толковых санитаров. За это я вам скажу большое спасибо, а от сестричек‑ благодарю, отказываюсь! — замахал руками Авроров. Звонарев почувствовал облегчение. Теперь он был гарантирован, что Варя сюда не попадет. Сегодняшний обстрел показал ему, как опасно пребывание на этом выдвинутом вперед форту. Воспользовавшись наступившим затишьем, он поднялся на барбет и выглянул за бруствер. По берегу реки Лунхе вилось разрушенное местами полотно железной дороги. Насыпь ее служила прикрытием для японских ходов сообщения. Левее, на соседней горушке, чернели валы укрепления. Между ним и фортом лежала глубокая лощина, преграждаемая расположенной несколько сзади, за Китайской стенной, Курганной батареей. Справа торчали развалины капонира. Еще дальше можно было разглядеть и форт номер два. Последний был гораздо лучше применен к местности, чем третий форт. » Молодчина Кондратенко, — подумал Звонарев, — талантливо использовал рельеф для целей обороны «. Прямо в тылу возвышался, доминируя над всеми фортами и укреплениями района, скалистый утес — обычный наблюдательный пункт Кондратенко, почти беспрерывно обстреливаемый японцами. В непосредственной близости от рвов, на самом гласисе форта, темнели два ряда японских окопов. Звонарев не замедлил привлечь внимание японцев, по нему сделали несколько выстрелов. Прапорщик сошел вниз и направился в казарму. В горжевом рву, как муравьи в развороченном муравейнике, толпились солдаты, исправляя причиненные бомбардировкой разрушения. Булганов, весело покрикивая, бегал между ними. Он уже успел успокоиться, но ласковое, дружеское обращение с солдатами на этот раз показалось Звонареву неискренним. — Шевелись, дружочки! Надуем японца, чтобы к утру все опять было в прежнем виде. Он разбивает, а мы восстанавливаем. Ему это скоро надоест, и он уйдет от Артура, — говорил Булганов. Верили солдаты ему или нет, прапорщик понять не мог, но работали они дружно. Комендант попросил Звонарева и Сойманова остаться до прибытия на форт офицеров взамен выбывших из строя. Было далеко за полночь, когда Звонарев вернулся в штаб. Кроме дежурных телефонистов, все спали. Наскоро поужинав холодной кониной и горячим чаем из термоса, Звонарев, не раздеваясь, улегся на свою раскладушку. — Прошу вас, ваше превосходительство, сегодня же сдать все дела генералу Горбатовскому, — сердито приказал Стессель. — Шлушаюшь, — дрожащим от волнения голосом ответил Надеин, стоявший около генерал‑ адъютантской лошади. — Вам, Митрофан Александрович, надо хорошенько отдохнуть. Посмотрите, на что вы стали похожи — похудели, осунулись, мешки под глазами. Как вы не крепитесь и ни храбритесь, а годы берут свое, — уже гораздо мягче проговорил Стессель. — Отдыхать будем, ваше превошходительштво, в могиле. Ежели я уже не пригоден жа штароштью для командования вшем фронтом, то ражрешите мне принять хотя бы роту в первой линии, ш ней я авошь еще шправлюшь, — просил Надеин, глядя слезящимися глазами на монументально восседавшего на коне Стесселя. — Что вы, у меня этого и в мыслях не было, Митрофан Александрович! Поживите в городе неделю‑ другую, отоспитесь, сходите в баньку, — старался успокой гь старика генерал‑ адъютант. — Как милошти, прошу у вашего превошходительштва оштатьша на фронте вмеште ш шолдатами на любой должиошти — хоть шанитаром или кашеваром. — Какой же вы упрямец, Митрофан Александрович. Жена, узнав, что вы будете в Артуре, велела мне передать вам приглашение на обед на завтра. — Премного благодарен матушке Вере Алекшеевне жа штоль милоштивое внимание ко мне. Прошу передать ей мою глубокую прижнательношть. — Сейчас сюда прибудет генерал Горбатовскии, а