 |
Двое святых
|
|
|
|
Марья разбудила ночью няню дважды криками. Во второй раз няня глупо ударила ребенка, и та вскочила с кровати и полетела соколом по коридорам терема матери, ворвалась в комнату Ольги раньше, чем няня успела остановить ее. Она перебралась через спящих слуг и устроилась, дрожа, под боком матери.
Ольга не спала. Она услышала шаги дочери и ощутила дрожь ребенка, когда та придвинулась. Внимательная Варвара поймала взгляд Ольги в полутьме, без слов вышла, чтобы прогнать няню. Возмущенное дыхание няни удалилось по коридору. Ольга вздохнула и гладила волосы Марьи, пока та не успокоилась.
– Расскажи, Маша, – сказала она, когда веки ребенка стали тяжелыми.
– Мне снилась женщина, – тихо сказала Марья матери. – У нее серый конь. Она очень печальна. Она прибыла в Москву и не покидала ее. Она пыталась мне что–то передать, но я не слушала. Я боялась! – Марья снова плакала. – А потом я проснулась, и она была там. Теперь она призрак…
– Это сон, – прошептала Ольга. – Просто сон.
* * *
Они проснулись на рассвете от голосов во дворе.
В миг между сном и пробуждением Ольга пыталась насладиться своим сном: сосны на ветру, она бегает босиком по пыли, смеется с братьями. Но шум стал громче, и Марья проснулась. И Ольга из сна снова оказалась забытой.
Ольга отодвинула одеяла. Марья вскочила. Ольга была рада видеть румянец на лице дочери, ночные кошмары прогнал свет дня. Она узнала голос среди остальных, звучащих со двора.
– Саша! – прошептала Ольга, едва веря. – Просыпайтесь! – крикнула она женщинам. – Во дворе гость. Готовьте горячее вино и грейте воду.
Варвара прибыла в комнату со снегом в волосах. Она проснулась затемно и ходила искать хворост и воду.
|
|
|
– Вернулся ваш брат, – сказала она без церемоний. Ее лицо было бледным и сдержанным. Она вряд ли спала после того, как Марья разбудила их с кошмарами.
Ольга наоборот ощущала себя на десять лет младше.
– Я знала, что буря не убьет его, – сказала она, встав на ноги. – Он человек Бога.
Варвара не ответила, а пошла разводить огонь.
– Оставь, – сказала ей Ольга. – Проверь, что на кухне развели печи. Они должны готовить еду. Он будет голоден.
Служанки спешно одели Ольгу и ее детей, но она еще не была готова, даже не выпила вина, а Даниил и Марья не успели съесть кашу с медом, на ступеньках зазвучали шаги.
Марья вскочила на ноги. Ольга нахмурилась. Веселье девочки не вязалось с ее бледностью. Наверное, ночные кошмары не забылись.
– Дядя Саша вернулся! – кричала Марья. – Дядя Саша.
– Впустите его, – сказала Ольга. – Маша…
Темная фигура появилась в бреши двери, тень закрывала капюшон.
– Дядя Саша! – снова закричала Маша.
– Нет, Маша, нельзя так говорить со священником! – возмутилась ее няня, но Марья уже опрокинула три стула и кубок вина, пока бежала к дяде.
– Господь с тобой, Маша, – сказал теплый сухой голос. – Отходи, дитя, я весь в снегу, – он отряхнул плащ и капюшон, разбрасывая снег в стороны, начертил крест над головой Маши и обнял ее.
– Господь с тобой, брат, – сказала Ольга от печи. Ее голос был спокойным, но лицо лишили света зимы. Она добавила, не сдержавшись. – Негодник, я боялась за тебя.
– Господь с тобой, сестра, – ответил монах. – Не стоит бояться. Я иду туда, куда меня посылает Отец, – серьезно сказал он, но потом улыбнулся. – Рад тебя видеть, Оля.
Плащ из меха был застегнут поверх одеяния монаха, его капюшон теперь не скрывал черные волосы и черную бороду в сосульках. Его отец с трудом узнал бы его, гордый мальчик вырос, стал широкоплечим и спокойным, ходил тихо, как волк. Только его ясные глаза – глаза матери – не изменились за десять лет, когда он ушел из Лесной Земли.
|
|
|
Женщины Ольги поглядывали исподтишка. Только монахи, священники, муж, слуга или ребенок могли заходить в терема Москвы. Но монахи обычно были старыми, а не высокими, сероглазыми и пахнущими дальней дорогой.
Одна из служанок, любящая романтику, рассказывала соседке:
– Это брат Александр Пересвет, знаешь? Тот, кто…
Варвара стукнула девушку, и та замолкла. Ольга посмотрела на людей в комнате и сказала:
– Идем в часовню, Саша. Поблагодарим за твое возвращение.
– Минутку, Оля, – ответил Саша. Он сделал паузу. – Я привез путника из глуши. Он очень болен. Он лежит в вашей мастерской.
Ольга нахмурилась.
