Экономический абсурд

Бесполезно напоминать, что экономическая жизнь в нашем мире полностью организована в соответствии с техническими средствами. А глобальная ситуация кажется мне следующей: мы еще не вышли из экономической модели, выстроенной в соответствии и во времена индустриальной системы, т. е. во времена, когда техника была прежде всего двигателем индустрии. Имеется постоянная схема: инвестиции — массово-потребленческое производство массовых доходов (или прибыли, в зависимости от оптации), которые снова идут на инвестиции. Можно взять цикл или различные точки отсчета: если большую часть прибыли изымают на то, чтобы инвестировать, то мы имеем дело с либеральным типом системы, а при строгом подходе — с кейнсианством; если, напротив, начинают рассуждения о потреблении, то говорят, что нужно распределить среди населения монетар­ную массу, которая позволит больше покупать. Этот призыв к потреблению побудит промышленников производить больше и таким образом будет осуществляться инвестирование. Тогда мы имеем дело с «социалистическим» типом рассуждения: сперва распределить, повысив зарплату, дав значительные пособия безработным, и тем самым инициировать значительные средства, доходы на инвестирование...

Таково резюме двух подходов, сведенных к схеме. Я приношу извинения за упоминание этих банальностей, но именно сводя вещи к их самому простому уровню, самому элементарному, мы вдруг обнаруживаем абсурдность... Это наталкивается сегодня на новое развитие технических средств, которое приводит к определенному потрясению в таком мирном рассуждении. Имеется масштаб «производительности» (т. е. производить больше с меньшими издержками). А это может быть на двух различных уровнях. Состязательность предприятия по отношению к другим, к конкурентам, соревновательность в государственном масштабе по отношению к другим индустриальным государствам на так называемом международном рынке. В соответствии с либеральной логикой лучший выигрывает; следовательно, нужно позволить предприятию, которое является наиболее эффективным, устранять других. Но эта эффективность может распространяться по двум направлениям: либо совершенствуется оборудование и производится больше продукции за меньшую цену, либо производится больше новых товаров, либо тех же, но улучшенного качества, либо совершенно неизвестных до сих пор. В социалистической системе нет конкуренции, следовательно, имеется меньше трудностей на внутреннем рынке, нет случаев краха (но можно сказать, имеется меньше нововведений и «прогресса»). Однако социалистические государства сегодня неизбежно соревнуются на мировом рынке с капиталистическими, они не могут более жить в «автаркии», они вынуждены предлагать свою продукцию, чтобы уравновесить неизбежную внешнюю торговлю.

Все это известно и признается нормальным. Но вот почти все, что я только что описал, неверно из-за простого факта технических изме­нений, которые осуществлены за последние двадцать лет. Возьмем сначала простые примеры: автоматизация и информатизация подвели к возможностям производительности, невообразимой ранее, так что абсолютно не может быть надежды на поглощение небольшого числа безработных, ставших таковыми благодаря внедрению новых машин, новыми видами деятельности. Сегодня почти во всех промышленных секторах производительность труда дошла почти до «абсолюта»! Это означает что с экономической точки зрения производителем ценностей является уже не человеческий труд, а автоматизированная, информатизированная машина. Другими словами, человеческий труд становится все более бесполезным и можно предполагать на следующие двадцать ближайших лет, что мы приходим к абсолютной безработице.

Экономическая логика остается той же: предприятия должны быть более эффективны, а проблему безработицы надеются еще решить посредством «экономического обновления» и создания новых предприятий, но это должны быть предприятия, использующие минимум персонала, чтобы быть состязательными. И социалистические страны либо останутся вне процесса (что становится невозможным), либо последуют той же логике. Тем более что распределять дополнительные доходы для экономического обновления означает полное отсутствие решения. Однако имеется очень заманчивый на вид пункт: производство новых еще неизвестных благ (микроволновые печи, печи с говорящим компьютером, магнетоскопы, семейные компьютеры, плоскоэкранные телевизоры, беспленочная фотография, автомобили с автоматическим вождением и т. д. ). Но если говорить серьезно, т. е. рассматривать природу этих удивительных изобретений, требующих сотни исследователей и миллиардные инвестиции, то очень быстро обнаружим, что речь идет только о благах, которые я вынужден в совокупности назвать гаджетом (забавной игрушкой). Иначе говоря, это благо, которое не отвечает ни одному из видов потребностей, даже крайним желаниям.

Я знаю, что такое резкое утверждение заставит реагировать любого сознательного техника, однако если я сравню, в соответствии с бесчисленными трудами, которые я читал, реальную пользу, например, компьютеров, связанных с вычислениями, обеспечением научных исследований, управлением, складированием, памятью и т. д., с сотнями объектов, которые предложены людям, то я вынужден обязательно сделать вывод, что это -г- доминирующий гаджет и не может быть ничего другого, потому что не хватило бы никакого рынка, если бы стали производить только аппараты, отвечающие эффективности и полезности. Увеличивается число объектов, которые позволяют за­бавляться, отдыхать, посредственно удивляться. Мы производим излишек, который прибавляется к благам, которые уже являются излишними. И именно в этой области исключительно наблюдается создание новых благ. Так что даже само определение политической эко­номии перевертывается. Но рассуждать продолжают так, будто ничего не случилось. Конечно, выбросив на рынок один из этих чудесных, современнейших, волшебных объектов, обеспечивают важное преимущество какому-то предприятию, но рынок очень быстро наполняется, интерес к эдакому маленькому чуду исчерпывается и нужно снова производить что-то новое.

Верно также, что производство всей гаммы информатики может обеспечить на международном рынке впечатляющее преимущество одной стране (Япония между 1970 и 1981 гг. ), но при этом возникает абсурдная ситуация: эта страна имеет преимущество до тех пор, пока она одна производит этот товар. Как только десяток индустриальных стран начали имитировать японский путь в надежде достигнуть тех же результатов, так сразу же встал элементарный вопрос: кому мы будем продавать эти продукты? Может верят, что французы завоюют японский или американский рынок? Итак, все индустриальные страны приступают к производству тех же самых благ, но уже нет надежды завоевать надолго и рентабельно рынок этими объектами. Значит, остается только третий мир. Но он не может интересоваться такого рода продукцией, да, впрочем, и не имеет средств для покупки.

Японский пример — ложный. И это проявляется, когда мы берем экономическую ситуацию в се глобальности — мировой экономике.

Мы обнаруживаем тогда огромное противоречие, которое толкает нас на соседство с бредом: с одной стороны, экономики «развитых» стран, которые функционируют так, как я об этом сказал, а с другой стороны, экономики стран третьего мира, которые все более проваливаются, страны, в которых самые необходимые потребности, непосредственные, жизненные, не удовлетворены. С одной стороны, экономики, которые могут функционировать лишь умножая ложные потребности и создавая гаджет, с другой — экономики, которые не могут удовлетворить голод и минимум благ цивилизации. И абсурд достигает своего пика, когда специалисты думают лишь об одной вещи по отношению к странам третьего мира: втянуть их на этот же путь, что и мы, ввести их в, индустриальный цикл и «помочь им стартовать с точки зрения экономики» — и это в то время, как мы конкретно видим результаты нашей системы.

Мы находимся перед лицом совершенно ошибочной экономической мысли (и увы, нужно это признать, экономической практики). Если наша система функционирует таким образом, то потому что полностью воплотила в себе примат технической инновации и закон, согласно которому именно техника позволяет двигать экономику вперед. В реальности, навязчивая идея технической инновации, которая, с одной стороны, приводит нашу систему к серии безумных логик, а с другой — делает нашу экономику несоизмеримой с экономиками стран треть­его мира... Идея, что благодаря компьютеру возможен подъем третьих стран, является значительной глупостью; Но подход, признающий техническое господство, ведет дальше: мы только что говорили о безмерном гаджете. Нужно также говорить о расхищении в чистом виде.

Речь идет не только о расхищении ежедневном и огромном, часто вскрываемом и скандальном (например, подаваемые в ресторанах слишком изобильные блюда... ), я хочу сказать о неизбежном расхищении, осуществляемом техникой (замена в короткие периоды аппаратов, автомобилей, мотоциклов, холодильников, телевизоров... находящихся в прекрасном состоянии, но заменяемых лишь потому, что это — не последняя модель). Это великий закон «прогресс не оста­новить», который действует как на индивидуальном, так и на национальном уровне, поскольку здесь происходит постоянное обнов­ление вооружений. Не прекращается производство оружия самого мощного и современного, хотя прекрасно известно, что самое позднее лет через шесть оно будет заменено.

Здесь мы присутствуем при технико-экономическом абсурде в чистом виде, поскольку речь идет о производстве благ, исключительно негативных. В самом деле, либо их используют и результат будет негативным из-за огромных разрушений разного рода, либо их не используют и они идут на переплавку, ничему так и не послужив. Но известен экономический аргумент: в течение этого времени работает

промышленность и обеспечивается занятость. В таком случае египетские фараоны, заставляя строить пирамиды, были великими экономистами.

Но имеется и другой порядок расхищения, определяемый техникой. Не говоря уж о разбазаривании сырьевых запасов, я думаю о расхищении воздуха, воды, пространства и времени. Самые главные элементы и параметры человеческой жизни, которые, по правде говоря, не имеют экономической ценности, но которые исчезают в безумном расхитительстве. Человек, поглощенный техникой, никогда не имеет времени, а продолжающийся демографический рост приведет через полвека к отсутствию места, пространства на земле. Эти вещи хорошо известны, неоспоримы, но настолько серьезны, что постоянно тщательно затуманиваются.