вы отправитесь в мое распоряжение, — теряя терпение, повторил приказание Стессель. — Мои адъютанты все разосланы по фортам. Просьба откомандировать в мое распоряжение на сегодня одного из чинов вашего штаба. — Шлушаюшь! — ответил Надеин. — Федор Вашильевич, кого бы мы отдали беж ущерба для дела? — обратился он к Степанову. — Прапорщика Звонарева. Собирайтесь поживей, молодой человек, и отправляйтесь сопровождать генераладъютанта. Возьмите мою лошадь, а то она сильно застоялась. Через десять минут прапорщик уже ехал в свите генерал‑ адъютанта, неторопливо следовавшего по улицам Старого города. Густой туман мешал японцам, и они ограничивались обстрелом наудачу города и порта. — Мерзейшая погода, — ежился Стессель. — Хорошо только, что япошата молчат и наши артурцы смогут немного отдохнуть от обстрела Свернув влево, они выехали на Пушкинскую улицу. Почти все дома в Старом городе были разрушены. Только почтовая контора еще уцелела. На Пушкинской улице виднелись развалины нескольких домов — магазина и склада Чурина, городской читальни, типографии газеты» Новый край»и других. Возле разрушенного здания типографии уныло бродил редактор‑ издатель газеты полковник Артемьев. Вместе со своими сотрудниками он под обломками разыскивал уцелевшие части печатных машин. Подозвав его к себе кивком головы, Стессель выразил ему свое соболезнование в постигшей беде, но тут же не преминул прибавить: — Я думаю, что оборона Артура от этого не пострадает. Газета, да еще в условиях осажденной крепости, излишняя роскошь. Пусть читают мои приказы, в них написано все, что нужно и можно знать гарнизону и жителям города. — Я все же собираюсь возобновить газету, но уже в Новом городе. Сейчас подыскиваю подходящее здание. — Только без какого бы то ни было участия в ней этого мерзавца и японского шпиона Ножина, — сразу загорячился генерал, вспомнив сообщения «иностранных» корреспондентов. — Воля вашего превосходительства будет строго выполнена, — поспешил заверить полковник. Миновав Старый город, разрушенную железнодорожную станцию с разбитыми и исковерканными вагонами на путях, генерал‑ адъютант решил побывать на Зубчатой и Саперной батареях, благо сегодня там было совершенно тихо и безопасно. Вениаминов встретил генерала далеко впереди позиции и почтительно шел у генеральского стремени, на ходу докладывая о положении дел. За убылью артиллерийских офицеров он командовал обеими батареями и переселился в прекрасно оборудованный блиндаж Страшникова на Зубчатой. Спешившись, Стессель зычным голосом поздоровался с солдатами, затем даже рискнул забраться на бруствер и, став во весь рост, внимательно разглядывал в бинокль сквозь туман японские позиции. Поблагодарив за службу Вениаминова и солдат, генерал направился уже обратно. В это время где‑ то далеко чуть слышно прогремел выстрел и затем послышался свист приближавшегося снаряда. — Сюда, кажется, — беспокойно проговорил генераладъютант, ускоряя шаги. Впереди и несколько сбоку вырос фонтан дыма, раздался грохот, запели осколки. Забыв обо всем, Стессель ринулся к спасительным блиндажам, придерживая рукой шашку, и в этот момент небольшой осколок ударил его в правый висок. Генерал охнул и со всего размаху повалился на землю. Его фуражка отлетела далеко в сторону. Свита бросилась его поднимать. Несколько капель крови алели на седеющих волосах генерала. — Генерал‑ адъютант убит или смертельно ранен! — не своим голосом закричал Вениаминов, падая на колени рядом с лежащим на земле Стесселем. — Скорей носилки, позвать врачей! — командовал он, прикладывая свой носовой платок к голове раненого. Сопровождавшие генерала казаки