 |
Но когда на самом деле заканчивается интервью?
|
|
|
|
НО КОГДА НА САМОМ ДЕЛЕ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ИНТЕРВЬЮ?
Понятие конца интервью – это тоже интересная этическая головоломка. Я говорил об этом ранее, пришло время более подробного объяснения. Представьте: вы выключили диктофон, закрыли блокнот, поднялись, поблагодарили собеседника за уделенное вам время – и вдруг он или она сообщает вам еще что‑ нибудь полезное. Можно ли использовать эту информацию?
На этот счет существует несколько мнений. Одни говорят, что существует неписаное правило: интервью заканчивается тогда, когда интервьюер встает и больше не пользуется блокнотом и записывающим устройством. Ваш источник информации предполагает, что все, что он произносит после этого, говорится «не для записи» и, следовательно, это нельзя использовать[60]. Справедливо ли это правило? Некоторые репортеры с ним соглашаются. Интервью уже окончено, говорят они. Ожидается, что вы как бы распадаетесь на двух людей, рядом с одним из которых собеседник может полностью расслабиться и забыть о бдительности.
Вот как я сам смотрю на этот вопрос. Отложив в сторону инструменты журналиста, вы не прекращаете им быть. Если собеседник говорит вам что‑ то полезное и важное в дверях кабинета или по пути к лифту, то, по моему убеждению, это все еще входит в рамки интервью. Именно поэтому я фактически никогда не выпускаю блокнота из рук. Я пользуюсь такими небольшими блокнотиками, которые можно держать в одной руке, а второй делать заметки. Он лежит у меня в руке, когда я иду к машине, – как раз на случай, если возникнет такая ситуация. Стоит человеку от меня отойти, как я воссоздаю высказанные им или ею мысли и делаю пометку вверху страницы: «По дороге к лифту» или «Пока шли к машине». Вам я тоже советую так делать: сразу фиксируйте, когда, где и как что‑ то было сказано.
|
|
|
Как‑ то раз один политик много чего рассказал мне, провожая до двери своего кабинета, а потом даже позвонил, пока я шел к парковке, чтобы поделиться тем, что его беспокоит и расстраивает. Потом он очень удивлялся, когда увидел все это в моей статье. Думал, что мы просто болтали. Не‑ а. Он, политик, болтал со мной, репортером. Все это время.
Некоторым кажется, что неэтично использовать информацию, полученную после того, как официально оговоренное время интервью подошло к концу. Я не из числа этих людей. Если человек не хочет, чтобы что‑ то появилось в газете, не нужно было об этом говорить. Перефразируя знаменитый стишок Доктора Сьюза «Зеленая яичница с ветчиной»[61] (Green Eggs and Ham), ни в кабинете, ни на парковке, ни в туалете, ни в столовке. Пользуйтесь тем, что удалось раздобыть.
КАК ГАРАНТИРОВАТЬ ТОЧНОСТЬ
В главе 9 я подробнее рассмотрю вопрос конспектирования и записи интервью на диктофон. Сейчас же я хотел бы объяснить, что нужно делать со своими заметками и записями, когда вы сядете писать материал.
После того как интервью закончилось и вы подготовили черновик статьи, очерка, главы в книге или любого другого текста, в котором содержатся собранные вами сведения, вам необходимо принять решение по поводу использованных вами цитат. Если записать разговор на диктофон не получилось, у вас есть несколько вариантов на выбор: а) вы можете довериться своим конспектам и исходить из того, что вы правильно зафиксировали слова источника; б) можете позвонить ему, зачитать цитаты и просто уточнить, верны ли они; или в) отправить собеседнику цитаты, которые вы планируете приводить в своем тексте, и спросить, точно ли вы записали его слова.
На мой взгляд, звонить источнику и проверять точность цитат – очень благородная привычка. Я не всегда это делаю, но стараюсь поступать именно так в случае, когда работаю над глубокими и сложными историями. Это кажется мне частью процесса проведения интервью. Однако, как вы можете сами догадаться, это дело рискованное. Плюсом можно считать то, что, если вы что‑ то неправильно записали, источник предупредит вас об ошибке до публикации или трансляции. Вряд ли вашей целью является некорректная передача вырванных из первоначального контекста сведений. За годы работы журналистом я много раз звонил своим собеседникам и произносил один и тот же текст: «Я хотел бы зачитать вам некоторые цитаты из ваших ответов, чтобы удостовериться, что они не искажены. Я вовсе не призываю вас менять формулировки только ради благозвучия». Затем я зачитываю цитаты и спрашиваю: «Точно ли я передаю ваши слова? » Иногда ситуация бывает неловкой, потому что вашему собеседнику, например, не нравится то, что он сказал в интервью. Но чаще всего источники одобряют то, что вы зачитываете, и подтверждают, что вы все верно поняли. Минусом же является то, что иногда ваши источники могут вдруг сказать: «Нет, я совсем не это вам говорил» – и начнут отрицать свои слова. В этот момент вам необходимо решить, можете ли вы на сто процентов доверять своим записям (а человек просто пытается спасти свое лицо) или вы на самом деле что‑ то недопоняли.
