В) между интеграционными процессами в АТР и национальными приоритетами РФ. 2 глава

2. С января 1997 г. между НАТО и Россией состоялось несколько раундов консультаций и переговоров относительно совершенствования и развития механизмов политического диалога и согласования политики в условиях принципиального неприятия РФ всего того, что было связано с действиями по расширению НАТО на восток. Эти переговоры завершились подписанием в Париже 27 мая 1997 г. Основополагающего акта о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Организацией североатлантического договора и Российской Федерацией;

3. Одновременно с принятием решения о расширении НАТО в июле 1997 г. в Мадриде была подписана Хартия об особом партнерстве между Организацией североатлантического договора и Украиной, предусматривающая установление регулярного политического диалога в рамках Комиссии НАТО – Украина, развития между ними политического и военного сотрудничества;

4. 16 января 1998 г. в Вашингтоне была подписана Хартия партнерства между США и странами Балтии, в которой была зафиксирована поддержка Соединенными Штатами намерения Латвии, Литвы и Эстонии присоединиться в будущем к европейским и трансатлантическим организациям, в том числе к НАТО. Хартией предусматривалось также создание 4-сторонней комиссии по наблюдению за реализацией закрепленных в ней принципов;

5. На встрече министров иностранных дел стран, входящих в ССАС, 30 мая 1997 г. в Синтре (Португалия) вместо ССАС был учрежден Совет евро-атлантического партнерства (СЕАП) в составе государств, входящих в НАТО и участвующих в ПМР (всего 44 члена). Учреждение СЕАП было призвано усовершенствовать механизм многосторонних политических консультаций НАТО с государствами - партнерами, предоставляя последним несколько более широкие возможности для участия в подготовке и принятии решений относительно миротворческих операций и мероприятий, в осуществлении которых они принимали участие. СЕАП собирается на уровне министров иностранных дел дважды в год и ежемесячно – на уровне послов;

6. Весной 1997 г. министры обороны и иностранных дел стран – членов НАТО приняли решение о модификации программы ПРМ, получившей название “Расширенная программа партнерства ради мира”. Речь шла о расширении практики многосторонних и индивидуальных консультаций между НАТО и странами - партнерами; о большей ориентации индивидуальных программ партнерства на отработку возможностей оперативного взаимодействия вооруженных сил различных стран; о расширении возможностей участия государств - партнеров в процессе принятия решений НАТО в планировании мероприятий в рамках ПМР.

В США, Западной, Центральной и Восточной и Юго-Восточной Европе выдвигались несколько главных аргументов в пользу расширения НАТО на восток, но все они при детальном рассмотрении оказывались малоубедительными. Приводившиеся опасения по поводу того, что Россия сможет в короткий срок возродиться как экспансионистская военная держава и угрожать безопасности указанных регионов, были лишены каких-либо реальных оснований с самого начала, так как подобная перспектива еще на ранних стадиях могла быть обнаружена Западом, имеющим к тому же серьезнейшее военное превосходство над РФ. Рассуждая по этому поводу, Генри Киссинджер сформулировал скорее удивляющее своей легковесностью, чем убедительностью, мнение: “На всем протяжении своей драматической истории Россия маршировала под бой совсем иного барабана, чем остальной западный мир. У нее никогда не было независимой церкви; мимо нее прошли Реформация, Просвещение, эпоха великих географических открытий, современная рыночная экономика… Даже искренние реформаторы могут усматривать в традиционном русском национализме объединяющую силу для достижения своих целей. А национализм в России исторически был мессианским и имперским. Психологи могут спорить, было ли причиной этого глубоко укоренившееся ощущение опасности или врожденная агрессивность. Для жертв российской экспансии это различие чисто теоретическое. В России демократизация совсем не обязательно идет рука об руку со сдержанностью во внешней политике. Вот почему утверждение, что мир будет гарантирован в первую очередь внутренними российскими реформами, находит немного сторонников в Восточной Европе, Скандинавии или Китае и почему Польша, Чешская Республика, Словакия и Венгрия так стремятся присоединиться к Атлантическому альянсу”.

