 |
Глава восьмая
|
|
|
|
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Медея
Северный Кавказ, август 1942 года
Егеря взяли перевал за полтора часа.
Разведчики доложили генералу Ланцу, что Военно‑ Сухумская дорога, по которой несколько дней назад шли на юг беженцы из адыгейских аулов и кубанских станиц, небезопасна – в лесах прячутся партизаны, получившие приказ задержать продвижение немецких войск в горы. Ланц посоветовался с гауптманном Гротом и решил действовать хитростью. Он посулил щедрую награду местным пастухам, и те согласились провести егерей известными им одним овечьими тропами.
Егеря прошли там, где пройти, казалось, было невозможно. Они дважды перешли вброд бурный, доходящий до пояса поток ледниковых вод и обошли передовые позиции русских. Отряд лейтенанта фон Хиршфельда с тяжелыми пулеметами и гранатометами после многочасового восхождения поднялся на крутой западный гребень перевала, господствующий над местностью. Теперь егеря видели, кто им противостоит.
– Доннерветтер, – сплюнул лейтенант фон Хиршфельд, – мне говорили, что придется иметь дело с целым батальоном, а я вижу здесь одну несчастную роту!
Тем не менее, он решил действовать наверняка. По его просьбе генерал Ланц вызвал авиацию. Бомбардировщики 4‑ го воздушного флота Вольфрама фон Рихгоффена пронеслись над седловиной гор и сбросили зажигательные бомбы, отвлекая внимание защитников перевала. Затем ушли дальше к побережью и отбомбились по Сухуми.
Рота, надо отдать ей должное, оборонялась стойко. Если бы наступление осуществлялось только снизу, по Военно‑ Сухумской дороге, русским, возможно, удалось бы задержать егерей на сутки, а то и на двое. Но эдельвейсы свалились им на голову с западного гребня Клухора, и это решило исход боя. Через полтора часа потерявшая больше половины личного состава рота под шквальным огнем противника отступила вниз по южному склону Большого хребта. Егеря, охваченные горячкой легкой победы, бросились их преследовать, но наткнулись на заградительный огонь еще двух стрелковых рот, засевших в ущелье реки Клыч.
|
|
|
– Черт с ними, – решил фон Хиршфельд, – этих мы всегда успеем прикончить.
Он отдал приказ прекратить преследование и ждать подкреплений от медленно поднимавшегося по северному склону генерала Ланца.
Фон Белов и Раттенхубер оказались на перевале спустя час после того, как здесь затихла стрельба. Егеря по‑ хозяйски обустраивались в блиндажах и палатках русских, кто‑ то уже разжигал огонь в закопченных буржуйках, кто‑ то деловито обшаривал трупы защитников перевала. Веселый баварец с большим родимым пятном на щеке наигрывал на губной гармошке все ту же вездесущую «Эрику».
– Наши потери – шесть человек, – с гордостью доложил Хиршфельд Раттенхуберу. Вообще‑ то он не обязан был этого делать, но генерал Ланц мог прибыть еще нескоро, а лейтенанту до смерти хотелось, чтобы его воинское мастерство оценили по достоинству. – Потери русских – более семидесяти человек, не считая тяжело раненых, которых они забрали с собой.
– Отлично, лейтенант, – кисло сказал Раттенхубер. Он не понимал, почему русские оставили на перевале такие незначительные силы и подозревал здесь ловушку. Заманить передовые части «Эдельвейса» на плохо охраняемый перевал, а потом уничтожить их превосходящими силами – это было бы разумно, если бы не потеря русскими всех господствующих высот. Впрочем, когда подойдет генерал Ланц, русские в любом случае уже ничего не смогут сделать. – Вы превосходно справились.
– Хайль Гитлер! – бодро воскликнул Хиршфельд, вытягивая правую руку. На его загорелом лице профессионального альпиниста сверкали ярко‑ голубые арийские глаза.
|
|
|
Раттенхубер вернулся к лошадям. Мария фон Белов озабоченно осматривала ногу своего буланого жеребца – несмотря на мази, которые она накладывала на рану, кабардинец хромал все больше. Бедняга Йонс сидел на большом плоском камне и тяжело дышал, время от времени, прикладывая руку к сердцу. Ездить верхом он не умел, к тому же лошади для него все равно бы не нашлось – пришлось старику тащиться по узким овечьим тропам пешком. При переходе через ледяной поток двое дюжих егерей несли его на руках, но старик все равно ухитрился замочить ноги. Сейчас на него жалко было смотреть. Огромный Казбек сидел рядом с хозяином и преданно заглядывал ему в глаза, как бы говоря: я вижу, что тебе худо, да вот беда, помочь ничем не могу.
– Коня придется оставить здесь, – сказала фон Белов. – Нога загноилась, боюсь, как бы не было воспаления надкостницы.
– Дальше идти пока все равно некуда, – пожал плечами Раттенхубер. – Егеря сработали чисто, но русские ожесточенно обороняют южный склон.
– Думаю, к вечеру мы их оттуда сбросим, – к Марии вернулось хорошее настроение. – Впрочем, главное в любом случае уже сделано. Клухор теперь наш. Знаете, Иоганн, что означает слово «Клухор»? Это искаженное «колх‑ ор», или «путь колхов». Ну, а кто такие колхи, вам, надеюсь, объяснять не надо.
– Обитатели Колхиды, – буркнул оберфюрер. – Те, у которых аргонавты похитили Золотое Руно.
– Совершенно верно! А как звали жрицу колхов, которая помогла Ясону добыть сокровище, помните?
Раттенхубер разозлился. Пусть для этой возомнившей о себе дамочки он всего лишь тупой полицейский, но кое‑ какое образование он все‑ таки получил.
– Медея, – сказал он сухо. – Вы намерены продолжать экзамен?
– До чего вы обидчивы, Иоганн! – улыбнулась Мария. – Я всего лишь хотела рассказать вам сказку… правда, довольно страшную. В ней, пожалуй, есть даже кое‑ что детективное. Ну, так что, готовы вы выслушать историю о самом жестоком серийном убийце древнего мира? Да и вы, Людвиг, послушайте, это отвлечет вас от забот о собственном здоровье!
– Я в порядке, – буркнул Йонс.
– Тем более. Медея была жрицей богини Луны Гекаты. Кроме того, она была дочерью местного царя. Про ее жизнь до прибытия в Колхиду аргонавтов известно очень мало. Судя по всему, ей смертельно надоела эта забытая богами провинция – иначе трудно объяснить, почему она с такой легкостью стала помогать пришельцам.
|
|
|
– Насколько я помню, – сказал Раттенхубер, – она влюбилась в предводителя аргонавтов, Ясона.
Мария фон Белов фыркнула.
– Дальнейшие события показывают, что Медее понадобился благовидный предлог, чтобы сбежать из Колхиды. Внезапно вспыхнувшее чувство к красавцу‑ греку оказалось как нельзя более кстати. Но я уверена, что в действительности Медея просто использовала Ясона. Впрочем, слушайте дальше.
Она отбросила испачканную желтой мазью тряпку и сняла с пояса флягу с водой. Плеснула на ладони и энергичными движениями потерла их друг о друга.
– Как известно, Золотое Руно было величайшим сокровищем Колхиды. Наивные греки верили, что речь действительно идет о чудесном баране, которого колхам послали боги, а наши ученые поспешили объяснить этот миф тем, что жители Кавказа якобы намывали золото, опустив в ручей баранью шкуру. Попробовали бы они сами так намывать золото!
– И что же это было, по‑ вашему?
– Я уверена, что в мифе о Золотом Руне отражены гораздо более древние и таинственные реалии.
Мария присела на камень рядом с Людвигом Йонсом. Протянула руку и потрепала Казбека по холке. Пес недовольно заворчал.
– Не стоит вам этого делать, госпожа, – предупредил Йонс. – Казбек не любит, когда его трогают чужие.
– Это правильно, – сказала фон Белов, убирая руку. – Хороший пес должен знать только одного хозяина. А ему знакома команда «свой»?
– Да, – помедлив, ответил Йонс. – Но сейчас я ее не давал.
– Я заметила. Итак, вернемся к Руну. Оно тесно связано с небом и небесными телами – в данном случае, с созвездием Овна. Для понимающего человека это ясный знак – то, что греки называли Руном, упало когда‑ то с неба. Еще более забавно, что в ранних версиях мифа фигурировал вовсе не баран, а человек по имени Крий. Колхи содрали с него кожу, позолотили ее и повесили в святилище Гекаты.
|
|
|
– И что же все это должно означать? – спросил Раттенхубер.
– Довольно странно слышать такой вопрос от детектива. Например, можно вообразить себе некоего межзвездного путешественника, прибывшего на Землю в специальном защитном костюме золотистого цвета. После его смерти дикари снимают с него костюм и вешают на ветвях священного дуба. Чем вам не Руно?
– Я знал одного человека, – сказал Раттенхубер, – его звали Вендерс. Он утверждал, что принимает телепатические сигналы с Марса, где живут невысокого роста человечки с зеленой кожей. Он выступал с лекциями в Мекленбурге и пользовался большой популярностью. Потом он затеял сбор средств для постройки телескопа, в который можно было бы разглядеть марсианские города и прочие диковины. Собрал двенадцать тысяч марок и был таков. Позже его арестовали в Гамбурге как брачного афериста.
– На что вы намекаете? – нахмурилась фон Белов.
– Когда я слышу про звездных пришельцев, сразу вспоминаю этого Вендерса, только и всего.
– Это говорит лишь об ограниченности вашего кругозора, дорогой оберфюрер. Вы ничего не слышали про плато Наска в Перу?
– Представьте, нет. Там тоже побывали зеленые человечки?
– Весьма вероятно, но об этом как‑ нибудь в другой раз. Так вот, Медея была не только жрицей Гекаты, но и хранительницей Руна. Однако когда в Колхиду прибыли аргонавты, она, не задумываясь, согласилась помочь им стянуть сокровище. Святилище, согласно легенде, охранял дракон. Медея нейтрализовала чудовище, опоив его сонным снадобьем, после чего Ясон зарезал дракона, забрал Руно и поспешил убраться из Колхиды. Медея, естественно, последовала за ним. С собой она взяла своего маленького брата Апсирта. Колхи снарядили погоню. Когда их корабли были уже совсем близко, Медея разрезала брата на кусочки и разбросала их по морю. Ее отцу пришлось остановить корабли, чтобы собрать останки Апсирта для захоронения. Так Медея помогла аргонавтам ускользнуть от погони.
– Изобретательная дамочка, – сказал Раттенхубер. – В 1932 году в Киле был похожий случай. Хозяйка мясной лавки зарезала своего сожителя, искромсала его на куски и скормила собакам…
– Иоганн, – в голосе Марии фон Белов был лед, – если вы не прекратите комментировать мой рассказ примерами из вашей полицейской практики, я, пожалуй, займусь более важными делами.
– Нет‑ нет, продолжайте, пожалуйста! – усмехнулся оберфюрер. – Чрезвычайно занимательная история. А вы как считаете, Людвиг?
– Я человек простой, – пробормотал Йонс, – и в таких делах ничего не понимаю. Но сдается мне, эта ваша Медея была очень злой женщиной. Слыханное ли дело – брата родного убить!
|
|
|
– Погодите, это еще только начало! Дальше было еще интереснее. Аргонавты вернулись на родину, где правил дядя Ясона, Пелий. У Ясона с Пелием были старые счеты – тот убил его отца и брата. Но просто так до Пелия было не добраться – он окружил себя надежной охраной. Кстати, Иоганн, вам, как профессионалу, это должно быть интересно. Медея придумала хитрый план. Она завязала дружбу с дочерьми царя – девицами чрезвычайно наивными – и под большим секретом рассказала им, что владеет искусством омоложения. Для большей убедительности она взяла старого барана, разрубила его на куски…
– Как покойного братца, – вставил Раттенхубер.
– Ну да. Только потом она бросила эти куски в котел с кипящим колдовским зельем и вынула оттуда живехонького ягненка.
– Фокус, – сказал Раттенхубер.
– Я тоже так думаю, – кивнула фон Белов. – Но на дочек Пелия он произвел большое впечатление. Они решили сделать папочке сюрприз и омолодить его. Вот только когда они побросали разрезанного Пелия в котел, Медея внезапно отказалась его воскрешать. Ясон был отомщен, но ему с Медеей пришлось бежать из города.
– Они еще легко отделались, – заметил Иоганн.
– Ну, Ясон все‑ таки был национальным героем. В Коринфе, где их приняли с почетом, Медея некоторое время вела тихую семейную жизнь. Она даже родила Ясону двоих сыновей. Но эта идиллия быстро закончилась. Медея наскучила Ясону, и он решил взять в жены дочь коринфского царя Главку. Месть отвергнутой Медеи была страшна: она пропитала ядом красивую одежду и послала ее сопернице в качестве свадебного дара. Когда Главка надела платье, оно вспыхнуло, как просмоленный факел. Вместе с Главкой погиб и царь Коринфа. Но Медее этого было мало – ей хотелось нанести изменнику такой удар, от которого он бы уже никогда не оправился.
– Вы же говорили, что ее чувства к Ясону были неискренними?
– Это совершенно неважно. Ясон оскорбил ее, и его нужно было наказать. Медея убила своих детей на глазах у мужа – напомню, это были мальчики, то есть наследники героя. А затем, прежде чем Ясон успел остановить ее, скрылась с места преступления на колеснице, посланной ее покровительницей Гекатой. Расчет Медеи оказался верен – убийство детей подкосило Ясона. По одной версии, он повесился на оливе, по другой – скитался бесцельно по Элладе, пока не нашел смерть под обломками своего старого корабля «Арго». В любом случае, с героем Ясоном было покончено.
– Типичная женская мстительность, – не утерпел Иоганн.
– Ну, нельзя отрицать, что Медея действовала с размахом. Отомстив неверному мужу, она отправилась в Афины, где вышла замуж за местного царя. Там она попыталась отравить сына царя, Тесея, но была изобличена. Ей снова пришлось бежать, и на этот раз она вернулась на свою родину, в Колхиду.
– Не побоялась, что ей припомнят убийство брата? – спросил заинтересовавшийся рассказом Йонс.
– Скорее, надеялась на счастливый случай. И, надо сказать, Медее крупно повезло: ее отец, который, возможно, захотел бы покарать ее за смерть Апсирта, был убит своим родственником по имени Перс. Медея, не долго думая, возглавила борьбу против узурпатора и прикончила его своими руками.
– Это уже седьмое по счету убийство, – заметил Раттенхубер. – Не считая покушения на Тесея в Афинах.
– Совершенно верно, – кивнула Мария. – Вы наблюдательны, оберфюрер. Интересно, что все эти преступления остались совершенно безнаказанными: напротив, боги отправили Медею на Острова Блаженных, где она вышла замуж за величайшего из героев Ахилла и обрела бессмертие. Это удивительно, потому что обычно олимпийские боги карали смертных за такие преступления, как убийство своих родственников и особенно детей. Здесь же все ровно наоборот.
Со стороны южного склона послышалась беспорядочная стрельба. Раттенхубер обернулся: над позициями, захваченными сегодня утром, поднимались белые столбы дыма. Егеря цепью бежали к склону, подгоняемые резкими командами лейтенанта фон Хиршфельда.
– Похоже, русские предприняли контратаку, – озабоченно сказал оберфюрер. – Здесь оставаться небезопасно, нужно перейти в укрытие.
– Да бросьте, Иоганн, – Мария беспечно махнула рукой. – Русским ни за что не отбить высоту. Сейчас Хиршфельд сбросит их со склона.
Над горами, натужно ревя, пронесся истребитель с черными крестами на фюзеляже. Тяжело ударили пулеметные очереди, взлетели фонтаны каменной крошки.
– Секрет Медеи, – как ни в чем не бывало, продолжала Мария фон Белов, – в том, что у нее была весьма могущественная покровительница, богиня Геката. Именно она обеспечила своей жрице то, что христиане назвали бы отпущением грехов. Но поскольку в нордической эллинской культуре не было еврейского понятия греха, все поступки Медеи следует объяснять тем, что, убивая людей, она выполняла волю своей богини.
– Человеческие жертвоприношения? Но ведь греки были цивилизованным народом!
– Разумеется, оберфюрер, – снисходительно улыбнулась фон Белов. – Вот только культ Гекаты намного древнее эллинской культуры. Он пришел из глубин Фракии, страны, расположенной на юге Балканских гор. Там же, на Балканах, издавна верят во встающих из гроба мертвецов, которые по ночам пьют кровь у случайных прохожих на перекрестках…
– Вампиры? Штандартенфюрер, да вы просто насмотрелись фильмов Мурнау!
– На Балканах этих существ называют «поколи». Между прочим, в начале восемнадцатого века власти Австро‑ Венгрии не раз отправляли в Сербию специальные команды солдат, вооруженных винтовками с серебряными пулями. Существуют подлинные протоколы расследований, датирующиеся 1725 годом – в этих документах говорится о том, что полевые хирурги австрийской армии проводили вскрытия покойников, подозреваемых в вампиризме. И, по меньшей мере, в двух случаях речь действительно шла о вампирах! [14]
– Не знаю, что насчет Сербии, – неожиданно заявил прислушивавшийся к спору Людвиг Йонс, – но здесь, в горах, рассказывают страшные сказки о ведьме Арупап. Вот вы, госпожа, упомянули о перекрестках, так местные жители издавна считают, что перекрестки дорог, по которым никто не ходит – самые жуткие места, особенно ночью…
– Совершенно верно, Людвиг, – кивнула Мария. – Я тоже слышала сказки про Арупап. Но так ли уж важно, как зовут это чудовище? На Балканах, в древней Греции, здесь, на Кавказе, знали, что ночь принадлежит жестокому и внушающему ужас женскому божеству, связанному с Луной и перекрестками забытых дорог. Мне лично больше нравится называть ее Гекатой, но это дело вкуса.
– И для чего, позвольте спросить, вы рассказали нам эту чрезвычайно увлекательную историю? – спросил Раттенхубер.
– Всего лишь для того, чтобы немного развлечь вас, – усмехнулась фон Белов. – Кроме того, мы с вами вот‑ вот вступим на земли, принадлежавшие некогда древним колхам, а значит, находившиеся под покровительством богини Гекаты.
– Фрау фон Белов, – взмолился Йонс, – я не хочу больше никуда идти! У меня внизу хозяйство, коза, огородик. Позвольте, я спущусь обратно!
Мария бросила на старика быстрый и, как показалось Раттенхуберу, сочувственный взгляд.
– Не сейчас, Людвиг. Еще не сейчас. Вы мне вскоре очень понадобитесь. Но если наши храбрые альпийские стрелки выбьют русских из долины Клыч сегодня к вечеру, то завтра я вас отпущу. Даю слово.
Леха Белоусов оказался одним из тех, кому удалось выжить в бою на перевале. Пуля немецкого егеря пробила его каску, но голову каким‑ то чудом не задела. Только в ушах у него теперь стоял непрекращающийся шум и звон.
Максима Приходько ранило в плечо. Антохе Боброву осколком мины оторвало кисть левой руки. Васю Шумейко расстрелял фашистский автоматчик.
А дядька Ковтун вышел из боя без единой царапины. И не только вышел, а и вывел из‑ под шквального огня семнадцать человек. Командира, того самого, что обещал позвонить в штаб и потребовать подкреплений, Ковтун вынес на себе.
– Вот они, фрицы, – ворчал он, разглядывая в бинокль зазубренные скалы, нависавшие над седловиной. – Расселись, как воронье поганое. Чуяло мое сердце, что они проберутся с той стороны, ох, чуяло…
– Там нельзя было подняться, – простонал капитан. – Мы проверяли этот гребень, туда даже одному человеку трудно взобраться, не то что двум ротам пулеметчиков!
– Говорю ж тебе, это едельвейсы, – терпеливо объяснил Ковтун. – Они, собаки, тренированные…
Они шли вниз по ущелью – все семнадцать человек, оставшиеся в живых после штурма перевала. Здоровые помогали идти раненым. Тех, кто не мог идти сам, тащили на носилках. Через каждый километр приходилось делать привал.
Сзади, на южном склоне, раздавалась беспорядочная стрельба. Там две стрелковые роты пытались прикрыть их отход. Но ясно было, что долго им так не продержаться.
– Ничего, – скрипел зубами капитан, – в ущелье они застрянут. Оно узкое, как бутылочное горлышко, там им не развернуться. А на выходе из ущелья стоит 394‑ я дивизия…
– Что, прям целая дивизия? – хмыкнул Ковтун.
– Да нет, конечно… там штаб ее, может, пара батальонов… но чтобы запереть ущелье, этого хватит.
Тут он страшно застонал и потерял сознание.
Лехе хотелось плакать. У него не получилось умереть, обороняя перевал от немцев. Он вообще ничего не соображал после этой дурацкой пули, угодившей в каску. Когда дядька Ковтун схватил его за шиворот и отшвырнул к тропинке, спускающейся по южному склону, он даже не понял, что ему снова приказали отступать. Но теперь, немного придя в себя, Леха осознал, что они отступают. Отступают, потому что ничего не могут сделать с прущей через перевал силищей. И в то, что фашистов сумеют остановить где‑ то там, впереди, у выхода из ущелья, Белоусов уже не верил.
– Почему так вышло, дядька Ковтун? – спросил он у гвардии сержанта. – Почему так мало наших было на перевалах? Я же видел, егерей тоже было немного! Да будь у нас батальон, они ни за что не пробились бы!
– А потому что в штабе долбодятлы сидят, – устало ответил Ковтун. – Не верили, что фриц через горы полезет – вот и получили. Ладно, Леха, не горюй, мы с тобой еще повоюем!
Гул в ушах усилился. Леха потряс головой, но стало только хуже.
– Смотри, – Ковтун толкнул его железным локтем, – да не туда, глаза‑ то подними! Наши летят…
Белоусов посмотрел вверх и губы его против воли сами раздвинулись в улыбке.
В ярко‑ синем небе над ущельем появились самолеты – обычные «этажерки» У‑ 2 с пятиконечными звездами на фюзеляжах. Их крылатые тени скользили по склонам, по обращенным к небу лицам солдат разбитой роты. Самолетов было всего пять, но они были! И летели туда, где отбивались от наседающих егерей стрелки 815‑ го полка.
– Наконец‑ то зашевелились! – буркнул Ковтун. – Сейчас отбомбятся маленько по немцам, все ж какая‑ то польза…
Но он ошибся. Бомбежки они так и не дождались. Самолеты, сделав круг над перевалом, ушли обратно на юг.
– Русские сбрасывают своим стрелкам оружие и боеприпасы, – доложил фон Хиршфельд генералу Ланцу. – Они используют для этого свои легкие бомбардировщики. За рекой и у водопада окопались две стрелковые роты. Позвольте мне выбить русских из ущелья, генерал!
– У вас будет возможность еще раз отличиться, лейтенант, – заверил его Ланц. – В ущелье я пошлю полк майора Залминтера. А ваши егеря, фон Хиршфельд, пройдут по крутым склонам и повторят тот трюк, который позволил вам так быстро взять Клухорский перевал. Мы будем бить русских таким способом до тех пор, пока они не сообразят, что защищаться надо не только от фронтальной атаки, но и от атаки сверху.
– Мои егеря не подведут, – козырнул фон Хиршфельд.
– Дорогой генерал, – Мария фон Белов, стоявшая чуть поодаль, послала Ланцу самую очаровательную из своих улыбок, – позвольте мне опять присоединиться к отряду лейтенанта.
– Мне кажется, во время штурма перевала мы не были ему в тягость…
– Это слишком опасно, – нахмурился Ланц. – Вас все время тянет в самое пекло, Мария. Почему…
Неподалеку неожиданно разорвался снаряд. У фон Хиршфельда с головы сорвало бергмютце, адъютант Ланца от испуга слегка присел.
– Здесь не менее опасно, генерал, – Мария спокойно поправила растрепанные ударной волной волосы. – В конце концов, року все равно, где искать свои жертвы. Но для выполнения миссии, возложенной на меня фюрером, мне необходимо как можно скорее попасть на ту сторону хребта.
– В таком случае спрашивайте лейтенанта, – недовольно проговорил Ланц. Видно было, что хлопоты с непоседливой дамочкой из ставки ему уже осточертели. – Если он не против…
– Почту за честь, – галантно козырнул фон Хиршфельд. – Как и в прошлый раз, вы пойдете в арьергарде.
Этот переход оказался еще сложнее, чем подъем на перевал Клухор. Егеря ползли по отвесным скалам, как ящерицы‑ гекконы. Глубоко внизу, в ущелье, трещали автоматные очереди и тяжело бухали гранатометы – это полк майора Залминтера методично выдавливал русских на середину ущелья.
– Мы свалимся на них сверху, когда они меньше всего будут этого ожидать, – сказал егерь, страховавший Раттенхубера. – Никто и глазом моргнуть не успеет, а ущелье будет нашим.
– А через пару дней мы будем купаться в Черном море и пить сухумское вино, – подхватил другой. – Правда, для этого придется немного попотеть.
Раттенхубер проснулся за мгновение до того, как чья‑ то рука коснулась его щеки.
– Вставайте, Иоганн, вы нужны мне, – Мария фон Белов почти шептала, но голос ее звучал требовательно. – Нам предстоит небольшая экскурсия.
Оберфюрер вылез из своего спального мешка, мучительно соображая, сколько сейчас может быть времени. Легли они около полуночи, и ему казалось, что он едва успел смежить веки.
Мария выглядела свежей, как будто спокойно спала целую ночь. Она была одета в охотничий костюм, за спиной у нее был рюкзак.
– Три часа ночи, – словно прочитав его мысли, сказала Мария. – Полагаю, до рассвета мы управимся.
– Управимся с чем?
– Мы отправляемся к водопаду. Возьмите с собой плащ‑ палатку, возможно, придется немного помокнуть.
Иоганн вылез из палатки, стряхивая с себя последние клочья сна. Было слышно, как вдалеке ровно шумит водопад – будто идет невидимый дождь.
– Разбудите Людвига, – велела фон Белов. – Он нам нужен. И пусть обязательно возьмет с собой своего пса.
Раттенхубер, ворча себе под нос, направился к палатке старика. Казбек лежал около входа, вытянув мощные лохматые лапы. Не успел Иоганн приблизиться, пес проснулся и сел, предупреждающе ворча.
– Ну, ну, старина, – ласково сказал оберфюрер, – это же я, твой приятель.
Но Казбек был решительно не намерен признавать Раттенхубера своим приятелем. Когда Иоганн сделал еще один шаг, он зарычал и оскалил острые клыки.
– Тихо, Казбек, – донесся из палатки сонный голос Йонса. – Что это ты разошелся?
– Людвиг, – позвал Раттенхубер, останавливаясь. – Просыпайтесь. Вас хочет видеть госпожа фон Белов.
Про то, что Мария хочет видеть также и Казбека, он решил не говорить – все равно огромный пес ни на шаг не отходил от своего хозяина.
– Отлично, – сказала фон Белов, оглядев с ног до головы Раттенхубера и Йонса. – Сейчас нам нужно будет закончить с одним маленьким дельцем. Вы должны беспрекословно выполнять все, что я буду вам говорить. Все вопросы потом, но я обещаю, что отвечу на все. Иоганн, не могли бы вы одолжить мне на несколько минут свой нож?
– Пожалуйста, – недоумевая, Раттенхубер протянул ей массивный охотничий нож, который висел у него на поясе.
– А теперь – за мной, – скомандовала Мария.
Она уверенно направилась к шумевшему в темноте водопаду. В свете крупных звезд, сиявших над ущельем, ее фигура казалась вырезанной из черного бархата.
Метрах в двадцати от водопада, в тени возвышавшегося над ними альпинистского приюта, фон Белов остановилась.
– Здесь пересекаются две дороги, – пробормотала она. – Одна из них очень старая и совсем забытая – это древний путь колхов. Вторая проложена намного позже, но по ней совсем недавно отступали русские. Это, конечно, против правил, но, может быть, кровь, которой полита эта дорога, будет угодна богине…
– Что вы сказали? – спросил Раттенхубер.
– Ничего, неважно. Людвиг, я попрошу вас встать вот сюда, прямо в центр перекрестка. Да, вот так. Теперь сядьте на корточки и обнимите вашего пса. Держите его крепко.
– Зачем, моя госпожа? – встревожился старик. – Что вы собираетесь делать?
– Я же сказала – все вопросы потом!
В голосе фон Белов прозвучало раздражение. Напуганный Йонс подчинился и крепко обнял недовольно ворчавшего Казбека.
– Иоганн, встаньте сбоку. Будьте готовы при необходимости пустить в ход оружие.
Раттенхубер, по‑ прежнему ничего не понимая, вытащил из кобуры свой Вальтер.
– Теперь слушайте меня внимательно, Людвиг. Я сейчас сяду рядом с вами и тоже обниму собаку. Перед этим вы должны скомандовать Казбеку, что я – своя. Вам понятно?
– Да, – дрожащим голосом проговорил Йонс. – Казбек, фрау – своя. Своя!
– Очень хорошо, – Мария присела рядом со стариком и обняла огромного пса за шею. – Теперь можете его отпустить. Встаньте и стойте в двух шагах позади.
Фон Белов аккуратно погладила Казбека по лобастой голове. Потом принялась чесать ему шею. Казбек глухо ворчал, но Раттенхуберу показалось, что процедура ему, в общем‑ то, нравится.
– Хороший пес, – говорила Мария, почесывая Казбека под челюстью. – Хороший, умный, сильный… Самый лучший пес в этих горах!
Потом она заговорила на каком‑ то неизвестном Раттенхуберу языке, но псу, как видно, было все равно. Он ворчал, прикрывал глаза и иногда вытягивал шею, чтобы удобнее было чесать. Мария произносила слова монотонно, растягивая гласные, и Иоганн в какой‑ то момент обнаружил, что ее абракадабра действует на него усыпляюще. Он перевел взгляд на Йонса – тот тоже выглядел сонным. Казбек склонил тяжелую голову набок, будто прислушиваясь к необычным словам.
Дальнейшее произошло так быстро, что Раттенхубер даже не успел осознать увиденное.
В руке Марии фон Белов блеснуло лезвие ножа. Не переставая нашептывать что‑ то на ухо псу, она с быстротой кобры полоснула ножом по мохнатой шее Казбека.
Пес дернулся и захрипел. Кровь выплеснулась у него из пасти на охотничью куртку фон Белов. Он попытался сомкнуть челюсти на руке, в которой был зажат нож, но силы оставили его. Мария отпустила Казбека, и он тяжело рухнул в пыль у ее ног.
Йонс тонко закричал, но голос его утонул в шуме водопада. Он бросился на Марию фон Белов и замахнулся, чтобы ударить ее по голове. Раттенхубер схватил его за шиворот и отволок в сторону.
– Только без глупостей, Людвиг!
– Держите его крепко, Иоганн, – бросила фон Белов, не оборачиваясь. – Сейчас мне никто не должен мешать.
Она сняла с плеч рюкзак и поставила его на землю. Развязала тесемки и достала оттуда горсть старых костей, найденных в склепах пещерного кладбища. Принялась аккуратно раскладывать их вокруг вздрагивающего в конвульсиях тела Казбека, явно придерживаясь определенного плана.
«Она сошла с ума, – подумал Раттенхубер. – Сначала зарезала собаку, теперь выкладывает рисунки из костей».
Йонс трясся в его руках, как эпилептик. Он уже не кричал, только что‑ то бессвязно бормотал себе под нос.
– Ну, ну, Людвиг, – Раттенхубер, продолжая удерживать старика за плечи, усадил его на землю. – Успокойтесь. В конце концов, это же только собака. Я распоряжусь, чтобы вам выдали компенсацию…
– Что? Что? – рыдая, проговорил Йонс. – Компенсацию? Мой Казбек… он был таким умным, таким преданным… и я сам… сам велел ему сидеть смирно…
– Я сожалею, Людвиг. Очень сожалею, поверьте. Фрау фон Белов находится здесь с важной миссией, и она…
– Ведьма она, вот что! – выкрикнул Йонс и затрясся еще больше. – Черная ведьма! Я еще тогда понял, когда голову эту страшную увидел. Надо было мне сразу бежать, бежать, куда глаза глядят…
– Но вы не убежали, Людвиг, – заметил Иоганн. – Теперь уже нет смысла бранить себя.
«Мне нужно остановить ее, – сказал он себе. – Иначе как бы мне самому не пришлось пожалеть о том, что я не сделал это вовремя».
– Мария! – позвал он, продолжая придерживать Йонса за плечи. – Послушайте, Мария!
Женщина даже не обернулась.
Она стояла на коленях рядом с мертвой собакой и сосредоточенно замыкала фигуру из костей. Насколько мог разглядеть в темноте Раттенхубер, это было что‑ то вроде звезды с длинными и острыми лучами.
Мария пела. Она пела негромко, так, что шум падающей воды не позволял разобрать слова. Но от интонации ее голоса у оберфюрера по спине поползли мурашки.
Это был очень древний, смутно знакомый ему напев, то ли плач, то ли вой. Что‑ то первобытное, что‑ то темное, непонятно откуда известное Раттенхуберу, который никогда в жизни не слышал таких ритуальных песнопений. Может быть, звуки этого плача пробудили в нем память предков, живших в дремучих лесах и боявшихся ужасов ночи, ее крылатых демонов. Демонов зла, рыщущих над ночной землей и готовых растерзать заблудившегося путника. Путника, беспомощно озирающегося на перекрестке давно забытых дорог.