|
|
|
Я уже рассказывал вам о случае с Тони Камполо. Я тогда взял длинное телефонное интервью с главой очень важной и авторитетной религиозной организации, в которой решили исключить Камполо из списка выступающих на крупном религиозном событии в Вашингтоне. Он рассказал мне, что вовсе не хотел отказываться от поддержки Камполо. Они были друзьями, и мой собеседник втайне разделял многие провокационные взгляды Камполо и его политические воззрения. Но на кону стояло все мероприятие. Оно вообще могло бы не состояться. Кроме того, львиная доля финансовой поддержки его собственной организации тоже оказывалась под вопросом, если бы он не примкнул к стану противников Камполо. Он ощущал себя в финансовой и этической ловушке, и разговор со мной полностью отразил его противоречивое положение.
|
|
|
Когда я написал черновой вариант материала и уже знал, какие из его цитат планирую включить, я позвонил ему с предложением зачитать его слова и проверить их точность. Казалось, он был очень благодарен мне за звонок, и тогда я начал читать. Сам материал я читать не стал. Не хотел, чтобы он решил, что обладает правом вето в отношении выводов, к которым я прихожу. Так что я зачитал только цитаты.
Все время, пока я говорил, в трубке слышались стоны. Сначала я подумал, что моего собеседника тошнит или у него выходит камень из почки или что‑ то в этом роде, но потом понял, что это были стоны раскаяния. Когда я читал слова критики в адрес одной религиозной организации, которые звучали так: «Они верят в пластмассового Иисуса, который выпрыгивает с витрины прямо вам в сердце», его стенания звучали так, будто у него был приступ пульпита.
– Я только хотел проверить точность своих цитат, – сказал я.
И, к чести его будь сказано, мой собеседник ничего не отрицал.
– Я все это говорил, и говорил вполне серьезно, – сказал он, все еще охая. Я воображал себе, как он во время разговора со мной стоит на крыше небоскреба, собираясь прыгать. – Но это дорого будет мне стоить. Мои прихожане ядом будут плеваться. И главы тех других миссионерских организаций тоже. Возможно, на кону стоит сама моя работа. – Долгая пауза.
Я не сомневался, что он смотрит на поток транспорта внизу, стоя на самой кромке крыши. Помните, я говорил, как ценю молчание? Вот и в тот раз я решил сохранять спокойствие.
Наконец он спросил:
– Чего вам будет стоить отказ от использования этих цитат?
Я понял, что мне доставляет удовольствие мысль о том, что религиозные лидеры открыты к сделкам.
– Единственный сценарий, при котором я могу представить, что не использую эти цитаты, – это если вы мне предложите что‑ нибудь получше, – сказал я.
Снова тишина. Постепенно подступает головокружение.
– Можно перезвонить вам через пару часов? Надо собраться с мыслями.
Я не обещал ему отказаться от уже имевшихся цитат. Я пообещал выслушать то, что он еще сможет рассказать.
|
|
|
Когда он перезвонил, я был рад, что не стал играть в крутого парня и не сказал: «Извини, чувак. Цитата есть цитата. Ты сам это сказал, и все эти слова скоро окажутся в моем материале». Он на самом деле рассказал мне кое‑ что получше: о том, под каким финансовым и политическим давлением находятся эти организации, чтобы удовлетворять потребности своих прихожан, вне зависимости от того, как хотят действовать сами организации. Новые цитаты были не такими провокационными, не такими сочными, но при этом отличались большей глубиной и сложностью. Вместо цитат, дававших «огонь ради огня», которые были у меня в активе изначально, я получил цитаты, в которых огонь был ради света. Замена того стоила. Материал стал более основательным, а я приобрел лояльный источник информации и друга на всю жизнь.
Помните, что я мог бы взять и изначальные цитаты. Мой собеседник подтвердил, что все это сказал. Но путем переговоров я получил кое‑ что получше.
Некоторые журналисты отправляют на проверку цитаты в текстовых сообщениях или электронных письмах. Вполне приемлемый способ, но я нередко видел, как его автоматически воспринимали как разрешение исправлять или даже вычеркивать часть цитат, чтобы «лучше звучало». Вам очень важно отчетливо проговорить, что от собеседника требуется только ответ «да» или «нет» на вопрос «Вы это говорили? ». Ваши источники могут почувствовать необходимость модифицировать цитату, но воспользоваться ли этими изменениями – это исключительно ваш выбор. Это ваша статья, а не их. По моим наблюдениям, когда кто‑ то возвращает цитаты в «причесанном» виде, из них пропадает все человеческое, и слова начинают звучать так, как будто вы разговаривали с роботом. Вам же наверняка хочется, чтобы какие‑ то события или явления комментировал человек. Я еще позднее вернусь к вопросу редактуры цитат. Но из‑ за всех этих спорных моментов я лично предпочитаю сверять точность цитат по телефону. Слишком уж просто «подлатать» собственные цитаты, когда они присланы по электронной почте. Даже если вы прямо говорите человеку, что отправляете цитаты только ради того, чтобы гарантировать их точность, собеседник часто относится к подобной ситуации как к возможности подшлифовать собственный образ. Это путает вам все карты.
Но бывает, что вы звоните человеку, чтобы проверить точность цитат, а он начинает опровергать все, что вы ему говорите. Тогда нужно вступать в переговоры, возможно, даже включать запись и прокручивать ее прямо в трубку телефона. Обычно я говорю так: «Здравствуйте, я Дин Нельсон из такой‑ то газеты (и называю издание, для которого пишу). Неделю назад я брал у вас интервью и теперь звоню, чтобы зачитать вам цитаты, которые планирую использовать в статье. Я хочу удостовериться, что цитирую вас корректно. Вы не могли бы уделить мне пару минут? Я зачитаю цитаты. Хочу проверить, верно ли я вас понял».
|
|
|
Люди пишущие всегда очень чувствительны (и это правильно) к ситуациям, когда их собеседники утверждают, что их неправильно процитировали. Поэтому хорошо бы записывать интервью на диктофон, а также научиться быстро конспектировать. Обе эти темы я подниму в следующей главе.
Бывает, что мы и правда неточно записываем цитату. Неправильно расслышали, неправильно записали, неправильно запомнили. По моим наблюдениям, журналисты и писатели очень редко делают это нарочно. Те, кто считает журналистов врагами народа, разумеется, с этим утверждением не согласны и твердо заявляют, что мы постоянно неправильно цитируем и подтасовываем факты. Известны случаи, когда работающие на крупные таблоиды журналисты признавались в подтасовках и искажениях информации, и это время от времени происходит с более серьезными СМИ (спасибо, Джейсон Блэр, Патрисия Смит, Стивен Гласс, Rolling Stone, Дженет Кук, Джек Келли и все остальные), но основная масса нас, журналистов, работает в этой области достаточно давно и относится к точности как к чему‑ то священному. Особенно к точности цитат.
Я сейчас выскажу непопулярное мнение, и многие со мной не согласятся. Ничего страшного. Хотя никакого научного исследования я не проводил и основывался на опыте коллег и своем собственном опыте нескольких десятилетий работы журналистом, я могу поручиться, что, когда человек заявляет, что его неправильно процитировали, на самом деле он говорит вот что: «Черт. И зачем только я это все наговорил? Как бы мне теперь избежать репутационных потерь? Конечно! Обвиню‑ ка я во всем репортера! Скажу, что он меня неправильно процитировал! »
Как я уже говорил, так бывает не всегда. Но существует ведь старинная традиция убивать гонца. Она восходит к античным легендам о том, что недовольный новостями об исходе битвы король убивал того, кто приносил эти вести. В нашем обществе гонцов убивают редко (хотя в последнее время это происходит все чаще и чаще); мы скорее пытаемся дискредитировать и/или засудить гонца (и уничтожить его карьеру или подорвать доверие публики к его словам). Когда человек видит свою цитату в статье, ему может показаться, что она отличается от того, что он говорил, он начинает сожалеть, что сказал те или иные вещи, и решает пойти в наступление. Переложить вину на чужие плечи.
Один человек из руководства университета как‑ то сказал кое‑ что очень неумное насчет этнокультурных различий студентов на кампусе, и один юный репортер из студенческой газеты воспользовался его словами. Тот мужчина пришел в бешенство, разразился тирадой о том, как неэтично «придумывать фальшивые цитаты», и запретил кому‑ либо другому из руководства разговаривать с тем репортером.
Тогда я спросил этого парня, как он мог быть уверен, что использовал точные цитаты и не напутал контекст, и он ответил, что записал интервью на диктофон. Парень дал мне прослушать интервью, и все сомнения отпали: слова действительно были сказаны. Комментарии того чиновника звучали не менее глупо, чем выглядели в статье[62]. Во время следующей встречи с этим человеком я упомянул случившееся. Сначала он сопротивлялся, но я повторил, что слышал запись. Чиновник замолчал, но запрет на общение с этим юным журналистом так и не снял. Разве не забавно? Вас ловят, а вы не можете выкрутиться. Подобно лисе в капкане, многие люди скорее станут грызть собственную ногу, чем признаются, что их просто поймали на слове.
Мой любимый пример на эту тему – как спортсмены Чарльз Баркли и Дэвид Уэллс оба заявили, что их неточно процитировали. Когда же им аккуратно указали на то, что журналисты взяли эти цитаты из автобиографий спортсменов (где, как вы понимаете, ребята сами написали то, что хотели сказать; именно на это намекает корень «авто» в слове «автобиография»), оба подошли к вопросу весьма оригинально и заявили, что они сами себя неверно процитировали. Идеально! Как можно поспорить с таким ловким поворотом сознания? И какого гонца тут прикажете убить?
При этом я считаю, что жалобы некоторых интервьюируемых на то, что журналисты вынули их слова из контекста, часто бывают законны. Много лет назад программу «60 минут» поймали на том, что они «приставили» ответ одного гостя к вопросу, который в корне отличался от заданного ему на самом деле вопроса. Вот это неправильно. Это фальсификация и обман. Никогда так не делайте.
|
|
|