и солдаты бросились исполнять эти приказания. Звонарев опустился на землю рядом с Вениаминовым и помогал ему привести в чувство Стесселя. Генерал был бледен и едва заметно дышал, но кровавое пятно на платке почти — не увеличивалось. — Где я, что со мной? — чуть слышно спросил наконец генерал и попытался приподняться. — Ради бога, ваше превосходительство, лежите спокойно и не двигайтесь, иначе у вас выпадут мозги из головы, — трагически проговорил Вениаминов. «Если только они у него есть», — не смог не улыбнуться про себя Звонарев. Слова капитана и особенно гон, каким они были произнесены, вновь повергли Стесселя в беспамятство. — Пойдите за носилками сами, Сергей Владимирович, — все сильнее нервничал Вениаминов. Но к месту происшествия уже со всех сторон бежали санитары с носилками в руках. Раненого генерал‑ адъютанта бережно перенесли в ближайший солдатский блиндаж, и здесь ротный фельдшер сделал первую перевязку. Стессель уже вполне оправился и теперь только морщился от боли. Вениаминов разослал целую роту стрелков и артиллеристов на поиски врача. Как на грех, воспользовавшись затишьем на фронте, все доктора уехали в тыл за медикаментами и перевязочным материалом. Наконец нашли молодого врача Красного Креста Миротворцева. Он осмотрел рану и поспешил успокоить генерала: — Сущие пустяки, царапина, а не рана. Через неделю все заживет. Все еще бледное лицо Стесселя сразу побагровело. — Очевидно, вы, доктор, не хирург по специальности. У меня страшно болит вся правая половина головы и пульсирует в мозгу. Вероятно, треснули черепные кости и начинается кровоизлияние в мозг, — сердито проговорил он. — Да этого быть не может, ваше превосходительство, — простодушно уверял врач. — Случись это, ваше состояние было бы гораздо тяжелее. С такими ранами мы возвращаем стрелков в строй. Последняя фраза окончательно вывела генерала из себя. — Вы, очевидно, забываете, что я генерал, а не солдат, если позволяете себе разговаривать подобным тоном. Доложите обо всем егермейстеру Балашову. Хотя вы и не военный врач, но чинопочитание обязательно и для вас. — И генерал, не прощаясь, вышел из блиндажа. — Быть может, прикажете подать экипаж? — почтительно справился Вениаминов. — Как‑ нибудь доберусь и верхом, — ответил Стессель. С помощью двух ординарцев он водрузился на свою смирнейшую кобылу и шагом тронулся по дороге Раздавшиеся сзади разрывы шрапнелей сразу же придали бодрости его превосходительству, который не замедлил перевести свою лошадь на рысь, а затем в галоп. Постепенно прибавляя аллюр, вся кавалькада вскоре уже карьером неслась по узким улицам. Встречные повозки и экипажи при виде бешено мчавшегося генерал‑ адъютанта с перевязанной головой спешно сворачивали в сторону, люди мгновенно цепенели, отдавая честь или снимая фуражки перед грозным начальством. Проскакав добрых пять верст, Стессель около своего дома перешел в шаг. Как ни быстро мчался генерал, но все же телефонограмма о его тяжелом ранении уже дошла до штаба. Немедленно же Рейс кинулся с нею к Вере Алексеевне. В доме поднялась невообразимая суматоха. Забыв обо всем, генеральша в одном капоте, с непокрытой головой выбежала навстречу своему супругу и тут же на улице, заключив его в свои объятия, истерически разрыдалась. Девочки‑ воспитанницы бросились на колени перед своим благодетелем и наперебой целовали ему руки. Рейс, Водяга, Гаптимуров и еще с полдюжины штабных офицеров кинулись поддерживать под руки свое начальство. Успокаивая взволнованную жену, генерал‑ адъютант милостиво раскланивался по сторонам и благодарил окружающих за проявленное сочувствие. Звонарева все наперебой