Вот из темноты доносится шорох огромных крыльев… Чья‑ то черная гибкая тень опускается с беззвездных небес. Она наклоняется над путником, вытягивает длинную шею. Блестят острые клыки.
Надо бежать, но человек не может. Он парализован чужой холодной волей. Он уже почти мертв от сжавшего его сердце ужаса. И все‑ таки он умирает не сразу. Он еще успевает почувствовать, как рвут его плоть мощные когти, как перекусывают его шею чудовищные челюсти.
Иоганн потряс головой, отгоняя навязчивое видение. Мария продолжала петь свою жуткую песню, но теперь она лежала на теле убитого Казбека, вцепившись обеими руками ему в шкуру. Можно было подумать, что она оплакивает пса, которому сама только что перерезала горло.
– Прекратите! – крикнул Людвиг Йонс, пытаясь вырваться из железных рук Раттенхубера. – Прекратите это немедленно!
Мария взвыла. Йонс схватился обеими руками за голову, пытаясь заткнуть уши.
Фон Белов обернулась к мужчинам. Лицо ее было похоже на гипсовую маску, белокурые волосы разметаны, как солома.
– Заткните его, Иоганн! – прошипела она. – Великая Богиня идет!
Раттенхубер тряхнул Йонса, как котенка. У того лязгнули зубы, и он действительно замолчал. На мгновение вокруг стало очень тихо.
Даже гул водопада как будто растворился в царившем над ущельем безмолвии. Воздух стал ломким, как тонкий лед. Раттенхуберу показалось, что где‑ то рядом распахнулись невидимые двери, и все звуки, окружавшие их – шум воды, шорох сосен, пение ночных птиц – канули в открывшуюся за ними бездну. Наступило молчание, безграничное, давящее, наводящее ужас.
В этой абсолютной тишине оберфюрер увидел, как по ощетинившемуся лесом склону ущелья скользит огромная крылатая тень. «Планер, – подумал Раттенхубер. – Над горами летит русский планер. Он летит беззвучно и в свете луны кажется гораздо больше, чем на самом деле. Если я подниму глаза, я его увижу».
Но заставить себя посмотреть наверх он так и не смог.
Он стоял над обмякшим Йонсом, сосредоточенно разглядывая песок у себя под ногами. Вальтер у него в руке казался бесполезной игрушкой.
Время замерло.
Что‑ то происходило там, впереди, внутри выложенной из старых костей звезды. Что‑ то бесшумно передвигалось в темноте, большое, невидимое в ночи. Один раз Раттенхуберу показалось, что он ощутил на своем лице дуновение воздуха от взмаха огромного крыла.
Все его нервы были напряжены до предела. Сердце било в ребра, как таран в ворота осажденной крепости.
Кончилось это так же внезапно, как и началось. Звуки вернулись, будто кто‑ то выпустил их на свободу. В уши ударил гул падающей воды. Оберфюрер вскинул голову и увидел Марию фон Белов. Она, раскинув руки, лежала прямо в центре перекрестка. Кости, составлявшие пентаграмму, были разбросаны в беспорядке. Раттенхубер поискал глазами Казбека, но не нашел его. Пес бесследно исчез, будто его и не было.
Раттенхубер подошел и поднял Марию фон Белов на руки. Она оказалась неожиданно тяжелой – все тело адъютанта фюрера словно окаменело. На лице, туго обтянутом неестественно белой кожей, застыло странное, незнакомое Иоганну выражение – смесь ужаса и экстаза. Зрачки закатились, рот был полуоткрыт, влажно сверкали зубы.
Раттенхубер отнес свою подопечную к водопаду и без особых церемоний сунул ее голову под струю воды.
– Если еще раз задумаете совершить такую гнусность, – сказал он, когда Мария отплевалась и отфыркалась, – на меня можете больше не рассчитывать.
– Бросьте, Иоганн, – хриплым голосом отозвалась фон Белов, – вы даже не понимаете, что мне удалось совершить.
– Неужели? По‑ моему, все предельно ясно. Вы прикончили ни в чем не повинную собаку и довели до сердечного приступа безобидного старика.
– Я открыла нам путь, Иоганн. Путь в самое сердце древней страны тайн. Богиня Луны услышала меня и приняла мою жертву. Теперь славный пес будет нашим проводником в лабиринтах подземного мира.
– По‑ моему, вы бредите, – грубо сказал Раттенхубер. – И, кстати, куда вы дели Казбека?
– Вы что, ничего не поняли? – фон Белов удивленно посмотрела на телохранителя. – Пса забрала она, Геката, Повелительница трех миров.
– А вы, стало быть, Медея?
– Браво, Иоганн. Вы действительно хороший
|
|
|