Если же расширение НАТО преследовало цель включения ЦВЕ в западную зону стабильности и процветания, то она могла быть обеспечена не НАТО, а ЕС и европейскими интеграционными механизмами. Аргумент, согласно которому членство стран ЦВЕ в НАТО было способно повысить их шансы на вхождение в ЕС, некорректен хотя бы потому, что Словении и Эстонии было предложено начать переговоры об их вступлении в ЕС еще тогда, когда им было еще далеко до приема в НАТО. В то время член НАТО Турция уже давно стояла у порога ЕС, но перспективы его преодоления для этой страны до сих пор остаются весьма неопределенными. Еще один аргумент восточноевропейцев сводился к тому, что известные “исторические обиды” оправдывают страны ЦВЕ в их поиске покровительства у НАТО даже тогда, когда реальная угроза их безопасности отсутствует. Но ведь история началась не с 1945 года, и у России тоже нет недостатка в подобных “исторических обидах”. А. Арбатов об этом писал следующим образом: “Не стоит забывать, что Румыния и Венгрия в 1941 году направили свои войска вместе с гитлеровской армией завоевывать СССР, и те прошли весь путь до Сталинграда. Не Россия, а Франция и Великобритания в 1938 году продали Чехословакию Гитлеру в Мюнхене. Польша также на удивление избирательно подходит к своим “историческим обидам”, нанесенным ей Россией до 1917 года, в 1939 – 1940 годах и после 1945 года, совершенно забыв об обидах со стороны Германии в 1939 – 1945 годах, когда строились Майданек и Освенцим, была до основания разрушена Варшава, а Краков спасся от той же участи только благодаря советским солдатам. Разумеется, современная Германия – демократическое государство, несопоставимое с гитлеровским третьим рейхом, но то же можно сказать и о нынешней России в сравнении с Советским Союзом, во всяком случае, в плане внешней политики на европейском континенте”.

Экспансия НАТО на восток, усугубленная агрессией этого блока против Югославии, а также приближение Североатлантического союза к границам Российской Федерации не могли не встревожить РФ. В то же время нежелание западного альянса и стран ЦВЕ подписать договор, предусматривающий отказ от развертывания тактического ядерного оружия в Центральной и Восточной Европе и пойти на глубокие сокращения обычных вооруженных сил в этом регионе подкрепляли обеспокоенность России проблемами обеспечения собственной безопасности. Антироссийские по своей направленности или результатам акции Запада вызвали активное неприятие и протест практически всех политических сил и общественности России. Российским гражданам эти факты представляются гораздо более ощутимым отражением реальных намерений НАТО, чем официальные пацифистские заверения, распространявшиеся из Брюсселя.

Принципиальное несогласие России с расширением НАТО на восток вовсе не являлось покушением на суверенные права стран Западной и Восточной Европы, связанные с их вступлением в те или иные союзы и союзные организации, исходя из собственных национальных интересов. Но если оборонительные союзы действительно связаны с обеспечением национальной и международной безопасности, то они не могут строиться за счет безопасности других стран, в данном случае – России. Можно предположить, что, скорее всего, Североатлантический союз не имеет в настоящее время прямых агрессивных намерений в отношении Российской Федерации. Память подсказывает, что и в ходе переговоров по объединению Германии Запад давал недвусмысленные обязательства не раздвигать рамки НАТО и не размещать силы блока восточнее прежней внутригерманской границы, однако спустя 3-4 года он не удержался от соблазна реализовать в собственную пользу представившиеся геополитические возможности. Как бы то ни было, но выдвижение альянса на границы России, - вопреки ее возражениям и реально не допуская даже переговоров об ее эвентуальном членстве в блоке, - снова противопоставило Североатлантический союз России. Пока это противостояние политическое, а не военное, но на будущее Москва опять вынуждена с тревогой подсчитывать ухудшающийся баланс между своими вооруженными силами и возрастающей совокупной мощью НАТО. Жесткая антинатовская риторика России отражала в то же время озабоченность страны разбалансировкой процесса обеспечения международной безопасности, возрастанием конфликтности в современном мире, в том числе и в Европе.

Россия по определению не могла стать полноправным членом НАТО в ее форме оборонительного союза. Явное свидетельство тому – официальные заявления представителей США о том, что ни при каких обстоятельствах Москва через “Партнерство ради мира” или ПСС не получит решающего голоса (права вето) в принятии решений НАТО. В то же время европейская безопасность, основанная на Североатлантическом альянсе, не могла быть эффективной и всеобъемлющей без полного и равноправного участия крупнейшей европейской державы – Российской Федерации. Для того, чтобы Россия стала полноправным участником оптимальной системы коллективной безопасности в Европе, НАТО должна была реформироваться, преобразоваться в новую международную организацию, занимающуюся урегулированием конфликтов и поддержанием мира на континенте. И это реформирование должно было быть осуществлено до, а не после расширения НАТО в пределах, о которых велись переговоры в рамках так называемой “повестки дня” для Европы. А. Арбатов предлагал несколько путей смягчения и нейтрализации разрушительных воздействий на всю систему международных отношений восточной экспансии НАТО:

- во-первых, не должно быть дальнейшего расширения блока прежде, чем произойдет более глубокое реформирование НАТО от ее нынешнего состояния оборонительного союза к системе безопасности для осуществления миротворческих операций под эгидой ООН или ОБСЕ. Перекинуть мост к этому можно, превратив Совместный постоянный совет в механизм принятия решений по урегулированию конфликтов и миротворческим операциям, в которых Россия будет иметь точно такие же права, как все страны НАТО, включая право вето;

- во-вторых, чтобы Москва убедилась, что НАТО не стремится к приобретению еще большего стратегического превосходства над Россией, необходимо достичь соглашения о значительно более глубоких сокращениях обычных вооруженных сил в рамках пересмотра Договора по обычным вооружениям в Европе (ДОВСЕ).То же самое относится к достижению полномасштабного, проверяемого договора об отказе от развертывания тактического оружия в Центральной и Восточной Европе, включая государства Балтии, Белоруссию, Молдавию, Украину, и, возможно, Калининградскую область РФ;

- в-третьих, России могли бы предложить принять участие в перевооружении новых членов НАТО. Это позволило бы укрепить доверие РФ к Североатлантическому реформируемому альянсу. Еще более смелым предприятием могли бы стать создание, развертывание и управление совместной для России и НАТО системы противоракетной обороны театра военных действий в Европе на базе новейших модификаций системы С-300 и ее американских аналогов (в частности, системы ТХААД).

Драматизм отношений России с НАТО в последнее десятилетие демонстрировали две четко проявившиеся тенденции. Одна из них заключалась в том, что США и возглавляемый ими блок НАТО настойчиво пытаются преобразовать в реальное превосходство все возможности, возникшие в связи с геополитической катастрофой конца 80-х – начала 90-х годов ХХ столетия и провести новый передел мира за счет и в ущерб России. Американский геостратегический взгляд на Россию (имеется в виду Россия историческая, а не РФ в ее нынешних границах) мало изменился в сравнении с советским периодом. Россия по-прежнему, хотя и не в том объеме, как СССР, значилась среди наиболее вероятных противников США хотя бы потому, что она оставалась единственной в мире державой, сохраняющей потенциал их уничтожения. Для России это означало, что она должна способствовать не закреплению и усилению атлантического компонента в политике Евросоюза, а наоборот, помочь ему осознать себя частью геополитического континентального пространства, с которым связано будущее ЕС. Россия заинтересована в том, чтобы политическое и военное влияние на континенте в рамках НАТО решительно перемещалось от США в сторону ЕС, ЗЕС и других европейских институтов, чтобы европейский континент обзавелся собственным органом оперативного принятия решений в сфере безопасности – Советом Безопасности Европы, к примеру.

Положение о расширении членского состава Североатлантического альянса было зафиксировано в новой стратегической концепции, принятой в апреле 1999 г. на саммите по случаю 50-летия образования НАТО. Она зафиксировала следующие новации в деятельности НАТО:

- политику “открытых дверей”, направленную на расширения состава организации;

- расширение географической зоны ответственности альянса и перенос стратегического центра деятельности с Севера на Юг, включая Балканы, Северную Африку, Закавказье и Персидский залив;

- изменение соотношения ответственности между НАТО и ООН в пользу Североатлантического альянса;

- обоснование права НАТО предпринимать военные акции без мандата и согласования с ООН.

Указанные новации противоречили интересам России, ибо не только придвигали военную опасность непосредственно к ее границам, но и разрушали устои международного порядка, в рамках которого она строила и строит свою национальную безопасность и участвует в международной жизни планеты. Особенно неприемлемым по причинам безопасности представлялся ей прием в НАТО бывших республик СССР, ставших независимыми государствами. Бурные протесты России против расширения блока за счет Венгрии, Польши и Чехии не возымели своего действия, она не добилась даже сколько-нибудь серьезного международного обсуждения этого вопроса. В сущности, РФ оказалась перед не очень большим набором альтернатив действий в этой области:

1) она могла сконцентрировать все свои внешнеполитические ресурсы для того, чтобы заблокировать расширение зоны ответственности НАТО, но ее возможностей вряд ли хватило для создания сколько-нибудь мощной коалиции государств, способной стать опорой России в ее противостоянии альянсу;

2) Россия могла ничего не делать в надежде, что расширенный прием новых членов девальвирует и значение, и роль Североатлантического союза как военно-политической организации. Но это был бы не расчет, а надежда, реализация которой не зависела от Москвы;

3) Москва могла вести постоянный диалог с НАТО для разработки взаимоприемлемой нормативной базы миротворчества, принуждения к миру конфликтующих сторон, использования силы, в том числе военной, за пределами традиционных сфер ответственности государств и союзов. При наличии подобной согласованной нормативной базы разрешение каждого конфликта сплачивало бы мировое сообщество, а не разводило его по разные стороны баррикады.