расспрашивали, что и как произошло на злосчастной Зубчатой батарее. Он десять раз повторил несложный рассказ о происшедшем. Едва Стессель вошел в свой кабинет, как появился Никитин, за ним — Фок, Церпицкий, Белый. За генералами пришли полковники и все желающие так или иначе выразить свое сочувствие генералу. Целый сонм врачей во главе с егермейстером Балашовым и артурским Пироговым — главным хирургом крепости доктором Гюббенетом, еще раз осмотрели и вновь забинтовали генеральскую голову. Более опытный в житейских делах, чем простак Миротворцев, Гюббенет много и долго распространялся о необходимости соблюдать полный покой, не волноваться и вообще обратить самое серьезное внимание на здоровье генерала. При этом условии он обещал полное и скорое исцеление. — Скажите правду, Борис Викторович, — умоляла его Вера Алексеевна, — рана не смертельна? — Все в руках божьих. Но будем надеяться, что это так, — дипломатично отвечал главный хирург. — Я вас запишу в свой поминальный синодик о здравии, Борис Викторович, и попрошу протоиерея Глаголева вынимать частицу из просфоры за ваше долголетие. Гюббенет поблагодарил и почтительно приложился к ручке генеральши. Стессель счел нужным также особо отметить проявленную при его ранении распорядительность Звонарева. — Да, да, конечно, Анатоль. Поведение мосье Звонарева заслуживает награды, — вторила ему супруга. — Все это найдет отражение в приказе. Прапорщик, вы имеете уже клюкву? — спросил генерал‑ адъютант. — Никак нет, клюквенного морса у меня не имеется. Дружный хохот окружающих был ответом на эти слова Звонарева. — О господи, какой вы все еще штатский человек! — вздохнула Вера Алексеевна. — Я женщина, и то знаю, что «клюквой» называется красный анненский темляк на шашке — первая боевая офицерская награда. — Орден Святой Анны четвертой степени с надписью «За храбрость», — пояснил Стессель. — Никак нет, не имею! — В таком случае властью, данной мне главнокомандующим, я поздравляю вас кавалером этого ордена, — объявил генерал, протягивая руку прапорщику. — Мне кажется, я ее совсем не заслужил, — смущенно забормотал Звонарев. — Не скромничайте, молодой человек, вы давно заслужили, и только не представлялось подходящего повода для награды. Давайте вашу шашку, я сама прикреплю к ней новый темляк, — запела Вера Алексеевна. Начались общие поздравления. Были уже сумерки, когда наконец прапорщик после обильного обеда был отпущен домой. Около Пушкинской школы его окликнула Варя. — Он сегодня умер, — печально сообщила она. — Кто? — Сахаров, конечно. Все шло так хорошо, и вдруг ни с того ни с сего крупозное воспаление легких — и через два дня конец. — Откуда вы это узнали? — Я дежурила около него последние сутки. Сделали все, что только было можно. Главный врач больницы Петр Андреевич Розанов не отходил от него ни на минуту, и все же спасти Василия Васильевича не удалось, — голос девушки дрожал от еле сдерживаемых слез. Звонарев сочувственно вздохнул. — Пожелаем ему царствия небесного. — Он все время бредил, говорил что‑ то о Фоке и бранил Гантимурова, вспоминал Веру Алексеевну… — Вы знаете, сегодня на Зубчатой батарее ранен Стессель, — в свою очередь, поделился новостью Звонарев. — И серьезно? — довольно безучастно спросила девушка. — Пустяки, оцарапало ему голову камнем или осколком при взрыве снаряда. Он‑ то старается всех убедить, что рана весьма опасна, а окружающие делают вид, что верят этому. Настоящая комедия! Меня за «безумную» храбрость, проявленную при оказании первой помощи генералу, наградили «клюквой», — похвастался прапорщик и подробно рассказал обо всем происшедшем. — Если все это правда, то