– Путник? Здесь? Ладно, посмотрим на него. Нет, Маша, доешь кашу, а потом уже бегай.
* * *
Мужчина лежал на шкуре у печи, снег на нем таял, растекаясь в стороны.
– Брат, кто он? – Ольга не могла опуститься на колени из–за ребенка, но постучала пальцем по зубам, глядя на жалкое зрелище.
– Священник, – Саша стряхнул воду с бороды. – Я не знаю его имени. Я встретил его блуждающим по дороге, голодного и больного, в двух днях от Москвы. Я развел костер, обогрел его немного и взял с собой. Пришлось выкапывать укрытие в снегу вчера, когда началась буря, и мы остались бы там сегодня, но ему стало хуже. Он мог умереть у меня на руках. И я решил рискнуть и убрать его от непогоды.
Саша склонился к бедняге и раскрыл его лицо. Глаза священника, глубокие и голубые, смотрели пусто на потолок. Его кости давили на кожу, щеки пылали.
– Ты можешь ему помочь, Оля? – спросил монах. – Он получит комнату и немного хлеба в монастыре.
– Он получит не только это, – Ольга повернулась, чтобы быстро отдать приказы. – Хотя его жизнь в руках Бога, и я не могу обещать, что спасу его. Он очень болен. Его отведут в купальню, – она посмотрела на брата. – Тебе не мешало сходить туда же.
– Я тоже выгляжу замерзшим? – спросил монах. Снег и лед растаяли на его лице, и стало видно, как сильно впали щеки и виски. Он стряхнул остатки снега с волос. – Рано, Оля, – он встал. – Мы помолимся, я поем чего–то горячего. Потом мне нужно пойти к великому князю. Он будет злиться, что я не пришел сразу к нему.
* * *
Путь между дворцом и церковью был крытым, чтобы Ольга и ее женщины ходили на службу с удобством. Сама церковь напоминала шкатулку. У каждой иконы была позолота. Свечи блестели на золоте и жемчугах. Ясный голос Саши заставлял огонь трепетать, пока он молился. Ольга опустилась перед Богоматерью и пролила немного слез радости, пока никто не видел.
|
|
|
А потом они вернулись к печи в ее комнате. Детей увели, и Варвара прогнала служанок. Принесли горячий суп. Саша съел его и попросил добавки.
– Какие новости? – осведомилась Ольга, пока он ел. – Что тебя задержало? И не говори мне о воле Бога, брат. Обычно ты всегда прибываешь вовремя.
Хоть было в комнате пусто, Ольга говорила тихо. Личные разговоры были почти невозможны в людном тереме.
– Я ездил в Сарай, – бодро сказал Саша. – Это не делается за день.
Ольга хмуро посмотрела на него.
Он вздохнул.
Она ждала.
– Зима пришла рано на юге, – сказал он, сдавшись. – Я потерял коня у Казани, неделю пришлось идти пешком. Когда я был в пяти днях от Москвы, я наткнулся на сгоревшую деревню.
Ольга перекрестилась.
– Случайно?
Он медленно покачал головой.
– Ее сожгли бандиты. Татары. Они забрали девочек для продажи рабами на юг, а остальных убили. Я днями хоронил мертвых.
Ольга снова медленно перекрестилась.
– Я уехал, когда уже ничего не мог сделать, – продолжил Саша. – Но я нашел еще одну такую деревню. И еще, – морщины на его щеках и челюсти стали сильнее выражены, пока он говорил.
– Бог их примет, – прошептала Ольга.
– Бандиты организованы, – продолжил Саша. – У них есть крепость, иначе они не могли бы нападать в январе. У них хорошие лошади, они быстро нападают и уезжают, – Саша сжал миску, расплескивая суп. – Я искал. Но я не нашел их следов, кроме сожженных деревень и рассказов крестьян, и каждая история хуже другой.
Ольга молчала. Во времена их деда Орда была во власти одного Хана. И татары не трогали Москву, она всегда была подданной. Но теперь Москва не была такой послушной, такой верной, и, что важнее, Орда не была единой. Ханы сменялись, требуя своего на престоле. Генералы сражались между собой. В такие времена появлялись люди без хозяев, и все в досягаемости Орды страдали.
– Идем, сестра, – добавил Саша, не поняв ее взгляд. – Не бойся. Москва прочная, такой орех бандитам не расколоть. Отец в Лесной Земле далеко. Но этих бандитов нужно изгнать. Я вернусь, как только смогу.
Ольга замерла, взяла себя в руки и спросила:
– Опять туда? Когда?
– Как только соберу людей, – он увидел ее лицо и вздохнул. – Прости. Я останусь в другой раз. Но я видел слишком много горя за последние недели.
Странный и добрый человек со стальной душой.
Ольга посмотрела ему в глаза.
– Конечно, ты должен идти, брат, – сухо сказала она. Острый слух уловил бы горечь в ее голосе. – Иди, куда тебя посылает Господь.
|
|
|