Рациональной и перспективной представлялась третья альтернатива, но она была трудно реализуемой, так как НАТО можно было уподобить велосипеду, который держится на колесах только во время движения, в случае с НАТО – движения на восток. А эта экспансия превращала, не могла не превращать диалог в диктат более сильной стороны. Нахождение взаимоприемлемых решений и в этом случае зависело не только и даже не столько от России, сколько от европейских членов Североатлантического альянса и США.

Переломным моментом в отношениях России с НАТО стали события 11 сентября 2001 г., когда Россия фактически оказалась союзником Запада в борьбе с глобальной террористической угрозой. В мае 2002 г. был образован Совет Россия-НАТО (СРН), который, как считают и российские, и натовские должностные лица, по уровню своей эффективности далеко превзошел созданный в 1997 г. Совместный Постоянный Совет Россия-НАТО. Более высокий уровень взаимопонимания, достигнутый между Североатлантическим альянсом и Российской Федерацией, позволил безболезненно пережить новый раунд расширения НАТО на восток, хотя на этот раз в альянс вступили три бывшие союзные республики, непосредственно граничащие с РФ (Эстония, Латвия, Литва).

Брюссель и Москва с подозрением и недоверием относятся к деятельности друг друга на постсоветском пространстве, пытаясь подорвать политическое, экономическое и военное влияние друг друга на территории бывшего СССР. Что характерно, военно-политическая ситуация на территории СНГ не только не обсуждается на сессиях Совета Россия-НАТО, но даже и не предлагается российскими и зарубежными экспертами как возможная повестка дня для данного форума. Разумеется, четыре F-16 ВВС НАТО в небе Литвы не могут нести никакой реальной угрозы безопасности РФ. Точно также несколько тысяч российских солдат, охраняющих военные объекты в Приднестровье и Грузии, не могут угрожать сильнейшему в мировой истории военному союзу. Взаимные претензии на этот счет просто свидетельствуют о том, что и в Брюсселе, и в Москве продолжают рассматривать многие аспекты российско-натовских отношений как типичную «игру с нулевой суммой».

Не осталось в России незамеченным и проявленное в ходе Стамбульского саммита ОБСЕ внимание Североатлантического Альянса к странам Закавказья и Центральной Азии, переориентация на них основной части программ по линии ПРМ. Назначение 15 сентября 2004 г. Роберта Ф. Симмонса-младшего специальным представителем генерального секретаря НАТО по Кавказу и Центральной Азии с задачей установить рабочие контакты с региональными лидерами, имея в виду достижение тех целей, которые ставит перед собой НАТО в этих регионах. Представитель МИД РФ отметил в этой связи: «России, являющейся ведущей державой на евразийском пространстве, отнюдь не безразлично, в каком направлении будут сориентированы усилия альянса в районах, которые имеют стратегическое значение для наших интересов».

Россия занимала и продолжает занимать отрицательное отношение к “движению НАТО на восток” и расширению географической сферы его ответственности, демонстрируя спокойное непонимание и неприятие активности блока в этом направлении. Однако и у Москвы, и у Брюсселя есть большая заинтересованность в поддержании диалога, используя для этого переговорный форум в виде СРН, позволяющего расширять масштабы возможного между ними сотрудничества.

IV. Россия и ОБСЕ. Совещание по безопасности и сотрудничеству, как на протяжении более 20-ти лет называлась ОБСЕ, начало функционировать в 1973 г. в качестве дипломатического форума в составе практически всех стран Европы, а также США и Канады. Уникальность СБСЕ состояла в том, что 35 государств, принадлежавшие к разным общественно-политическим системам и входившие в противостоящие друг другу военные структуры – НАТО и Организация Варшавского договора, а также нейтральные и неприсоединившиеся государства сумели организовать постоянный процесс диалога и переговоров по актуальным проблемам обеспечения мира и стабильности на континенте.

Для выработки Заключительного акта (1975), который определил принципы взаимоотношений между государствами (“хельсинкский декалог”), а также наметил конкретные шаги по развитию сотрудничества и укреплению безопасности в Европе, потребовалось более 2 лет, в течение которых 375 экспертов на 2400 заседаниях обсуждали свыше 200 предложений с тем, чтобы согласовать позиции всех-государств-участников хельсинкского процесса. Его продолжением стали встречи представителей государств СБСЕ в Белграде (1977-1978), Мадриде (1980-1983), Вене (1986-1989), на других общеевропейских форумах. Важным направлением деятельности СБСЕ стало обеспечение военной разрядки на континенте, реализации конкретных мер по повышению взаимного доверия в военной области.