за что же вас наградили? А затем — неприлично разговаривать с дамой, сидя на лошади, потрудитесь сейчас же слезть на землю! — обрела свой обычный тон Варя. Звонарев повиновался. — Пойдемте к учительницам в школу. Вы им расскажете о своих чудесных приключениях. В школе, где они застали Стаха и Борейко, в сотый раз Звонарев рассказал обо всем самым подробным образом, вплоть до своего неожиданного награждения. Последнее вызвало общий смех. — Вы были на Электрическом Утесе, под Цзинджоу, на батарее литеры Б, при штурме Высокой, наконец, на фортах — и не удостоились даже благодарности, а тут сразу получили орден! — удивлялась Мария Петровна. — Покажи‑ ка свою саблю, Сережа, — попросил Борейко. Взяв шашку в руки, он с комическим видом понюхал красный темляк и, сорвав его с эфеса, бросил в горящую печь. — Чтобы стесселевским духом от тебя не пахло, — пояснил он, возвращая шашку. — Есть награды, которыми можно и должно гордиться, а есть и такие, которые унижают, которых нельзя не стыдиться, — добавил он. Звонок прервал этот разговор. — Варя, тебя спрашивает какой‑ то служащий Тифонтая, — сообщила Оля, открывавшая дверь. — Проси его сюда, — распорядилась Мария Петровна. Через минуту в столовую вошел господин Шубин и раскланялся со всеми присутствующими. — Я хотел бы переговорить с мадемуазель Белой без свидетелей, — проговорил он. Удивленная девушка вышла с ним в соседнюю комнату. — Наш общий друг и мой начальник Василий Васильевич Сахаров отошел в мир теней, — начал Шубин. — Незадолго перед своей смерч господин Сахаров через вас же передал мне записку, которую вы так хотели прочитать. Теперь я могу удовлетворить ваше любопытство. Василий Васильевич сделал завещание в вашу пользу. Он оставил вам всю обстановку своей квартиры. Он приказал мне передать вам, что это его свадебный подарок. Вам надо подать заявление в местный суд о вводе во владение. Я его уже заготовил, подпишитесь внизу, и я завтра с утра начну хлопотать об этом, — протянул бумагу Шубин. — Но я не собираюсь выходить замуж, а поэтому, господин Шубин, не считаю возможным и вступать во владение завещанным имуществом, — отказалась Варя. — Этим вы оскорбите тень нашего друга. Быть может, вы примете хоть небольшой слиток червонного золота на обручальные кольца? Когда в них встретится надобность, вы его используете. Варя решительно отказалась. Вернувшись в столовую, она рассказала о завещании Сахарова и о своем отказе от наследства. Друзья начали прощаться. Пройдя полдороги вместе с Борейко, прапорщик свернул к штабу. Он подробно рассказал Степанову о дневных приключениях, умолчав, однако, о своем награждении. Капитан выслушал его с видимым интересом, а затем повел к новому командующему фронтом, генералу Горбатовскому. Очень высокого роста, широкоплечий, с пушистыми седыми бакенбардами, с отрывистой лающей речью, он показался прапорщику типичным армейским бурбоном. Генерал принял прапорщика просто и смеялся, слушая его рассказ. Вернувшись от Стесселя, Фок уселся в мягкое кресло и принялся читать недавно полученную в Артуре немецкую газету «Остазиатнше Цейтунг». Не успел он погрузиться в дебри высокой политики, как к нему вихрем влетел радостный Гантимуров. — Приказание вашего превосходительства выполнено. Сахаров умер. — Когда и при каких обстоятельствах? — Сегодня, от воспаления легких, которое я ему устроил. Надеюсь, вы теперь не откажетесь вернуть мне хотя бы часть моих векселей? — У меня к этому нет никаких оснований, — невозмутимо ответил генерал. — Зато у меня есть все основания считать вас непорядочным человеком, — вспых
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|