Мы подходим к третьему типу расхитительства, намного менее трагичному, но не менее значимому: определенное число спектаклей чисто технического порядка... Например, автогонки Формулы-1, когда известно, что каждая модель стоит почти миллиард франков и исполь­зуется один раз... Или гонки мира на яхтах... А единственное объяснение, которое дают этому, — это эксперимент по техническому совершенствованию модели. Что абсолютно абсурдно. Улучшать мотор и колеса для гоночных машин или еще для туристических машин, которые могут делать безопасно 200 километров в час по дороге, в то время как во всем мире сокращают скорость в связи с авариями. Чудесные усовершенствования гигантских тримаронов, которые служат лишь для усовершенствования технических средств на кораблях таких дорогих, что они могут служить лишь небольшому числу привилегированных. Техническое оправдание здесь абсурдно. Ничто не оправдывает таких огромных расходов на роскошь.

Другой аспект экономической абсурдности: огромное количество цифр, которыми жонглируют. Когда мы узнаем, что дефицит американского бюджета превысил на 1983 г. 200 миллиардов долларов (т. е. 6% ВНП США), то невольно возникает вопрос, есть ли смысл прогнозировать экономическую политику, имеющую подобный дефицит, когда известно об удивительном феномене задолженности стран третьего мира...: Латинская Америка имеет долг 300 миллиардов, а для всех «развивающихся» стран внешний долг только за пять лет повысился на 620 миллиардов долларов...

Необходимо осознать, что эти чрезмерные суммы и подобные экономические ситуации возникают исключительно ввиду скорости технического роста (а не из-за той или иной экономической организации). Страны третьего мира вынуждены платить каждый год 67% своего экспорта в качестве амортизации своих предыдущих долгов (нужно напомнить, что самая важная часть этих долгов относится к закупкам вооружений). Понятно, что ни одна из этих стран никогда не будет в состоянии возместить долги: что означает — либо кредиторы «погасят» долг, либо 50% этих стран третьего мира потерпят крах..:

Что это значит для прогнозирования мирового экономического рынка, функционирующего «нормально»? Когда констатируют, что страны третьего мира могли обогатиться за счет нефти в течение десяти лет, но не сделали этого, тогда делают выводы насчет того, что они не смогли ничего сделать со своим богатством. Это серьезно ставит под вопрос теорию «экономического старта». Понятно, что мы уже вышли из всякой экономической рациональности, из любой экономической логики. Я сказал бы, что имеется слишком много денег в обращении в мире, чтобы это могло служить чему-либо.

Констатируется и то, что все страны почти раздавлены тяжестью своих военных расходов (страны третьего мира как пользователи, стра­ны производители потому, что устремились в бесконечную гонку самой эффективной техники... ). В 1983 г. Соединенные Штаты израсходовали приблизительно 600 миллиардов долларов на вооружение, т. е. в пять раз больше, чем на промышленные инвестиции.

Я мог бы собрать факты такого порядка, показывающие, что неостановимое продвижение техники во всех отраслях приводит экономику к состоянию, при котором невозможен прогноз, рациональность, глобальная организация. Единственный шанс который видят экономисты, — это бежать все быстрее, адаптируя все быстрее все технические средства (какие бы ни были значение, использование, полезность), как только они появляются на свет, чтобы иметь уверенность обогнать в этой области соседа. Но в таких условиях нет ни одной экономики более или менее устроенной. И те, кто претендует на это, как в странах социализма с авторитарным планированием, являют собой очень интересный феномен: в самом деле существует планируемый, контролируемый, доминируемый экономический сектор, который решительно отсталый, деформированный, ретроградный, неэффективный, но имеется также сектор, где предоставляют свободу техническому развитию, где заняты поиском передовых технических средств: вооружение, ракеты, космонавтика, ядерная энергетика. А в этой области — тот же беспорядок, то же отсутствие связанности, предвидения, экономической рациональности. Любопытно констатировать, что повсюду излишество техники приводит к абсурдным ситуациям и ступору, из которого неизвестно как выбраться. Факты превосходят возможности человеческого сознания.

Перед этими реалиями я становлюсь на противоположную для политиков сторону, которые полагают, что именно «передовая технология», самая эффективная, приведет к универсальному росту (что касается меня, то я полагаю, что она приведет к универсальному хаосу) и что таким образом решится проблема безработицы. И если я не ошибаюсь, такова ориентация одной школы Соединенных Штатов которая считает, что выйти из «экономического тупика» можно лишь избрав целью передовую технологию. Мне кажется уже в этом есть диагностическая ошибка: мы вовсе не в «тупике» экономическом, во всеобщем беспорядке. Эти политики и экономисты на самом деле являются мечтателями, они «верят», что у них есть своеобразная религия блистательного будущего технических средств, но с подобной религией мы абсолютно покидаем разумную рефлексию и подтверждаем абсурд.