Окончание “холодной войны” в Европе в значительной мере явилось результатом деятельности именно СБСЕ и объективно ставило эту структуру в центр постконфронтационной фазы развития международных отношений на континенте. Принятая в Париже в 1990 г. “Хартия для Новой Европы” в целом исходила именно из такого видения перспектив европейского международно-политического развития. Распад социалистического содружества и затем Советского Союза наложили свой отпечаток на хельсинкский процесс, приведя к решению 1994 г. о преобразовании СБСЕ из переговорного форума в постоянно действующую организацию, с 1995 г. ставшей Организацией по безопасности и сотрудничеству в Европе.

В отличие от западных стран, РФ долгое время видела в качестве центральной структуры общеевропейской безопасности не НАТО, а ОБСЕ, так как она была единственной европейской организацией, полноправным и влиятельным членом которой Россия являлась, где РФ могла утверждать свой европейский статус и проявлять европейскую идентичность. В отличие от многих государств – участников, которые либо не верили в возможности ОБСЕ, либо отдавали предпочтение иным структурам в обеспечении европейской безопасности и по этой причине настороженно относились к укреплению оперативных возможностей ОБСЕ, Россия до недавнего времени не хотела замечать явные слабости этой организации и верила в сильные ее стороны. В первом случае это были ее неэффективность из-за громоздкости, неотлаженности механизмов принятия и выполнения решений (добиться в одночасье консенсуса всех ее членов по кризисному реагированию - вещь практически неосуществимая). Во втором - позитивные, перспективные роли ОБСЕ, которых не было у других европейских структур, которые она уже реализовывала, демонстрируя серьезный потенциал для их совершенствования, расширения и углубления: всеевропейское представительство, акцент на сотрудничестве, формы принятия решений, принципы взаимодействия стран-участниц и т.д.

До 1990 г. СБСЕ обеспечивало решение трех основных задач:

- поддержание интенсивного и регулярного диалога между Востоком и Западом;

- согласование норм и стандартов поведения государств во взаимных отношениях и в отношениях граждан;

- рассмотрение вопросов, связанных с выполнением государствами принятых ими обязательств.

После падения коммунистических режимов в Восточной Европе, ликвидации ОВД и СЭВ Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе стала характеризоваться рядом новых черт:

1. В 1992 – 1993 годы существенно расширился состав участников ОБСЕ – с 35 первоначальных членов до 55, она стала самой представительной общеевропейской организацией.

2. Парижская хартия положила начало институционализации ОБСЕ, в которой стали создаваться постоянные и регулярно созываемые структуры и институты. Раз в два года проводятся встречи по обзору выполнения обязательств, завершающиеся встречами на высшем уровне. Сначала раз в год, затем раз в два года стали проводиться встречи Совета министров ОБСЕ. Органом, уполномоченным принимать самостоятельные решения, является Постоянный совет, заседания которого еженедельно проводятся в Вене. В ОБСЕ созданы институты действующего председателя, генерального секретаря, верховного комиссара по делам национальных меньшинств, ряд других. Связующим звеном с национальными законодательными собраниями является Парламентская Ассамблея ОБСЕ. В Вене размещен секретариат ОБСЕ, имеющий бюро в Праге; в Варшаве – Бюро по демократическим институтам и правам человека, в Женеве – Суд по примирению и арбитражу в рамках ОБСЕ. Ежегодно в Праге проводится экономический форум ОБСЕ, в Вене действует Форум по сотрудничеству в области безопасности, в рамках которого обсуждаются вопросы контроля над вооружениями.

3. Наряду с сохранением нормотворческих функций и перенесением акцента на контроль за соблюдением принятых обязательств, расширялась оперативная деятельность ОБСЕ в предотвращении конфликтов, регулировании кризисов и постконфликтном восстановлении, формировании институтов правого государства и обеспечении прав человека. С 1992 г. ОБСЕ является региональным соглашением по смыслу главы VIII Устава ООН и за ней зарезервировано право проведения операций по поддержанию мира, не применяя при этом мер принуждения. С 1996 г. ОБСЕ осуществляет ряд задач постконфликтного восстановления в соответствии с дейтонским Общим рамочным соглашением 1995 г. о мире в Боснии и Герцеговине. Оперативная деятельность по обеспечению раннего предупреждения о назревающем конфликте осуществляется верховным комиссаром по делам национальных меньшинств в сотрудничестве с Бюро по демократическим институтам и правам человека.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: